|
Глава 9.
09.04.1997.
Он поднялся с кровати. В отличие от того, когда ему было за шестьдесят, сейчас это было на удивление легко. Вообще в школьные годы его здорово донимало вставать рано утром, в первую смену, особенно зимой, когда было темно. На работу вставать было легче. Та стадия, когда вроде спишь и не спишь, и знаешь, что надо вставать, была знакома во все годы, и сейчас такое было. Когда папа топал по квартире, было именно это, но сейчас он чувствовал себя так, словно успел проснуться и проваляться с полчаса, и это было потрясающе. В отличие от вчерашнего такого же утра. Утра, которое он встретит уже здесь. Сегодня не было той сумятицы в голове и уж конечно ишемии, исчезнувшей еще вчерашним днем. Был лишь эмоциональный фон. Не то чтобы какой-то неимоверный восторг, а такое, как если бы неожиданно для себя получил путевку в какой-нибудь Баунти-Лэнд и приехал туда уже на следующий день. И приехал один. И сам не свой.
Позавчера он встал бы в пять часов вечера и пошел бы прогребать золу в печи. А там на работу в восьми. К восьми вечера. Или выходной, и тогда всю ночь в комнате телевизор, который не слушаешь. И компьютер с дешевым станком CNC, или радиоаппараты, которые он собирал. Приемники, архаичные с точки зрения серьезных радиолюбителей, но вполне рабочие, позволявшие слушать гражданскую авиацию, морские суда и тех же любителей. Еще были так называемые пиратские передатчики, от упоминания о которых у правоверных любителей и вовсе случался баттхерт.
Зимин умылся, оделся, став полностью готовым к выходу, и направился в зал, чтобы включить телевизор. Переключившись с новостей НТВ, которые имел обыкновение смотреть папа, на беззаботное «TV-6 Москва», он пошел собирать портфель, отметив при этом, что портфелем при друзьях это называть не следовало. Еще он успел вцепиться рукой в шевелюру и утвердился во мнении, что обязательно нужно будет постричься. Не на лысо, а хотя бы по-спортивному.
Тут раздался звонок. Это был телефон. Звонок у него не был той металлической дребезжалкой, а был электронным. Такие уже делали, причем это были свои, российские телефоны.
- Одноклассники, - подумал Зимин, подходя к аппарату, рассмотреть который он за прошлый день так и не удосужился.
Необходимость во всех этих ухищрениях с тем, как пробраться к классу отпадала. Он снял трубку и поднес ее к уху.
- Андрюша, Отец ушел на работу? - задребезжало в трубке после приветствий.
- Да, только что, - ровным голосом ответил Зимин.
- В каком он виде был? - требовательным голосом спросила бабка.
- Я спал еще, когда он уходил
- Понятно все, - ответила она печальным, будто всхлипывающим голосом, как она делала.
- Но вроде бы нормальный был. Умывался долго и вещи свои в шкафу раскладывал, - ответил Зимин, чуть додумав, воспользовавшись своими знаниями, что были отсюда, из девяносто седьмого.
- Ладно, хорошо, - ответила бабка, поныла чуть-чуть про то, что он, Зимин, обязательно должен серьезно поговорить с отцом, и положила трубку.
Устроив свою трубку на аппарате, Зимин выпрямился и выругался последними словами, потом вспомнил начало десятых годов.
Бабку по отцовской линии звали Мария Павловна. Бабушка Мария Павловна - в сокращенном варианте звучало как БМП. Это тоже придумал он, Зимин, и ввел в обращение еще до того, как придумал свое «Встречайте, папа». Эту свою придумку про БМП он мало того, что рассказал матери и сестре, так еще и бабуле по материнской линии, и деду, и тетка с дядькой тоже определенно это слышали. Аббревиатура БМП быстро, через несколько месяцев сменилась на более звучную и расхожую БТР. Так они ее и называли. Разумеется, за глаза.
В общем-то в плане внешности никнейм БТР ей вполне подходил. Папа вроде бы краем уха слышал это, хотя, разумеется, это было не для его ушей. Может быть, сестра как-то в запале выкрикнула ему. Во всяком случае, он вроде бы прознал, но никаких комментариев от него по поводу такой грубости Зимин не слышал.
Папина семья была своеобразной. Своеобразной по меркам каких-нибудь десятилетий двадцать первого века - по меркам советской действительности, они, скорее всего, ничем не выделялись - и не такие там были, судя по фильмам.
Бабушка БМП-БТР родом была из деревни, как и подавляющее большинство, как и дед, папин отец. Дед, как опять же, подавляющее большинство, воевал и был ранен. Был инвалидом, что выражалось в том, что ходил с палкой. В двадцать первом веке все это заслуженно сделало бы его своего рода священной фигурой, но в советские годы одно это не выделяло бы его из тысяч и тысяч. Тем не менее, судя по всему, он был человеком выдающихся способностей - сделал карьеру в городском истеблишменте, как бы сказали потом. Или в региональном. Работал в Обкоме или Горкоме - Зимин помнил эти названия из мутного детства. Так или иначе, в двадцать первом веке люди такого уровня, родившиеся, понятное дело, в каких-нибудь семидесятых, ездили на всех этих джипах или даже «гелендвагенах».
Советская действительность была более суровой, и со слов папы было такое, что деда таскали по проверкам за то, что он купил на свои заработанные деньги и установил на даче домик, являвшийся бытовым вагончиком для строителей. В те времена это были не металлические контейнеры, а симпатичные деревянные домики с крыльцом и окном, как у веранды. Единственное, к чему, наверно, можно было прицепиться, так это к тому, что доставлен и установлен домик был автокраном, который, что можно было додумать, Зимин не знал, какой-нибудь прораб направил по своей инициативе, чтобы угодить большому начальству, то есть деду. Вот и все привилегии.
В советские годы ему на дом привозили продукты из «распределителя» и он мог покупать в специальном магазине для инвалидов-ветеранов, где мог обсуживаться на кассе без очереди.
Это была парадная сторона их семьи, над которой можно было умиляться, ну и гордиться чем положено.
БТР-БМП же по позднейшему заключению Зимина была ментально неполноценной, если не сказать слабоумной, причем таковой она не была изначально, а таковой стала. А стала она таковой, потому что была... по-своему избалована. Или просто избалована.
Детство и «тинейджерство» у нее пришлось на предвоенные и непосредственно военные годы. Ни о какой избалованности там и речи не было - дети и подростки работали до упаду, причем в буквальном смысле. Это он знал с ее слов, но верить этим рассказам было можно - она вспоминала это, когда они ездили в деревню. Это было года три назад, ну или пятьдесят три, неважно. Рассказывала, точнее, вспоминала она все это в компании других бабок и дедов, родственниц и родственников, так что соврать или приврать там точно бы не получилось. И был случай, когда у нее от усталости подкосились ноги, она упала и там же, посреди поля, и заснула. Сколько ей лет было, тут значения не имело, хоть десять хоть пятнадцать.
Еще был случай, не единичный, а регулярный, когда лошадь, видя что управляться с ней предоставили детям, тупо уходила не то в болото, не то в озеро, и тусовалась там, а детям, в том числе и бабке, ничего не оставалось, как лезть туда и вытаскивать ее. Этот рассказ Зимин запомнил еще тогда, в настоящем прошлом и нередко в шутку отмечал про себя, что выражение «работать как лошадь» можно рассматривать как довольно неоднозначное. Он сам любил так вот «работать как лошадь».
Как бы то ни было, никакой избалованности тут и рядом не было.
В послевоенные годы дед, пошедший в гору, надо думать задался целью обеспечить максимальный комфорт своей семье. Иногда такое называют гиперопекой. Сначала появился Николай, первый сын, потом Георгий, потом папа. Если бы папу звали Иван, то было бы как в сказке, но его не звали Иван. К тому же, Георгий-Жора вполне мог посоревноваться и выиграть. В чем-то он и выигрывал.
Та опека, которой дед окружил свою семейку, скорее всего, объяснялась посттравматическим синдромом. Конечно, о таких вещах в те годы особо и не задумывались, но это их не отменяло. И ничуть не оправдывало. Ну если не деда, то остальных членов семьи.
Сколько Зимин его, деда, помнил, тот ходил еле-еле. И не из-за ранения, а из-за сердца. Скорее всего, та советская госслужба была нервным делом. У деда вообще вроде бы была манера накручивать себя, из-за своих семейных делишек в частности.
Бабку же он регулярно отправлял на курорты, это было каждый год, если не чаще. Финальные ее поездки Зимин вроде бы даже застал, помнил как ездили не то встречать, не то провожать в аэропорт. Во второй половине восьмидесятых она уже никуда не ездила, но постоянно вспоминала, перечисляя всех тамошних знакомых и врачей, называя их, врачей, по имени-отчеству. Еще вспоминала и рассказывала про то, как опасно море в шторм, отчего несмышленый Зимин с ужасом представлял себе апокалиптические картины с темным небом и свинцовыми громадинами волн. Картины, разумеется, не взялись ниоткуда, а были виданы по телевизору.
Родственники по линии матери тоже про все эти курорты слышали и в своих разговорах, если они касались дел папиной семьи и БТР, неизменно сопровождали эти свои разговоры ядовитыми колкостями. Это еще было в будущем, как бы несуразно это не звучало. Зимин тоже тогда показывал класс, чем поднимал всеобщее настроение.
И все же курорты можно было рассматривать как забавную деталь, даже не как предмет упрека.
В какой-то период, задолго до рождения Зимина БТР выучилась. Вначале ходила в эту вечернюю школу, как в фильме. Так она добрала два-три года до десяти классов, а потом ей устроили и высшее образование. Высшее заочное. Дед тогда уже был не простым человеком и все организовал. Это она тоже сама рассказывала. А потом ее пристроили в тот же институт, где она и училась.
Были на кафедрах такие тетки-секретарши. Когда Зимин учился, он прекрасно прознал эту систему. В каждом таком кабинете, в этой университетской учительской, сидела такая тетка, у которой можно было спросить, например, будет ли сегодня так нужная консультация у того или иного препода. Или курсовую работу на проверку оставить. Самые прыткие одногруппники через таких теток вроде даже договаривались насчет зачета, допуска или экзамена, хотя логичнее всего было бы обсудить взятку с самим преподом.
Вот на должность такой тетки БТР и устроили. И самомнение взлетело под облака. И того-то профессора она знала, и другого. Для молодого Зимина, настоящего, из настоящих девяностых и впоследствии в студенческое двухтысячные все эти профессорские звания не значили ровным счетом ничего. Как и для Зимина из последующих десятилетий.
Не считая того, что препод для студента был лицом, наделенным властью, куда более ощутимой, чем губернатор, проносящийся в кортежике из пары ДПС-овских джипов и черного «мерседеса». Но эти взаимоотношения «студент-препод» скорее уже были конфронтационными, нежели взаимоотношениями с объектом воодушевления, восхищения или белой зависти.
Однако для советского человека эти регалии и звания обладали определенной притягательной характеристикой. Человеку, выросшему в девяностые, было не понять. У ней же, у БТР, эти фигуры вызывали именно тот спектр эмоций, где было воодушевление и белая завить. Будто бы это были звезды эстрады или киноактеры. Очень тупо. Папа отчасти тоже был этим заражен, хотя в более умеренной форме.
Итак, многие годы она, как это говорят, пребывала в теплой ванне, ну или в своем информационном пузыре, в который входили и все эти профессора кислых щей. Может даже в эхо-камере. А такие условия неизбежно ведут к ментальной деградации. Это и произошло.
Однако картина ее жизнеописания не являлась чем-то монолитным, описываемым исключительно как пребывание в этом пузыре комфорта. Как у любого человека, ее повседневность имела много граней. Вся эта эхо-камера сосуществовала с другой стороной ее жизни, да и жизни всей семейки. Эта сторона была представлена двумя сыновьями, средним и младшим. Что касалось старшего, то он стоял особняком - стал серьезным человеком и переехал в тогдашний Ленинград. И вроде бы не чудил. Молодость же Георгия и бравшего с него пример папы проходила как в сатирическом советском фильме про нерадивую молодежь - рестораны, пьянки, компании. И комсомол, ну это уже так, фоном, хотя в определенном смысле у комсомола тоже была своя сомнительная сторона репутации.
Учитывая положение деда, их обоих, да в общем-то и троих, можно было назвать представителями золотой молодежи. Пусть и провинциальной, позолоченной. Тоже не из простых. Если старшему это пошло впрок, то остальным двоим - нет.
Начиная со своих юношеских, ну может быть студенческих лет, оба мастерски мотали нервы, вызывая в каждом из родителей свои ответные реакции. Зимин застал такую стереотипную картину, когда бабка заламывала руки и ревела, дед хватался за сердце, лез в шкафчик за таблетками и стонал. В более ранние годы, это, надо думать, выглядело чуть по-другому. Хотя бы в силу более крепкого и бодрого состояния родителей. Ну и более выраженного влияния на тех молодых шалопаев.
Картина во общем-то не являлась чем-то экстраординарным, но в отдельных аспектах было от чего баттхертить.
В частности, в этот конкретный период, от начала девяностых и далее. В эти годы деда, как-то пытавшегося облучить всех каким-никаким здравым смыслом, уже не было. Теперь, если смотреть на все придирчиво и без поблажек, все указывало на то, что главным ребенком в семье самого Зимина был папа. Удаленную заботу за ним осуществляла его «большая мамочка», а все остальные, то есть Зимин, мать и сестра, были виноваты в том, что не обеспечивали папе должного душевного комфорта, любви и хрен его знает чего еще.
Именно таким взглядом на все смотрел теперешний Зимин, прояснивший его, этот свой взгляд лет через десять, когда это уже ничего не меняло. Еще БТР-БМП регулярно донимала Зимина, чтобы тот непременно поговорил с отцом. Серьезно поговорил. Когда он стал студентом, у нее появился новый план, чтобы Зимин пошантажировал папу, будто бы в такой нездоровой атмосфере он, Зимин, не может нормально учить свои студенческие уроки. Не может заниматься.
Вот так вкратце, именно вкратце, без множества других мелочей, в том числе и светлых, выглядела картина их семьи, вполне подходившая бы для создания сюжета для той же программы, откуда взялось «встречайте, папа».
На текущую дату и рядом стоящие выпали именно те дни, когда тому, настоящему Зимину было бы не до тех светлых сторон. Однако это был совсем не тот Зимин. Весеннее Солнце светило в окно. Душа пела. Сейчас он зайдет в школу, совсем как во сне давностью лет сорок, и тут же уберется. И пойдет гулять и думать о биткоинах и будущем.
|