|
Глава 11.
Помедлив чуть-чуть, снова потратив какое-то время на то, чтобы оглядеть фасад, уж и сам не понимая зачем, он все же сделал шаг по ступеньке. Вообще все заходили сбоку, там просто нужно было ступить на крыльцо с земли. Это было менее полуметра. Зимин вспомнил про это какой-то чисто механической памятью, уже когда поднимался. Потом была площадка крыльца и еще лестница, потом железная дверь, помещение с не работавшими сейчас обогревательными воздуховодами и еще дверь, на этот раз распахнутая деревянная.
Миновав тамбур деревянной двери, и оказавшись в вестибюле, он почувствовал, что его аж заколбасило. По все видимости, этот зал с настенной росписью в виде летнего пейзажа, деревянной решеткой и запахом хлорки уж как-то сильно встряхнул память. Эту, химерную, а не из будущего.
Ощущение встряски схлынуло так же внезапно, как и появилось, и теперь он стоял посреди какого-то вестибюля, вроде виданного каждый день в детстве ну и в подростковом возрасте. Роспись и вправду продержалась тогда довольно долго - с первого класса и до того летнего дня, когда он пришел забрать свои документы.
Зимин огляделся. Единственным человеком, присутствовавшим на тот момент в вестибюле, была тетка-вахтерша, чьей обязанностью помимо всего прочего было жать на выключатель и подавать звонки. Для теперешнего Зимина вахтерша была бабулькой.
Зимин направился прямиком в коридор первого этажа, для чего нужно было пройти мимо открытого дверного проема каптерки, где тетка-бабулька смотрела маленький черно-белый телевизор. Подходя к проему и встретившись взглядом с вахтершей, он поздоровался на ходу и не сбавляя шаг продолжил двигать прочь из холла.
- Опоздал маленько, - продолжил он видя, что вахтерша провожала его взглядом.
- А ты со скольки? - поинтересовалась она.
- С восьми, со скольки же еще?
- Ничего себе маленько!
- Да я болел. Не выздоровел еще полностью, вот пришел реферат принести, - с ходу начал придумывать Зимин.
- А к первоклашкам-то зачем пошел? - не унималась тетка.
- Да я хотел там подождать... На окне, - ответил Зимин, вспомнивший, что кабинеты для старших классов да и вообще все серьезные кабинеты, специализированные каждый под свой предмет, располагались в основном на верхних этажах.
- Вообще правильно, - будто бы задумавшись произнес Зимин, сбавивший шаг и уже почти остановившийся, - Лучше я правда пойду наверх и постучусь в класс, только посмотрю где.
В голове само собой сложилось, что несуществующий реферат он якобы должен отдать соответствующей училке, скорее всего историчке, Сочинение по литературе тоже подошло бы, но реферат так реферат. А где она, училка, сейчас можно узнать из расписания. А расписание ему как раз и надо посмотреть. А его класс называется - он это и так помнил, не совсем все плохо, его класс с буквой «В». 10-й «В».
Он направился к доскам, висевшим на решетке, отгораживавшей давно не работавшую раздевалку от вестибюля. Раздевалка не работала уже который год и причина была очевидной. Очевидной для человека из девяностых - одежду могли украсть. Украсть ее могли в том числе, да и в основном, залетные - шпана, просто заглянувшая именно с этой целью. Так это и было. Никаких камер не было. Пропускного пункта с рамкой, как потом было везде, сейчас не было и в помине даже в каких-нибудь московских лицеях. Хотя там мог быть охранник... В общем, свобода действий для пакостного мелкого криминала. Заходили, надо думать, как к себе домой - бабка-вахтерша так же вот смотрела свой телевизор, и пройти без лишнего шума никакого труда не составляло. Не телевизор, так газета.
Когда-то давно Зимин тоже проникал туда, в раздевалку «по стелсу», в чем сильно прокачался, но его цели были безобидны - нужно было тихо и изящно забрать свою куртку и тут же дернуть на улицу. Так он сбегал с уроков. Это было совсем уж давно - класс пятый или шестой. Тогда это не называлось курткой - это было, смешно сказать, пальто. Он и это сейчас вспомнил во всех подробностях тех адреналиновых ощущений.
Выругавшись про себя на все эти игры памяти, он поставил сумку на пол по полез за первой попавшейся тетрадью. Ручка по более ложившейся на душу студенческой привычке была в кармане.
Расписание было написано от руки тем так не полюбившимся Зимину стилем, как в детских прописях. Скривившись, он начал переписывать.
Переписав первые два дня, он привычно выругался, потому что ручка выскользнула и упала на пол.
- Это еще что? - послышалось со стороны вахтерши.
- Извините, ручка упала, - ответил Зимин.
- А расписание-то тебе зачем?
- Да училку ту отыскать, которой, блин, сочинение свое отдать, - хотел было ответить он но что-то внутри вовремя заткнуло его. Вместо «блин» он, разумеется, сказал бы как надо.
- Ищу, когда будет Анна Петровна, - вместо своего первоначального ответа выдал он, довольный тем, как быстро нашелся.
- Мне это на будущее надо, а то я сейчас в больницу, - продолжил сочинять он.
Тут химерная составляющая порадовала - в том будущем ему не кому было так вот врать, так вот изощряться. Зато в молодости и уж тем более в школьные годы такого было хоть отбавляй. Как и у всех. Своего рода это была гимнастика для ума и он, застоявшийся по этой части ум, снова приходил в форму.
- Да что же у тебя такое-то? - Участливо поинтересовалась тетка.
- Желчный пузырь. Цистит, - ответил Зимин, - Холецистит, - тут же поправился он.
В ответ тетка охнула.
- Это когда у желчного пузыря стенки толще, чем надо, - начал демонстрировать познания он, - Хорошо, что камней нет. Ем любую еду, а она горькой кажется. Вначале я подумал, что масло испортилось, а оказалось это, - продолжил он, вспоминая дела далекого десятилетия, когда ему еще не было и сорока.
В то время он увлекся бутербродами, которые покупал в киоске на обеденном перерыве. Вдобавок к этому запивал ароматизированным чаем - такой покупали для посиделок-перерывов в офисе. Результатом двух месяцев такой диеты стала боль в боку и горечь во рту. Тогда ему понадобился визит в поликлинику и две недели после, чтобы все прошло. С тех пор никаких ароматизированных чаев он не пил.
Тема оказалась довольно близкой вахтерше, как и любому человеку в таком возрасте - она не преминула начать рассказывать, как нечто подобное было у кого-то из ее знакомых. Кто бы сомневался.
- Экология у нас такая, - подытожил Зимин и направился к лестнице, ведшей на второй и далее этажи.
Вахтерша еще что-то проговорила вслед, вроде того что «выздоравливай и все такое». Зимин обернулся, изобразил вымученную уставшую улыбку и кивнул. Это было что-то.
Он ступил на лестницу и направился наверх. Идти было легко.
- Это сколько же ей лет было? - начал высчитывать Зимин возраст вахтерши, - Двадцать пять или около того...
Тут, осознав несуразность своих расчетов, он усмехнулся - вахтерша никуда не путешествовала и жила в двадцатом веке. Арифметические расчеты стали почти что навязчивой идеей, от которой было впору избавляться какими-то умственными усилиями - он то и дело вычислял сколько сейчас лет тому или иному политикану или военачальнику. Что своим, отечественным, что заграничным, вражеским.
Французский президент, он же «Жопный Жан», объявленный в России еще и вторым, Гитлером, уже родился, но совсем недавно только пошел в школу. Смотрел наверно свои французские мультики и играл в «лего» или чего еще.
Немецкий канцлер-узурпатор, на момент сорок шестого года просидевший на своем посту дольше Меркель, сейчас был каким-нибудь западногерманским студентом в парашютных шортах, тусившим на всех этих MTV-шных евродискотеках в обдолбанном состоянии. Именно такие фотки как-то показывали на проправительственных каналах, комментируя, что вокруг там было полно голубых - на ютубе таких проправительственных обозревателей было предостаточно.
Пройдя этажи, Зимин решил собраться с мыслями и направился к подоконнику. Сейчас он был на третьем этаже, где был тот кабинет, где, если он ничего не напутал, сидел его класс. Бывало такое, что во время уроков двери кабинетов были раскрыты, но сейчас такого нигде не было.
Как и много лет назад он прошел по коридору до зала, который вроде бы называли рекреацией, подошел к окну и поставил сумку на подоконник. Потом уставился туда, на улицу, где только что ходил. Еще он заметил, что на стекло были наклеены наклейки-вкладыши. Конечно же, куда без них. Две были затерты до полной неузнаваемости, но на третьей просматривался накаченный Сталлоне. Определенно это относилось к фильму «Рэмбо», непонятно было только, к какой части.
Сейчас по телевизору могли бы показать и показывали все серии кроме не еще вышедшей четвертой. В каком-нибудь десятом году то же самое, включая и третью, где Рэмбо очень не уважал советских солдат в Афганистане. Хотя и во второй тоже не уважал. Зимин видел все три части по ТВ году в девятом-десятом и запомнил финальный титр третьей, где говорилось, что фильм посвящался храбрым людям Афганистана. При плохом знании английского и игнорировании русской озвучки можно было прочесть англоязычную надпись как «галантным людям Афганистана», и это тогда сильно позабавило как Зимина, так и его друга, также не пропустившего показ культового фильма. Они еще ржали тогда на тему того, как бы выглядел галантный моджахед-талиб. Так он это и запомнил.
Тут со стороны коридора послышался топот. Шла какая-то баба. Шаги приближались, и, когда звук отчетливо изменился, что говорило о том, что баба уже вошла в зал, Зимин нехотя обернулся.
Это была та же «шапокляк», что шла по улице с намотанным на голову шарфом. По ходу дела Зимин вспомнил, он это всегда помнил, что в начальных классах он думал, что должность называется не завуч, а зауч, вроде как производное от «заучивать» или «заучился».
Он все же вовремя отреагировал и поздоровался, так и не вспомнив, как звали именно эту, шарфоголовую.
- А ты почему не на уроке? - вместо ответа завелась шарфоголовая.
- А ты, падла, разговаривать где училась? В казарме что ли? - злобно подумал Зимин, но вместо такого ответа чуть скривил лицо.
- Я заболел.
- Чем это ты заболел?
- Я позавчера заболел. Холецистит. Это когда в боку, в печени болит, он тронул рукой бок, и, не зная точно, тот ли что нужно, изогнулся, будто всеми этим движениями просто хотел размять болевшие внутренности.
- Ах, вот как, - совсем другим тоном ответила завуч-зауч, - А что же ты пришел?
- Я думал нормально будет, а оказалось, что нет.
- И на улице сидел еще, - вроде как с заботой продолжала она, - Иди домой тогда.
- Я хочу Влада дождаться, мне ему надо диск передать.
- Диск?
- Да, от болгарки, - с раздражением подумал Зимин, - Все, женщина, идите по своим делам, я понял, что вы хорошая и не из казармы. Я выживу.
- Какой у вас урок? - не унималась та.
- Географическая, - ответил Зимин, понял, что сказал что-то не то, и тут же поправился.
Завуч, вроде бы не воспринявшая оговорку, как что-то серьезное, на что следовало бы обратить внимание, направилась к двери кабинета, после чего скрылась - очевидно, разговаривать стоя в проеме было для нее не солидно. Как раз такие вот моменты из жизни «образованцев», моменты с вынужденными внешними проявлениями власти, на деле ничтожной, не вызывали у Зимина того его презрительного возмущения, а скорее наоборот, некоторого сочувствия.
Через какое-то совсем непродолжительное время дверь снова распахнулась, и завуч шагнула обратно в коридор, в зал. За ней с несколько смущенным видом выходил пятьдесят лет не виданный Влад. Нет, Зимин с ним долго общался, но тут он был тем шкетом, которым был именно в школе, а не в последующие годы.
Влад, увидевший Зимина и вроде бы услышавший какое-то пояснение, которое завуч произнесла ему в пол-голоса, изменился в лице, сменил выражение на непринужденное и направился в сторону продолжившего стоять у подоконника Зимина. Тот продолжал стоять на своем месте, изображая страдальческой вид, но спустя время, как Влад сделал несколько шагов, полез в сумку, будто бы за диском.
Завуч, увидевшая, что доброе дело, которое она только что устроила, сделано, повернулась и пошла дальше - в противоположном краю зала был еще один коридор, уходивший в край крыла. Там был какой-то служебный кабинет вроде склада с книгами или еще чего. Может, они там просто гоняли чаи, подробностей Зимин не знал, да и не интересовался.
- Звонил вчера? - Поинтересовался Зимин, поздоровавшись.
- Звонил, а ты чего?
- Я отравился, - объявил Зимин.
- Опять что ли? - Удивился Влад.
- Я все время чем-нибудь травлюсь, я тренируюсь, - пошутил Зимин.
Вообще он вправду регулярно, пару раз в год, травился и блевал - то уцененные хрен знает где раздобытые продукты, то еда вроде блинов с мясом была слишком жирная, а он был голодный и не заметил.
Вопреки тому, что в воспоминаниях всех лет у Зимина сильнее всех доставалось папе и его семье, здесь они были совершенно ни при чем, скорее наоборот - с едой у них в этом плане, плане качества исходных продуктов всегда все было в порядке. Готовка не была шедевром, но продукты всегда были какие надо. Отравления же были проделками родни по мамкиной линии - все выходные и каникулы он проводил у той бабушки. Там и травился.
- А пришел зачем? - Задал тот же вопрос, что и завуч, Влад.
- Да я думал, что все прошло, еще вчера стало проходить, а вот пока ехал и пока шел, оно снова заболело, - начал ездить по ушам Зимин.
- Ну ты даешь, - покачал головой Влад, повеселевший, словно услышал что-то забавное, - В школу, учиться тянет?
- Да вообще! - В тон ответил Зимин и взялся за свою сумку, выказывая, что собирается идти, - Я наверно до той недели не появлюсь, - продолжил он, - А буду не дома, а у бабки, - он подразумевал не папину БТР, а ту, что была по материнской линии.
То, что все выходные он проводил там, друзья вроде бы уже знали. Десятый класс... Уже не вроде бы, а четко. Твердо и четко.
- На той неделе выйду.
- Откуда выйдешь?
- На уроки приду, - поправился Зимин, - Твердо и четко, - добавил он, уже пожимая руку на прощание.
Сейчас он уже окончательно решил, что возьмет себе эту фразу как фишку. Еще и голос будет изображать иногда. И всех достанет. Вот удивятся-то потом. Получится прикол, будто бы он, Зимин, дистанционно воздействовал на Ельцина. Хотя, если без шуток, то просто подумают, что это расхожая фраза, но все равно будет забавно.
Сама фраза означала многое, и, как увлекавшийся познавательными документалками, а не разным говном, Зимин знал, что фраза эта предшествовала дефолту. Точно зная этот день можно было сыграть в биржу. Даже не накануне, а просто до этой даты. А потом вдобавок на обратном скачке графика, но это было бы более рискованно, так как цифр и дат он не помнил. Правда, насколько себе он представлял, даже для основной операции нужны были серьезные деньги, да и сама техническая возможность купить и продать эти ГКО. Даже папа, расскажи ему Зимин все во всех подробностях и с исчерпывающими доказательствами, вряд ли чего бы добился. Выгода бы была, но не такая, чтобы изменить всю дальнейшую жизнь. Миллионерами они бы не стали. Какой-нибудь очень предприимчивый из будущего, да с влиятельными родственниками может и придумал бы чего-нибудь, но от идеи раскрывать перед родней будущее он отказался почти что сразу, в первое же утро. И так дурдом, а тут... Зато у него будет биткоин... Это вам не ГКО.
Оказавшись на крыльце, Зимин вдохнул весенний воздух, теперь снова запахший дымом, и направился к выходу в заборе.
|