[Statosphere_Magic]

Глава 29.
Культурные нравы. Солдатня.
05.06.2120
Мюнхен.
Белые облака пронеслись назад и внизу показались городские кварталы Мюнхена. Судя по навигации, имевшейся в телефоне, самолету предстояло еще с десять минут тащиться на этой малой высоте, ожидая своей очереди на посадку. Рассматривая виды внизу, Завирдяев воспользовавшийся краем крыла в качестве визира, успел проследить, как самолет обгонял автомобили, несшиеся по какой-то обособленной магистрали. Не иначе, по автобану.
Наконец, высота начала вновь уменьшаться - самолет был на глиссаде. Показались ограждения летного поля. Еще в глаза бросились выстроенные в два ряда по полтора десятка в каждом лайнеры, перекрашенные в военный, так называемый пустынный цвет. Так выглядели реквизированные борты, возившие теперь личный состав.
Старт мобилизационной кампании двадцатого года был дан всего пару недель назад, но уже сейчас транспортировка шла полным ходом.
Лайнер коснулся земли, затем плотно встал на все свои три опорные точки. Раздались традиционные аплодисменты.
На выходе до Завирдяева донесся голос русскоязычной стюардессы, по-простецки сообщавшей кому-то из пассажиров, что зал ожидания лучше обойти стороной.
Удивляло не это. Удивляло то, что еще кому-то надо было об этом рассказывать.
Шагая, Завирдяев глянул в остекление, имевшееся в рукаве посадочного терминала. Где-то вдалеке по летному полю маршировала колонна - двигались они к ожидавшему и готовому отвезти очередную группу на один из фронтов аэробусу. Судя по песочному окрасу лайнера, на Центральноафриканский.
Свободной рукой Завирдяев достал из кармана бумажный путеводитель, прихваченный в самолете и рывком развернул сложенный вчетверо лист. В проспекте был расписан весь путь до вокзала, до которого предстояло доехать на электричке, отправлявшейся прямо отсюда, из аэропорта. Прежде нужно было получить багаж - всего лишь одну не особо-то и увесистую сумку, в которую можно было уложить эту, для мелочей и документов.
Широкий не то коридор не то вытянутый зал, в который выходили многочисленные ходы посадочных рукавов был заполнен все же преимущественно гражданскими. Судя по маршировавшей по летному полю колонне, посадочные терминалы были не для солдат. Багажная логистика работала вполне сносно и вскоре Завирдяев взвалил свою "основную" сумку на плечо.
Мало помалу воздух стал приобретать характерный табачный оттенок.
- Вот оно и начинается, - раздраженно и не без некоторой доли беспокойства подумал Завирдяев, перекидывая все же не невесомую сумку на другое плечо.
Наконец, эскалатор, стоявший вряд с несколькими такими же, вывел вниз, в зал ожидания. Миновать этот зал вроде бы было можно, но Завирдяев не думал, что картина будет столь удручающей.
Отступив от эскалатора с десяток шагов, он увидел первые окурки. Процентов на девяносто люди, находившиеся в огромном зале были солдатами. Кто-то был мобилизован только что, кто-то, вполне возможно, возвращался из отпуска, хотя эти отпускники летали туда-сюда вне зависимости от начала или конца мобилизационных кампаний.
Автомат, в котором когда-то, впрочем, совсем недавно, была какая-то съестная мелочь, теперь стоял разбитый и опустошенный. То же самое было и с кофейным, причем если из кондитерского можно было что-то достать, то от кофейного с его баком воды и порошками в этом смысле проку не было.
У стенки высотой по пояс, ограждавшей спуск дальше вниз, был навален штабель из рюкзаков и сумок вроде бы гражданского вида. Рядом, растянувшись прямо на полу, храпел солдат с обнажившимся пузом. Очевидно, он был пьян, причем в говно.
Потом Завирдяев заметил полицейского, шагавшего ему, Завирдяеву, навстречу. Вид у стража порядка был как у побитой собаки. Следом за полицаем довольно непринужденно шагал боец, вроде бы в какой-то выкладке, но в расстегнутой куртке и вообще предельно неряшливым, при этом залихватским видом. Даже в Суперфедеранте таких разбойников еще нужно было поискать. За бойцом шагали двое таких же, ну может те были чуть менее вызывающего вида. Один держал в зажатых зубах сигарету, которой то и дело дымил в стороны.
Все выглядело так, будто эти двое решили поддержать что-то учудившего товарища при его разговоре с полицаем. Один из солдат, тот, что был с сигаретой, бросил на Завирдяева недобрый, переходящий в презрительный, взгляд и, поравнявшись, обдал того струей табачного дыма.
- Хотя бы им не выдали оружие, - пронеслось в голове.
Завирдяев прошел еще несколько шагов и повернул голову, желая оглядеть происходившее по правую сторону, в зале.
Сидения были сплошь заняты солдатней. Некоторые зачем-то взгромождались на спинки, ставя ноги на места для задниц. Кто-то, более удачливый, чем лежавший у кучи вещей, храпел, растянувшись на все тех же рядах металлических кресел. Таких было нимало. Куда пропали офицеры, оставалось только гадать. Судя по всему, им было абсолютно насрать на то, что их бойцы учинили в аэропорту.
Миновав зал без дальнейших приключений, Завирдяев вышел к эскалаторному спуску, ведшему в широкий заполненный магазинчиками подземный коридор, ведший к железнодорожной платформе. Большинство магазинов были закрыты.
В сравнении с виданным залом ожидания крытый перрон выглядел довольно спокойными комфортным местом. Побывала ли здесь с свое время солдатня судить было трудно - ничего такого, что можно было бы разбить здесь вроде бы не было, а окурки могли были быть давно сметены.
Все же, побродив по платформе Завирдяев, отыскал очередной торговый автомат, несший на себе следы воздействия - на этот раз стекло было на удивление в порядке, а вот металл корпуса был вмят сбоку. Были там, на боку автомата и четкие следы от солдатских ботинок.
На дальнем пути стояла электричка, которую в шутку можно было обозвать бронепоездом - окна локомотива были снабжены навесными решетками. Кое-где такие же приспособления были установлены и на окна пассажирских вагонов, но далеко не везде. На некоторых стеклах белели следы от попадания чем-то, может и камнями. Судя по тому, что стекла не были пробиты, их защищала какая-то пленка.
Все указывало на то, что поезд подвергся вандализму во время каких-то беспорядков - таким было никого не удивить - ни непосредственного свидетеля ни телезрителя, находящегося в любом уголке мира. Затишье, траур с черными флагами на улицах, беспорядки, снова затишье - это была обычная рутина для большинства европейских да и не только стран. Россия с ее демаршем в каком-то смысле пошла по своему особому пути, но и там политические кризисы ровно также придавали жизни нездоровой динамичности.
В последнее время, правда появилось что-то новенькое - празднование "малых окончательных побед" - несоразмерные событию безудержные торжества по поводу разгрома "чинков" в так называемой локализованной эскалации.
Прохаживаясь туда-сюда по перрону, наблюдая удручающую окружающую картину, Завирдяев в какой-то момент задался вопросом, как здесь все преображалось или могло преобразиться при наступлении большого траура или, напротив, празднества, случись оно в очередной раз.
Ответ на вопрос, видеоответ, конечно при желании можно было отыскать в интернете, но тратить время на подобную чепуху, на удовлетворение праздного любопытства, Завирдяев не стал бы.
Наконец, к платформе довольно энергично приблизился объявленный поезд. Выглядел он ни чуть не лучше того, что стоял в стороне - те же укрепленные лобовые стекла и выборочно защищенные окна пассажирских вагонов.
Войдя в вагон, Завирдяев отметил некоторый контраст - внутри не было ожидаемой грязи и писанины на стенах. И, если сыграть словами, туалетной писанины в тамбурах тоже не было.
Вообще Завирдяева, заставшего последние годы Советского Союза было не удивить свинством и побитыми стеклами. Он даже ожидал, что в поезде будет вонять если уж не ссачьем, то хотя бы хлоркой вперемежку с помоями. Скорее бы такое вызвало какие-то смутные воспоминания из детства. Из песни слов не выкинешь - все самые интересные для игр и вылазок места вроде заброшенных промышленных корпусов, недостроев или просто гаражей неизменно воняли где помоями где свалкой, особенно весной, когда снег таял.
Что касалось позднесоветской депрессивности и неряшливости городского быта, то дело тогда было не в какой-то неотъемлемо присущей, как говорили умники, имманентной составляющей советского образа жизни. Дело было как раз в противоположном - неосознанное ощущение умирания привычного миропорядка, тихого но всеохватного умирания, вызывало что-то вроде массовой, хотя и неотчетливо выраженной депрессии. Неверно было персонифицировать все общество в отдельно взятую личность с ее переживаниями и моделями поведения, но определенные параллели все же прослеживались. Хотя однозначно лепить на всю тогдашнюю жизнь ярлык с надписью "депрессия" было бы довольно опрометчиво. Значительный объем "видеоследов" того периода мог как раз довольно красноречиво представить картину, противоположную понятию "депрессивный".
Тем не менее оффлайновые депрессивные проявления толкали общество да и государство все ближе к неотвратимому. А это приближение усиливало сами депрессивные проявления. Процесс подстегивал сам себя.
Однако, все же Второй Советский Союз скончался в тихой, спокойной обстановке. Да, были конфликты, горячие точки, как их тогда называли, но с Большой Войной, пусть даже с тем, чем она стала на седьмом году, это ни в какое сравнение не шло.
А еще современному Западном Миру не было повода ждать помощи со стороны чего-то внешнего, как это было с разламывающимся Союзом. Тогда при все тех причудливых сочетаниях разговоров о коварных происках иностранных спецслужб и реально хлынувшей поддержке было куда проще. Теперь же весь мир был не в порядке и той помощи, пусть и по-западному расчетливой, ждать было не откуда.
Завирдяев, не лишенный художественного восприятия действительности иногда про себя характеризовал ту страну последних советских лет, как охваченную неведомой небиологической, почти потусторонней болезнью. Был ряд советских же фильмов вроде "сталкера" и прочей фантастики, где была изображена соответствующая нездоровая атмосфера, пораженная подобным загадочным недугом.
И вот, в конце Второго Союза такая зараза словно вырвалась откуда-то и охватила всю страну.
Пару раз Завирдяев высказывал все это по пьяному делу, после чего воспринимал себя, как генератора и носителя довольно высокоинтеллектуальных соображений. Впрочем, реакции окружающих это подкрепляли.
Сейчас у Завирдяева создавалось стойкое ощущение, что он в очередной раз оказался в таком чумном месте. Суперфедерант, как ни странно таковым ему уже давно не виделся. Может привычка, может и вправду Суперфедерант не дотягивал.
Вагон постепенно наполнялся людьми и после десятиминутной стоянки плавно побежал вперед. В отличие от российских электричек, которые как, и сто лет назад, прежде чем разогнаться, осторожно пробирались между бесчисленных товарных составов, дергаясь и трясясь на следующих одна за одной стрелках, этот поезд, как и подобало старой доброй западной машине пошел вперед, руководствуясь одной задачей - за такой-то промежуток времени набрать такую-то скорость и идти с ней, с этой скоростью весь положенный участок маршрута. Как все-таки мало нужно чтобы почувствовать разницу одного с другим! Хотя у отечественных была куча вполне справедливых оправданий, хотя бы то, что выделенные именно для электричек пути и ветки были редкостью и если была дорога, то по ней должно было ездить все подряд.
Здесь же, несмотря на удручающую атмосферу, была по-прежнему радовавшая техника. Картину несколько портило большое белое пятно с расходящимися во все стороны лучами-трещинами на стекле. Предположение о защитной пленке подтвердилось.
Возможность поглазеть на проносящиеся окрестности при всем при этом все же была.
В какой-то момент с поездом поравнялась пара полицейских машин. Это были летающие "крайслеры" - в большинстве стран были именно они. Вообще в качестве машин полиции летающие корыта с шириной и длиной большей, чем у танкового шасси, использовались нечасто, но все же редкостью не были. В Суперфедеранте, понятное дело, их было не сыскать, но в остальной России то и дело летали точно такие же. Окраска, конечно была другая, а так все то же самое. Эти, немецкие были черно-зеленые.
Сама по себе машина была довольно занятной. Даже армейские плоскодонки были выполнены по схемам, когда винты были открыты. Там они, винты, были защищены кольцевыми каналами, но открыты. Выступи такая плоскодонка в качестве полицейской машины, она рано или поздно получила бы что-то вроде веревки или троса с двумя грузами, например гайками, на обоих концах. Кроме этой штуки народная смекалка понаизобретала еще кучу разных гадостей, зачастую доставляемых дронами.
На фронте все было проще - если вражеских дрон настигал плоскодонку, то он без затей подрывался, а не изощрялся с удавками, сбрасываемыми на винты. До боезарядов на дронах в тылах, по счастью дело не дошло, но вызов, несомненно был брошен.
Конструкторы свою очередь решили проблему, упаковав винты внутрь корпуса, снабдив их входным устройством - щитом, раскрывавшимся в различных конфигурациях: на марше, при безопасном зависании, в защищенном режиме. Все это конечно снижало аэродинамическую эффективность винтов, но создатели не смутились и вбухали в корыто непомерную энерговооруженность. Народ тешил себя слухами, что машины эти здорово взрываются, но это было именно самоутешение ненавистников.
Еще не желая уступать вооруженным до зубов плоскодонкам, инженеры снабдили этих летающих полицейских, флюгполицаев, говоря на местном языке, всем необходимым для установки автоматических турелей и некоторых прочих оборонных систем. На этих, надо было отдать должное их миролюбию, никаких пулеметов не было.
Сейчас оба корыта шли с распахнутыми створками, оттопырившимися поверх капотов. Еще они раскинули в стороны тонкие складные крылья, напоминавшие ножницы - такие были и у плоскодонок.
Голова в черном шлеме с лицом, скрытым маской и черными очками невозмутимо смотрела вперед - фигуру водителя вполне можно было рассмотреть. В какой-то момент он даже повернул голову в сторону поезда, но тут же продолжил следить за тем, что было у него прямо по курсу.
Через какое-то время поезд все же ушел вперед - грозные корыта при всей своей брутальности все же не были образцом рациональной аэродинамики, а иные поезда без труда обгоняли и куда более изящные вертолеты.
Вообще увиденные "летающие танки" довольно выразительно не вязались с тем полицаем, что пытался урезонить солдатню в аэропорту. Для знающего человека это не было удивительно - в отличие от России в некоторых странах даже патрульная полиция могла иметь довольно выраженную градацию, в том числе и в плане полномочий и технических средств. Куда более замысловатую, чем линейка из патрульной службы, спецподразделений, обычно ломавших двери, после чего клавших всех лицом в пол, и внутренних войск. Здесь же и полицай в аэропорту и эти экипированные летуны были "улицей", "улицей" без всех этих криминалистов и хрен знает кого еще - те были отдельной историей.
Поезд то и дело нырял в какие-то лесопосадки. Потом выныривал и оказывался словно летящим по своей эстакаде над аккуратными малоэтажными кварталами, и так несколько раз. Сравнивая проносившиеся за окном картины, Завирдяев поймал себя на мысли, что сравнивал он их с Суперфедерантом, а не с остальной Россией - гнусный регион так загадил восприятие, что пора было задаться вопросом, а не стал ли он восприниматься как норма? На деле же Кузнецкий Край, будучи вполне населенной территорией заметно контрастировал с такими же по уровню заселенности "сэмплами" остальной России - угледобывающий, вернее было сказать когда-то угледобывающий регион был не в порядке едва ли не с советских времен.
В годы позднего Второго Союза это была зона экологического бедствия - в те времена каменный уголь добывался полным ходом - ввиду технологических аспектов изготовления тогдашних транспортных батарей была большая потребность в графите. Помимо этого советская промышленность так до конца и не отказалась от котельных и старых технологий в металлургии. Отдельным шиком было то, что частные домохозяйства в регионе даже в конце прошлого века нередко отапливались каменным углем.
С начала восьмидесятых годов прошлого века кривая потребности в каменном угле поползла вниз. Главным образом это объяснялось тем, что на смену графиту пришла органика, а углерод "различной аллотропии", в частности волокно, в условиях доступа к мало чем ограниченной энергии можно было получать хоть из мусора.
Тем не менее, грязные рудники и тогда продолжали свою работу - теперь уголь был чисто химическим сырьем, дававшим помимо все же не до конца обесценившегося графита и самую разнообразную органику.
Конец Второго Союза застал будущий Суперфедерант в состоянии угрюмого низкотехнологичного промышленного региона, содержавшего в себе не только угледобывающие предприятия, но и старую, не "дуговую" металлургию а также химическую промышленность, центральным объектом которой было то, что теперь принадлежало ассоциировано-национальной компании Интер-нитро. Если совсем правильно, то GBA InterNitro RU.
Постсоветский приватизационный процесс в определенной мере обошел регион стороной. В то время как десоветизация экономики переводила имевшие ценность предприятия под новых собственников, а в конечном итоге под начало все тех же констеллейшнов, в основном GBA, Суперфедерант, который тогда конечно не был никаким Суперфедерантом, оказался в каком-то смысле вне течения этого поистине исторического процесса. Причиной этого было то, что ни GBA ни AEX никак не торопились заполучить "это" себе.
Все это было при том, что были куда более удручающие своими обликом и технологиями постсоветские предприятия - но те просто канули в небытие, оставив свой след разве что в чьих-то карманах.
Промышленность Суперфедеранта зависла в этой градации где-то посередине - ровно на столько же, насколько она высилась над откровенным хламом, она ровно так же не дотягивала до чего-то приличного. При этом, надо думать, менеджмент уже глобализованной промышленности не видел возможности в том, чтобы просто взять и покончить с неряшливым наследием - все же в угле как в химсырье была потребность, да и на тогдашнем глобальном политическом небосклоне начали сгущаться облачка. Тогда еще это были облачка.
В итоге промышленность, имевшая свое скромное место в цепочках военных производств была сохранена, но отдана на откуп национальной экономической стихии, в отличие от методичных констеллейшнов и их такого же методичного характера распространения влияния являвшей собой нечто, было бы правильно сказать, архаичное. Появилась целая плеяда местных царьков и магнатов разного масштаба и пошиба.
Отличаясь от остальной части страны экономикой, будущий Суперфедерант начал обособляться и в плане населения. Проще сказать, скатываться в депрессию. Ничего экстраординарного в этом не было - таких регионов только самой России было несколько, а в Европе и того больше. Когда-то, полтора века назад Детройт, кто бы мог подумать или вспомнить, переживал не то что нечто подобное, а более удручающее.
Так или иначе, все постсоветские десятилетия Кузнецкий Край был малопривлекательным депрессивным регионом. В таком состоянии он вошел вместе со всеми вначале в Предвойну, затем в Большую Войну, а после и в четырнадцатый-пятнадцатый годы.
Весь этот исторический бэкграунд сделал облик Суперфедеранта таким каким он был - заметно проигрывающим даже соседним областям. И вот теперь, вместо сопоставления уютных германских кварталов с мало чем отличавшимися Российскими, память Завирдяева то и дело извергала в сознание картины неприглядного быта то правого то левого берега, которые он, Завирдяев, сейчас удрученно сравнивал с тем, что видел за окном.
В какой -то момент впараллель с путями побежал высоченный серый бетонный забор, определенно выстроенный уже в годы Войны. Так и оказалось - взмывшие на возвышенность пути открыли панорамный вид на фортифицированное предприятие - далеко вперед продвинутую версию того иррационального нагромождения, в котором размещалась группа СБСЕ и прочие интервенты, как их называли в Суперфедеранте. В отличие от недостроенной Кузнецкой Энергостанции, это предприятие, по всей видимости, работало еще задолго до Войны, задолго до того, как стало фортифицированным.
Множество критически важных производств по всему миру было теперь заковано в бетонные доспехи - это было на случай Положения Судного Дня или чего-то вроде того.
Любому было понятно, да и официально это никогда не скрывалось, что бетонные стены и прочие принадлежности вроде контрольных вышек и пропускников ни в коей мере не были призваны противостоять каким-либо воздействиям со стороны противника, то есть "чинков". В какой-то теории, в фантастике, предполагавшей полное военное поражение и азиатские орды на "исконных территориях" эти крепости может и могли бы сработать как древние военные укрепления, но это были чистой воды фантазии, уместные в дешевых фильмах да и то не сейчас, а когда-нибудь после Войны.
На деле же фортификационные пояса должны были обезопасить критические предприятия от воздействия стихийных вооруженных выступлений граждан, которые вполне могли иметь место в случае развития тех или иных кризисных сценариев.
Национальные правительства давно уже не страдали излишней скромностью и деликатностью и то и дело артикулировали, что вполне допускают вероятность таких деструктивных выплесков со стороны своих граждан. Те в ответ ничуть не смущались от такой откровенности - за годы Войны все давно уже оставили все эти привычки расшаркиваться друг перед другом и высказывали все друг другу в лицо.
При любом отношении к текущему положению трудно было не согласиться, что это было проявлением демократического менталитета отвергавшего какие бы то ни было потуги приукрасить действительность и взаимоотношения государства и общества.
В какой-то момент Завирдяев залюбовался ровными рядами жилых корпусов, имевших в высоту по три-четыре этажа. Война, должно быть, на долгие годы загнала в темный угол архитекторские порывы строить где надо и где не надо исключительно высотки. Между корпусами были проложены ровные дорожки, вроде бы тротуары. Еще были высажены такие же ровные ряды деревьев и кустарников. Поезд мчался заметно выше раскинувшейся промышленной равнины, потом железнодорожная трасса сделала легкий вираж.
Тут до Завирдяева внезапно и почти оглушительно дошло где он такое видел - так в черно-белом видео выглядели постройки ужасающего концлагеря, одного из символов несчастливого двадцатого века. Впрочем, Завирдяев довольно быстро отверг такую аналогию - было бы глупо видеть в любых ровных рядах домов, построенных немцами отсылку к концлагерю, пусть и тоже немецкому. К тому же, на предприятии не немцы всем заправляют - подавляющее большинство критических производств было в юрисдикции констеллейшнов.
Жилой же городок вполне себе мог рассматриваться как объект вожделения со стороны работников - размещавшиеся за фортификационными поясами апартаменты предназначались для так называемого внутреннего персонала - они были обязаны проживать там все время за исключением выходных. Проживали с семьями у кого таковые были. В нерабочие дни могли находиться где угодно. В обычных обстоятельствах, когда не было какого-то особого чрезвычайного положения, они еще и могли приводить кого хотели - по всему это был обычный поселок. Свои старые жилища обитатели как правило сдавали в наем. Этот внутренний персонал являлся своеобразной элитой. Впрочем, когда-то им уже придумали полузабытое и довольно вычурное определение - рабочая аристократия. Сейчас они назывались и называли себя внутренним персоналом. Про вопрос мобилизаций такие "аристократы" могли не вспоминать. По крайней мере, пока работали. Здесь они были куда нужнее, чем на фронтах.
Еще был внешний персонал - эти были задействованы на различных вспомогательных процессах и работах и в случае перехода на Положение Судного Дня скорее всего были бы заменены каким-нибудь экстренно завезенным военным контингентом. В случае Положения Судного Дня организация доставки и пропуск не пойми где проживающих рабочих внешнего персонала стала бы слишком уж хлопотным делом, а раздувать рабочий городок, чтобы на постоянной основе запихать туда всех было бы нерациональным решением. Вот и был найден выход, чем-то напомнивший Завирдяеву рассказы о старой советской армии, где солдаты делали вообще все что только было можно и нужно. Теперь в этой роли мастеров на все руки выступили бы солдаты Блока.
Сам промышленный узел раскинулся до горизонта. По площади он превышал не то что бетонную "цитадель" Суперфедеранта, но и площади предприятий "Интер-Нитро". Может даже их вместе взятые, по крайне мере, Завирдяева масштабы впечатлили.
Наконец, промышленный монстр остался где-то позади и снова пошли перемежавшиеся кварталы и рощи.
Потом поезд вроде бы начал снижать скорость и стало понятно почему - мимо начали проноситься характерные пристанционные постройки. Пути стали ветвиться, побежали стоявшие в ожидании своего отправления товарные составы. Пройдя какой-то участок пути бок о бок с контейнерами и цистернами, поезд взмыл куда-то выше и перемахнул через мост-путепровод. Через пару легких виражей за окном показалась серая полоса платформы с толпившимися людьми. Поезд шел без остановки. Завирдяев успел разглядеть, что по своему составу толпа на перроне была представлена преимущественно все теми же солдатами.
Внезапно где-то поблизости раздался глухой удар и на соседнем стекле появился такой же белый круг, что и на том, что было напротив его, Завирдяева, места.
Еще было видно, как по обоим стеклам поползли потеки - очевидно, в поезд бросили бутылкой, скорее всего пивной.
Надо же было так кучно попасть! - подумал Завирдяев, - Выбили два соседних! Специально что ли метились?
Вообще на скорости в сто двадцать километров в час, с которой электричка миновала перрон, такое "бутылкометание" вряд ли могло быть столь прицельным, хотя кто их знает, может они гранаты тренировались бросать? Вот и повод задуматься нужны ли бетонные пояса предприятиям или это излишество. Их, конечно тоже охраняли солдаты, но солдат солдату рознь.
Завирдяев повернул голову и оглядел вагон, желая увидеть реакцию находившихся в поезде. Никакого заметного оживления атака не вызвала. Кто-то вроде бы бросил взгляд в сторону платформы, но к тому времени она с ее норовившей слиться в единое пятно толпой пронеслась назад и сменилась звукопоглощающей стенкой.
- Вы иностранец? - произнесла бабулька, все это время незаметно сидевшая на сидении, располагавшемся напротив завирдяевского. Вернее было сказать, в ряду располагавшемся напротив - в отличие от Завирдяева та предусмотрительно заняла место поближе к проходу.
- Все верно, - ответил Завирдяев, указавший пальцем на свой наушник, благодяря которому он и понял вопрос, - Я разговариваю на английском.
Это были те немногие слова на немецком, что он знал.
- Окей, это обычное дело, - ответила "божий одуванчик".
- Вообще я приехал из России, - начал Завирдяев на английском. - Я очень разочарован тем, что они сделали с этим поездом. Хорошо, что здесь, внутри по-прежнему все в порядке.
Бабка оглядела Завирдяева довольно внимательным взглядом. Лицо ее выражало целый спектр довольно разнонаправленных эмоций. Такое обычно бывает, когда человеку есть что сказать, но распланировать сходу свою речь он не может.
- Давно у вас такое твориться? - задал Завирдяев наводящий вопрос.
- Каждую мобилизацию в течение примерно трех лет, - ответила бабуля.
- Я про что-то такое слышал, но не представлял себе, что картина будет такой откровенной.
- Вы из Аэропорта? Тогда вы еще мало видели. Вашей России в этом плане повезло с демаршем… Извините, - тут же поправилась она, - Вы заплатили за это высокую цену.
- Можете не извиняться, - примирительно ответил Завирдяев. - Да и обменный процесс хоть и медленно, но идет. Вообще меня это немного удивляет. Обычно считается, что это вернувшиеся с фронта иногда выходят за рамки, а здесь наоборот. Это ведь недавно мобилизованные? Не может же быть такого, что все они отпускники?
Разумеется, Завирдяев был наслышан о том, что себе думали эти свежее мобилизованные, но выслушать интерпретацию от местных было вполне себе интересно. К тому же, ехать было еще с полчаса если не больше а раз уж бабка начала говорить, то пусть выговориться.
- Это как принцип "деньги вперед", - ответила бабка. Каждый знает, что не каждый вернется. А те, кто остался дома будут и дальше смотреть Войну по телевизору. Оставшиеся остаются потому что они счастливчики, а мобилизованным не повезло. При этом те, кому повезло и до этого жили в благополучии. Им и повезло потому что у них было все хорошо. Видите, как это выглядит? Это выглядит как несправедливость.
- У нас до сих пор набирают контрактные подразделения, - ответил Завирдяев. - И демарш этому не помеха. И в первый год помимо идейной мотивации были контракты. Да так везде. Поэтому я несколько удивлен тем, что наблюдаю здесь.
-А это по большей части и есть контрактные. У этих нет другого выхода. В общем случае нет. В этой бухгалтерии уже давно и заранее все посчитано скольким умереть а скольким работать.
- В бухгалтерии? - вежливо переспросил Завирдяев.
- Вы же видели крепость, в которой находилась фабрика?
- Ах, вы про это? Все-таки это промышленность. Отправкой людей на фронт и мобилизационными квотами занимается командование.
Разговор был несколько косноязычным, но в целом содержательным. Бабка определенно имела не только антивоенные, но и "красные" наклонности.
- Зачем вы так говорите, когда прекрасно понимаете, кто всем владеет, - продолжила она, - Беда даже не в этом, а в том что не все одинаково быстро сообразили, что да как, когда порядки стали меняться. Вот кто-то и не сообразил заранее. У кого-то родители не сообразили и теперь у человека нет будущего. Таких сотни тысяч.
- Ну у нас тоже с экономикой не все в порядке, - ответил Завирдяев. И было не в порядке еще с тех времен когда Советский Союз распался. Я это застал будучи ребенком. Мы наверно сейчас говорим о разных вещах - тогда не было Большой Войны. Я хочу сказать, что в итоге эта ваша проблема каким-то образом разрешиться. Конверсией например.
- Ну да, - ответила бабка, - все когда-то заканчивается. Вопрос в том когда. А вообще я думаю что мы с вами говорим об очень похожих вещах. У вас люди не успели приспособиться к западной экономике, а у нас не все перешли из двадцать первого века в новый. Вы ведь наверняка видели как показывают прошлый век. Там довольно много правды, это не обман.
- Вы про беззаботный образ жизни.
- Ну да. Самое выдающееся здесь то, что тот культ потребления, как его называли, шел из Америки. Потом оттуда же пришел другой образ жизни. Современный.
- У вас, у вас в обществе, наверно сильны антиамериканские настроения? У нас они были в первый год Войны, потом как-то стало не до этого. Да и самой Америке досталось. Так что не такие уж они и собиратели выгод.
Завирдяев решил принять своеобразную примирительную позицию, хотя особым антиамериканизмом он и вправду не отличался.
- Конечно, зачем обыгрывать кого-то в торговлю, если этот кто-то и так твоя собственность. Нас оккупировали из-за океана чтобы нас не захватила азиатская орда. Не одно так другое.
- Я думаю в высказывании про азиатскую орду есть доля истины. Азиаты вполне могли бы пойти на такое продвижение если бы наши нации были разобщены. Это сейчас полное военное поражение рассматривается как теория, а если бы мы не объединились это была бы реальная угроза.
- Я в этом не сомневаюсь, - холодно ответила бабка. - Только вот многие говорят, что Войну вполне было реально если не закончить, то заморозить. Без этой Конверсии.
- Я могу с вами согласиться, - ответил Завирдяев. - А знаете, у нас есть один довольно одиозный регион. Я проживаю неподалеку. - Завирдяев решил направить невеселый полный безысходности разговор по какому-то более живому руслу и бомбануть темой Суперфедеранта.
- Вы про Кузнецкий Край? - спросила старушенция.
- Вы про него знаете? - неподдельно удивился Завирдяев.
- А кто же не знает? - в свою очередь оживилась бабка. - У меня сын в пятнадцатом году вернулся с Африканского Фронта в отпуск, после чего больше здесь его не видели, - она заметно повеселела.
- Он что, отправился туда?
- Да, именно. Место ужасное, но это куда лучше, чем вырвавшись из того африканского пекла вернуться, побыть дома и послушно отправиться обратно.
- Ну и дела, - задумчиво произнес Завирдяев. - Просто это соседний с моей областью регион. Всего лишь триста километров к востоку, - добавил он, продолжив врать, - а он у вас где? Правый или левый берег?
- RBSF, - ответила старушка, - он же SFS. Там у них есть что-то вроде иностранного легиона. Иностранный корпус.
- Я это прекрасно знаю, ответил Завирдяев. У нас с этим Суперфедерантом несколько своеобразные взаимоотношения, но об иностранцах я ни одного дурного слова не слышал.
Разумеется, Завирдяев сильно примитивизировал такое восприятие внешним россиянином подразделений правобережных, хотя иностранный корпус и вправду имел репутацию сравнительно приличных людей.
- Знаете, я дам вам один совет, объявила бабка. - На вокзале скорее всего также будет полно наших солдат и в отличие от аэропорта на вокзале они могут находиться где угодно. То же самое может касается и города. Так вот, в случае чего просто начинайте говорить на русском. Английский тоже подойдет но на русском будет лучше всего.
- Почему вдруг так?
- У них претензии исключительно к своим, то есть к нашим. Даже Американец вряд ли получил бы всерьез. Это выяснение отношений исключительно в рамках нашего общества. Дадите понять, что вы иностранец, тем более из России и можете чувствовать себя как на довоенных улицах среди довоенных людей. У нас это работает так.
- Вот про такое я не слышал, - искренне признался Завирдяев. - Слышал, что иностранцам проще, но не настолько.
Поезд тем временем сбавлял ход, то и дело взлетая на эстакады, перехлестывавшие через жгуты многочисленных заполненных вагонами путей.
- Только бы доставить ее на авиабазу без приключений - подумал про себя Завирдяев, бросив взгляд в окно.
Вся эта его миссия с поездкой в Европу состояла в том, чтобы принять дурную племянницу главы КАНАР, "Дока" и отвезти ее на аэродром, откуда сервисным бортом сил Блока та была бы доставлена на подконтрольную ее дядюшке территорию. Предстояло еще договориться с рейсом.
С месяц назад взбалмошная дура, "принцесса", очевидно заскучавшая в "королевстве" своего дяди, определенными ухищрениями покинула-таки Суперфедерант и направилась вначале в США а затем и в Южную Америку. Окажись она каким-то образом, например в случае непредвиденной посадки транспорта, на территории внешней России, ее ждали бы большие неприятности.
Предсказуемо порастратив имевшиеся в ее распоряжения средства она, надо думать с видом побитой собаки, явилась на один из разбросанных по всем странам Западного Блока полуподпольных вербовочных пунктов КАНАР.
Так или иначе, для нее все закончилось благополучно - усилиями внешних сторонников LBSF она была доставлена на "более ближний подступ", то есть в Германию, в окрестности Ганновера, где пребывала на частной квартире такого же вербовочного пункта. Судя по видеоразговору, свой задор и заносчивость стартового периода своего бегства она подрастеряла и хотела домой. Это было хорошо. Не хватало еще каких-нибудь историй, когда она бы скрылась или просто уперлась, воспрянув после пережитых злоключений.
"Док" в свою очередь не поскупился на то, чтобы выйти на нейтрального СБСЕшника, то есть Завирдяева, чтобы тот доставил его племянницу. Не поскупился, чтобы выйти на него и оплатить все что надо и не надо. Как сотрудник СБСЕ, Завирдяев мог бы довольно безопасно сопроводить "объект" даже проследовавший бы поездом по России. С фальшивыми документами, разумеется, но все равно.