Разница между стихами, которые Марвин любил, и теми, что читала Хора, ударила, как внезапный ветер, как беззвучный гром. Перед глазами потемнело; что-то стиснуло его, несильно и мягко, как берут котёнка чтобы перенести со стола на пол – и отпустило. Только теперь Марвин не стоял у скалы, а сидел на чем-то жестком, со спинкой, холодной словно камень.
Какая-то площадь. Толпы, окружающие возвышение, где стоял каменный трон или кресло, которое занимал Марвин. Он заметил, что стискивает подлокотники и разжал пальцы. Только тогда увидел на своих руках толстые золотые браслеты, с алыми камнями – пожалуй, он не сумел бы поднять руки в таких «кандалах», - золотое с пурпуром платье до пола, ощутил на голове обруч венца. Король? Неужели он – король? Как? Почему?
Солнце палило, делая невыносимо яркими все цвета. Высокий человек в алом - Марвину оно на миг показалось черным – приблизился и заговорил. Незнакомый язык. Все, что Марвин смог понять – это были стихи.
Снизу, из толпы, алому передали младенца. Голенький мальчик был зачем-то покрашен в золотой цвет. Нож в руках алого тоже оказался золотым.
И острым. Кровь из рассеченного горла ребенка ударила вверх и в стороны. Марвин вскрикнул – беззвучно, горло перехватило словно невидимой удавкой. Алый поднес умирающего ребенка ближе, произнес какое-то двустишие уложил еще шевелящееся тельце к ногам Марвина. Снова потянулся вниз – за вторым младенцем.
«Нет!»
__________________
Неужели?
|