|
Глава 13
24.04.1992
Вертолет уже мчался над городскими кварталами – по правому борту виднелись две антенные мачты – ориентир был прекрасный. Джонсон сидел напротив Бланкенберга и молчал. Время от времени он тяжело выдыхал, отчего его рот выглядел так, словно был не в силах сдерживать выходящий из туши воздух.
Машина стала крениться – так они обычно и заходили на площадку, устроенную словно в подражание тому, что было сплошь и рядом в США, да и не только. Здесь, правда вертолеты были куда тяжелее тех полицейских «Робинсонов» и «Беллов-206». Про брутальность и говорить не приходилось. Здание тоже не подходило – осмотревший конструкции кровли инженер-строитель заявил, что вертолет неминуемо грохнется, проломив следующие ниже перекрытия. Вертолетчики, надо было отдать им должное, легко решали проблему, зависая в полуметре или же едва касаясь колесами покрытия. Потом, в середине второй недели была наварена швеллерная рама с листовым покрытием и раскинутыми в сторону как паучьи лапы балками, и таким образом появилась полноценная площадка, «Pad».
Полноценная исключительно лишь в плане несущих способностей. Конечно, внешний вид – дело далеко не первостепенное, но были и другие мелочи, например, о небрежно сваренную крутую лесенку запросто можно набить синяков. Еще ночью, в свете бесполезного слепящего прожектора, можно было и вовсе упасть с неогороженного края площадки и грохнуться с полутора метров на рубероид – тоже мало приятного, особенно если не на ноги. Это если упасть с утраченным чувством равновесия, упасть во мраке, разрезаемом прожектором и сотрясаемом грохотом лопастей. Так вот выглядела американская вертолетная площадка в местном исполнении.
Вертолет сбавил скорость и начал задирать нос. Посадку они выполняли довольно энергично, хотя русские имели обыкновение взлетать и садиться с пробегом по полосе.
Машина встала на площадку. Бланкенберг спрыгнул на гулкий настил и направился к лесенке. Той самой, всегда готовой наставить синяков и предоставить возможность оступиться в самом начале – для этих целей у нее было заготовлено ребро металлического уголка, выступавшее на какой-то сантиметр. Пару раз у Бланкенберга почти получилось упасть, но выручали сваренные из металлических полос перила. Это потом, спустя несколько дней, в дело вступила моторная память и выступавшее ребро уже перестало быть неожиданностью. Во всем этом узнавалось что-то родное, советское, оставленное более двух десятилетий назад.
Бланкенберг направился к возвышавшейся посреди крыши бетонной коробке. Джонсон к тому времени еще спускался с площадки державшись за перила обеими раскинутыми руками. Бланкенберг толкнул обитую металлом дверь и вошел в неизменно пахнущее бетонной сыростью и никогда не выветривающейся масляной краской помещение лестничной клетки. Турбины вертолета стали завывать с все повышающимся тоном – экипажу незачем было торчать здесь какое-то лишнее время.
Наконец, внутрь ввалился Джонсон, покрасневший, дышавший все так же тяжело, неизменно самого взлета.
- Чертовы мерзавцы, - произнес он, кивая куда-то в сторону двери.
- Бронегруппа? – Спросил Бланкенберг, заранее зная ответ.
- Кто же еще! - в который раз раздув щеки и рот на выдохе ответил Джонсон, - Хотя я не удивился бы, если бы узнал, что уже и эти пилоты с ними общаются, а для всех вместе мы с каждым днем превращаемся в посмешище. А так все начиналось! Это самое настоящее болото, в котором, образно говоря, наш отряд вязнет. Вы не находите? Человеческое болото дремучей архаичной стихии. Не африканские дикари, но и не представители чужого расчетливого сообщества вроде каких-нибудь азиатов. Эти всю историю вредят себе и вредят другим. Болото. К черту! – Джонсон развернулся и энергично зашагал вниз.
- Мы уже торгуемся с ними целую неделю, и целую неделю эти мерзавцы не могут войти в город – все же продолжил он, – Знаю, что наивно спрашивать, но может, у вас появились какие-нибудь мысли как затащить их на улицы? Хоть телеканалы задействуй, чтобы население их затащило… конечно, не поможет.
- Военные не готовы пойти на такой сценарий, - произнес Бланкенберг, бросая взгляд в окно на внутренний двор. Не один раз его преследовала невесть откуда всплывашая в сознании картина, как он несется вниз по этой лестнице, желая покинуть здание как можно скорее. Там, над площадью уже летают трассеры, грохочут вертолетные лопасти, неуправляемые ракеты норовят прошибить здание. А он, Бланкенберг несется, перепрыгивая ступеньки, будто оказавшись во дворе он, находясь под прикрытием еще стоящей бетонной громадины сможет убраться, пробираясь мимо горящих гаражей и падающей невесть откуда кирпичной крошки. Это ему снилось и в кои-то веки сновидение имело под собой вполне логичную основу. Джонсон определенно аплодировал бы такому сценарию. Заблаговременно убравшись, разумеется.
- Очень плохо, что не готовы, - развеял прокравшуюся в сознание Бланкенберга визуализированную мысль Джонсон.
- Все же сейчас девяностые годы, а не двадцатые, - спустя половину лестничного марша ответил Бланкенберг, – Вы наверняка знакомы с историей Советской России двадцатых годов. Вот тогда было куда больше свободы для реализации широкого спектра самых смелых сценариев. И широкий спектр сторон, вооруженных сторон. Эти же не стесняясь заявили нам, что подчиняются командованию ССН, и не смотрите на то, что они разукрасили свои борта белыми звездами.
- Хорошо хотя бы, что не командованию федеральных сил, которому и подчинялись до момента старта событий. Иначе на руках у нас осталась бы лишь одна карта – эта забастовка. Я уже слабо верю, в то, что она на что-то повлияет даже если экспорт протеста успешно состоится. Кстати, где он? – В голосе Джонсона послышалась горькая издевка.
- По плану он должен начаться после их красной даты – после первого мая, вы же знаете, так что поменьше пессимизма. Насчет военных вы сами довольно точно подметили вопрос того кому они подчиняются, и я бы не стал недооценивать этой разницы между Федеральным командованием и Силами Стратегического Назначения. Потенциал у этой разницы ядерный. Я в переносном смысле.
- Да и в буквальном – добавил он мысленно, но смолчал.
Действительно, чего стоил один инцидент с этой их пилотируемой суперракетой, правильнее было говорить станцией-носителем.
Наконец, они вышли в коридор, с недавнего времени загроможденный разнообразным барахлом, предназначенным для того, чтобы можно было находиться здесь, в здании, постоянно, не выезжая на ночь в гостиницу. Некоторые из низового состава уже так и делали. Нечто подобное показывали по ТВ, когда уже ретроспективно освещали события августа прошлого года в Москве. Сейчас новый Белый Дом был здесь. И, строго говоря, у него было даже больше оснований назваться вслед за оригинальным, расположенным в Вашингтоне, чем у московского. Все-таки здешняя заваруха началась с бредового слуха о присоединении к США.
В помещении, прозванным конференц-залом привычно работал телевизор, большую часть времени транслировавший настоящие западные каналы, которые принимала тарелка, развернутая на крыше. Сейчас же шел местный канал, этот Federal-One и с экрана смотрела Ландскрихт – наступало время ее вечерней передачи.
- А кстати, где мистер Гэндлоу, - как бы невзначай бросил Бланкенберг, - Я не видел его с самого утра, вернее даже со вчерашнего вечера. Неужели он отыскал здесь достойное место, где можно расслабиться, - с интонацией одобрительного юмора добавил он.
- Я бы сам хотел это знать – ответил Джонсон, которому судя по его виду явно было не до шуток, - Я вчера высказывал соображение, что неплохо было бы перебазировать наш командный центр в аэропорт. Вот и думаю, не сделал ли это мистер Гэндлоу в индивидуальном порядке. Я серьезно, коммуникации это вполне позволяют, но, с другой стороны, почему-то с самого утра от него нет никаких вестей.
- Мог ли он предпринять что-то по отношению северной группировки, не поставив наc в известность? С расчетом добыть эту маленькую победу в одиночку? Представьте, вечером колонны уже входят в город.
- Если бы так он и было, я бы станцевал голым, - ответил Джонсон.
- Вы посмотрите! – мысленно усмехнулся Бланкенберг, - Думаешь, если я американец, так ты меня сейчас впечатлил своим якобы американским юмором, англичанишка?
Вместо озвучивания этой своей мысли Бланкенберг глянул в сторону Джонсона и вежливо улыбнулся. Стекла очков без всяких сомнений надежно скрывали взгляд.
- Вы правда на это пошли бы? – все же произнес Бланкенберг?
- Еще бы! – ответил Джонсон, эмоционально рубанув рукой воздух, - Да боюсь не придется. Гэндлоу не стал бы обставлять свою работу как преподнесение сюрпризов. Сюрпризов нам. Зачем это?
- Да, вы правы, - ответил Бланкенберг и глянул в сторону телевизора, - Посмотрите вот, как Халдорис совершенно невозмутимо делает свою работу.
На экране была Ландскрихт ведшая свою телевизионную версию печально известного «фолькишер беобахтер» – так все это охарактеризовал про себя Бланкенберг. С другой стороны, судя по скудной социологии, местным помимо шедших сплошным потоком американских ток-шоу и вправду нужно было больше своих передач, где бы упоминали их город и регион. Посиделки местных забастовочных вожаков быстро наскучили. Американские же масс-медиа с недавнего времени старательно обходили тему, готовую дать старт и отчасти уже давшую старт международному скандалу.
|