— Только не говори это Веронике, — Анна ухмыльнулась.
София пробежалась глазами по собеседницам и устремила взор перед собой. Вокруг костра так и вышагивали строем просящие. Зрелище не казалось отталкивающим, пугающим или противоестественным — за прошедший день можно было насмотреться куда более нелицеприятных вещей. Всего поклонению предавались около десятка девушек и женщин, все они шли кругом друг за другом, каждая закрывалась от всех, как будто в полном отстранении от реальности. Анна привыкла не удивляться, Софья привыкла принимать всех, Кейра понимала суть. Но внезапно строй замер. Одна из амазонок упала на колени и разразилась рыданиями. Она закрывала лицо руками, ближе наклоняясь к огню, из горла ее вырывались несвязные звуки. Те амазонки, что шли рядом, остановились на мгновение, но, не смея усмирить рыдающую женщину, расширили круг и продолжили свои поклонения.
Анна пристально уставилась на упавшую, Кейра встрепенулась и разрывалась между долгом остаться и человеческим состраданием, Софья вскочила. Не обращая ни на кого внимания, она пронырнула сквозь шагающих амазонок и тотчас оказалась подле рыдающей женщины. Девушка положила руку ей на плечо и попыталась заглянуть в лицо.
— Тише, тише... как тебя зовут? — принцесса по обыкновению понизила голос.
Та повела плечом, но спину не расправила, оставаясь скорченной. В присутствии Софьи всхлипы она присмирила, но к беседе расположена не была.
— Ты чужачка... какой прок тебе с моих ответов? — ее голос оказался груб, она с трудом выстраивала слова в предложения.
— Мы обе женщины... я могу помочь тебе. Скажи, о чем ты просишь?
— Нет, не можешь! — Она вскочила и бросила дикий взгляд на девушку. — Ты чужачка! Ты не знаешь нас! Нельзя просить, грех! Грех!
— У амазонок нет понятия греха, — Анна показалась с другой стороны и преградила ей путь. — Отвечай Софии, она наш гость, а я твоя госпожа. Повинуйся.
Просящая не смела поднять глаз на воительницу, одного приказа хватило, чтобы она вновь упала и, охватив руками ноги девушки, продолжила рыдать:
— Анна, моя Анна... я помню вас, я помню бой, посвящение, все помню! Я поклоняюсь вам. Когда вы ушли, духи перестали слышать нас...
— Назови свое имя, амазонка!
— Мираэнн... зовите меня Мираэнн, госпожа Анна.
— Поклоняйся своей королеве, Мираэнн! Она — твой щит, она поможет.
— Она отняла у меня все, — женщина крепче схватилась за ноги воительницы. — Моя девочка, моя маленькая Айрена... Вероника сгубила ее! Из-за нее моя малышка не прошла Обряда, подверглась насилию и продана в рабство врагу. Смерть я смогла бы принять, но не унижение! Кто теперь знает, что с моей Айреной? Жива ли она? Как живет? Во что верит?
Анна слушала, впитывая каждое слово, и, чем больше говорила женщина, тем больше она хмурилась. Воспоминания далекого прошлого, словно испарились со временем, но то, что происходило сейчас и то, что чудесным образом случилось в плену, могло переплетаться. София вопросительно глянула на девушку, но та лишь пожала плечами. Воительница опустилась на колени рядом с несчастной матерью и как можно тверже сказала:
— Твоя дочь жива, Мираэнн. Она унаследовала доброе сердце и твои глаза, ей страшно там, в замке, но она амазонка! Она среди мужчин, и она еще сможет повелевать ими, я видела ее взгляд — уроки наставниц накрепко усвоены ей! Ты можешь гордиться ей, Мираэнн. Когда я вернусь в замок, я вызволю ее оттуда, а голову Вилорма сниму с плеч. А сейчас верь мне... только верь.
В ответ несчастная смогла лишь поднять округленные глаза и замереть в неизвестном ожидании. София при этом внимательно улавливала слова говоривших, Кейра напрягала слух в стремлении добыть что-то новое. Однако проверить на фальшь слова воительницы не представлялось возможным, а, значит, все, что бы ни произнесла девушка, считалось заведомо правдивым.