Скажите честно: Вы бы стали читать рассказ неизвестного Вам автора с таким названием? Именно литературное произведение, не главу из учебника. Впрочем, если говорить о барокко с типичными, например, для Грасиана моральными трактатами, а то и просто моралите… Но нет, ни структура, ни стиль повествования не кажутся мне для этого подходящими. В общем. На мой взгляд, надо с этим что-то делать в зависимости от желаемого эффекта. Если вдруг захотите оставить близкий к нынешнему вариант, предлагаю подумать вот над чем: случившееся непосредственно в рассказе даже по меркам человеческим скорее событие, а уж для короля хийси… К тому же «история» имеет некоторую коннотацию значимости и, пожалуй, уникальности – для участников или для тех, кому рассказывается. Но для Карне (что, кстати, вполне удачно показано в рассказе) это лишь умеренно-забавный эпизод. Можно, конечно, завершить этим происшествием историю его любопытства в отношении Владислава Петровича, но это потребуется дополнительно прописывать. Или мы говорим об истории «первого фокального персонажа» (вот ужас-то!)? Нет, в текущем виде не получится: то же название, например, помешает.
Раз уж речь зашла о структуре, немного остановимся на этом моменте. Кажется, для рассказа объёмом в двенадцать страниц практически треть, отведённая на завязку конфликта (причём, заметим, вовсе не заглавного персонажа) и экспозицию всё-таки многовато. Похоже, отсутствующий в полученном варианте фрагмент с историей гибели Аси является отчасти попыткой этот перекос исправить. Вот только не слишком удачной: при этом подвисает момент в финале с непохожестью голоса – читатель же ни про какое «Очень!» теперь не в курсе, так что мимолётная радость Владислава Петровича необъяснима. Однако история про бойню и информация о регулярной гибели людей представляются важными.
Скажем несколько слов о персонажах. Мы видим две условные группы: хийси и люди, которые в свою очередь, тоже не однородны. На правах хозяев начнём с первых.
Итак, хийси. Исконные, вероятно, обитатели авторского мира. Известных общих черт не так уж много: вспыльчивы, любопытны – и «до учителей хийси тоже не было никакого дела». Не слишком понятно, кстати, почему «тоже»: они также безразличны к чему-то (кому-то) ещё? Как-то я этот момент упустил.
В деталях мы знакомимся только с заглавным персонажем, Карне. Вполне добротный, заботливо прописанный «великий бессмертный». По сути у меня в отношении него возникло лишь три вопроса, один из которых легко объясним – а второй видится лёгкой недоработкой. Озвучу, чтобы было над чем подумать:
- почему Карне, считающий этику выдумкой, на полном серьёзе в финале говорит об этичности своих действий? Ведь не переубедил же его Владислав Петрович? Или это ирония с его стороны? Но тогда она никак не проявлена: ни интонационно, ни в действиях;
- «уровень внутривидовой агрессии» — это точно из лексикона короля хийси? Да и вообще такой комментарий вряд ли уместен при «разгоне за пару секунд» и «превращении в бойню» любой драки с участием этой расы. Наверняка зная это про себя (читателю сообщается от имени рассказчика), Карне по этому поводу эмоций не демонстрирует. «Quod licet Iovi…»? Возможно, хоть никак не проявлено более. Высокомерие, пренебрежение – да, но не более;
- для чего нужна цитата из Гёте? Показывать, насколько древнее хийси, нет надобности: мы это уже знаем. Отношения к ситуации и к Карне она, кажется, не имеет: король совершенно не хотел зла и не вершил благо – лишь справедливость в собственном разумении.
Перейдём теперь к людям. Два поколения: перешедшие из родного мира – и родившиеся в новом. Отцы и дети с соответствующим конфликтом (привет, например, Булычёвскому «Посёлку»). Однако при этом есть некий момент, позволяющий потенциально парировать очень многие замечания, как мне кажется. Я бы его только чуть усилил. Речь идёт о фоновых жертвах среди людей – не очень больших, «примерно раз в год» - но регулярных. И о связи этих событий с хийси. Постоянное осознание опасности, по-разному подействовавшее на разные поколения.
Начнём, пожалуй, с молодёжи. Дерзкие, агрессивно бунтующие, не понимающие рамок и правил – точнее, полагающие, что в этом мире старые нормы своё отжили и не важны (умница Лерочка не в счёт, она лишь инструмент экспозиции и рупор одного из важнейших вопросов про универсальность этики). Это, как и всё произошедшее, кстати, весомый камень в огород Владислава Петровича, учившего молодёжь сначала в школе, а потом в училище. Для юношей (как минимум) необходимость на чьей-либо территории жить по законам хозяина понятна и очевидна – и на театре разворачивающихся действий они постепенно и не без оснований начинают чувствовать хозяевами себя. И по праву рождения, и по праву силы. Ну то есть да, конечно, есть король и его правила важнее – так мы чего, мы поклонимся, не убудет. Момент, когда Роман поправляет Владислава Петровича, неверно с местной точки зрения именовавшего Лемпо, весьма показателен. Может быть, его даже стоило усилить для ещё большей неоднозначности: скажем, Рома не просто «забил» на реферат по госуправлению – он активно не согласен с применяемой устаревшей (по его мнению) концепцией. Мог бы даже в таком духе реферат и написать – до сих пор не зачтённый за «антинаучность». То есть молодёжь настроена скорее не оценивать происходящее вокруг с позиций человеческой науки, а встроиться в местную иерархическую систему. И вот тут я ещё предложил бы расширить ежегодный список жертв до пяти – десяти. Так, чтобы эмоционально это выглядело следующим образом: да, ужасно, да, опасность грозит потенциально любому – но это же местные хозяева… Тогда принять решение о маскировке убийства под деяния хийси будет проще, да и для другого персонажа это сыграет свою роль.
Со старшим поколением даже любопытнее. Итак, Владислав Петрович и его супруга Ася. Занятные персонажи. Есть у них, помимо очевидной ретроградности, ещё одна общая черта: этакий «предустановленный» расизм (или ксенофобия, или и то, и другое). Она отзывается о приютивших их (бескорыстно, кажется) хийси исключительно «эти», он – преподаватель! – считает местных «бандой» и животными, подходя к оценке с шовинистских позиций. Впрочем, Владислав Петрович посложнее как персонаж и раскрыт полнее. Да и вопросов вызывает больше.
Собственно, основные из них связаны с постбоевой, так сказать, частью рассказа.
Только что произошли последовательно нападение на него учеников и бойня с участием короля хийси, вот тут вокруг трупы и пострадавшие… а Владислав Петрович, вместо глубочайшей истерики или хотя бы тяжелейших переживаний делает что? Правильно: любуется очками, камзолом и чертами лица Карне, ведёт философскую беседу о сущности этики и восхищается скоростью полёта! Разумеется, именно так и поведёт в подобных обстоятельствах подавляющее большинство людей, в особенности – преподавателей, ага.
В общем реакции и поведение героя представляются совершенно не человеческими. Можно ли как-то нивелировать такое восприятие? Конечно. Такие действия, думается мне, вполне реальны в состоянии шока при срабатывании механизма переключения: думать о чём угодно, лишь бы не об этом ужасе – просто чтобы не сойти с ума. Подводкой к этому тоже может служить наличие регулярно несколько большего числа жертв, в совокупности с уже известными деталями гибели Аси. Это позволило бы создать общую атмосферу обыденности насилия, что ли.
Ещё несколько странным выглядит в текущем варианте некоторая даже симпатия Владислава Петровича к Карне, только что убившему и покалечившему на его глазах юношей. И рассуждение на этом фоне о бездуховности молодёжи…
Отдельно несколько слов о мире в целом и языке. Знаете, что мне больше всего в авторском мире понравилось? Его подача. Этакая небрежная, даже фрагментарная – ибо кроме моста ничто не создаёт законченности образа. При этом картина не рассыпается: автор явно знает об этом мире во много раз больше, потому и не утруждает себя и читателя детальными описаниями всего: зачем, если всё и так очевидно?
Знаете, при первом прочтении рассказ показался мне простоватым, немного затянутым в экспозиции… фрагментом чего-то ещё. Не романа, скорее цикла историй. И в нём интересно было покопаться!
Спасибо!