Волчья челюсть хрустнула и отвисла. Искаженный едва замешкался – так и попер вперед, истекая кровью напополам со слюной. Но этой малой заминки хватило, чтобы опомнившийся сарагарец вогнал ему клинок под ребра. Аэдан коротко кивнул и сразу же принялся заряжать огнестрел. Стальной человек.
Из выбитой двери мохнатым валом повалили зверелые. Горцы сразу же потеряли еще троих, загрызенных и разорванных. Уцелевшие отбивались прикладами и копьями. Все успешней – эффект неожиданности прошел. Да и волки были странные – бешеные, словно не чувствующие боли, но больные на вид. Мутанты в самом плохом, не философском смысле слова. У кого переизбыток лап, у других сквозь мех прорастали разноцветные опухоли, третьи, наоборот, тощие как лучина, животы целуют хребет.
Из свалки у двери вывернулся и кинулся к ним с Аэданом вообще малозатронутый. В одной набедренной повязке, грязный, лицо безобразно ополумордилось. Но меха почти нет, и глаза –едва волчканутые. Но напрочь безумные. И светятся. Повезло, в этой фазе больные совсем слабые, хватит и…
Недооборотень прыгнул с пяти шагов и врезался в химера, сбив на землю. Громыхнул выстрел, но бешеный лишь дернулся, не упал. От Аэдана отмахнулся не глядя и тот отлетел в сторону, будто бы и не был здоровенным варваром. Полуволк подмял Ханнока под себя, дыша в лицо болезненным гнильем. Широко раскрыл рот, раздирая углы губ под новую пасть. И вгрызся в демонскую глотку.
Ханнока спасло лишь то, что зубы у больного выпали и новые нарасти не успели. Но счет и так пошел на секунды. Он попытался скинуть тварь, но та была чудовищно сильна, рвала себя на предел, едва получалось отпихивать ее морду. Потом сарагарец вспомнил. Выпростал руку, схватил себя за хвост, у самого основания шипа и ударил этим костяным клинком. В бок, три раза, вложив в каждый все желание жизнь.
Оборотень хрипяще заскулил, потом обмяк. Ханнок скинул его с себя, подбежавший Аэдан помог встать. Сарагарец ощупал горло – болит и кровит, но, счастье, не из прокушенной вены.
- Хос-ся-ин… - провыли с мостовой. Ханнок и не сразу понял, что это – укулли.
Вот сволочь, все никак не сдохнет. Уже убитый, но никак не желающий смириться с этим недоволк полз к стене склада. Потускневшие глаза, еще почти человеческие, смотрели на нее счастливо, с обожанием. Пальцы впивались в окровавленную мостовую. На одном, указательном, драколень заметил след от снятого кольца. Сараграцы, любой общины, обычно носили перстни именно так.
- Хош-шаин! С-сдесь!
Ханнок, дрожа от ярости, подошел и вбил бывшему земляку клинок в шею. Рывком выдернул и сам взглянул на склад, уже зная, что сделает с этим "хозяином", попадись он ему.
Стена вспучилась и следующая тварь проломилась прямо через фахверк. Сплющила зазевавшегося горца в блин громадным каменным молотом. Она и сама была громадна. В то, что когда-то родилась человеком, верилось с трудом. Как и в то, что должна стать волком. Полтора дракозлиных роста, разнородно бугрящиеся мышцы, многоцветный мех пучками. И маленькая голова, едва не утонувшая в шее.
Это был не "хозяин". "Хозяина" Ханнок увидел в полутьме разгромленного склада - силуэт в стеклянных доспехах, сияющий магией и силой веры. Магмастер сложил руки жестом концентрации. Так часто молились дома.
Монстр взревел и начал гвоздить. Что подвернется – стены, кохорикаев, оборотней. В пыль и красные брызги. И без того едва справлявшиеся горцы сломались и побежали. Иногда их догоняли и рвали последние оборотни – у этих боевой дух, похоже, ушел в иное измерение, недоступное нормалам и вообще разумным.
- Уходим! – крикнул Аэдан.
Ханнок замешкался. Прямо на пути у монстра с молотом застыл маленький дракозел, бледный и в черных доспехах. То есть сарагарец, конечно, знал, что Коннот – такая же здоровенная зверюга как он сам, особенно когда растопырит крылья, но сейчас тот казался едва не детенышем.
Монстр поднял свою дубину и опустил. Потом еще раз. И снова – мимо. Коннот стоял у нее на пути, едва отшагивая, уворачивался. Тварь безбожно мазала, дергалась, словно кукла на ниточках сразу двух дерущихся постановщиков. Потом княжий зверочеловек вытащил нож из-за пояса и бросил. Результат превзошел все ожидания.
Огромный монстр, этот осадный волк, повалился на мостовую, воя до боли в химерьих ушах. Тварь каталась по камням, рвала себя когтями. С трудом отведя взор от этого жуткого зрелища, Ханнок увидел, что и другие кин-мутанты – тоже.