[Винкельрид]

Когда-то выкладывал в соответствующей теме главы произведения под рабочим названием "Богатырями не рождаются" (первоначальное было "Горыныч"). Оно пишется дальше, вот и надумал помаленьку пихать под прицелы форумчан главы из серединки. Понимаю, что читать, не зная предыстории, не очень хочется, но войдите в положение: выкладывать сначала то, что старожилы форума уже читали - тоже не выход.
Короче, если не затруднит, прочитайте. И укажите, что не так. Принимаю к сведению всё, включая пунктуацию, стилистику, претензии к сюжету (хотя бы к тому, что проглядывается в отрывке) к логике повествования и т.д., ну и, конечно, всегда рад почитать любую вкусовщину - не шутка, кстати)))
Дабы не отнимать у читателей время, заранее предупреждаю, что произведение пишется в стиле "псевдославянского" фэнтези.

Скрытый текст - Глава 11:

Рассвет ещё пытался припугнуть холодным туманом, но, согретые костром и горячей похлёбкой, Милена и Корс были довольны и неустрашимы. Горчак, – а он сторожил почти всю ночь, – наоборот, хмурился, елозил точильным камнем по клинку. Он даже не притронулся к еде.
- Остаётесь здесь!
Милена и Корс на полуслове прервали весёлую болтовню.
- Домовничайте, отдыхайте, только по сторонам посматривайте и ушами не хлопайте. Банды уже нет, но вдруг кому из разбойников захочется проститься с родным рвом... Не шумите сильно, оружие держите под рукой. Ждите меня. Если я не вернусь к вечеру, уходите. Отсюда до тракта – вёрст пять-шесть, там ямщик ждёт с телегой. В Посад вам лучше не ехать, спрыгните возле Бора и, через Рямы, в Затон.
Горчак положил наточенный меч на свою лежанку, скинул сапоги и взвалил на плечо мешок.
- Босиком пойдёшь? Без меча?! – ахнул Корс.
- Кто с мечом к колдуну придёт – не успеет понять, отчего погибнет. Ты решил, я драться с ним буду?
- А разве нет?
- Тот дурак, кто сам себе враг. Я в банду его вступить хочу, ему на новом месте удальцы понадобятся!
Корс раскрыл рот, Милена посмотрела на него с досадой и обратилась к Горчаку:
- Давай мы тоже пойдём. На глаза Ахтыгаду лезть не будем, в кустах схоронимся...
- Ты, никак, из лука собралась колдуна стрелять? Это тебе не волот в пяти шагах. Не лезь в герои, без тебя уж там от дураков тесно.
Девушка отвернулась. Горчаку устыдиться бы да повиниться, но, выговорившись ночью, он опять стал прежним: спросил, как добраться до сухого дуба, где они встретили Ахтыгада, и больше не вымолвил ни слова. Уходил – не оглянулся, быстро зашагал по грязи с нелепым мешком на спине.
Серый туман переливался вокруг, как волшебный дым в хрустальном шаре чаровника, – будущее, конечно, в нём не прочитаешь, но бывшему наёмнику оно и не требовалось. Горчак и без того знал что будет. Ахтыгад – могучий и осторожный, но, кроме того, он – такой же спесивый болван, как и все известные колдуны, и правы те, кто считает, что мужикам не след заниматься чародейством. Тогда, в кабаке, стоило ему моргнуть разок, и ныне покойный Кошлатый турнул бы Горчака от их стола, но Ахтыгад предпочёл разыграть целое шутовское представление. Вчера он запросто мог прикончить Молнезара и догнать беглецов – погнушался, даже про свою хвалёную осторожность забыл, снова захотел побаловаться.
Горчак увидел дуб и окровавленный конский труп, к которому ночью успели наведаться волки. Содержимое разодранных в клочья сумок звери разметали по поляне. Наёмник побродил вокруг, поднял маленький кожаный мешочек, чудом оставшийся целым, – кошель Корса – и сунул его за пазуху.
Дальше плутать не пришлось. От поляны вглубь леска уходила тропинка шириной в аршин. Топтали её не часто; ветви нависали так низко, что приходилось нагибаться. Мокрая листва роняла капли, целясь за шиворот.
Вскоре Горчак уже перестал сомневаться, что эта тропа приведёт его к Ахтыгаду – лес менялся быстро и нелепо. Когда дорожка начала спускаться в овраг, пропали берёзки и дубки, зато появились тяжёлые разлапистые ели, жалкие осенние цветочки совсем затерялись в крапиве и лопухах, живописные мухоморы и немыслимо большие поганки покачивались на мясистых ножках. Тёмные стволы скрипели, в кронах ухали филины, в шипастом кустарнике кто-то шуркал и топотал, приглушённо выли волки, сверкали жёлтые и зелёные глазища, толстенные корни настырно лезли на тропу, уже нетвёрдую, словно затянутую серым мхом.
Горчак представил, сколько времени и сил растратил Ахтыгад, оборачивая рощицу в мрачное болото, и как нелегко ему теперь следить, чтобы не разлетелись филины, не разбежались волки и обладатели страшных глаз, не перевелись мухоморы и поганки, не перестал скрипеть усталый бор, не прижились случайно мирные деревья и цветы; представил и понял, с каким нетерпением колдун ждёт каждого заблудившегося путника или опрометчивого героя.
Тропа привела на унылую поляну. Громадные ели качались в такт, и ветер тут был ни при чём. Замшелый кособокий терем в упор смотрел на незваного гостя затянутыми поволокой окнами. Ни крыльца, ни двери...
Горчак сбросил с плеча мешок, заглянул в окно, но ничего не смог разглядеть за пузырём; обошёл дом вокруг и, разумеется, двери не нашёл. Деревья продолжали раскачиваться, к скрипу и шуму ветвей добавился ехидный смех. Ахтыгад услаждался замешательством гостя.
- Эй, Хозяин! Я к тебе по делу!
Ответа не было. Из-под застрехи выскочила стайка летучих мышей, труба извергла густой столб дыма.
- Дитя малое... – пробормотал Горчак, запустил руку в мешок и выудил лохматую голову: жёлтые зубы скалятся, глаза выпучены, борода, когда-то богатая, окладистая и лоснящаяся, сбилась в кровавый колтун.
В один миг стало тихо. Дом, тревожно заскрипев, повернулся, и к Горчаку обратился фасад, с дверью и крыльцом. На пороге стоял хозяин в белом полушубке.
Удерживая голову перед собой, словно щит, Горчак заговорил. Он отлично понимал, что колдуны – существа подозрительные и вспыльчивые, их не следует выводить из себя долгими вступлениями, потому и начал с конца.
- Беда, батюшка! Уходить тебе надо!
Ахтыгад, конечно, не побежал мешки собирать, вопля Горчака хватило лишь на то, чтобы заставить его быстро оглянуться по сторонам.
- Кто таков? – спросил он затем, не спеша разглаживая острую рыжеватую бородку. Картавый чужеземный говор, запомнившийся наёмнику по кабаку, улетучился.
- Каторжник я. Меня воеводы для приманки послали, на телеге. Чтоб разбойнички клюнули, значит. И они клюнули, соколики! Тут-то их и подсекли.
- О чём это ты глаголешь, рыбарь безвестный?
Ахтыгад сошёл с крыльца – толстенький и большеголовый, как белый гриб, – и прищурился на гостя.
- Чудится мне, где-то я тебя видел...
Горчак изобразил нетерпение и суету, тряхнул башкой Кошлатого.
- Как же не видеть! Я тоже тебя частенько видел в Посаде, всё хотел подойти, напроситься в банду, да робел...
- А тут, значит, смелости набрался? Голову зачем притащил?
- Как зачем? Соратник ведь твой...
Колдун подошёл ближе. Из кустов, видно зазевавшись, вывалилось маленькое существо. Оно тут же опрометью бросилось обратно, но Горчак успел рассмотреть огромные жёлтые буркалы на потешной пушистой мордашке.
- Знаешь, человечек, нравишься ты мне! – объявил колдун, мгновенно перейдя на фольверкский акцент. – Набрался, стало быть, смелости и притащился, один-одинёшенек, в мою чащу! Головешку эту дурацкую прихватил! Хихикаешь, небось, про себя над глупым волшебником? Думаешь, поди: обведу его сейчас вокруг пальца, верёвку на шею наброшу и притащу в Посад, под ноги князю шваркну, да следом, – шапкой оземь! – принимай, мол, князь разбойничка! Да не забудь, кто службу тебе сослужил!
Горчак насторожился, но виду не подал. Годы наёмной службы научили его не только размахивать мечом, но и ловко играть дурака. Вот и сейчас, дослушав речь колдуна с глупо-сосредоточенным лицом, он взмахнул отрубленной головой и продолжил с того мечта, где остановился:
- Ага... Я говорю: соратник твой! Не след ему валяться, как зверю, в поле! Я хотел целиком его притащить, да боялся, что не дойду. Не думай, не я ему головушку отчикал, я ж не злодей какой, это всё княжеские дружинники – очень злые они ехали, всё друг дружку подначивали, хвалились, кто больше голов ссечёт! Таких негодяев князь набрал...
- Не гневи меня, человечек! – прикрикнул Ахтыгад. – Не порть мне забаву! Да убери ты эту голову!
Наёмник угодливо улыбнулся.
- Так это... В шайку бы мне твою вступить! Я смышлёный!
Колдун притопнул сапожком, сжал беленькие пухлые кулачки и завопил визгливо:
- Прекратить! Хватит мне тут дурака валять! Дружок твой выложил мне всё! Про замысел ваш, про былины, и про деньгу, против меня заговорённую! Хотел я по-хорошему, так нет: разозлил ты меня! Ну-ка, давай сюда монету, не то я твой котелок сейчас оторву!
Горчак не сдержал улыбки. Молнезар, израдник и трус, но не глупец.
- Усмехаешься?! – заорал колдун.
Наёмник спохватился, упал на колени и запричитал:
- Батюшка, не губи! Всё расскажу, всё отдам! Приневолили меня, окаянные! Вот она, монета проклятая. Забирай, благодетель!
Горчак вытащил из-за пазухи кошель Корса и протянул Ахтыгаду. Колдун шарахнулся от денег, как от ядовитого гада.
- Ты что суёшь? Извести меня хочешь? Доставай ту, что заколдована!
Наёмник посмотрел на мешочек.
- Так это... Я не знаю, которая... Я, батюшка, сунул её в кошель по дурости...
Ахтыгад сразу смягчился, захохотал добродушно.
- Как же вы зачаровать меня думали? Как на свадьбе, горстями сыпать, что ли?
- Не хотел я! Видит Бог, приневолили! Им-то самим не хотелось лезть в пекло, супротив тебя идти. Вот и подослали меня: дескать, каторжника не жалко. Больно, говорили, могуч Ахты... э-э... Нахтигалл! Даже колдовка посадская, Марина, и та побоялась! Не справлюсь, говорит, я с ним. Сильнее него нету волшебника во всём княжестве.
- Марина так сказала? – переспросил колдун. Губы его, сами собой, заулыбались, лик зарумянился, даже борода, только что торчавшая, как сосулька, благодушно обвисла.
- Слово в слово! И ещё говорит: ох не играй, князь, с огнём! Эта монетка раздразнит только колдуна могучего, как бы не пришлось нам потом слёзы лить...
Ахтыгад хмыкнул. Лес мирно зашумел, лапник как будто стал зеленее, защебетали даже невесть откуда взявшиеся птицы.
- Вот что... Ты, я смотрю, человечек ничтожный и бестолковый, но простой. Мне такие нравятся. Пойдём в избу. Буду думать, какой ответ князю отослать. А кошель свой швырни подальше, будет лешему жалование!
Горчак размахнулся на совесть, метнул мешочек с деньгами в кусты, всполошив подглядывающих глазастых зверьков.
Дом колдуна изнутри оказался гораздо больше, чем снаружи. Награбленное добро неряшливыми грудами валялось по углам. Стены украшали пучки трав, занятно выкроенные шкурки, перья, тонкие сухие прутики, талисманы и амулеты в мешочках, злые маски и ещё уйма прочей колдовской утвари. Закованный в цепи Молнезар сидел прямо в куче золотых монет. При виде Горчака он раскрыл рот.
- Вот так-то! – опережая его, заговорил наёмник. – Давно ты меня в цепях вёз? А теперь, вишь, как всё обернулось!
- Ты не очень-то! – добродушно проворчал Ахтыгад. – Ему и так досталось, не позавидуешь! Это ж надо: хотел меня мечом порубить, богатырь!
Горчак уселся на лавку, поворошил босой ногой монеты на полу и покосился на Молнезара.
- Ты что это на него зыркаешь? – спросил Ахтыгад.
- Да тут, батюшка, дело такое... Я – человек бедный, в жизни ничего хорошего не видел, пятками голыми грязь топчу... Страсть как мне сапоги его нравятся.
Ахтыгад взгромоздился в высокое кресло и сидел чинно, как князь на престоле.
- Дурачок красненькому рад? Эй, богатырь, поделишься с моим новым помощником?
Наёмник испугался, что Молнезар слишком охотно отдаст сапоги, но тот, видно, смекнул, что к чему, а может и впрямь подумал, что Горчак спелся с колдуном, потому резво поджал ноги и насупился.
- Не хочет! – веселился Ахтыгад. – Жадный какой! Может, тебе заплатить? Дай-ка ему, человечек, за сапоги хорошую, крепкую зуботычину!
- Пусть берёт, - процедил Молнезар, с ненавистью разглядывая Горчака.
Наёмник, как хороший пёс, взглянул на хозяина, а, получив дозволение, в один момент стянул сапоги и, счастливый, повернулся к Ахтыгаду.
- Эх, батюшка, век не забуду твоей доброты! Посмотри на них! Пряжки золотые, каблук с подковкой, носок остёр!
Он приближался к колдуну, расхваливая обновку, и чувствовал, как метается в правом сапоге монетка. Ахтыгад величаво ухмылялся, и улыбка не сошла с его лица даже когда денежка, выскочив из сапога, как заряд из порока, стукнула его в лоб и прилипла. Он попытался ухватить монету, но та словно срослась с кожей. Только тогда колдун вскочил, в мгновение ока побагровел и завопил так, что затряслась изба:
- Измена!
Он взмахнул руками, хватая что-то невидимое, со свистом втянул воздух и дунул на Горчака. Наёмника шатнуло, однако устоял на ногах он без труда. Колдуна же скрючило и отбросило, глаза его налились кровью, губы посинели, ему как будто стало не хватать воздуха. Монета, висевшая на лбу, как украшение регистанских красавиц, засветилась жёлтым.
- Измена... – прохрипел колдун ещё раз, вцепившись в подлокотники трона.
Горчак бил от души. Ахтыгад шлёпнулся на трон и, вместе с ним, завалился в угол, на золотые монеты, серебряную посуду, браслеты с каменьями, жемчужные ожерелья, драгоценные ковры и гобелены, раскинул руки и затих.
- Сам дурак! – буркнул наёмник.