[Винкельрид]

Маленький отрывок большого произведения, которое ещё в работе (да, я всё ещё над ним работаю))). Жду отзывов. Повторяю: кусок из середины.
Предыстория: новоиспечённые герои возвращаются из квеста с захваченным колдуном.


Борис кружился вокруг телеги, как медведь возле борти. Он смотрел во все глаза на хмурого Ахтыгада с синяком на пол-лица, запеленатого в яркий фольверкский гобелен; на отрубленную башку разбойника; на гордо восседающего на передке телеги Молнезара – и изнемогал от любопытства.
Издеваясь над ним, Молнезар отвечал велеречиво и туманно.
- А с разбойниками разделались? – допытывался писарь.
- С разбойниками-то? Оказалось, не такие уж они ловкие и удачливые, эти разбойники, – отвечал герой, после чего замолкал.
- А колдун этот... чего у него на лбу монета?
- Знамо дело! Держит его монета лучше стальных оков, не даёт волшбу творить!
- А логово его, каково оно?
- Жуткое место! Земля нежити и вечного мрака!
Иногда Борис отвлекался, выхватывал из седельной сумки бумагу и перо с чернильницей, принимался писать. Строчил долго и увлечённо, после чего снова начинались расспросы.
Наёмник помалкивал всю дорогу – рана на щеке горела огнём, словно в неё кто-то тыкал факелом. Корс и Милена, слушая складные речи Молнезара, прятали глаза. Горчак велел им не встревать, да у них и не было на то большой охоты. Ямщик – он уже отошёл от пережитого – опять шутил сам с собой и хохотал, время от времени прикладываясь к бутылке. Борис, видно, решил, что всё прошло гладко, он не поинтересовался, почему у Горчака рассечена щека и куда делись Кучерявые.
- А я тоже зря времени не терял! – похвалился писарь. – Накопал кой-чего, так что новый подвиг зовёт! Не сегодня-завтра отправишься.
Корс не сразу сообразил, что Борис обращается к нему. Когда догадался – всполошился:
- Как это? Почему? А Дубыня?
- Дубыня... – нехотя проговорил писарь. – С ним неприятность стряслась, не может он сейчас ехать.
Теперь встрепенулся Горчак.
- Неприятность? Какая ещё неприятность?
- Это случилось в день вашего отъезда, – Борис рассказывал, всеми силами стараясь не встретиться взглядами с Горчаком. – Дубыня понёс колдунье Марине плату за ворожбу – ну ты же сам ему сказал! – и вернулся под вечер, хмельной и грязный. Начал плести чепуху всякую: про шеи лебединые, глаза бездонные, зубы жемчужные – короче, совсем умом тронулся парень. Я отправил его отсыпаться, приставил даже, на всякий случай, стражу! Ночью – шум-гам! Дубыня стражников поколотил, вырвался и удрал. Утром Марина привела его. На поводке. Оказалось, богатырь ваш примчался к её дому, бился в ворота, горланил на всю улицу, соседей отлупил, когда те его утихомирить хотели... В конце концов, перелез через забор и чуть не вынес дверь. Тут Марина не стерпела.
Борис замолчал. Все, ошарашенные рассказом, тоже долго помалкивали, потом Горчак спросил:
- И что?
- В быка она превратила Дубыню.
Ямщик хохотнул, но, даром что пьяный, быстро скумекал, что всем не до смеха, потому загудел неразборчиво про распустившихся колдунов. Ахтыгад осклабился, правда засмеяться тоже не решился, памятуя о тяжёлой Горчаковой руке.
- Ты с ней говорил?
Борис посмотрел на наёмника с превеликим удивлением.
- Я? Чтоб она и меня на лужайку пастись спровадила? Нет, Горчак, я человек солидный, на княжеской службе состою. А если люди увидят меня с рогами да с кольцом в носу? Она злая ходит, как вурдалак в зимнюю стужу, чуть ли искры из глаз не сыплются! Сам иди, коли охота. А у меня – песня. Вот послушай лучше, как звучит: «Тьма сгущается жадным облаком, ворон каркает, филин ухает: Сложишь, молодец, буйну голову!..»
Он пел до самого Посада. Молнезар слушал, иногда ревниво поправлял, но, большей частью, остался доволен. Борис немало приукрасил, для пущего эффекта. Колдун в песне был ростом с высокую ель, и бились они от зари до зари, без роздыха. Кроме того, писарь добавил в песню несчастных невольников, освобождённых героем, и распрекрасную, хотя и безымянную, заморскую княжну. Дубина богатыря оказалась весом в шесть пудов, конь Молнезара, подскакивая, цеплялся за облака, а когда коварный колдун вышиб из руки героя булаву, тот запросто вырвал с корнями дуб и сразил мерзавца.
- Осталось переписать начисто да раздать скоморохам – пусть учат! Эх, славно мы всё устроили! Вот ведь князь будет доволен!
На двух баб, мнущихся возле въезда в город, никто не обратил внимания, пока они не позвали несмело:
- Мил человек!
Писарь придержал коня.
- Чего вам?
- Никак, богатырь ворочается?
Молнезар зарделся. Писарь выпятил грудь и произнёс нараспев:
- Точно, богатырь из великого похода вернулся! Молнезар Моремец, сын Бойдана-кузнеца, везёт князю поверженного колдуна!
Баба оглядела всех по очереди и спросила тревожно:
- А вот уезжали с богатырём сыночки наши, Корепан и Дудика...
Борис не сразу понял, о ком речь, а, когда понял, повернулся, растерянный, к Горчаку.
- Погибли, – с трудом выговорил наёмник.
- Сыночки наши... – повторила баба, а потом рухнула на землю и завыла.
Вторая, с побелевшим лицом, застыла, уставившись туда, где дорога терялась между холмами, по ещё щекам побежали слёзы. В телеге заплакала, уткнувшись в ладони, крепившаяся весь обратный путь Милена.
- Поехали, - тихо сказал Горчак.