База отдыха погружалась в ночь в несколько характерных этапов. Сначала неугомонная ватага детей, бегающая с воплями и не желая отдыхать ни секунды. Затем на смену выходили взрослые, завывая песни под гитарные потуги. После, избавившись от всех раздражителей, лес погружался в переливное несмолкаемое пение птиц. И вскоре наступали часы, всецело принадлежавшие ночи: тихие, с почти осязаемой темнотой. Малыш проснулся от сквозняка как раз в такой час. Пустой хлипкий домик дрожал от ветра. Дверь колебалась от порывов, издавая протяжный жалобный скрип. Мальчик торопливо натянул свою одежду и осторожно вышел на крыльцо. Дом словно утопал в густом непроницаемом мареве. Все вокруг застелил то ли туман, то ли смог, то ли смесь их двоих.
- Мам? Пап? - одиноко и беспомощно прозвучал детский голосок.
В сизой пелене мелькнул крохотный огонек. Он закружил, то прячась за деревьями, то вновь выглядывая, и чуть удалялся, словно завлекая за собой. Малыш неуверенно последовал за мерцающей искоркой. Он манимый, позабыв обо всем, шел сквозь пелену, не замечая дороги. А огонек уводил его все дальше и дальше, оставляя позади лагерь. Наконец, маленькое пламя затрепыхалось и погасло. Стасик огляделся. У самых его ног лежал огромный, будто пустивший корни в землю, валун. А дальше послышался вой. Протяжный, долгий и страшный. Ребенок, словно очнувшись от дремы, осознал, что остался совсем один неизвестно где. Слезы навернулись на глаза. Ему хотелось закричать. Но пугающий вой точно оставлял без голоса. И тогда малыш вспомнил о монетке. Рука нырнула в кармашек. Гладкий блестящий кусок металла лег в ладонь. Даже от такой пустяковой мелочи, Стасик почувствовал себя чуточку уверенней. Страхи медленно нехотя отступали. Глаза сомкнулись. Стасик уснул.
Утром все переживания оказались лишь ярким сном. О котором еще не раз вспоминал Стас.
Монета вела Стаса к месту его чудесного спасения. Он уже добрался до леса. Несмотря на годы, база отдыха продолжала существовать. Но Стаса интересовало лишь одно примечательное место близ нее.
Отец часто беседовал с сыном о его кошмаре. Старался сгладить тревоги, успокоить, помочь преодолеть и победить страхи. Раз за разом он возвращался к этому сну, описывая его детали. Гриша как-то говорил, что отец путем множественных бесед создал в голове Стаса некую блокировку о содержимом дневника. Вероятно, кошмарный сон, так хорошо отложившийся в памяти, лишь отчасти происходил наяву. А все остальное являлось искусными украшательствами от отца. Он медленно придавал реальным событиям налет мистики, сказочности, все того, что превращало ночь в кошмарную мглу. Так, разговорами, раз за разом он превратил важнейшее воспоминание в банальный детский страх, не привлекающий никакого внимания. Последняя подсказка медленно обретала четкие очертания в подсознании. Камень вся также лежал в глубине леса. Словно возникший из далекого детского страха. Объективно, Стас никогда бы не смог его разыскать, но вместе со всем мистическим отец записал на подкорку каждое движение. Стас в кошмаре завороженно следовал за огоньком, но досконально помнил, ощущал телом каждый поворот, каждую заминку. Оставалось найти исходную точку, и организм по наитию, чувствуя сам вел себя к цели. И вот Стас в лесу возле камня. Он приложил все силы, чтобы попытаться его сдвинуть. Разворошил землю вокруг, использовал рычаг, после часа беспрерывных попыток валун поддался и грузно откатился в сторону. Стас даже не чувствовал усталости, его переполнял азарт, а сердце бешено кололось от предвкушения. На дне ямы показался край крышки. Вскоре Стас выволок на траву увесистый железный короб. Его, почти сгнившие заглушки не без труда открылись. Настоящий клад. Внутри, завернутая в бумагу лежала измотанная, потускневшая книжка в мягком кожаном переплете.