Когда-то эффект аннигиляции Чара получала только рядом с призраком. Занятная вещица эти яркие вспышки, которые позволяли двигаться разуму на этой волне со скоростью света. На этих вспышках Чара на чуть-чуть, но опередила своих сокурсников, что обучались вместе с ней в магической школе Морганы, и вышла в собственный мир. Но призрак не выдержал такой гонки, что было закономерно для простого человека, и предпочёл удалиться. Ну нет, так нет. Свобода воли прежде всего. Значит, Чара будет тащиться вперёд сама, без помощи извне. Почти уже смирившись с неизбежным черепашьим шагом, ведьма обнаружила, что теперь этот эффект можно получать от некоторых деятелей, решивших разработать новую концепцию государственной идеи, когда это государство, можно сказать, теоретически стоит на грани идейной катастрофы.
Пресловутая возможность пришла, откуда не ждали. Организаторов «честного» диалога хватило на полтора дня и на четыре коротких сообщения от неё. Чара возможно даже не набрала и тысячи знаков в печатном виде. Ну ладно, возможно две тысячи знаков. Дальше последовал лёгкий троллинг в сторону Чары и её спокойное объяснение субъекту об ошибочности его мнения с применением доказательств, понятных собеседнику. Всё происходило чинно и благородно. Опять же аргументировано и без перехода на личности. Все взрослые люди. Раз решили строить общий новый мир, значит там всем должно быть место. А потом Чару выбило из системы диалога в принципе. Как это ощущается энергетически? Это ощущается как стена Огня, которая проходит через тебя, а ты не знаешь её причины. Занимаясь домашними делами, Чара удивилась такому странному явлению, а потом решила зайти в существующий заинтересовавший диалог. И увидела созданную собеседником аннигиляцию.
Ну вот же дети. Думают, что убегая от проблемы, и прячась от пожара под кровать, можно спастись. А ещё идею государства обсуждают...
Наблюдать это явление занятно. С учётом того, что ничем не обидел собеседника, просто доказал несостоятельность его точки зрения или по крайней мере указал на то, что его точка зрения имеет огромную брешь. Вместо продолжения диалога, человек решил запаять входы и выходы для информации.
То, что люди не любят слышать, что они не правы. И не любят думать о том, что их логическая конструкция несостоятельна, Чара знала. Но что такие люди обитают среди тех, кто хочет строить новую идейную основу государства, стало новостью. Ни о какой продолжительной жизни идеи такого государства, говорить не приходится. А без живой идеи государство, можно сказать, уже мертво.
Чаре в пору было поблагодарить собеседника за столь явное нежелание её слушать. Это съэкономило ей кучу времени, аргументов и сил. С этими людьми ей не по пути.
Осталось понять, как трансформировать выделившуюся в её сторону дармовую энергию аннигиляции. Как и много лет назад, ещё при общении с призраком, такая энергия была ценна. Сейчас же эта энергия выделилась между ней и человеком рангом повыше, чем призрак. Такая волна могла смести её молодую вселенную, аннигилировать её вместе с той, что сейчас разрушается по другую сторону экрана. Опять же, форменное детство, уничтожать другого вместе с собой.
Ведьма позволять вмешиваться в её конструкцию никому не собиралась. А купировать такую проблему на более мелких конфликтах научилась. Она открыла эфирку и впитала этот чужой Огненный импульс. Потом профильтровала через Воду и собрала его в астрале в специальную ёмкость. Ёмкость искрила и переливалась, иногда вспыхивала молниями. Антиматерия. Ценнейшая вещь. На этой энергии при правильном расходовании, можно протянуть весь год. С ним можно переструктурировать ментал, плести новые каузальные узлы.
Вспомнив аккуратность Великих Мастеров, ведьма поняла, что даже Сварты были бы довольны такой работой. Чара немножко гордилась собой. Что ни говори, а поток энергии был силён.
К вечеру у Чары заболело горло. Какие-то подвижки происходят в каузальном пространстве. И не удивительно. Больше энергии, больше событий. Горло вылечить не проблема. А вот склянка с бесценным запасом атомной энергии внутри вызывала великолепные ощущения бодрости.
После качественной работы, Чара открыла новости, посмотреть, что происходит в мире. Мир и так последнее время не спокойный. Но в этот раз волна разрушений брызнула через экран. Взрывы, катастрофы, несчастные случаи... Вот что получается, когда миром пытаются управлять те, кто как и её бывший собеседник, больше похож на весёлого осла без толики воображения и без понимания вселенских правил игры. Стоит ли удивляться, что участь такого животного будет предсказуемой? Людей, конечно жаль. Многие даже не понимают, что происходит и по какой причине. А может не хотят понимать?
Будет ли Чара пытаться разговаривать с людьми снова? Возможно. Ведь всегда есть вероятность, что человек захочет и сможет тебя услышать. Если не получится, ведьма в накладе не останется. Но всё-таки было не плохо, если бы люди для начала, перестали сами себя уничтожать.
***
Американец встречал гостей. Белозубой улыбкой он освещал нутро тесного судёнышка под названием «Ocean». Судёнышко не простое, а аллегорически золотое. Оно прослыло современной капсулой-батискафом, новейшим словом техники. В нём можно спуститься к затонувшему в прошлом веке из-за человеческого разгильдяйства и бизнес-интриг лайнеру. Поговаривают, одной из причин гибели лайнера называлась неуёмная жажда наживы толстосумов. Также говорят, что толстосумы с прошлого века не изменились, они остались прежними. Врут! И к созданию новейшего судёнышка, этот фактор конечно не относится. Ведь к разрекламированному чуду человеческой мысли, прогрессивной техники и новейших материалов, как мухи стали слетаться денежные кошельки. А американцу это и требовалось.
Одним из таких кошельков стал британец Эндрю, вторым кошельком стал пакистанец, который притащил с собой сына. Управлял чудом техники француз. Жёсткий сухой старичок, не имеющий принципов, презирающий опасность, мечтающий быть похороненным под водой, и в какой-то мере ненавидящий людей. Впрочем, кто этих людей любит? В основной своей части они скупы и глупы. Но с некоторыми из них можно мириться за очень большие деньги.
– А это не опасно, – спросили гости.
– Ну что вы, всё под контролем! – уверял Джон троих гостей. – Всё настолько безопасно, что я сам спущусь с вами на дно в этой посудине.
– И вам не надоело? – полюбопытствовал британец Эндрю. – Вы столько раз там уже были.
– Обижаете. Прикасаться к живой истории, которой больше века... разве может это надоесть?
Британец скупо ухмыльнулся. История была не живая, а давно мёртвая. И Джон за чужой счёт скорее всего оплачивал свой личный вояж. Осуждать Эндрю за это не мог, сам так поступал. А к мёртвому лайнеру хотел спуститься ради престижа.
Молодой пакистанец Насим, почти мальчишка, с завистью и уважением смотрел на Джона. Кто знает, может и он, когда-нибудь сможет создать подобный корабль и чаще бывать в гостях у прабабки с прадедом, которые покоятся на лайнере под тоннами воды.
Насим случайно оказался в списке гостей. Его отец принц купил место в батискафе для своей жены Аиши. Но та не смогла отказать ребёнку в важном для семьи путешествии. Решила, что Насиму важнее побывать у костей предков. К тому же Насим решил через это погружение заявиться в высший свет живого мира. Помелькать в книге рекордов... Жизнь ведь только начинается.
Солнце отражалось о воду, создавая дополнительный жар на коже. Можно сказать, эффект микроволновки. Американец источал подобную улыбку. Они там все улыбаются... Радуются...
Спроси, чему радуются? Не ответят. Их просто так научили.
А потом они все зашли в судёнышко и начали погружение. И погрузились достаточно глубоко.
А потом время застыло. Титан Океан задумчиво вертел утлое человеческое судёнышко, гордо именуемое батискаф, правой рукой, то и дело пропуская его сквозь пальцы.
Он помнил тот день, когда затонул лайнер. Тогда ему была принесена вкусная крупная жертва в виде человеческих жизней.
Стали ли люди за прошедшие сто лет умнее, человечнее или благородней? Океан махнул рукой и остановил время. Судёнышко дёрнулась, словно попавшая в липкую паутину на дне океана и замерла. Время остановилось снаружи капсулы, но не остановилось внутри.
Посмотрим, что из себя представляют эти люди...
– Обещайте мне, что мой сын выживет во что бы то ни стало.
Остальные пленники стихии переглянулись. Добровольный уход одного из потребителей воздуха, может продлить жизнь остальным членам экипажа и выиграть дополнительное время.
Вместо ответа американец хищно и заискивающе улыбнулся. Англичанин поступил глаза и только француз выдавил нечто вроде невнятного обещания. Пакистанец удовлетворился эти ответом.
Когда его сын вышел из клозета, он втиснулся туда вместе с французом. Сын не стал спрашивать, что они там собираются вместе делать. Мало ли у взрослых какие причины, может они хотят подать сигнал бедствия через иллюминатор. Молодой пакистанец взялся опять за планшет, который прихватил с собой. Возможно, теперь можно будет поставить рекорд не только самого глубокого погружения, но и самого длительного. Кто же знает, когда их найдут.
В клозете раздавались копошения, ничего критичного. Только когда француз вышел из клозета, а отец нет, и не выходил уже достаточно долго, сын почувствовал, что в батискафе произошло нечто, о чём ему не хотят рассказывать.
– Пап, протянул он, а пап.
Отец не отзывался, хотя дверь была чуть приоткрыта. Мало того, там не распознавалось никакого шевеления. Страшная догадка-догадка пронзило сознание.
Пакистанец младший поднял голову. Три пары хищных глаз уставись на того, кто теперь являлся проблемой для оставшихся членов экипажа.
Американец кивнул и француз не дожидаясь, пока юноша израсходует ещё больше драгоценного воздуха, и уже не таясь за стеной клозета, прям в основном отсеке капсулы устранил претендента на воздух.
Но шло время, а снаружи по-прежнему не было признаков поиска.
Американец оскалился. Теперь его лучезарные зубы хищно блестели в полумраке.
Он этими зубами загрызёт, понял англичанин. Меня загрызёт. Потому что грызть больше нечего. Тем не менее, оставлять свою жизнь без борьбы, англичанин не собирался.
Американец был выше и руки у него были длиннее. За счёт длины рук, он смог первым накинуть шнур на горло англичанину. Борьба за жизнь оказалась недолгой.
Чуть позже француз ушёл из жизни сам. Как и хотел, на дне, под толщей воды.
На берегу стояла женщина и обращалась к Океану.
– Спаси моего ребёнка!
Кричала несчастная мать у кромки прибоя.
– Какого ребёнка? Кого спасать?
Пожал плечами титан Океан. Спасать уже давно некого. В замкнутом пространстве каждый сам за себя. А тот, кто остался в живых, жизни по меркам стихии не достоин.
Океан освободил капсулу он внутреннего потока времени и сжал её между пальцев.
За возможность спускаться и спускаться на дно океана, где каждое погружение ощущалось как первое и последнее одновременно, люди заплатили жизнями. Для кого-то это был первый раз. Но для всех он стал последним.
***
Чтоб начать жить заново, всего лишь пришлось понять, что время у богов не такое, как у людей. У человека день, у богов полминуты. У человека год, у бога полтора дня. Или что-то вроде того. Вся человеческая жизнь в восемьдесят лет, для бога примерно полтора месяца. Для тех, кто прожил сто лет, примерно два месяца. Что можно успеть за полтора божественных месяца, если считать, что первые две недели собственной жизни ты только обучаешься быть человеком и работать мозгами? Ну, возможно успеть можно много. Но надо быстрее шевелить этими самыми мозгами, чтоб потом быстрее шевелить руками. И если с руками и ногами проблем нет, то мозги быстро шевелиться не любят, они в основной массе инертны. И в этом вся проблема.
Так что начало вливания во время богов занял у Чары год. Но это её трудности. У ведьм время ограничено телесной оболочкой, как и у всех людей. Боги такого неудобства не имеют. Но зато ведьмы могут завязывать такие событийные узлы, которые не могут предугадать боги. Но для этого надо научиться создавать эти узлы, понятные хотя бы для себя. Это тоже проблема. До сих пор всё, что Чара делала, выскакивало на внутреннем когнитивном диссонансе. На чётком понимании неправильности происходящего. Как это можно пустить себе во благо?
Что там говорила Гея? Сны. Ей должно быть интересно их смотреть. Значит её сны не должны повторяться. Это дикость смотреть каждый день один и тот же сон. Значит надо так строить жизнь, чтоб она не повторяла окружающие, но в тоже время соответствовала заданным стандартам самой Геи.
Кошмар. А как это сделать? Жизнь вокруг удручающе одинаковая. Человечество последние сто лет работало в поте лица, чтоб «всё было, как у соседа». В результате многие народы лишились самоидентичности. Все носят одну и туже одержу, одни и теже причёски, едят одну и туже пищу, обсуждают одни и теже новости, имеют одни и теже мнения. Упрощение катастрофическое. Бр...
– Не упрощай. Не у всех, – ответила Гея. – Есть люди, которые думают не одинаково, и живут не одинаково.
– Почему таких мало?
– Догадайся.
– Это неправильно.
– Исправь.
– У меня не получится.
– Все так говорят. А ты возьми и исправь. Хотя бы вокруг себя.
Опять вокруг себя. Чара огляделась. Творческий Хаос это конечно хорошо. Но если его не упорядочивать, можно в нём погрязнуть, как в болоте.
– Сначала Порядок, потом исправление неправильностей, уязвимостей, недочётов. Это создаст Хаос. А после этого можно опять наводить Порядок. Всё должно быть правильным. Только относительно чего?
– Относительно тебя, – ответила Синяя Гусеница и в который раз дунула на Чару дымом. – Вот вроде простая истина, но почему не можешь её запомнить?
– Наверное потому, что к этому ещё не привыкла. Основную массу людей учит совершенно другому. Будь как все, думай как все, живи как все, мечтай как все и будет тебе счастье.
– Природу не обманешь. Нормальность искажена. Но её можно почувствовать. Те, кто её чувствуют, кажутся сумасшедшими.
– Казаться сумасшедшим, не значит быть им.
– Люди привыкли казаться людьми. Это не значит, что они являются людьми.
– А кем тогда они являются?
– Большой вопрос, – ответила Синяя Гусеница. – Впрочем, мне это не интересно.
– А знаешь, что я поняла? Что с Магией даже многие боги не дружат. Она непонятна для них. Непредсказуема. Они её боятся. Борятся с ней, как Тор, например. Убивают в виде Змея Йормунганда. А потом сами же без неё и умирают. Когда в жизни нет сумашедшинки, жизнь становится обычной. Надо каждый день делать что-нибудь немножко сумасшедшее. Тогда Гее будет интересно смотреть обо мне сны. А мне самой будет интересно жить.
– Как знаешь, – ответила Синяя Гусеница и испарилась.
Магия любит приманить разные формы. С ней интересно разговаривать. Её интересно ждать. И жить с ней гораздо интереснее, чем без неё.
Ведьма посмотрела на часы. Занятно. Некоторые божественные дни могут продолжаться год. А некоторые божественные дни можно сократить до нескольких собственных часов. Остальное освободившееся время человеческого дня можно потратить на всякие приятности для себя. Вернее, для своего бренного тельца. Как-никак ему ещё придётся поноситься по её собственным неотложным делам. А значит холить и лелеять это тельце нужно обязательно. Когда в следующий раз его ещё выдадут?
На горизонте нарисовалась Карин.
– Ты собираешься воевать против богов? – удивилась наставница.
– Не воевать, – поправила Чара. – А идти против некоторых правил некоторых небожителей.
– Это опасно.
– Зато интересно.
– Как знаешь, – ответила Карин словами Синей Гусеницы.
– Я буду осторожна.
– Не переборщи. Боги не любят, когда их оставляют в дураках.
– Я не собираюсь тягаться с ними в знаниях. Это невозможно. Но некоторые установленные правила неправильные. И мне это не нравится.
– Например?
– Например, что судьбу человека плетут только Норны.
– Ещё Дисы.
– А ещё эгрегоры. Сейчас в основном эгрегоры. Это неправильно. Как может мёртвая программа плести судьбу для живого человека?
– По римскому праву, до тех пор пока ты не заявил о себе, как о живом человеке, ты считаешься мёртвым. Даже если живой. Это правило действует до сих пор. По умолчанию. Для всех рабов. Люди сами называют себя рабами, так чему удивляться.
– Да, помню. Рабы бога, рабы любви, рабы системы. Мне это не нравится. Я живая. И молчать не буду. И плести судьбу буду так, как посчитаю нужным.
– Чтоб идти не против системы, с ней тягаться нельзя, а хотя бы параллельно системе, тебе нужны помощники.
– У меня есть инструменты.
Карин не стала задавать вопрос, просто подняла бровь в ожидании ответа.
– Руны, – ответила Чара. – Изредка заклинания и колдовство. Но в основном руны. Ставы, формулы. Изумительный инструмент. Потом Таро.
– За всё надо платить, – напомнила Карин.
– Да знаю я, – скисла Чара. Утверждение было неприятно, будто она первый день в академии в качестве нерадивой ученицы. – Обязательно. Подарки, подношения, презенты.
– Руны и Таро это не только инструмент людей, но и богов. В первую очередь богов. Использовать их против себя они не позволят.
– А я и не буду. Есть гораздо более интересные занятия, чем пытаться победить непобедимое. Можно работать сообща.
– Глупая идея.
– А я всё же её попробую осуществить.
– Мало кому это удавалось.
– Может потому, что мало кто это пробовал? Боги, насколько помню, очень придирчиво своих посредников выбирали. Слишком большой отсев был. Вот на границе времён система и дала сбой. Почти все люди стали считаться мёртвыми. Они согласились на рабство по разным причинам. Не понимая, что таким образом их сразу отрезают от благ, которые даны им при рождении. Это неправильно. Хочу это исправить, хотя бы для себя.
– Пока не докажешь, что ты умеешь справляться с Хаосом, других адептов тебе и не доверят. Не мечтай.
– Буду мечтать. Плоха та ведьма, которая не хочет стать магом и познакомиться с Одиным. Впрочем, я с ним уже знакома. Хоть и не маг.
– Не рассказывай об этом никому.
– Не собираюсь. Никто это не поймёт. Даже Воланда воспринимают, как сказку. А уж Одина...
– Боги любят тишину. Норны, что плетут судьбы, тоже любят тишину. Если хочешь плести свою судьбу, делай это тихо. И раз уж решила, не отступай от задуманного. Если бросишь это занятие, тебе никогда его больше не доверят. Если ты несколько божественных часов не можешь быть верным своему слову, ты не достоин ни работать с богами, ни следовать зову разума, ни иметь собственные инсайты. Станешь усреднённой единицей без права на голос и ресурсы. Работа по часам, отдых по расписке.
– Нет. Как я больше в эту клоаку не вернусь. И усреднённой единицей тоже больше никогда не буду.