[Warukh]

Сообщение от Союз Соавторов

Можно, но уже не мы)))

Ну ладно, попробуем...

***

Последним, что Добронравов помнил, был удар. Через паутину разбитого стекла скиталец увидел ветхую кирпичную стену. Дмитрий не имел пристрастия к молодёжным тусовкам с алкоголем, однако легко догадался по сотням надписей, кому посвящено строение. Самого Вити рядом не было. Дмитрий Михайлович вылез наружу.
«Как можно было не объехать столь скромную преграду посреди пустыни?»
— По законам исторической неизбежности.
Дикторский голос был ему знаком. На этот раз речь Сфинкса отдавала карикатурно зловещими нотками, напоминавшими говорок ведущего «паранормальных» передач.
— Что с Витей? Он должен быть жив! Жив!
— Зачем глупости спрашивать? Ты что, читать не умеешь? — каменная маска с бородой попыталась изобразить сарказм, а коготь указал на стену.
— Почему мы остановились?
— Ты сам хотел, чтобы перемен не было.
— Неправда! — сорвался на крик интеллигент. Вышло не особо убедительно.
— Что есть правда, как не диалектически обоснованный факт?
— Мы не хотели перемен… То есть хотели, но не таких… Чтобы все оставалось хорошо, но…
— Проще говоря, хотели улизнуть. Архипрефилистерский шаг, нетоварищ. Мечетесь как политическая проститутка Троцкий. Ни мира, ни войны. Любитель мелкобуржуазных благоглупостей. Ничего, у нас есть лекарство…
Добронравов стал пятиться к «Москвичу». Фараонский головной убор Сфинкса обретал очертания медицинской шапочки, а из когтей монстра вырастали иглы шприцев.
— Советская карательная психиатрия — лучшая в Меммире!
Стена Цоя продвинулась ближе к Дмитрию, попутно белея. Ещё три осколка зданий вырвались из песка, а с неба опускался потолок.

Скрытый текст - Читать дальше...:

— Садись, идиот!
Дмитрий не сразу осознал появление нового персонажа. Пришлось водителю яростно засигналить. Красный Сфинкс осекся от резкого звука, дав пленнику шанс выскользнуть и плюхнуться на заднее сидение.
— И года не прошло.
— Кто вы? Уголовник?
— Самый важный вопрос, лол.
Парень вдарил по газам на задней передаче, да так, словно хотел вдавить педаль в земное ядро.
— Кто лол? Я не лол, я Дмитрий Миха…
— Ааа, проехали! И поехали. Создай разлом!
— Как?
Водитель сменил курс: теперь — прямо в белую стену. Сфинкс, похоже, взмыл в небо, и это не сулило добра.
— Ну вспомни чего плохого из совка своего.
— Не понимаю вас… Но как же пломбир… Кефир… Карусели!
Колеса буксовали в песке, выхлопной дым, казалось, проникает в салон.
— Аааааа, ска, старпер хренов! Жертва Стокгольмского синдрома!
Тем временем Сфинкс летел в направлении лобового стекла, загораживая путь.
— Ой! Давайте так! Я вспомнил! Тогда машины больше дыма производили!
Тут же пустыня заполнилась клубами угольной копоти, как от падения метеорита на динозавров. Красный Сфинкс заклокотал каменной глоткой, а «москвич» протаранил стену то ли Цоя, то ли психбольницы.

— Бедный Робертович. Опять Халф-Лайф-два-пять.
— А то, — деланно фыркнул Дмитрий Михалыч, — машину вы угнали, стену снесли. Самого небось побили, любер?
Впрочем, на любителя драк из рабочего квартала парень похож не был. Он не отличался богатырским сложением. Угонщик носил чёрно-серебряную куртку из синтетики, голову его закрывал капюшон, а глаза – зеркальные очки.
«Стиляга, что ли? Всё одно: маргинал. Наверняка тунеядец»
«Москвич» выехал из дыма и следовал по проспекту «застойной» эпохи. Однако ощущение черной паволоки, испортившей мир, не пропало. Водитель закурил буржуазный Chesterfield, прямо как заокеанский стервец Рейган.
«Ещё и фарцовщик».
— Я тут причем? — выдохнул парень, — Цой просто романтик. Неформалы ПССу не страшны. Лайв фаст — дай янг. Вот и вся борьба.
«По-аглицки шпарит, и вовсе шпион! А, была не была!»
— Все же — кто вы?
— Имён не положено говорить. Можно – Восемьдесят Девятый. А по классу – посмертный попаданец. Хотя сам предпочитаю пафоснее, «смертенавт». Любите книжки про попаданцев, Дмитрий? Как усатому упырю ядрену бонбу делают в 30-е? Как Горбачёва мочат ледорубом?
— Вообще-то, я пацифист. А вы кому бомбу хотите сделать? Колчаку? Власову? Али Новодворской?
— Ну вашу ж Люсю! — чуть ли не проорал водитель, — бесконечны вселенная и стереотипы совков. Но первое спорно. Ты телик смотришь, дед?
— Не особо. Разве что добрые советские комедии. После 91-го на экране один разврат. И я — Дмитрий Добронравов. Если можно, без «лолов» и «дедов».
— Разврат — это то, что красные со страной сделали. С сапогами и плёткой, ага. 80 % налогов! Гендерные курсы в вузах! Красный патриотизм — официальная религия! Из каждого утюга — следак Гремлин, министр Деменский, историк Молодняков! Середина XXI века, а жизнь, как в древнем Вавилоне. А, что «как»? Красный Вавилон и есть. Или Египет. Или ацтекское царство. Сам же видел.
— Это все глубоко оскорбительно, товарищ Восемьдесят Девятый. Вы напоминаете мне диссидента. Продали великую державу за джинсы и чупа-чупс.
— Чупа-чупс? Раньше гамбургер давали. Эх, дефолт!
— СИНИЙ МОСКВИЧ-2141! ИМЕНЕМ ЛИГИ ПРОГРЕССОРОВ — НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЕСЬ! ДИВЕРСАНТЫ НЕ ПРОЙДУТ!

— Три попадания из сорока. Хорошо, что для Алиски бухие рабочие бластер делали.
— Какой Алиски? — спросил Добронравов, но сразу похолодел. В зеркальце мелькали корабли, которые пылкий фанат советской фантастики не мог не узнать.
— Голос — один-в-один.
С кораблей десантировались бойцы с бластерами, бежали по крышам булочных, лавировали по аллеям сквериков, занимали удобные позиции для обстрела за бочками кваса.
— Ну, это не сама Селезнева. Реплики с голосом… Ах ты ж, дрон нелетучий!
Дорога перед «москвичом» поднималась, готовая закрутить беглецов, как в рулет.
— Шурика разработка. Надофедянадор. Из НИИНИКОГО. Давай, на бис. Что-о было плохого в позднем Совке? Не медли!
Добронравов подумал. И приготовился жалеть до конца послежизни.

— Ну что поделать, из лога коммент не выкинешь, как у нас в 2k30-м говорят. Это только из учебников можно главы вырезать по заданию Партии. Да не дуйся, Дмит Михалыч: фантастика же, мутанты, ядерка! И никто не мрёт в реале! В отличие от жертв Совдепа.
— Разве этот мир хуже нашего? Бытие — то, что дано нам в ощущениях. Читайте классиков материализма.
Данная в ощущениях местность после Чернобыля 2.0 стала совсем недружелюбной.
— Это Меметический мир, — ответил парень, — как бы собрание всех мифов, мечтаний, креативов людей.
«Так вот чего Ильич мемекал, а я уж думал, заикаться стал…»
— Только убивать и рушить должен я. Типично для буржуя вроде вас: чужими руками жар загребать.
— Не поэтому, — устало бросил Восемь-Девять, — просто ты — Погранщик. Неплохой по сути мужик ты, Михалыч. За совок топишь потому, что это типа традиция, мир, братство, детишки весёлые. А на деле что было – не помнишь. Почитай биографии Гевар этих, Дзержинских, Радеков. В общем, ты добрый, но послужил Легиону. И попал сюда, как на мытарства. А я… Через ЭВМ переместился, говоря вашим языком. Ну, и немного мистики, наверное.
— Я прекрасно знаю слово «компьютер».
— Фух, возвращаемся потихоньку. Знакомые кукурузины?
В бескрайнее поле то и дело били молнии. Меж ними тут и там возвышались пирамиды. Далее шел залив, заполненный мрачными остовами кораблей — то ли современных, то ли пиратских, какой-то дикий синтез.
— Хрущ — из проигравших богов. Он реально ацтекская марионетка был, селюк тупой. Потом Вишну с Шивой сюда привел, бхай-бхайкая. Брежнев в цикле застоя почему? Потому, что Сансара. А Шива — типа темная сторона Совка. Чикатила тот же. Или Чернобыль. У берега, если что, Карибский кризис. Жертвоприношение Субботе. Хорошо, улеглось.
Будто назло, за этим словом последовал грохот и хлопки, будто исполины выбивали ковёр размером с четыре футбольных поля.
— Вот раздулся, пи…
Дмитрий едва успел «проглотить» бранное слово. Не то, чтобы речь попаданца его проняла, просто подобие птеродактиля размером с цех уже не походило на старого доброго дедушку Сфинкса.
— Он в зените силы, — откомментировал смертенавт, — Двадцатый съезд, все дела. Дальше легче будет. Для хрущевского периода-то ругань найдешь?
— А то! Хрущев, ревизионистская собака, исказил учение Маркса-Энгельса-Ленина!
Ничего не происходило. Кроме вылета со стороны залива полсотни ракет.
— Э, дядя, поторопись!
— Хрущев, наймит кровавого империализма, опорочил честь нашего вождя Сталина!
Ракеты все летели — медленно, тягуче, как если бы акула плыла в варенье.
— Так, брат, не пойдет, — нервно процедил смертенавт, — вся критика твоя только питает Сфинкса.
Мысли Дмитрия судорожно метались. Вот уже ракеты падают…
— Ракеты падают!
— Открытие века, — чуть ли не плюнул в него Восемь-Девять.
— Да нет же! Сейчас!
Хоть Дмитрий Михайлович и придерживался атеистического взгляда на мир, но был честным интеллигентом. Сперва он вспомнил шутку либералов-атеистов про «ракеты, падающие от святой воды» (глупое глумление, тут плакать надо, да и либералов Добронравов не жаловал). В Бога Михалыч не верил. И космос любил. Но со своим багажом научных и философских знаний нашел зацепку.
— Не обязательно быть воинствующим безбожником, чтобы летать в космос!

— Ну ты дал, дядя! Респе-ект!
— Только снова не закуривайте, пожалуйста.
Впервые за долгое время Добронравов улыбался. Ещё бы! "Москвич" парил в вакууме, превратившись в миниатюрный шаттл вроде "Бурана" формой, но размером с прежнее авто. Пожалуй, стоило и дальше верить, что он не упадет. Звёздные скопления здесь выглядели не реалистично, а переливались голубым и розовым, как на обложке фильма про космос.
— Меметический мир не обладает чёткой топографией, — сказал попаданец, — хорошо, времена космической гонки позади… То есть наоборот, в будущем. А то получили бы со всех сторон.
— А вот и Лунный Рейх! — воскликнул Дмитрий, — вы, молодой человек, надеюсь, не дружны с фашистами?
— Родился более чем через восемьдесят лет после падения режима Бенито Муссолини. А если вы про дружбу с Рейхом — вопросы к Молотову.
— Ну, знаете! Почтили бы память партизан!
— Партизаны — вон там, — смертенавт лихо развернул «Буран» и указал на Землю, покрытую вулканическими разломами, — а нам в другую сторону.
— Куда же?
— Как на входе в ПСС, помните? Игра в ассоциации. Красный?
Дмитрий Добронравов не стал отвечать – это только оскорбило бы его уровень знаний о Солнечной системе.
— Партизаны — земляне. Простые мужики и бабы от сохи. Они сражались за Родину. Партия же восседает на Марсе. И смотрит сверху, иногда посылая…
Добронравов не дал смертенавту договорить дежурную колкость о штрафбатах и черенках.
— Стоп. Марс же красный, что с ним?
— Как что? Железный занавес включили. Сфера вокруг планеты. Там этого металла много…
— Да, знаю, богатое содержание в земной коре.
— Не совсем. Пройти можно, показав свою неблагонадежность.
— Ну, это легко. Триллион расстрелянных лично Сталиным! Сталин ел детей!
— Догадался уже, что не прокатит? — опять перешёл на «ты» парень, — саркастические мемы о раздутых репрессиях только отводят гнев от большевизма. Выставляют антисоветчиков фриками. Сейчас превратится шаттл в сельской сортир, будешь знать.
У Добронравова защипало глаза. Каково это — разрываться меж двумя идеалами?
— Эх… Папу моего, Михаила Валентиновича Добронравова… того.
Взгляд смертенавта буравил его, как сама смерть.
— В лагеря на двадцать лет, — с ясным лицом, распрямив плечи, насколько позволила кабина, сказал Дмитрий.

— Кем папа был? Новомученик, белогвардеец? Нам бы боевая меметика или бафф не помешали.
Наконец-то попаданец-антисоветчик смог вновь задымить. Добронравов посчитал его позу слишком вальяжной, особенно для такой ситуации.
— Из крестьян, — буркнул он, — родился в Донецке, инженер под Псковом, в пятидесятые депутат. Ленинградское дело.
— Ладно, прости, Михалыч. Я прагматиком стал за месяцы работы. Не думай, что твоему бате не сочувствую. Я сам нищеброд, так-то. Дело ж не в белой кости, Сфинкс по всему народу прошёлся со своим выводком. Хрущевы-Брежневы — это так, мелкие баги. Партия — вот где Легион.
— Опять легион. Это из игрушек каких-то?
— Имя мне — Легион.
— А, понял. Цитата из еврейского фольклора.
— Не задел, я агностик. Но, кстати, верно. Египет, где сфинксы, там тоже упоминался. Помнишь, чем дело кончилось?
— Кровь… Везде кровь…
— И это было.
— Там кровь!
При созерцании марсианских ландшафтов Дмитрий порадовался одному: в посмертии не бывает инфарктов. Обугленная почва пропиталась бурой массой, тут и там громоздились горы тел, одетых и нагих. По мощеным дорогам передвигались отряды из двух-трёх мрачных фигур в кожанках. Лица их были рубленые, как у статуй.
— Соцреализм, однако. Это вы, Дмитрий, ещё героев Окон Роста не видели, те вообще големы. Хорошо пролетать над Бутовским полигоном, а не лежать в яме.
— Ужас… Но почему так мрачно? Где хотя бы архитектура? Ведь какой памятник истории!
— В основном, на спутниках. Ближний Деймос и Красный Ампир. Элита отдыхает там.
— Кстати, о ней. Что-то Сфинкса давно не видно.
Восемь-Девять размял кисти в обрезанных перчатках, похрустел шеей.
— На отрезке, близком ко Второй мировой, он слабее. Солдаты в окопах, может, и были атеистами, но не за Карлу-Марлу в бой шли. Ну и уступки Сталина Церкви, с Британией союз, со Штатами.
К очередям выстрелов, слившимся для Дмитрия в подобие комариного гула, добавилось эхо взрывов.
— Знаете, товарищ смертенавт, мне грустно. Почему все хорошее в СССР — либо иллюзия, либо в заведомо проигрышном положении? Так жить нельзя. Я мирный человек. За науку, но не богоборец. Люблю труд и без ГУЛага. Альтернативы? Ну не по душе мне Макдоналдс и Рэмбо, а уж нацистов — простите, презираю.
— Таков был двадцатый век, — философски пожал плечами парень, — породивший глупые дихотомии. Коммунист или нацист. Совок или хиппи. Дубовый безбожник или колдун-сектант. Потому, что Легион убил настоящее.
— Это вы про усадьбу с вишнёвым садом булкохрустов?
— Ну, булка все же вкуснее и полезнее лагерной баланды. А по существу: знаю эту локацию. Там собираются олухи, не понимающие трагедии России. Для них цивилизация — не более, чем фольклор. Ещё одна ложная альтернатива, как Лунный Рейх или бедняга Цой.
— А какая альтернатива не ложная?
— Сейчас увидите.

Несмотря на следы разрушения, пятикупольный собор оставался грандиозным зрелищем. Неудивительно, на народные деньги ведь строили, в честь победы над западным захватчиком. Советские источники неохотно делились этим фактом. В эпоху, когда доживал свой век Добронравов, Храм Христа Спасителя стал синонимом роскоши РПЦ, но сейчас, среди оттенков серого и багрового, белая громада смотрелась оплотом Света. Из-за бетонных коробок съезжались по четырем дорогам грузовики. А в небе Марса клубилась воронка красного пламени. Сфинкс готовился нанести удар.
— Эх, Господи, если ты есть, прости.
Восемь-Девять втопил руль, ведя «Буран» на снижение, готовясь выбить опечатанные врата.

— Как бы то ни было, я до конца остаюсь материалистом. Вы хотите укрыться от Ленина в церкви. Сомневаюсь, что это поможет.
— Я и не собирался молиться. Не по плечам такая ноша. Это мир снов, мир бесов. Если Бог есть, он видит нас. Но… как говорят, «сама дура виновата». Будем действовать по наитию.
Белый шаттл стоял напротив церковного алтаря с распахнутыми вратами. Изнутри храм являл причудливый синтез роскоши и запустения.
— Как получилось, что собор до сих пор стоит? — задал вопрос Дмитрий.
— Меметический мир зациклен, — через плечо крикнул смертенавт, двигаясь в сторону алтаря, — достаточно выбрать верную точку вторжения, и мы застанем ключевой момент. Сегодня момент особый. В нашем мире — конец 2031-го. Понимаешь?
— Догадываюсь, — вздохнул хорошо знающий историю пенсионер.
— НИКТО НЕ СМЕЕТ МЕШАТЬ ИСТОРИЧЕСКОМУ ПРОЦЕССУ!
Восточная стена загрохотала, и в бреши возникла каменная маска Сфинкса. Глаза полыхали алым так, что на сварку смотреть было бы приятнее.
— Стой и не бойся! — закричал попаданец. Дмитрий не совсем понял, о чем речь.
Продираясь через ограждения алтаря, Сфинкс выстрелил лучами из глазниц. Добронравов в страхе замер и съежился. Выстрел преследовал не его.
— Эй, шпион германский! А ты знаешь, что учение Маркса бессильно, потому, что неверно?
Сфинкс издал визгливый звук, напоминающий «АРРРААА!!!», и бросился на смертенавта с когтями. Полы под парнем покрылись грибницей, напоминающей осьминожьи щупальца. Попаданец неистово прыгал, уклоняясь от угрозы сверху и снизу. Дмитрий почувствовал: ноги мокнут.
— Ускоряет ход событий, сволочь! Бассейн проступает!
— Что нам делать?!
— В бардачок! Табличка!
— ВЕРНИ СОБСТВЕННОСТЬ ПАГТИИ, ФИЛИСТЕГ!
Добронравов устремился к шаттлу. На счастье, бардачок остался прежним. Вот она, петиция за сохранение прежних порядков. Витя испугался и не смог вырваться из петли времени.
Сфинкс тем временем прижал хулителя Советов к полу и готовился выстрелить.
— Владимир Ильич! Отпустите моего друга, вам нужен я!
Шмяк. Когти Красного монстра проломили грудную клетку смертенавта. Кровь полилась на грибницу.
— Владимир Ильич, вы неправы! Это противоречит ценностям гуманизма!
— Вы разрушили половину моего мира… Не вам, пребуржуазнейшее говно нации, вещать о гуманизме!
Сфинкс метнулся в центр храма, упёрся лапами в пол, срастаясь с камнем и грибницей. Монстр рос на глазах. Стены собора трескались.
— ВСЕМ ПОКИНУТЬ ЗДАНИЕ! ВЕДЕТСЯ ДЕМОНТАЖ! — заорал снаружи рупор.
— Не сходи с места, — булькая кровью, хрипел Восемь-Девять, — ставь галочки!
Дмитрий списал бы приказ на помутившийся в агонии рассудок смертенавта, но был столь испуган, что не осмелился перечить. Одну за другой он чиркал пометки, усиливающие ПСС. Сфинкс все рос, превращаясь в верхушку величайшей задумки советских архитекторов.
— На три-два-один — ломай!
— СТОООООЙ!!!
Подвижный верх Сфинкса рванулся вперёд. В этот же момент один из кранов ударил по куполу над Добронравовым. Паникадило в три с лишним тонны обрушилось на камень и плоть. Следующий удар пришелся по восточной стене. Шар был таких размеров, что машина представлялась не меньше собора. Сфинкса разворотило в кровавую кашу, ошмётки повалились на пол. Упавшая плита разнесла в клочья шаттл. Разряд тока из электроники корабля добил Сфинкса. И Дмитрия Михайловича.

Его вывел из забытья шорох мелкого зверья в кустах. Вокруг простирался светлый смешанный лесок, пахло грибами и болотом. Судя по погоде — бабье лето.
Прошло мгновение, но все, бывшее ранее, казалось Дмитрию целой жизнью. Где он теперь? На авраамический ад не похоже. Да и в раю вроде ангелы с арфами…
Пройдя метров тридцать, Добронравов споткнулся. Грифельная доска. Без галочек. И не пустая.
«Привет, друг! Сожалею, что не могу видеть лично. После рейдов мы просыпаемся в реале и долго отходим. Если ты нашел это послание, то обязан знать: миссия не была финальной. Я годами изучал хронику разрушения ХХС, чтобы в нужный момент уничтожить Сфинкса и табличку. К сожалению, мы не учли шаттл и твою смерть. Однако Орден Смертенавтов верит, что Меметический мир не будет прежним. Если Бог есть, пусть хранит тебя, если нет — желаю сил на пути. А перемены обязательно приложатся. Восемьдесят Девятый.»
Вытерев набежавшую слезу, Добронравов поправил свеженький, как из химчистки (кстати, современная точно не хуже советской), пиджак, и зашагал вперёд. За справедливостью, грибами и, возможно, снова переменами.

За дыры в сюжете, недостаток аутентичных деталей и пр. просьба сильно не расстреливать, писал с мобильника, частично на улице, только редактил на компе.