Итак, мы имеем некое инфернальное место, которое заставляет человека то ли вспомнить о чëм-то, то ли вообразить, то ли приокрыть какое-то другое измерение - читатель ответа не узнаëт, но это и неважно. Важно, что герой предпочитает реальности ирреальное пространство, потому что здесь у него ничего не получается, а там его ждут и любят. Переход в другую реальность, таким образом, является и отказом от "бытия", и приобретением бытия нового. Однако во втором письме акцент ставится только на первом варианте, так что картина в целом складывается неутешительная
Место это воспринимается больше как "мëртвая зона", где люди попадают под власть каких-то соблазнительных видений, уводящих их из реального мира. Если второе письмо было именно для этого, его функция ясна. Если не для этого, то без него смело можно было обойтись
Ну и в целом литературная ценность текста... сомнительна
Форма "эпистолярного прощания" вылилась в сентиментально-слëзные сетования, высокопарные выражения и... и всë
А почему это должно было произвести художественный эффект, заставить читателя сопереживать героям, проникнуться сочувствием, заинтересоваться, в конце концов? Не знаю, может, кого и заставит, но не меня, к сожалению
