[Statosphere_Magic]

Глава 11
23.04.1992
Бланкенберг повернул голову, замедлил шаг, затем и вовсе остановился, достал сигарету и закурил. Напротив зияла разбитая витрина, за которой виднелся окутанный полумраком приведенный в совершенный беспорядок торговый зал. Над окном висели облезлые металлические, испещренные многочисленными отверстиями буквы, составляющие надпись «Промтовары». Круглые отверстия, как нетрудно было догадаться, предназначались для неоновых трубок. Трубки эти исчезли отсюда не сейчас, исчезли они когда-то давно. Может год назад, может еще до перестройки. В Союзе последних лет такие упрощения, судя по описаниям быта все новыми и новыми приезжающими, были обычным делом. Сейчас тут разверзся настоящий Гарлем с нетипичными для России кострами в бочках и разгромленными магазинами. Впрочем, для уже развалившейся страны, имевшей на момент лета девяносто первого года аж шесть горячих точек, все, что происходило здесь, чего-то сногсшибательно-удручающего из себя не представляло.
При этом все эти горячие точки никуда не делись. К примеру, прямо сейчас где-то в кавказских горах войска независимой Грузии вели обстрел Эшерской военной лаборатории, в которой хранились биоопасные материалы. Там закрепились, если так можно было выразиться, двойные сепаратисты, желавшие получить независимость уже от самой Грузии.
Бланкенберг затянулся, выдохнул и зашагал дальше, по направлению к площади. Большая часть иностранцев из состава групп если и передвигалась по городу вот так, пешком, то никак не в одиночку, к тому же всегда брали с собой кого-то из местных в качестве сопровождающего. Бланкенберг чувствовал себя куда раскованнее. Все-таки когда-то он был офицером советской армии. Хорошо, что в те годы не было таких совершенных баз данных, как сейчас. При всей щепетильности Советов, знавших толк в диверсиях и, соответственно, опасавшихся за собственную безопасность, их тогдашние базы данных были громоздкими и практически неспособными оперативно обработать не то что поток запросов, а отдельно взятый запрос. Благодаря этому, формально, да и фактически изменивший своему государству и военной присяге в семьдесят первом году Бланкенберг спокойно пересек границу в обратном направлении в девяносто первом. И уж тем более он мог себе позволить пройтись по улицам советского-постсоветского города.
Ко всему, сейчас при себе у него был пистолет – по мере развития событий можно было не стесняться как в плане ношения оружия, так и в плане использования специальных средств связи. Если поначалу, в первые дни, приходилось ограничиваться миникомпьютером «атари» и скрытым передатчиком из чисто шпионского арсенала, то сейчас в номере Бланкенберга преспокойно стояла полевая командная военная спутниковая радиостанция, обеспечивавшая связь как по кодированному аудиоканалу так и передачу любых файлов. Провезти такое в те, прежние «доапрельские» дни было очень сомнительным мероприятием даже в условиях современной России. А сейчас в номере у него преспокойно стоял такой вот «телефон», доставленный одним из прибывших бизнес-джетов.
Местные, оккупировавшие эту и другие улицы, жили своей жизнью. Кто-то собирался в группки вокруг радиоприемника или телевизора. Тут же и выпивали. Разбитые прямо посреди проезжей части палатки дополнились импровизированными домиками из невесть откуда стащенной фанеры и досок. Погода, становившаяся теплее с каждым новым весенним днем, определенно благоприятствовала развитию этой уличной жизни. Играла музыка, в основном похабная позднесоветская. Был и русскоязычный рок. То и дело среди палаток сновали невесть откуда взявшиеся продавцы незатейливой еды – в основном каши и пирожков с капустой. Впереди показалась площадь с парой американских флагов, висевших на длинных, под полтора десятка метров шестах. Да и в стихийных трущобах, запрудивших улицу нет-нет, да мелькали звезды и полосы.
Помимо этого гротеска нимало позабавил рассказ, что в пятидесятых и даже шестидесятых годах, когда Бланкенберг-Москвин ходил в школу и учил стихи про юного Ильича, здесь, в этом городе, прямо на территории нынешней площади, размещались почти такие же дома, как воздвигнутые сейчас. Разьве что тогдашние были утеплены, но вот размеры некоторых, особо нищенских, были сопоставимы. Бланкенберг не без интереса рассматривал те фотографии. Еще прямо здесь ходил трамвай и разворачивался он примерно там, где теперь стоял истуканом Ленин.
Без всяких шуток, тогда, в послевоенные годы, местные выстроили самую настоящую фавелу, только не в жарком тропическом климате а здесь, в Сибири, когда в иной зимний день можно было обморозить лицо, просто выйдя на улицу. В шестидесятые годы среди этого хаоса стали расти напыщенные каменные громадины театров и жилых домов, предназначавшихся для партийной верхушки. Трущобы, понятное дело, сносились, люди перемещались в более простые, чем жилища партийцев хрущевки.
Потом построили «Белый Дом», тот, что располагался по центру, позже тот, в котором был командный пункт. Да, здесь «Белых Домов» было аж два. В центральном «Белом Доме» размещался штаб забастовки, где теперь проводили время на широкую ногу местные.
Бланкенберг вышел на площадь и направился к своему «белому дому», высившемуся по правую сторону. Выглядел он скромнее, зато в отличие от центрального имел вертолетную площадку.
- Если бы вы, идиоты узнали, что вам готовят, вы бы, пожалуй, побежали бы до самого арктического океана, прямо точно так, как вам пообещал этот генерал Грачев. Только то, что прокатится по вам кровавым катком, готовит вовсе не он. - Бланкенберг невесело оглядел заполненную возродившимися сибирскими фавелами площадь и направился во двор.
Войдя в малый конференц-зал он обнаружил, что никого на месте не было. Центральный стол был заставлен коробками, судя по надписям с армейскими пайками. Телевизор не был выключен, но это вовсе не говорило, что кто-то, находившийся здесь, отлучился ненадолго и вышел пять минут назад – этот телевизор вроде бы вообще никто никогда не выключал. Звучал довольно узнаваемый своим акцентом голос Ландскрихт, говорившей на русском. Бланкенберг глянул в сторону телевизора и убедился, что на экране была она.
Бланкенберг не располагал информацией, по своей ли инициативе или в соответствии с какой-то директивой взялась она вести это свое шоу. Да не то что вести, но и организовывать. Идея, впрочем, не была какой-то потрясающей своей оригинальностью. Ландскрихт просто отвечала на вопросы, которые присылали горожане. Первый выпуск, состоявшийся около десяти дней назад был построен на вопросах, которые не нужно было никуда присылать – они кричали о себе сами: вывоз мусора, охрана уже разграбленных магазинов от бомжей и просто пьяниц, имевших обыкновение вести себя как бомжи, засыпать где попало в частности. Еще людей сильно обеспокоили вопросы с продовольствием и начавшим отключаться раньше времени отоплением. Кое-что действительно удалось поправить – вывоз мусора в частности. Еще в одном из складских помещений восточного промышленного района был устроен «бомж-центр», буквально так и прозванный. Туда не особо разбиравшиеся патрули свозили и вполне «одомашненных» пьяниц. И там уж при некоторой предвзятости, а она у Бланкенберга была, можно было разглядеть кое-что более пугающее, чем, например, устройство новой стихийной свалки в неподходящем месте.
Еще до того, как Управление скинуло краткие досье на ключевых и некоторых второстепенных членов групп, Бланкенбергу стало очевидно, что происхождение у этой Халдорис не вполне Норвежское. Тех лет она, разумеется не застала, но нацисты вполне успешно передавали свои убеждения детям а то и внукам. Годы и десятилетия шли и теперь эти новые поколения могли чувствовать себя раскованнее. Во времена армейских лет, той прошлой жизни Бланкенберга, ни в ФРГ ни тем более в ГДР никому бы в голову не пришло носить те же побрякушки с рунами, хотя что было в головах у тех людей был тот еще вопрос. Этим же, ее родителям и таким как они, удалось “отпрыгнуть” в пусть и европейскую, но все же другую страну. И вот прошли годы и эта Доррис, или Дора оказывается в Сибири, в терпящем бедствие Советском Союзе, вроде как и бывшем, но не канувшем в прошлое окончательно, бесследно.
Она смотрит на каменные здания, построенные пленными немцами, из чего никто и не думал делать секрета. Она видит газетный киоск с газетенкой, где в заголовке стилизованная под орнамент но все же свастика – в России была такая. Еще она, эта Доррис, демонстрирует напоказ приверженность всей этой мишуре с рунами и то и дело высказывает радость по поводу падения тирании серпа и молота, как она это ни раз называла. Понравиться ли ей так катастрофа, которая здесь готовиться? Да еще как понравиться! Отомстить за Рейх, за поверженных предков, которые ко всему прочему были приговорены строить здесь эти уже облупившиеся до неприличного вида дома. Бланкенберг не стал бы пускаться в спор, если бы кто-то сказал, что считает его беспринципной задницей - все же измена присяге и все такое, но это! Это уже по-серьезному. Раз уж на то пошло, это совсем не в интересах Америки, будущей Америки если угодно. Конечно, не она затеяла эту заваруху, но фонд Рокуэлла умеет подбирать кадры! За несколько дней, если не на следующий день программа превратилась из рутинных, пусть и развернутых ответов на вопросы в ток-шоу одного человека. Досталось всем. Советской власти досталось за то, что она появилась и существовала, за то, что бездарно развалилась, и за то, что не развалилась раньше. Ельцину досталось за то, что был коммунистом и за то, что перестал им быть и за то, что был ненастоящим коммунистом, за то, что дословно подтолкнул еще функционально состоятельную страну к фрагментации, а также за то, что не смог двигаться навстречу Западу как нужно. Причем это не были какие-то разнесенные во времени утверждения, когда такому болтуну, болтунье можно без особого труда предъявить сказанное ранее и противоречащее утверждаемому в данный момент. Нет, здесь все было связанно единой логикой.
Бланкенберг щелкнул кнопкой на кофейной машине и направился к своему столу, в тумбе под которым лежала черная спортивного вида сумка. Бланкенбергу уже не раз приходила в голову шутливая мысль, что для наглядности на сумке стоило бы написать «забастовка». Действительно, таких сумок было несколько и в этой были собраны незатейливые записи, касавшиеся организации экономической диверсии. В ней же он иногда носил и внушительную по нынешним меркам наличность, прекрасно дававшую местным организаторам новый импульс. На третью неделю можно было не подстраиваться под прежнюю городскую реальность, грозившую помимо прочего встречу с бритоголовыми гангстерами-дилетантами, способными ради пачки долларов на вовсе не дилетантские изуверства. Теперь, выходя на улицы с какой-либо способной вызвать интерес ручной кладью, Бланкенберг просто брал с собой прикрепленного к нему охранника – вполне характерного вида Хорватского боевика, носившего при себе французский FAMAS F1. Жизнь в регионе преображалась.
- Снова меня спрашивают про излучающие конусы, - послышалось из телевизора. – Дня два назад мы уже про это говорили, но послушайте еще раз. Они не так просты, как нам хотели это преподнести из Москвы через их телевидение и радио, но не надо впадать в крайности. У нас уже сколько этих легенд? Первый пример – эта самая «черешня», которой вооружена группа «альфа». У каждого из вас есть знакомый или родственник, который всерьез верит, что в час вторжения прибудет «альфа», которая всадит в каждую многоэтажку по шарику с красной жидкостью и все уснут, а кто-то и умрет. Я хотела отыскать стеклянный шарик, показать его вам, будто это и есть «черешня» а потом разоблачить. Вы бы сами убедились насколько в это легко поверить. К сожалению, как вижу к сожалению, забыла про эту задумку, а надо было. А что у нас есть в реальности? Есть газ черемуха. Всего-то. Вы знаете. Слезоточивый. У нас его так не называют, а у вас называют. Может ваш чуть-чуть отличается. Вообще говорят, что он правда пахнет черемухой, не знаю. Что это меняет?
Бланкенберг усмехнулся про себя и повернул наконец-таки голову в сторону телевизора.
- Следующая такая штука – это красная ртуть. Используя компьютер и справочную систему, ну вы знаете, такая у нас есть, мы связались со специалистами. Потратили время, но выяснили, что это сленговое, то есть… Ну такое прозвище расплавленного металла. Скажу даже какого, это ничего не меняет. Так ядерщики называют какие-то свои ядерные плутониевые материалы, которые даже нельзя вытащить из реактора потому что они тотчас перестанут быть такими какие они там. Вот и все. А какой-то дурак-газетчик услышал, что есть ядерный материал, который прозвали ртутью и рассказал другому такому же.
Ну а теперь про эти конусы. У нас есть люди с инженерным образованием и они их осмотрели. Вы это уже слышали. Больше половины этих конусов в неработоспособном состоянии. Их сломали очень давно, там птицы успели гнезда свить. Кстати, к вам вопрос, улучшали ли они погоду? Мы спрашивали, и нам сказали, что почти нет. Рассеивали туман, но очень слабо.
Бланкенберг глянул в окно в сторону противоположного здания. На крыше того как раз стояло это «ведро». Судя по документации, максимум на что оно было способно – так это рассеять смог в радиусе двухсот-трехсот метров. Для какого-нибудь аэродрома в общем-то неплохо, но цифры эти были на бумаге, а, учитывая то, что умеющие найти из чего извлечь прибыль западные компании ничего подобного не выпускали, физический принцип, из которого никто не делал секрета заявленной эффективностью не обладал. Это было чисто советское – все эти НИИ прекрасно освоили методы работы впустую.
- И вот теперь кое-кто задается вопросом что с ними делать? – Продолжала Ландскрихт, - Нам пришлось охранять эти штуки и вам уже говорили зачем. Это улика, а улики охраняют. Наши специалисты сказали, что теоретически эти звуковые излучения способны воздействовать на людей и при этом люди не будут слышать никакого звука. Среди вас много тех, кто знает, что такое инфразвук и как он опасен, и как он возникает в океанах. Я объясняю очень простыми словами для тех ваших близких, кто этого не слышал. Наверняка такие есть.
- Для самых тупых, потому что я, Халдорис Ландскрихт, думаю, что среди вас большинство тупые, - мысленно ответил Бланкенберг, представлявший, как ему казалось, уровень образованности своих бывших соотечественников куда достовернее, чем Ландскрихт. Весьма достойный уровень, несмотря на досадные сбои с этими чертовыми экстрасенсами.
- Мы ожидаем, что в ближайшее время прибудет группа инженеров и прочих специалистов из США, и они дадут достоверную оценку той опасности, которую эти конусы представляют. Эти конусы действительно можно подключить к единой сети управления, к компьютеру и исполнить на них такую инфразвуковую игру… ну как на инструментах сыграть. Не одиночные удары в барабан а, много барабанов и в такт. Чем это грозит мы не знаем, поэтому ждем специалистов. Но в любом случае она не излучает каких-то лучей, про которые можно услышать на улицах. Тем, кто про это говорит должно быть стыдно. А остальные должны им разъяснить. Но что все должны усвоить, это то, что это улика. Может быть очень важная. Как «черешня», если бы она была. Вы понимаете? Поэтому мы ее охраняем. В США за порчу улик или за их сокрытие очень серьезно наказывают. Кто еще будет лезть и пытаться сломать что осталось, тот отправиться в центр «восточный». Кто-то уже там. Именно за это. К сожалению, нет сомнений, что будут и еще задержанные.
- Это мой концлагерь и он в восточной части - с издевкой подумал Бланкенберг. - А еще я хочу построить второй и назову его «западный». Все-таки хорошо, что план ограничен по времени и ты не успеешь развернуться здесь вволю.
- А теперь давайте поговорим, почему Америка неизбежно будет продвигаться на этот континент, и почему именно здесь дан старт этому…
Бланкенберг отпил кофе и взглянул на площадь, над которой развивалась пара флагов. Сейчас спуститься ночная темнота и место будет выглядеть как какое-то капище, озаряемое светом бесчисленных костров. Все начиналось как Диснейленд с раздачей продуктовых наборов кока-колы, а теперь это… Да и Диснейленд-то был своеобразный – таковым он выглядел лишь в глазах местных. Палатки и раздача еды – атрибут скорее бедствия, чем праздника.
Бланкенберг оглядел свой стол, на котором громоздилась пара факсов и целая батарея телефонов, потом бросил взгляд в сторону и тут внутри его аж перехватило. На столе Ландскрихт, пристроенном за шкафом и вешалкой стоял во всей красе ее компьютер-ноутбук. Тот самый, которым она хвалилась. Хвалилась, как эта штука прекрасно заменяет все факсы и даже в большинстве случаев телефоны. Не раз говорила, что нужно осваивать электронную почту, что это позволит сократить количество телефонных звонков. В техническом плане она была права, но вот в плане сохранности информации… Если у Бланкенберга, как у профессионала были раздельные, рассредоточенные каналы связи, в числе которых была хранившаяся в отеле скрытая от лишних взглядов спутниковая радиостанция, то тут все было собрано в один гражданский, пусть и недешевый компьютер. Для бизнеса вполне рациональное решение, но не для работы в рамках… в рамках работы.
Не веря увиденному Бланкенберг оттолкнулся ногами, сдвинувшись на своем кресле с места. Потом встал и подошел к столу Ландскрихт. Компьютер не был выключен! Бланкенберг хлопнул себя по карману брюк – дискета была на месте. Это была своего рода дежурная дискета, иногда их было и две – привычка сохранять что-то важное с копией на второй. Сейчас у него были стоившие по пятьдесят долларов Hewlett-Pakkard, внешне ничем не отличавшиеся от простого, как здесь говорили, ширпотреба. Эти были несопоставимо надежнее. В одной из сумок лежала особая, с записанными на ней командами, но для начала Бланкенберг решил воспользоваться тем, что знал – так было меньше шансов оставить следов. Так называемых программных или цифровых следов вмешательства.
Пробежавшись по строкам в обеих, правой и левой панели «Нортота», он увел курсор в командную строку и набрал первую команду. Список адресов интернет соединений был, но был зашифрован и защищен от копирования. Защита от копирования была один смех, может и пригодная для офиса. Вторая команда ожидаемо позволила скопировать файл на дискету. Бланкенберг щелкнул кнопку привода, и спустя секунду вставленная ранее дискета была уже в руках. Дело было сделано.
Конечно, преждевременно радоваться не стоило, но и медлить тоже. Бланкенберг накинул пальто и, перелив кофе во взятый из стопки бумажный стакан направился к выходу. С экрана неслась речь Ландскрихт, посвященная Интерконтинентальным Штатам Америки.
Бланкенберг усмехнулся: Идея красивая, но с ее очевидно нацистскими грезами не имевшая ничего общего. Да и вообще слишком отвлеченная, одна из многих подобных сгенерированных академическими кругами, так что тут тоже не для вас, Мадам. А вы, Мадам очень здорово облажались.
С этими мыслями Бланкенберг сбежал вниз по лестнице. Теперь нужно было перегнать файл через спутник, а уж там найдут отмычку для любого шифра. Просто возьмут у разработчика шифра. Всего-то.