|
Глава 3.
Солнце светило и грело. Уже успела проклюнуться трава, радовавшая глаз своим свежим изумрудным цветом. Зимин огляделся по сторонам и зашагал вперед.
Как минимум пройду у школы, а как максимум зайду в нее и осмотрюсь, - размышлял он.
Как вести себя там, вести себя так, чтобы выглядеть естественно он не представлял. Он и писать-то если не разучился, то отвык.
Трюки вроде решения задачки он может быть и осилил бы, но вот все остальное. Будь это какой-нибудь пятый класс, то было бы норм...
Однако от мысли, что его могло бы занести не сюда, а в более далекие временные дали, в этот самый пятый класс ему стало не по себе. Сейчас-то не подарок, а тогда. С другой стороны, тогда они жили в стром районе, а в оригинальном девяносто седьмом ему казалось что именно тогда было лучше. Дед по отцовской линии был жив, летом вся орава, включая дядьку и старшую двоюродную сестру, кучковались на даче, теперь обветшавшей и использовавшейся исключительно как огород. Школьнику было о чем скучать. С теперешних позиций Зимина те переживания выглядели, пожалуй, как если бы какой-нибудь взрослый из девяностых скучал по колбасе по два-двадцать. Неактуально и наивно, если не сказать резче.
Раздумывая о том, где, вернее когда было лучше, он не заметил, как по тропинке, по которой он сейчас шел, двигался еще кто-то. Вроде какие-то шаги сзади. Он уже хотел было оглянуться, посмотреть, не нужно ли пропустить торопящегося человека, как сбоку, слева кто-то нарисовался.
Здорово, - начал появившийся.
Это был пацан примерно того же возраста, может на год старше, по крайней мере выглядел он чуть крупнее. Одет был в подобающий ублюдочному типу тогдашней уличной швали спортивный костюм, вроде бы сильно несвежий. В отличие от классического образа гопника он был без кепки и он не был пострижен на лысо - волосы были растрепаны, словно он вылез из какого-то амбара, не иначе.
- Слышь? - продолжил «спортсмен» в ответ на молчание Зимина.
- Чего тебе? - привычно скривив лицо в презрительно-оценивающем взгляде ответил-таки Зимин.
- Как зовут, говорю?
- Юрец, - ответил Зимин, назвав первое имя, что пришло в голову.
По правую руку тем временем выплыл еще один, помельче.
- Слышь, Юра, тут такое дело, начал первый.
- Какое дело?
- У тебя есть штука?
- Тысяча рублей?
- Ну да, - уже чуть более раздарженно, очевидно, борзея, тем не менее сохраняя тон разговора двух равных ответил «спортивный костюм».
- Да конечно есть, - непринужденно ответил Зимин.
- Дай, а?
Судя по всему, в башке гопника вырисовывалась такая картина, что если он отнимет деньги, сохраняя такой вот спокойный, без угроз, тон, то это будет свидетельством его высокого гопницкого мастерства, не иначе. Свидетельсвом в его собственных глазах, ну и в глазах его мелкого сателлита, шедшего сейчас по правую руку от Зимина.
- Деньги нужны?
- Да, Юра, нужны, - ответил «спортивный», приблизившись и нависнув своим вонявшим дряным куревом рылом.
- Хорошо, что ты куришь и воняет примой, а то бы ты дышал своей гнилой пастью, - подумал Зимин и полез в карман.
Гопник выжидательно замер.
Тут Зимин дернулся в судороге и ударился лбом куда-то в переносицу «спортивного», в переносицу или чуть выше. Вообще он метил в лоб.
Последующие доли секунды сознание Зимина мучил один вопрос - что получится?
На удивление все получилось и получилось изящно - гопник просто упал в траву. Тут Зимин, выпустивший из рук сумку, развернулся и изобразил перед вторым какое-то движение, словно он азиатский боец, боец из фильмов, которые он никогда не смотрел. Это тоже сработало - второй попятился и отбежал метров на пять.
Такого трюка с ударом головой он никогда не проделывал. Если не считать того, что сломал в шутку фанерную стенку рассохшегося на открытом воздухе шкафа. Было это в студенческие годы, когда их, студентов, сняли с пары и отправили помочь вынести во двор кое-какую старую мебель, а потом разломать и погрузить все, что там было выставлено ранее, в пару «газелей». Тут же удар был таким, что в голове самого Зимина зазвенело. Какая-то неожиданно-высвободившаяся энергия спровоцировала самую настоящую судорогу, неконтролируемую судорогу, а уж о силе таких движений можно было только догадываться.
Первый продолжал мирно лежать в траве.
А что если он не поднимется? - обожгла мысль.
Ужасное предположение мгновенно заставило сознание выстроить картину, когда все это, вся эта новая жизнь рушится из-за какого-то ничтожного...
Ноги словно подкосились, а все тело стало ватным. Зимин снова бросил взгляд на гопника. Грудь того поднялась от глубокого вздоха, после чего пришла в движение рука.
Уставившись на продолжавшего стоять мелкого, Зимин обошел первого и встал у его головы, после чего склонился.
- Ты живой. Нет?
- «Спортсмен», скорее конечно бич, чем спортсмен, ничего не ответил, просто положил руку на лоб. Сам начал приходить в движение, пытаясь подняться.
Зимина окатила новая волна, на этот раз облегчения.
Банкнота, которую он нащупал в кармане, оказалась в пять тысяч. Это была светло-зеленая купюра, ставшая потом пятирублевой. Потом она, пятирублевка неожиданно появилась в середине двадцатых, но не стоила практически ничего. Достав ее и осмотрев, он убрал ее в другой карман и вытащил ворох остальных, выбрав две «пятисотки», непривычные, с флагом, аналогов в будущем не имевшие.
- Вот, - объявил он мелкому, на тот момент уже несмело подходившему.
Он вправду решил извинится таким образом.
Мелкий, смотревший все это время на своего друга, не проявил к банкнотам ни малейшего интереса и Зимин не стал настаивать. Нарочито спокойно, словно предоставляя им в любой момент окликнуть его, попросить задержаться, он убравший бумажки обратно, поднял сумку и двинулся прочь.
На душе было как-то весело. Никакого адреналина не было и Зимин это отметил. Даже дыхание было ровным. Учитывая те ужас от возможного содеянного и тут же последовавшее облегчение это несколько удивляло. Как бы странно это не звучало, но именно так, без нервов все было с собаками. С не то бродячими, не то, что было более вероятным, кем-то прикормленными - там, в сорок шестом они нередко бегали по ночной округе. Матерный крик, палка или камень и снова все тихо. И нервов ноль, хотя твари были способны искалечить и взрослого человека. А нервов ноль. Было в этом что-то животное - для собак наверно он был опасной ночной обезьянищей, неизвестно что способной выкинуть. Такое вот взаимопонимание.
Зимин недолюбливал собак и едва ли не ненавидел тех прекраснодушных субъектов, кто их прикармливал. Время от времени, идя по ночным тропинкам, да, именно так, он слышал торопливое шуршание, иногда сопровождавшееся тявканием - у них были свои дела. Громкий крик, полный интонаций ненависти, уж и сам не разобрал бы - искренней или имитируемой и стая реагировала - меняла темп, направление и прекращала излучать, то есть издавать звуки. Как правило, все обходилось без дополнительных действий вроде поднятия с земли палки или камня - это движение они прекрасно понимали, как и речь.
Зимин любил животных, но все эти собачьи стаи были исключением. Однажды зимой он шел дачной улицей и в свете фонаря заприметил, как пара псов суетится вокруг чего-то белого, лежавшего на укатанном снегу. Подойдя поближе, он увидел, что то был замерзший до полного окоченения труп щенка с выгрызенным боком. Псы не были какими-то оголодавшими - их прикармливал очередной великовозрастный обормот или несколько таковых. Тогда Зимин зарыл труп в сугробе, отдавая себе отчет, что его раскопают в два счета. А еще отметил про себя, что неспроста эти два вида так сблизились.
|