Ныне же, в день возжигания, вижу я зло грядущее, горький хлеб, тяжкую долю. Гнев огненный, опаляющий. Ветер, режущий кости. Разгневаны боги страны! Рыдают защитники людей, нет их словам пути в уши тех, кто уже взвесил и отмерил, изготовил расплату. Очнитесь, дети Пламени и Бури! Прочтите знамения - год от года дождь яда заходит дальше и дальше, сады стали грязью и пеплом, иссякает доблесть и сила. Люди меняют кожу и творят запретное. Неужели мы должны терпеть оборотней, этих провозвестников пустошей, отвергающих человеческий облик ради жажды убийства и песни яда в своей крови? Нет! Четыре раза, шестнадцать - нет! Их надлежит извести клинком, хворостом и кресалом, алым уничтожением, их, и тех, кто посмеет говорить о милосердии к ним, об узах клятвы, долга и клана, потому как не может быть клятвы у людей с демонами.
- Ах-Намтар, господин речений Высокого-Дома-Владыки-Чистого-Огня, избранные проповеди
---
Весна - пора пробуждения и новой жизни. Еще до первых осенних дождей личинки пробрались под крышу и свили коконы. Когда солнце вернуло силу, они вышли из спячки и завершили метаморфоз. Мечекрыл прогрызся наружу, выполз на балку, пыльную и в паутине. Расправил мозаичные, узкие крылья и полетел на свет… лишь чтобы врезаться в слюдяную пластинку, прикрывающую оконце и упасть. Внизу, на циновке, лежал оборотень. Ему не понравилось, когда на морду ему шмякнулась хитиновая, верещащая тварь. Смахнув мечекрыла прочь, он попытался прихлопнуть его когтистой лапой, был укушен и разъярился сильней. Он долго гонял верткую, перепуганную живность по комнате, потом сбил на пол и наступил копытом, с хрустом раздавив, панцирь и кости. Зарычал, довольный. Посмотрел наверх, на окно - с завистью. Ему было тесно здесь, несвободно. Как давно уже здесь? Лежать уже не хотелось. Он видел и чуял раздавленного мечекрыла. Мерзкий запах. Несъедобно. Ему не хотелось есть. Всегда хотелось, сейчас - нет. Посему он здесь? Сколько он уже здесь? Он ходил кругами. Три стены - доски. Четвертая - решётка. Внизу - поднос с водой и едой. Съедобно. Есть не хотелось. Почему он здесь? Точить когти о стены - приятно. Он подошел к решётке, потряс. Крепкая. Её открывают только они, кормить и чистить. Их есть нельзя - опасно, жала и яд, сон потом, плохой. Как давно он уже здесь? Когда они придут? Один всегда сидел в конце коридора. Сейчас - нет. Позвать? Нет. Долго ещё здесь? Где он вообще, на юге или на севере? Он остановился и посмотрел на руку. Когти. Чёрная ладонь, серая шкура. Четыре пальца. Не пять как раньше. Предки, великие боги, что с ним не так?
Разум и память вернулись внезапно. Ужас тут же едва не прогнал их снова. Ханнок пошатнулся, вспомнив что не умеет стоять и ходить на копытах, что не должен уметь, что у него не должно быть копыт на ногах, что все это чудовищно, невыразимо неправильно. Он оперся о стену, чтобы не упасть. Где-то в его камере должна была быть миска с водой - он помнил это по дням безумия. Медленно, осторожно, мутант пошёл туда, одно его крыло скребло костью по доскам, он чувствовал это, это пугало. Уже у цели он споткнулся, едва не расплескал воду. Когда она успокоилась, он увидел свою новую морду - отчасти лев, вполне олень, весьма дракон и всё ещё слишком, слишком человек. Кажется, он закричал.
---
Тростниковое перо, калам, напилось чернил, коснулось дорогой, хлопковой бумаги, наполняя её буквами, смыслом.
Тилив Ньеч пишет для Иш-Хуун-Таим: чтимая госпожа, достойнейшая из лекарей, да будет известно - с моим домом, моей лечебницей, моими учениками, моими пациентами - всё хорошо. С твоим домом, лечебницей, учениками, пациентами пусть всё будет четырежды хорошо!
Ты сказала - Сиятельным не стоит говорить вне очереди на собраниях лекарей, я скажу - воистину так! И более того скажу - им здесь вообще не место, да сбегут они обратно за свой Контур, не кажут оттуда блестящие носы. Ты спросишь - как может человек родственной им крови быть так к ним нетерпим? Я отвечу - именно потому, что люди Тавалика знают Сиятельных слишком хорошо. Они изменили нас, хотели сделать нас подобными себе. Они не искали нашего на то позволения, и они до сих пор называют это благом и вознесением. Вот же! И теперь они снова появились среди нас, людей книг и лекарств, и судят, и оценивают, и намекают. "Мутация суть проявление снаружи внутреннего греха…" - ты сама слышала это. Мне ли говорить тебе, о мастерица скальпеля, искуснейшая в Правильных Надрезах, что мехом обрастают и подлецы и праведники, а рогами боги нынче могут наградить как человека юга, так и севера? Ты видела много, ты знаешь. "Но людям Мириад мутация неведома, Укуль Сокрытый чист, чист, чист!" - ты и это слышала. И что же? Я, Тилив Ньеч - таваликки, огарок и еретик, но в роду у меня искажённых никогда не было - книги Спирали не дадут мне лгать. Но на собрании этот гость меня самого только что мутантом не назвал - мерзок мой вид для него, не спорю, а мне мерзок он, он, и все его золоторожие друзья-святоши, да познают они все когда-нибудь каково это…
Перо остановилось, вернулось к началу предложения, зачеркнуло его. Потом вовсе легло на стол, а чернила неугодной строки начали сами собой выцветать. Неспешно, не полностью - простое для настоящего Сиятельного заклинание тяжело давалось тем, кто лишь отчасти был связан с миром Мириад и магии.
…впрочем, довольно о Сиятельных и их слабостях. Госпожа моя помнит о необычном пациенте, про которого я сообщал зимой? Нечасто в наших краях перекидывает в демонов, да ещё крылатых, да ещё в Сарагаре, этом рассаднике простых оборотней. Мне сказали - пациент был связан с Верхним городом и тамошними "ламанни". Если и верные культисты Мириад даже не мехом обрастают, а рогами и копытами, то вся эта теория о "божественном воздаянии" - неверна, хотя Сиятельные наверняка найдут новый грех, что всё объяснит, ты знаешь этих ханжей с их… да простят меня предки, довольно, довольно о них!
Мой отец после долгих наблюдений счёл, что плохое развитие крыльев у виденных им демонов, было вызвано недостатком элементов "группы Кса" при трансформации. Я последовал его совету включить в питание больного больше нужных продуктов. Я подтверждаю, что крылья у моего пациента развились здоровей, чем у пациента моего отца. Но пусть никто не скажет, что я, Тилив Ньеч, готов пренебречь научной объективностью даже ради сыновней почтительности - я совсем не уверен, что дело тут в рационе и уходе. Крылья могли вырасти большими из-за состояния фона - в этом году были сильные колдовские шторма, из-за температуры - стояли холода, дело может быть в Спирали пациента, да и просто насмешке богов судьбы. Воистину мы слишком мало знаем даже о местных мутантах, не говоря уже о тех, что раньше встречались только в глубинном Ядоземье - всех этих демонах, змеелюдях, шестилапах, снежных чудищах. Да сохранят нас боги от того, чтобы нам пришлось знать о них много! Но боги ранены и яд всё сильнее и я, Тилив Ньеч, говорю тебе, госпожа - нам надо быть готовыми. Новый пациент требовал в фазу неестественного роста даже больше пищи, чем простые оборотни, а в фазу ярости был свирепей и сильней - это я ожидал по опыту отца. Тот же факт, что понадобилось куда больше седативных препаратов, стал неприятным открытием, как и то, что, как я подозреваю, у больного быстро начала вырабатываться резистентность к основным формулам сонного зелья…
Буквы заполняли страницу за страницей, чем длинней становилось письмо, тем суше его текст, и тем больше в нём было древних слов и выражений вроде "элонгации костей стопы", "приоритетности своевременного иссечения отмирающих тканей" или, даже, "деформации скапулы, вызванной генезисом нового сустава". Классический язык Сиятельных, как бы к ним не относились пишущие и читающие, оставался языком не только ритуала и магии, но и науки.
…касательно когнитивных функций пациентов: мы оба знаем, как проходит их восстановление у оборотня обычного, и я пишу это лишь чтобы подчеркнуть разницу: медленно и отчасти. Они теряют память, глупеют и даже после того, как прошла фаза ярости, требуется много времени чтобы заново научить их простейшим вещам. Оборотни-демоны же? Я считал пациента моего отца хитрой и опасной тварью, но доставшийся мне мерзавец…
Зачёркнуто. Вымарано.
…я считал, что пациент моего отца был сложен в надзоре и уходе, мой пациент - ещё сложней. Мне приходится держать его к клетке для буйных. Дважды он едва не сбегал, а один раз почти сожрал моего ученика. Не страшись за Наймора, он не стоит того…
Зачёркнуто. Вымарано.
…не страшись за Наймора, ранена только его гордость - я подозреваю, больной лишь играл с ним, как кот с мышью, мы успели вовремя. В любом случае, госпожа моя, если доведётся тебе лечить оборотней-демонов, да убережет тебя от этого Иштанна, владычица твоих снадобий и твоих книг, говорю тебе - будь осторожна.
Впрочем, при всей хитрости его, больной ведёт себя едва ли осознанней простого оборотня в фазу ярости, улучшения медленные. Я начинаю опасаться, что они так и не наступят - как бы мало мы не знали о дальних демонах, ядоземцы говорят, что некоторые так и остаются безумными. Но я так же помню прошлого пациента, а потому сохраняю надежду - тот был спокойней, но столь же диким до того самого момента, когда к нему, внезапно, не вернулась память. Кстати, об этом - паника пробуждения столь же опасна, как фаза ярости, прошлый пациент очнулся среди ночи и нанёс себе и окружению урон, прежде чем его удалось успокоить. Чтобы этого не допустить вновь, я наказал ученикам дежурить, посменно, рядом с клеткой пациента, чтобы при первом признаке возвращения рассудка…
Где-то совсем рядом завыли и зарычали, привычно, и совсем нет. Слишком громко, отчаянно. Слишком осознанно - можно было даже различить слова. Попытки их сказать, вернее.
Тилив Ньеч бросил калам прямо поверх чернильной кляксы на последней станице, схватил с подставки у стола огнестрел - длинный, бронзовый и дорогой, украшенный перламутром, угрожавший штыком-кинжалом. Выругался "…да что это, со мной!" положил ружьё обратно. Взял трубку для сонных стрелок. Потом, всё же, забрал и боевое оружие, перевесил через плечо. Сбежал, перескакивая через ступени по лестнице, пересёк двор и ворвался в крыло для оборотней.
- Вот, господин, демон очнулся! - приветствовали его очевидным охранники лечебницы.
- Где, тьмать народа нхатти, Наймор?
Охранники, оба, разом, лишь руками развели.
- Я знаю, что Дом Милости давно превратился в богадельню, но должен же быть тут кто-то кроме меня, что ещё делает своё дело? Почему никто не проверил что тут пусто, почему меня не предупредил? Клянусь, если я узнаю, что Наймор опять для вас спирт из моих запасов гнал…
- Простите, молодой господин.
Ньеч раздражённо смахнул с лица прядь седых волос и повернулся, наконец, к комнате-клетке. Оборотень забился в угол и сидел там, вцепившись руками в колени и качаясь, вперёд и назад.
Старший лекарь постучал костяшками пальцев по решётке. Пациент не обратил на это внимания.
- Эй, ты меня слышишь?
Если говорить старым языком - нулевая реакция.
- Ты меня понимаешь?
Пациент продолжал таращиться в стену, костяное лезвие на кончике его хвоста скребло по доскам пола. Ньеч обеспокоился тем, что оборотень и впрямь может оказаться безумным. Врачующему мутантов надлежит уметь проявлять терпение, но всё-таки…
- Вождь, притащивший его сюда говорил, что он того… ламанни, что ль? - сказал охранник, - Может, это, на ихней речи попробовать?
Ньеч поморщился, но произнёс, на языке Сиятельных:
- Ты меня понимаешь, ты, Ольта Кёль?
Оборотень уставился прямо на него, зрачки в красных глазах были расширены. Он на четвереньках пополз к решетке, быстро, хрипя. Охранник выругался и потянулся к колчану с сонными дротиками, Ньеч его остановил. Мутант вцепился в решетку, встал во весь рост, рога почти уперлись в потолок.
- Хак! - рявкнул он.
- Тебе сейчас трудно говорить, я знаю, - сказал Ньеч, стараясь, чтобы звучало понятно и успокаивающе, - Не волнуйся, демоны… оборотни твоего типа способны к речи, ты сможешь научиться снова…
- Ханх! Шрр! - прорычал "демон", сморщив нос и ощерив клыки, едва не прикусил слишком длинный язык. Саданул в сердцах кулаком по решётке. Потом, помедлив, словно вспоминая, начал показывать слова на пальцах.
"Имя - Ханнок Шхор"
Язык жестов давался ему тоже так себе - мутация лишила его мизинцев и переделала лицо в морду, но понять можно. Это было хорошо и удачно. Немногие нынче такое учили, а те из простых оборотней кто знал - забывали. Ньечу даже стало интересно, кем пациент был до всего этого - военным, торговцем с ядоземцами, послушником Дома Молчальников? Всё что ему сказал привезший сюда пациента человек - это его имя, его боги и что он ламанни… вернее, это всё, что привезший его сюда человек сказал вежливо.
- Постой-ка, - спохватился Ньеч, - "Шхор", это часом не так же, как, к слову, "Савор Шхор"?
Кивок.
- Ясно.
Что ж, Савор, ловец, контрабандист и, когда-то, лекарь, и впрямь мог обучить родственника такому. Ему ли, Тиливу Ньечу, не знать об этом? Его самого так наставлял отец, отголосок времён, когда эпидемию оборотничества ещё надеялись остановить, или, хотя бы, найти способ быстро возвращать мутантов в общество. Идея использовать модифицированный язык жестов для обучения тогда казалась обещающей много... Сейчас не время об этом вспоминать.
- Странно, что мне об этом не сказали. Но да не будет это беспокойством между нами - аванс уплачен, пребывание согласовано, я буду лечить тебя и дальше, не важно Ольта Кёль ты, или, как там? Ханк Шхор?
Вопреки словам, оборотень, наоборот, встревожился, заозирался. Кожистые крылья за его спиной болтались невпопад. Интересно, что сейчас с ним не так? Ньеч вновь дал себе зарок перечитать записи отца по прошлому пациенту-демону. Или, хотя бы, его же сокрытую книгу "Процветай среди варваров, или как таваликки вести себя с клиентами из других племён"…
"Знаешь Савора?"
- Не лично, но слышать о нём доводилось.
"Где я? Зверильня?"
- Это лечебница, - поправил Ньеч, - Ты в Доме Невыразимой Милости Иштанны. Моё имя - Тилив Ньеч, я старший лекарь. Ты пробыл в фазах ярости и роста четыре трети сезона. Сейчас поздняя весна.
"Милость? Не закрыли?"
Тилив Ньеч не мог решить, чувствует ли он неприязнь к пациенту новому лишь по памяти пациента старого, или новый начал раздражать его уже чисто по-своему.
- Эти слухи были преждевременными, - сухо ответил он, - Милость Иштанны всегда открыта ищущим её и наши стандарты всё так же безупречны.
Пациент дёрнул ухом. Потом, кажется, заметил, что у него шевелятся уши. Похоже, это привело его в ужас.
"Я напишу статью. Или, даже, трактат" - подумал Ньеч, наблюдая за опять севшим на хвост и тихо завывшим мутантом, - "…скажу я вам, почтенное собрание: воистину простые оборотни зовутся так потому, что с ними проще иметь дело. Чистая доска - их разум, и умелый лекарь направит его в нужное русло. Память и сознание - наши драгоценнейшие сокровища, но когда мы смотрим на демонов, разве не видим мы что отголоски прошлой жизни и ушедших душ порой порождают лишь боль и сожаление о том, чего вернуть уже нельзя …"
На этот раз мутант очнулся быстрее и сам. Толкнул решётку, потом показал:
"Выпустите"
- Ещё рано, мы удержим тебя тут, пока не убедимся в что ты стабилен и тебе не грозит ремиссия… - сказал Ньеч и спохватился, - То есть, пока …
Оборотень вцепился в решетку так, что на её планках появились свежие царапины.
"Не хочу безумия"
Осторожнее надо быть, упрекнул себя Ньеч. То, что врачам редко приходится иметь дело с оборотнями, понимавшими старую речь и её термины, не должно быть оправданием старшему лекарю, особенно - Тиливу Ньечу.
- Я уверен, безумия не будет, - сказал он светлую ложь, - Всё будет хорошо, и мы скоро переведём тебя в лучшую комнату… Ну чего там ещё?
- Вождь, слышишь? Там Наймор вернулся, - указал на дверь один из охранников. У внешников всегда было лучше со слухом и зрением, чем у огарков Тавалика, даже без мутации, особенно - без имплантатов. В очень досадные дни Ньеч мечтал обменять своё умение различать магию на то, как дети внешней стороны видели этот мир.
- Следите, чтобы оборотень не наделал глупостей, - бросил он охранникам. Уже у двери из Палат Искажения он и сам услышал слова и смех. Говорили двое, смеялся один.
- Позволь спросить, где тебя носило, о неуловимейший из моих учеников? - спросил Ньеч, выходя во двор.
Наймор, кровь с молоком, дикий побег, увял, узрев направленный на себя огнестрел. Но белозубо улыбнулся, развёл руками:
- Я Сонни стирать помогал.
- О да. Он помог, - невысокая и плотненькая, девушка перехватила удобнее корзину с мокрой одеждой. Выбившаяся из-под повязанного тюрбаном на голове платка прядь разве что не светилась рыжим.
- Сострадание к чужому труду драгоценно в глазах Иштанны, физические упражнения воистину полезны здоровью, - сказал Ньеч и взвёл курок кремнёвого замка.
Улыбка угасла.
- Учитель, ты же не серьезно? Я… я только помочь хотел, клянусь!
- Когда в Милости пребывал прошлый демон, он едва не оторвал себе крыло, потому что очнулся искажённым и одиноким и потерял голову от страха. Вас тут тогда не было, и кровь с пола пришлось оттирать мне. И вот, история едва не повторилась. Сейчас твоё дежурство. Ты мечтал об ответственности, Наймор, я её тебе предоставил. А ты подвёл меня, эти стены, а главное - пациента. Назови мне причину, ради которой я не вышвырну тебя отсюда прочь прямо сейчас, так, или иначе.
Наймор сглотнул, но укрепился осанкой и сказал:
- Меня сюда направило почтенное собрание.
- Верно, - признал Ньеч, - И я не сомневаюсь, что мы все разочарованы результатом.
- Учитель, я прошу прощения.
Ньеч давно не стрелял из отцовского ружья, но хорошо ещё помнил щелчок курка, запах пороха и отдачу. Хорошо бы вновь попрактиковаться, да по движущейся цели…
Он опустил оружие.
- Наймор, ты бездарь.
- Я бездарь, простите, учитель.
- Теперь ты будешь дежурить двойным дежурством, и в свои часы, и в прочие. Я удержу твою стипендию от собрания за эту треть в пользу Милости. И, раз уж ты так озаботился гигиеной, ты, сам, подготовишь три бани, - для персонала, для пациента, и чтоб неповадно было.
Наймор, благородный сорняк, сжал кулаки, выпрямился.
- Но раз так, могу я хоть помочь Сонни…
Старший лекарь замахнулся прикладом.
- Знаешь, Наймор, я, правда, как-нибудь сама справлюсь, - девушка поставила корзину на голову и пошла в сторону рабочего корпуса, грациозно, кичливо, как…
Ньеч спохватился, и, отвесив прощальный подзатыльник ученику, вернулся в Палаты Искажения, к пациенту.
"Здесь есть баня?"
- У тебя хороший слух.
"Слишком. Нюх - тоже." - сморщил морду мутант. Прежде чем пациент опять провалится в оборотнический ужас, Ньеч поспешил отвлечь его:
- И ты действительно сможешь ей воспользоваться, после того как я здесь проведу твой осмотр, а там разожгут огонь и подогреют воду. Не волнуйся, мытьё там уже включено в цену пребывания в Милости, твой долг не возрастёт…
"Долг? Какой долг?" - всполошился демон, попытался вскочить на ноги, но не удержался и упал обратно.
- По условиям контракта, я и твой поручитель решили позволить мне взять половину денег твоим трудом. И ты мне их отработаешь. Но тебе воистину рано об этом…
- Шхох! Скохо!
- Ты делаешь успехи в речи, но, право, не стоит так спешить…
- Сх… - демон упрямо мотнул рогатой башкой, медленно, тщательно выговорил: - Сколько?!
Ньеч пожал плечами и назвал сумму.
- Ых! - оборотень опять упал на хвост, уставился в никуда, округлив глаза.
Мутант очнулся и показал:
"За что такие деньги? Тьмать! Тут даже…" - он обвел рукой комнату - "…подстилки и одеяла нет! "
"А он быстро адаптируется!" - отметил Ньеч.
- Первое одеяло, тёплое, но кроличьем меху, ты попытался сожрать, - сказал он, - Второе и третье, хлопковые, ты разодрал на части. После того как четвёртым ты вознамерился задушить моего ученика…
- Хрм! - смутился оборотень, кажется, он даже кое-что из этого вспомнил, но всё равно показал:
"Это грабёж!"
- …нам пришлось оставить попытки вернуть в палату толику уюта и просто топить корпус обильнее, чтобы ты не замёрз, что, естественно, вызвало перерасход дров… Я могу долго перечислять. Если это тебя так интересует, я принесу копию договора и учётную книгу и мы пройдём по каждой позиции. У нас тут почтенное учреждение, а не какая-нибудь, - Ньеч не удержался и ужалил, - ламанская зверильня. А сейчас, если ты, наконец, закончил валять дурака, я должен провести первый осмотр после пробуждения. Откройте мне эту комнату.
- Вождь, может не надо? - обеспокоился охранник, - Вон он как щерится!
- Хоть кто-нибудь здесь может просто делать что я скажу? - сказал Ньеч и сам взял ключи.
- Простите, юный господин.
Ключ в дорогом, бронзовом замке провернулся и решётка открылась. Ньеч никому бы не признался, но ему пришлось переступить не только через порог клетки, но и через себя. Память о прошлом демоне в этих стенах ещё была слишком сильна.
- Дай мне руку… так, пульс учащён, но в пределах нормы. Смотри на меня, влево, вправо…
Ньеч проверял как гнутся суставы, не появились ли язвы на серой шкуре, но крошатся ли рога, не порваны ли крылья. Все положительные результаты он говорил вслух - чтобы создать у пациента хоть иллюзию нормальности в его новом, искажённом мире, и чтобы лучше запомнить самому. Необходимые пометки и наблюдения во врачебной книге он тоже, конечно, делал, и ему не хватало рядом ученика, кто мог бы за него записывать. Но Наймора сейчас видеть не хотелось.
"Надо будет чаще учить Сонни грамоте, глядишь, из неё будет толк. Да и смотреть на неё приятно…"
Ньеч вдохнул, выдохнул, очищая разум в медитации мага. Перевёл зрение в волшебный диапазон, чтобы прочитать ауру пациента и прогнать магию через его кости и органы, чтобы узнать не появились ли где опасные, неправильные новообразования.
- Грр! - прорычал пациент, сломав лекарю концентрацию.
- Что не так?
"Магия! Не хочу!"
- Ты чувствуешь магию? Даже такие плетения? - не поверил Ньеч, - Это же… невероятно!
"Магия! Не хочу!" - повторил оборотень.
- Ты же ламанни? - вернул самообладание лекарь, - Магия для вас священна.
"Больше не ламанни" - сник пациент, но тут же опять оскалился, расправил крылья:
"Прочь!"
Ньему стало неуютно, так второй демон сейчас напомнил ему первого. Он не стал лишний раз испытывать свою удачу.
- Раз так, осмотр закончен. Ты в норме… насколько вообще можешь быть. Отдыхай, я пришлю сюда новую циновку и одеяло, раз они так для тебя важны. Доброго дня.
Уже вернувшись в свою комнату, Ньеч взял со стола обломок демонского рога, повертел в руках, размышляя, бросил обратно. Хотел позвать Сонни, велеть заварить себе успокаивающего чая, но вместо этого достал из стола бутылку настойки крутой, "медицинской" крепкости. Налил в мерный стакан, сел в кресло отца, прикрыв глаза и упираясь затылком в обитую кожей спинку, опять оживляя в памяти события богатого на впечатления дня.
Тилив Ньеч ненавидел и любил свою работу.