1
В ту дивную ночь, когда над морем кружили чайки, старый пес мясника Паджа завыл на луну. Серебряный диск нависал над морем, словно собирая вокруг себя птиц, которые неистово парили и кричали о чем-то особенно тревожном.
— Пошла прочь, псина! — кричал Падж, запустив в плешивое животное пустой котелок. — Убирайся отсюда! Дай мне выспаться!
Увернувшись от пролетевшей рядом с головой посуды, пес грустными глазами посмотрел на хозяина и побрел подальше от деревянного дома. Мостовую освещала только луна, и пес поглядывал то на нее, то оборачивался на дом мясника. Его нутро велело завыть, влиться в безумие чаек, поддерживаемых завываниями из дальних кварталов, но страх перед хозяином, которого нельзя было выводить из себя, убедил пса идти подальше от берега.
Нюх привел пса к пекарне, где добрый человек частенько, заметив скитающегося по улицам кабеля, кидал ему черствый хлеб и оставшиеся с прошлого дня рисовые лепешки. Между ними существовал негласный договор, в котором обязанности пса заключались в том, чтобы приходить сюда всякий раз, когда хозяин выгонит из дома. Пекарня закрыта на ночь, железные ставни и увесистый замок на дверях казались чем-то инородным, появившимся только в эту, особенную ночь. Никогда раньше старый пес не выл на луну и Падж позволял ему дожидаться утра под окнами. Пес встал на задние лапы, прислонился передними к двери и обнюхал черную железную полоску. Он почувствовал себя преданным.
Дверь в каменном доме напротив отворилась, и ласковый голос, звучавший мелодией, поманил пса.
2
На следующий день в город пришли крысы. Ночью их стаи, растянувшиеся от горизонта к горизонту, перебегали между прибрежными скалами. Зверьки останавливались и принюхивались в поисках съестной добычи, а не найдя нужных ароматов, двигались дальше. Путь был не раз проложен их предками, и не раз крысиные полчища наполняли прибрежные города. В те дни не было покоя на побережье — крысы нападали на все, с чем могли справиться.
Улицы опустели. Жители плотно запирали двери, искали лазейки, где грызуны могли пролезть в их дом. Щели плотно забивали тряпками, старались не пользоваться водостоком. Люди, наученный горьким опытом прежних нашествий знали, что крысы не задержаться надолго. Они съедят то, что впопыхах оставили торопливые хозяева, уничтожат скот и домашнюю птицу, обрыщут дома, оставленные не запертыми. Во время каждого из нашествия умирало тридцать-сорок человек. Так отдавалась дань ордам грызунов, господствовавших на острове.
Мясник Падж помнил только одно нашествие в собственной жизни. Тогда отец ушел на ферму, а мать причитала и плакала. Она попросила шестилетнего Паджа помочь передвинуть комод к входной двери.
— А как же папа? — спросил мальчик.
Мать тихо заплакала.
Он никогда не забудет те дни, когда в доме было темно круглые сутки. Они сидели в погребе, где отец хранил мясные туши. Их запах привлекал голодных грызунов и Падж слышал, как те скребли когтями и пищали. Мальчик думал, что крысы поджидают его повсюду: за крышкой погреба, за каменной стеной подвала, за отцовскими ящиками. Порой он лежал и боялся подняться, потому что вокруг могли быть крысы. Он не боялся смерти – он боялся крыс.
Когда они бледные и отощавшие вышли в дом, оказалось, что крысы даже не пролезли внутрь. Снаружи остались следы тысяч когтей, но они так и не успели прогрызть дыру ни в двери, ни в стенах. Мать долго прислушивалась к звукам с улицы и когда она убедилась, что звучат человеческие голоса, вышла из укрытия.
Люди ходили от дома к дому, стучали, звали соседей. В тот день на улицах было много тел. Для прибрежного городка это была настоящая трагедия, стоял плач. Крысы отправились искать пропитание дальше вдоль берега. Когда Падж после нашествия впервые вышел на улицу, ему везде казались крысы. Они все еще скреблись в его голове, пищали и требовали отдать все, что у него было. Завернув за угол, мальчик увидел в луже двух крыс, вгрызавшихся в кошачьи останки. Падж закричал и бросился в дом и не покинул его до тех пор, пока не узнал, что тело отца нашли на ферме. Он так и не узнал, что сделали с телом после, и было ли оно похоже на кошку в луже с клочьями шерсти и торчащими костями.
С тех пор Падж до смерти боялся крыс и не мог вспоминать о грызунах без дрожи. Он знал, что они способны сделать с кошкой, а потому завел дворнягу, которую обучил давить крыс. У пса никогда не было имени, а Падж привык обращаться с ним, как с вещью, кормил за то, что никогда больше не встречался с крысами.
И вот, когда в очередное утро крысы вернулись, Падж боялся пошевелиться, проклиная пса и моля богов, чтобы он вернулся.
3
Старая женщина доела похлебку, долила остатки из котла и поставила на пол. Старый лохматый пес, наблюдавший за ней все утро, понюхал остывшее варево. В чашке плавали обглоданные куриные кости и немного бобов. Доев, пес улегся у ног хозяйки.
Слепая женщина часами не вставала с места, она не следила за одеждой, ее мертвые волосы спутались в клочья, а морщинистое лицо не выражало ни каких эмоций. Она не заперла дверь с прошлой ночи, но крысы не торопились заходить в ее жилище. Порой маленькие головки просовывались внутрь, но завидев пса скрывались на улице. Этим днем они заполнили мостовую, их маленькие когти стучали по камню, превращаясь в бешенный опустошительный марш. Где-то кричали люди, выли собаки, но пустой дом старой женщины остался за пределами этого безумия. Пес не знал, боятся ли крысы его, потому что много лет он убивал их сородичей, или же аура женщины защищает его от напасти, но он не собирался покидать ее.
Из мебели в доме был только развалившийся посудный шкаф, стол и три стула. Небольшой вещевой мешок висел у двери, над деревянной клюкой.