Приветствую всех, ибо сие мой первый пост на форуме и я полон истинного энтузиазма и рвения Молодого Талантливого Автора (пока что).
Итак. Каннешские Байки (раб. название):
Скрытый текст - Пролог: По ранне-ночным улицам Ламан-Сарагара холодный южный ветер несся словно зверолюд-налетчик, сдирая с крыш плохо закрепленную дранку с черепицей, гоняя пустые корзины и горшки, на раз гася факелы и заставляя испуганно жаться язычки пламени в новомодных стеклянных фонарях. Встревоженные жители сидели по домам, накрепко забив засовами двери и окна и молясь о наступлении средне-ночного затишья. Возможно, на привычный, вызванный перепадом температур, Вечерний Ветер наложилась осадочная дикая магия с Пустошей, но до звания урагана ветру оставалось всего ничего - несколько трупов от поваленных деревьев или снесенных халупок бедняков.
Впрочем, сгорбленной, замотанной в тряпье фигуре, крадущейся по темным улицам все это было только на руку. Ничьего внимания он категорические не желал, удара черепицей по башке страшился намного меньше возможности, что его пустят погреться и с перепугу насадят на копье, а в темноте последнее время видел так хорошо, что это пугало до рыдания в подушку. Крался подозрительный субъект споро и умело, улицы Нижнего Сарагара он знал отлично. Он здесь родился и прожил первые двадцать лет своей жизни, как теперь оказалась - самые счастливые.
Впрочем, неожиданно скверная погода не страшила отнюдь не только беглецов. Некоторых гнала наружу жажда наживы - один из напавших на горбуна в темном (для них) проулке получил ладонью по шее, а затем на ладонь бронзы в грудину. Второй лишь успел рвануть прочь с удушенным ветром криком "Здесь озверелый!" прежде чем его между лопаток догнал выдернутый из первого и брошенный наугад бронзовый ополченческий кхопеш. Расшатывая и вытаскивая из второго неудачливого бандита меч, победитель жалобно всхлипывал - от страха за свою жизнь, от страха что ему удалось так легко оборвать жизни других, страха что услышат и забьют тревогу местные... На мгновение захотелось просто пойти и сдаться страже, окончить этот безумный кошмар - на копейном острие нерасторопного, либо под присмотром в "зверильне" или плантации в каком-нибудь Ксадье... Жажда жить победила. Он клановец, несмотря ни на что.
На широкой, освещенной теми самыми новомодными стеклофонарями площади, окруженной обширными складами, до сих пор улыбавшаяся ему удача показала наконец полный оскал - как раз когда он перебегал брусчатку к следующему проулку из-за угла вынырнул патруль стражи. Оставалось лишь метнуться к груде амфор и затаиться там, молясь Ом-Ютелю, Тоёлю... да хоть Кау.
Их было пятеро. Четверо одеты победнее - в холщовые штаны, сапоги и доспехи из кожи, кожаные же шлемы, все просто окрашенное или потертое - но гордые видом, ибо они клановцы, хранящие ночью покой своей общины. Пятый же был снаряжен побогаче - в расписную накидку-перевязь поверх льняного, вываренного в маслах для прочности панциря. Беленого, как и штаны. Когда он снял бронзовый шлем, чтобы отереть пот, трепыхающийся свет фонарей ярко высветил бритую под ноль макушку. В отличие от своих коллег, этот самый пятый явно чувствовал себя неуютно. Он сам был клановым, да и рангом повыше даже шагавшего рядом старшины местных, да вот здешняя община была не его, на его сородичей крепко озлобленна, и, что самое обидное, сегодня - за дело.
Упрямо перевший наперекор ветру отряд почти поравнялся с амфорами, да и укрытие те давали паршивое, потому беглец приготовился драпать или умирать. Но в тот момент идущий вторым за старшиной воин, ростом как раз примерно с "озверелого", лениво мазнул по керамике взглядом, задержал, затем повернулся и вперил в идущего третьим - долговязого и длинноволосого.
- Нет, все таки Атонель совсем с катушек слетел, - внезапно заявил он быстрым, но при этом парадоксально развязным тоном, совсем не вязавшимся с серьезностью произнесенного, - Вчера у ворот, когда все набольшие его встречать выехали, выдал им часовую речь о том, что они все погрязли в грехе и должны склонится перед милостью Ордена. А сам весь в белом, лысина сверкает как маслом политая... Счастье его, что это отец его не встречал, а то завтра Ордену вкатили бы претензию в три кодекса длиной и поделом Посверкивающим! Но и Ксав, хвала наследному имени, не растерялся, взял под локотки и говорит, ласково так "Брате, устал ты от дороги дальней, солнце сегодня сильно пекло, поедем же домой... а людей твоих разместим в Старой казарме". Говорят, что лица орденцев были длинны и бесподобны...
Вся тирада была настолько красноречива, но при этом неуместна, что вся прочая четверка собралась вокруг говоруна кружком. Долговязый одним коротким "Хэ!" умудрился выразить сразу множество смыслов от "Да слышал от тебя уже сто раз", до "Молчал бы ты лучше... хотя в общем-то прав". Третий - усатый колобок в плохо пригнанных доспехах - устало закатил глаза. Старшина, бывший человеком решительным, но, небыстрым, рявкнул:
- Какого козлоящера, Ашваран? Забыл что тебе за такое могу вкатить? И, вообще, зачем именно мы здесь?
- Нет, не забыл, - нарочито вытянулся во фрунт Ашваран Шор, заместитель старшины, невзрачный и тихий в тихие времена человек, отмеченный татуировкой налетчика на всю левую половину лица, - И меня вот очень интересует какого я в Вечерний Ветер должен шляться снаружи, в чужую смену, вместо того чтобы миловаться с моей пышечкой? Зверолюда упустил клан Турийа, вот пусть...
- Дом Туллия, ты, нгатайский неуч! - взорвался наконец бритый, не замечая как опасно багровеют лица прочих коллег. Нижний Сарагар был населен по большей части нгатайскими кланами и если полукровок-матавильцев здесь терпели, то нарочитые укульцы всегда подвергались весьма разнообразным рискам, - И это твоего братца мы сейчас ловим, Инле из рода Ольта! Мы ловим Ольта, мать его, Кёля!
- Для тебя я - Ашваран Шор. И он мне не брат. И мне все равно что его зовут теперь лишь по-укульски. А за мать ты мне ответишь - Инле-Ашваран улыбался, как закольщик, изготовивший копье на несущегося к нему жертвенного быка, - И я не виноват что этот ваш Атонель, князек-бастард, евнух зажористый, задолиз орденский, вконец отморожен на всю свою пустую, бритую баш...
- Словом себя убил, схватить изменника! - закричал укулец, выхватывая клинок и обнаруживая что обе руки заломлены сзади - коротышкой и долговязым. И вот кончик ашваранового кхопеша рассек подбородочный ремешок шлема, позволяя его сдернуть, и в яростное, бледное лицо с характерными тонкими чертами лица и большими глазами, несется кулак. А затем яблоко кхопеша в переносицу, ломая с хрустом. И в шею - уже острием, выплескивая горячее и алое на бесполезный нагрудник. Хрипящий укулец был аккуратно опущен на булыжную мостовую. Ашваран еще раз улыбнулся:
- Говорил же, ответишь.
Тело последний раз дернулось и затихло.
- Ты знаешь, во что влезаешь, - проговорил долговязый, - Кстати, Ханнока у амфор уже нет, сбежал, пока ты речь толкал. И заметил я его еще за квартал - с тебя серебрушка.
- Не брат он мне и имя ему - Кёль, - поморщился Ашваран, но кошель развязал.
- Даа, делаа - только и сказал старшина, ничего такого в этот вечер не ожидавшего, но уже давно переложивший командование на тихого старшенького из братцев-Шоров.
- Мы с вами все равно хотели на Восток податься, братья, тихо, но торжественно сказал Ашваран. У меня там земли за кампанию при Ксадье-Чахе, вот я в скорби и позоре туда и уползу заливать вином новость, что сам оказался Носителем, да еще рогатым, а Кёль и вовсе озверел. Тцарок, Махарик и Ватай-Кунне, у меня для всех места хватит. Все равно Сарагар с каждым годом все больше становится Ламаном, а в Тольок-Майтанне матавильской земли еще полно.
- Аш, ты конечно речи толкать мастер - прервал коренастый усач Тцарок, - но с этим чего?
- В реку.
- Не потонет, ххэ... извини.
- Там недалеко чуть раньше кто-то об озверелых вопил... недолго, - подал голос длинноволосый Махарик, сбегаю, гляну, если что - подкинем им. Доблестно павшего в бою со зверем и ободранного чернью от ценностей... С тебя еще серебрушка, кстати - за пренебрежение долгом стража.
- Хорошо. Но я и в самом деле знаю во что вас втягиваю и если кто...
- Заткнись уже! - на три голоса прошипели вокруг.
Инле-Ашваран облегченно выдохнул:
- Тогда действуем по плану. Махарик, ты со мной, как закончим с трупом у нас еще дельце есть.
Кулак с грохотом ударил по двери, обдирая краску с дерева и кожу с костяшек. Под ободранным проступило серое.
- Савор! Открывай! Савор! Я знаю что ты здесь! Пожалуйста... Кау, сделай так чтобы он был здесь...
За дверью копошились и негромко переговаривались, но не открывали. Осознание того, что старый контрабандист мог съехать из этого дома, или и вовсе этого света беглеца подкосило вконец. Он так и рухнул на колени посреди немощенной окраинной улочки, от чего выпиравший тряпье на спине горб стал еще боле заметен. Наконец, после тягостного молчания и потянувшейся к рукояти меча руке дверь бедного, едва украшенного резьбой, но крепенького и ладно сбитого дома отворилась.
Кёль радостно рванулся внутрь, лишь для того, чтобы обнаружить приставленное к впалому животу острие копья с охотничьим (и по совместительству отлично подходящим против разбушевавшихся озверелых) втоком. Копья обсидианового - дорогая бронза в Сарагаре простым общинникам не полагалась. Впрочем, сейчас оно бы справилось не хуже стального. Хозяин дома был подобен своей собственности - столь же стар, потерт жизнью и крепок. За его плечами возвышалась пара родичей, тоже не с пустыми руками. Все длинноволосые и в традиционных шитых бисером нгатайских рубахах со штанами.
- Нет, вы только поглядите, кто к нам пожаловал, - нараспев, перекатывая слова во рту словно карамельки, сказал Савор Йатноммо, в прошлом - известный контрабандист, ныне на иждивении у сыновей-лавочников... официально, - Сам Ольта Кёль, восходящая звезда Дома Туллия, надежа всего Укуля, храбрый герой, истовый прихожанин Собора и официальный позор клана Кенна. Почтенный воин, недалече как месяц назад изволивший оставить мне синяк под ребром древком и затрещину словами "нгатайская ты сволочь, Савор"! И позвольте же спросить вас, добрый господин, зачем же теперь пожаловали в мою скромную обитель, да еще поминаете этого злобного нгатайского божка - Кау, коему место у сапогов Ом-Ютеля... да простит меня Пламя за такое похабство ради красоты словца. Итак, чего изволите от нашей лавочки в неурочный час? Вин из Майтанне? Бумаги из Тсаана? Терканайских шелков?
- Лекарства! - лихорадочно прошипели из под капюшона, - говорят у тебя оно есть.
- Лекааарства? Милостивый государь, да будь у меня лекарство, я был бы богатейшим человеком Матавиля, Укуля, Нгата, да еще и на надменных тсаанаев из их оазисов хватило бы блеска. Да и брат мой не горбатился бы сейчас на плантациях у Ксадье, весь из себя мохнатый и разящий псиной. Хотя нет, там старому хрычу и место.
- У тебя его нет? - простонал Кёль, не слишком впрочем разочарованно.
- Ты сам знаешь, что лекарства от озверения нет вообще, - отрезал Савор, разом став из паясничающего торгаша опасным головорезом, - что-то голосок твой нехорош, скидывай капюшон!
Кёль, помедлив, подчинился, показав то ли лицо, то ли уже морду с удлинившейся челюстью и лихорадочно блестящими алым глазами. Савор, выругавшись, снова приставил к нему отведенное было копье.
- Мама-Иштанна... уже зачатки рогов видны! Ханнок, идиот, какого ты ждал так долго?!
- Из Верхнего Города тяжело выбраться, а когда объявили тревогу я надеялся ты поможешь мне пробраться за внешнюю стену...
- Кровь на мече, - Контрабандист бросил мимолетный взгляд на полумесяц кхопеша, в знак мирных намерений брошенного на пол, - стражничья?
- Нет, хвала Кау! Так, пара бандитов из подворотни.
- Хорошо. Быстро ж ты вспомнил прежних богов, Ханнок.
- Жрецы новых назовут меня демоном. Старых вполне устроит прихожанин-оборотень, лишь бы платил за очистительные ритуалы, - прохрипел озверевающий. Попытка пошутить была похвальна, но смазана последовавшим скулежом от очередного приступа боли, - Мне нужно вырваться из города, Савор. И побыстрее. Не хочу закончить жизнь в клетке. В Кинторе или Теркане подобные мне могут жить свободно.
- За-ме-чательно. Выпустить из города на вольные хлеба и деревни готового слететь с катушек тер-зверолюда. За просто так... - на пол упала россыпь серебра и, самое ценное, плотно увязанных медных слитков, - Ого, нет, есть еще оказывается деньжата у Домовых из Верхнего города. Хорошо. По лапам, ххэ. Но да будет это груз на твою душу, Ханнок, не мою.
- Да будет так! Но знаешь.... когда я прикончил тех мерзавцев... я едва удержался. Мне вечно хочется есть, - Ханнок против воли плотоядно облизнулся.
Савор рывком подался вперед, всмотрелся в жуткую полуморду, прошипел - Тьмать, вот же идиот, - и проворно отскочил назад. Сдернул копьем со стены копченую свиную тушку и бросил в угол. Ханнок тут же растерял остатки цивилизованности, набросившись на мясо словно дикий зверь. И так трещавшие по швам обноски на горбу лопнули и разошлись, обнажив жуткую, во всю спину опухоль, пятнистую, алого и синюшного цветов. Временами под кожей что-то шевелилось и тогда начинающий зверолюд стонал особенно душераздирающе, но от разгрызания хрящей и волокон не отрывался.
Младший из сыновей сбледнул и склонился над пустым горшком, да и старший выглядел не сильно лучше. Савор возвел очи горе, пробормотал что-то нелестное про молодежь, и, уже в полный голос:
- Что, сосунки, никогда тер-зверолюдей в предпоследней стадии не видели? А они вот такие вот милашки. Расслабьтесь, этот, когда нажрется, смирный будет. Расслабиться - не значит что его не нужно будет нанизать на копье, если начнет чудить. А ты, Кёль-Ханнок, если ты их хоть когтем тронешь, то Восьмеркой клянусь, дохнуть будешь медленно, - последнее было сказано столь буднично-убедительно, что даже озверевающий на время прекратить хрустеть косточками-хрящиками и неуверенно кивнул, сверкнув отраженным алым светом в оранжевых глазищах, - А теперь, господа хорошие, мне пора вас покинуть, поболтать с нужными людьми, подготовить нужный инвентарь, чтобы у нашего уже почти рогатого дружка не возникло проблем у ворот.
Засим, оказывается отнюдь не бывший контрабандист снял с вешалки толстый клетчатый шерстяной плащ, завернулся в него, насмешливо откланялся и вышел в ночь.
Савора не было долго. Ночной ветер, сменился ночным затишьем, то - ночным бодрствованием, когда отоспавшийся и тщательно укутавшийся в меха и плащи народ вновь высыпал на осветившиеся улицы города. Открылись лавки (парням пришлось повесить табличку "Закрыто" на дверь и увлечь постанывающего оборотня в погреб еще одной копченостью, на сей раз лососем). Там тот и скрючился в углу вгрызаясь в рыбу за рыбой (младший зачарованно бился об заклад, старший хозяйственно подсчитывал убытки). Впрочем, вскоре братьям стало не до того - Кёль-Ханнок все сильней дрожал, все злее огрызался на вопросы и все больше жаловался на шум. До людей сюда доносились лишь отголоски ударов колотушек по лубу, долот по дереву, позвякивания оловянщиков скрипа колес гончаров и телег, - квартал самый что ни на есть рабочий, привыкли, а озверелый же скалился на каждый шум. И младший мог поклясться, что жуткая, шевелящаяся опухоль, за это время успела еще подрасти. Как и зачатки рогов с клыками. Да сидеть их новый клиент все чаще предпочитал как-то боком. Или же это было лишь накапливающееся напряжение?
- Ну хде он там ушше? - прохрипел в сто двадцатый раз Ханнок, которому членораздельная речь давалась уже с трудом. Близился Утренний Ветер, а от контрабандиста не было ни весточки. Едой упавшую звезду Дома Туллия ублажать уже не получалось и кхопеш он перехватил наизготовку, готовый бить любого подозрительного. Держащие копья руки также отчаянно затекли. Наконец, когда за окном опять стало тихо, кроме свисте ветра, Савор вернулся, отряс с плаща иней и кинул сверток едва не упустившему его недозверолюду.
- На, оденься нормально. Не мешало бы тебя еще и помыть, жаль не получится. Стражник у Майтаннайских ворот уговорен. У них тебя ждет повозка с провиантом. Бери ее и дуй куда глаза глядят, пока сможешь, лишь бы подальше от людей. Там переждешь свое озверение, раз уж мозгов не хватило не затевать из него балаган. И не возвращайся, теперь ты здесь никто.
Ханнок встал, пошел и на третьем же шаге споткнулся и по-детски удивленно заявил: - Больно!
- Привыкай! - безжалостно усмехнулся Савор, - дальше будет хуже.
- Отец, может не стоит, он того и гляди сорвется! - обеспокоился старший.
- Этот протянет долго, знаю я его семейку.
И вот так они с Савором и шли, сгорбившись от порывов теперь уже по настоящему ледяного ветра. Зверолюд все медленнее и спотыкаясь, контрабандист все увереннее входя в роль. Когда впереди выросла громада неурочно открывшихся прямо перед ними ворот на Майтанне, Ханнок почти поверил в свое упорхнувшее было счастье, настолько, что не заметил как его спутник специально ускорил шаг, а повозка - сложена из крепкого бруса на манер клетки.
И тут ему в основание шеи вонзилась стрелка из духовой трубки. Выдернув ее и ошалело потаращившись с пару секунд, Кёль-Ханнок прохрипел "Пррредатель!" и медленно осел на припорошенную утренним инеем мостовую, напоследок попытавшись достать клинком находящегося в добрых шести шагах Савора.
- Поверь, так будет лучше для всех - произнес до боли знакомый голос до блеска заезженную фразу.
- Ашшш...
- Да, я. Мне нужно было забрать кое-что у тебя. Кое-что уже тебе не принадлежащее.
Братские сапоги прошли мимо бессильно оскалившейся морды и Ашваран поднял упавший бронзовый кхопеш, тот, которым могли владеть только граждане Ламан-Сарагара, будь они из Клана или Дома (что, в общем-то, одно и то же). Кёль завыл и заскребся, но добился лишь того, что в поле зрения появился зоркий Махарик с предусмотрительно вскинутой духовой трубкой.
Брат, не последний человек в иерархии клана Кенна, подошел к Савору, приветственно приобнял за плечи, затем достал плотный кошель:
- Гони до самого Тилива. Там ему будет лучше, чем где-либо еще. Береги. Бывай.
А затем вновь подошел к затаскиваемому в клетку брату:
- Прощай Кёль. А это тебе от клана Кенна. И за Кири.
Последнее что увидел Ольта Кёль был кулак, летящий ему в нос.
Скрытый текст - Глава первая: Попавшая в паутину ночная муха отчаянно билась, жужжа и трепыхаясь всеми четырьмя лапками в ловушке малого шелковичника. Крысопаук медленно, осторожно, зловещими рывками подбирался к добыче чтобы упеленать в кокон и уволочь в норку про запас. Впрочем, на сей раз его ждало разочарование: углядевшая хищника муха утроила усилия, выдрала последнюю лапку и с триумфальным писком свалилась прямо на нос уже как день лежащему на полу без движения, а значит ставшему предметом интерьера, тер-зверолюду.
Ханнок очнулся от того, что на лицо ему свалилось что-то крупное, членистоногое и активно верещащее. Такого его и так уже надломленная психика вынести никак не могла и незадачливое создание было моментально смахнуто с почему-то оказавшимся чересчур крупного носа и размазано в слизистый блин о мощеный камнем и присыпанный соломой пол.
Выдранный из ленивого, тянущегося уже вечность кошмара Ханнок Шор приподнял голову и осоловело огляделся. Помещение в котором он находился одновременно было чужим и отменно знакомым - то ли комната, то ли загон половина которого выстроена из камня и с крепкой дощатой крышей, а другая собрана из толстенного бруса в виде решетки, и с решетчатой же заслонкой вместо кровли. Доски и брус несли на себе отпечатки мощных когтей. В углу сидел крысопаук и злобно сверлил его взглядом.
Ханнок помотал башкой, пытаясь вытрясти мигрень и вернуть на ее место память. Вначале получалось неважно - вспоминались лишь покрытые утренним инеем стены и мостовые родного города, видимые отовсюду над черепичными крышами и подсвеченные магическим светом руины Клыка Ламана - легендарной башни Янтарной Эпохи и нынешней гордости его сограждан. Бывших сограждан...
Чем больше вспоминалось, тем отчетливей хотелось вернуться назад, в блаженное забытье и подданство инстинктам. Мешала боль в спине. И в копчике. И руках. Не этих, а других... Которые на спине. Нет. Не хочу. Демоны, верните меня назад в преисподнюю, я не хочу осознавать кем стал. Ом-Ютель пронзи меня копьем своего гнева. Кау, сожги меня своей яростью...
Ни отозвались ни демоны, ни Новые боги, ни Старые. Ханнок вспомнил в каких обстоятельствах, кем и почему здесь очутился. Было тяжко, но спустя долгое время свернувшийся калачиком, скулящий, новоявленный "монстр" нашел в себе силы хотя бы попытаться пожить еще денек и узнать чего ему уготовила судьба.
В первую очередь понять где это самое "здесь". То, что это зверильня было понятно стразу. Вопрос - какая? Если родная-государственная, у Ксадье - то проживет он жизнь на княжьей плантации, недолгую и печальную. Местные, ламанские, озверелые "гиенокоты" терканайских "козлоящеров" не любили. Знать бы еще, кто из предков погулял на Юге и наградил тамошней версией родового проклятия...
А вот если зверильня заграничная или, Кау убереги, еще и частная, варианты возможны самые разные. От того, что Ашваран не соврал и ему тут будет лучше - долечат и выпустят в свет с документами. Но дальше чего? И уже тем более не хочется думать обо всех этих экспериментаторах из зверолекарей-частников, ищущих лекарства... и отнюдь не только от озверения. Для таких вылупившийся вне привычного южного ареала "демон" - просто находка.
И наконец, самое главное - Ханнок собрал все силы и попытался оценить, насколько проклятие-болезнь изуродовала его. Первыми отнять руки от зябко обхваченнх плеч... уже по ним видно, что к прежней жизни возврата нет - четырехпалые, с мощными невтяжными черными когтями, серой кожей... Далее зверолюд аккуратно ощупал голову - холодная мочка носа, торчащие из-под верхней губы клыки, жесткая безволосая шкура, острый кончик уха, теплая шершавость рога... да, типичная тер-зверолюдская башка... его башка.
Все самообладание испарилось разом, как вылитый в сотенный погребальный костер кувшин с вином. Ханнок всхлипнул и попытался вскочить и подбежать к стоявшей в углу бочке с водой, дабы увиден все что о себе узнал, да вот споткнулся на первом же шаге, хряснувшись подбородком об пол и едва не оттяпав кончик алого языка. Ноги вроде бы и слушались мысленных повелений, но своевольничали в исполнении, и неудивительно - ступни по-звериному вытянулись, пальцев на них осталось всего по два, зато обзавелись раздвоенными копытами - черными и сапожисто блестящими. Урожденные и ветеранистые тер-зверолюди бегали быстро и ловко, да вот охваченного паникой новичка хватило лишь на то чтобы тихо подвывая от ужаса ужом поползти вперед. Подметая солому длинным, бестолково ерзающим хвостом с жутковатым костяным клинком с ладонь в длину на кончике. Да еще парой крыльев - здоровенных, кожистых, мощных, с глянцевито блестящими в лунном свете перепонками, и костяком, увенчанным на сгибе до жути похожим на большой палец (с серповидным лезвием в придачу) человеческой руки.
Наконец, когти впились в дощатую обшивку глиняного пифоса, из которого тянуло запахом чистой воды с примесью природных солей (никогда ранее не умел он различать подобные оттенки!), Ханнок подтянулся на руках, перегнулся через край, дождался пока успокоится вода и увидел свою новую морду. Кажется, он закричал.
Тростниковое перо-калам аккуратно клюнуло нутро чернильницы, и принялось выводить четкие, убористые буковки нгатайского стиля "цох" на дорогой хлопковой бумаге. Буквы слагались в слова, те в предложения, придавая бумаге смысл, а жизни - красоту.
... Касательно же нашего прошлого спора. Господина Цумулли из Ордена вообще не стоит слушать, ибо сей почтенный доктор наук не в состоянии понять что Кин в нгатаике вовсе не означает северный, а Тер - южный, и что нгатаи таким образом не классифицировали разновидности своего проклятия по географическому принципу. Да и куда при таком раскладе прикажете девать Варау и Йехга-зверолюдей (и тот факт, что господин Цумулли сто лет прожив среди нгатаев не освоил хотя бы торговый диалект)? Тем более что как раз недавно мне попался экземпляр, рожденный на севере (В Ламан-Сарагаре, если быть точным), проживший там всю жизнь и там же вылупившийся в середине лета, так что и гипотеза госпожи Куух, при всем моем к ней уважении, о климатическом или хотя бы широтном влиянии на ход озверения не подтверждается. Можно было бы предположить о влиянии Спирали разных народов на ход развития, однако мне приходилось наблюдать кин-нгатаев, йехга-нгатаев, тер-ут-джау, и, в вышеописанном случае, тер-матавильца, истового прихожанина Храма Светлых (тамошний жрец и заметил первые признаки озверения, забив тревогу) так что и убеждения моего собственного отца придется отвергнуть (дабы никому не показалось что я пристрастен). Вообще же, как мне кажется, изначально имелось несколько центров распространения проклятья и поразившего окрестное население вне зависимости от его этнической или конфессиональной принадлежности (полный иммунитет прослеживается только у чистокровных Оми-Этлене). Что я и планирую доказать на нашем следующем Симпозиуме. Заодно предоставив свежие наблюдения по тер-зверолюдям, доселе недоступные из-за нежелания Терканы сотрудничать с почтенным Сообществом. Например, как и говорилось ранее, кин-зверолюди восстанавливают когнитивные функции медленно, относительно спокойно и не в полном объеме (полная потеря памяти - один из частных примеров) - это общеизвестно. Добытый же мной экземпляр хоть и демонстрировал большую агрессивность, но, также и самоосознание, как и в случае пациента моего отца по завершении последней фазы впал в глубокий со...
Ночную Тишь разорвал жуткий вой, в котором гармоничным образом слилась звериная ярость и человеческий ужас. В ближайшем селении занялись собаки. В лесу сочувственно отозвались волки. За соседней стеной что-то разбилось и раздался испуганный женский писк и мужская ругань. Вождь-звероврач зверильни "Милость Цоррики", почтенный доктор целительских наук Тилив Ньеч неодобрительно сдвинул брови на растекшуюся по бумаге кляксу, аккуратно присыпал песочком из шкатулки и закончил вслух:
- После чего этот сукин сын от этого сна пробудился и осознал в какое чудовище превратился, - Ньеч поправил очки и перевел взгляд на свиток-портрет на стене, - все как ты и описывал.
Дверь открылась и в комнату заполошно ввалился полуодетый ассистент с мечом наголо, из-за плеча которого выглядывало испуганное девичье личико его коллеги, обильно покрытое конопушками.
- Первое качество сотрудника зверильни - ровным голосом возвестил им Ньеч, - Самообладание, ибо если его нет, первый же сорвавшийся при дрессировке зверолюд - труп. Свой или нескольких чужих. Дрогнувший нож при операции - труп. Или несколько. Промахнувшися стрелок с духовой трубкой... ну, вы поняли. И куда вам с такими нервами в звероврачи, а, бестолочи?
Парень обиженно фыркнул и убрал меч в ножны, слегка дрожа. Девушка упрямо поджала губы.
- Ну что, коллеги. У нас новый пациент. Идемте же, нас ждут великие дела.
Тилив Ньеч повернулся к массивному, остекленному шкафу, взял отличающуюся от остальных (кроме одной) цветом папку и вышел из кабинета в коридор, а затем в ночь.
- Пятый сверток, Айвар, на втором стеллаже, клинок там же оставишь - Крикнул Ньеч проворно метнувшемуся в к складу ассистенту-подмастерью. Тот рассеянно кивнул, одеваясь на бегу и все еще пытаясь проснуться. Вождь-врач лишь укоризненно покачал головой - из парня может выйти толк, кабы только не помешала порывистость, да несусветный гонор. Поговаривали, что это бастард какого-то мелкого князька из Нгардока, но по документом выходил обычный клановец.
Сам он решительным шагом пересек круглый внутренний двор, хрустя песком, густым слоем засыпавшим булыжную выкладку. На ходу ополоснул лицо из кувшина, стоявшего на крышке круглого колода по центру, глянул на небо, прочие луны и звезды, чтобы уточнить время - желтая громада Ахтоя зависла прямо по центру, серпик Цоррики ("Сьоллике", прошептал про себя на языке предков имя божественной покровительницы Ньеч, призывая удачу) почти ушел за горизонт, в стороне от прочих надкусанной картофелиной тускло белел Тав. Мавар с Хоутом сегодня были не видны. Скоро начнется Утренний Ветер.
Позади семенила рыжая Сонни Кех. Она успела заскочить к себе в комнатушку, завернуться в шаль поверх ночного платья и захватить ящичек с иглами, лезвиями и лекарствами. Вряд ли понадобятся - понадеялся про себя Ньеч - но инициативу мысленно одобрил. Но вот зачем милой и доброй пухленькой девушке, любительнице теплых пледов и яблочного повидла вся эта грязь и кровь работы на зверильне так и не понял до сих пор. А она молчала.
Вконец запыхавшийся Айвар Катар-Дан нагнал коллег у самого загона, специально переоборудованного для крылатого тер-пациента из двух стандартных, для кин-зверолюдей. Оба стража сегодняшней смены уже были там, с трубками и стрелками наготове. Ньеч, принюхавшись, уловил слабый запах медовухи и приметил неплотно прикрытую дверь сторожки, из которой сочились свет и тепло.
- Проспали, - все тем же ровным голосом констатировал Ньеч. Оба здоровенных мужика, каждый на две головы выше тощего Огарка, тут же съежились, как нашкодившие коты, - За ним сегодня должны были постоянно следить. Я предупреждал. А если бы он с перепугу башку себе о стену разбил или крылья попытался оторвать? Я говорил что это особый случай? Вычту из жалования. С докладом.
Вождь-врач повернулся от стражников, разом сменивших подобострастные лица на злобные, к криво, с чувством собственного превосходства над обшинненцами, ухмылявшемуся Айвару. Правая бровь врача поползла вверх. Левая сторона ухмылки ученика - вниз.
- Это что? - сухо поинтересовался Ньеч, показав на оттягивающие пояс ножны.
- Меч... - уже куда как неуверенней отозвался Айвар, - на случай...
- Ритуального самоубийства. На бешеного озверелого надо идти с копьем, ядом или огнестрелом. Остальное - игрушки. Или ты хотел сгоряча прибить меня или Сонни, а потом сказать что так и было?
- Я...
- Бестолочь.
- Я - бестолочь. Простите, Учитель.
Ньеч смерил его ледяным взглядом и повернулся к пациенту, удовлетворительное физического состояние которого на глаз оценил еще до всех препирательств. Оставалось понять самое важное - психическое.
"Особый" пациент скорчился в углу у пифоса-поилки, инстинктивно (а может - от холода) замотавшись в мелко дрожащие крылья и тихонько скулил. Ситуация не слишком обнадеживающая, но всяко лучше бессознательного кружения по загону, или попыток добраться с клыками наголо через решетку до любого проходящего мимо.
Ньеч подошел к и легонько постучал костяшками пальцев по брусу, спросив на матавильском диалекте языка укулли:
- Эй, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?
Нулевая реакция. Ньеч повторил вопрос на нгатаике, на упрощенном торговом диалекте, даже на языке Ут-Джау. Ничего. Лекарь вздохнул и махнул одному из стражей. Тот зарядил в резное, щегольски украшенное перьями духовое ружье глиняный шарик и плюнул, вначале в крыло, затем в злобно ощерившуюся морду. Когда химер прикрылся рукой и переполз ближе к решетке чтобы попытаться достать стрелка хвостом, Айвар по сигналу дернул неприметный шпенек и на растерявшегося зверолюда обрушился мощный поток воды. По видимому, сверху была установлена еще одна бочка, дождевая или наполняемая вручную, не суть важно, но вместе с наклонным полом служившая для чистки загонов... и приведение в чувство их обитателей. Крылатого хорошенько вмяло в пол, покрутило, очистило от налипшей соломы и вроде бы слегка подкинуло разума и желания жить. Во всяком случае, на комитет по встрече он теперь пырился хоть и свирепо, но вполне осмысленно.
- Ты меня понимаешь? Если не получается говорить, кивни два раза. Понимаешь?
Вместо кивков рогатый захрипел, зашипел, но выдал, с четвертой попытки, на торговом диалекте - том же нгатаике, только упрощенном настолько, чтобы и зверолюдская пасть справилась... ну, большинство из них:
- Да. Понимаю.
- Отлично, - пробормотал себе под нос Ньеч, открывая зеленую папку и делая пометки на листке внутри, - Помнишь прошлую жизнь?
Зверолюд помедлил, то ли размышляя стоит ли говорить, то ли медитируя на слово "прошлую". Наконец, ответил:
- Да. Помню.
- Отлично! - впервые за долгие дни улыбнулся Ньеч, заставив даже снабженного кучей костяных кусалок и раздиралок "демона" забиться поглубже в загон, и упоенно застрочил по бумаге, поминутно макая перо в почтительно удерживаемую Айваром чернильницу.
- Что со мной будет!? - со скулящими нотками в голосе донеслось из-за решетки.
- Жить будешь, - несколько отстраненно отозвался вождь-врач, наконец соизволив захлопнуть папку и взглянул зверолюду прямо в глаза. Оранжево-алое встретилось с беспросветно-черным, без белков и радужки - Ольта Кёль, он же Ханнок Шор, ты находишься в лечебнице "Милость Цоррики" в княжестве Майтанне... попрошу заметить что на нгатайской половине княжества, а не в этом вашем Ксадье с их мясницкими зверильнями и шарлатанами вместо врачей. Сегодня шестой день девятого месяца, близится седьмой. Ты провел в озверении два месяца и два дня. В ближайшее время тебя будут долечивать, а затем ты отработаешь долг и сам решишь свою судьбу.
- Долг? Какой еще долг? - встревожился рогатый, с облегчением отбросивший было кошмар о плантациях прочь.
- Об этом - позже. Если ты еще не заметил, становится холодновато, а ты у нас совсем голый, - сказал тут же смущенно завернувшемуся в крылья собеседнику Ньеч, зябко ежась от начинающего уже посвистывать Утреннего Ветра. Впопыхах он выскочил в домашней одежде и теперь эта ошибка давала о себе знать. Да и мокрый, дрожащий, свежевылупившийся зверолюд был плохим собеседником и хорошим кандидатом на воспаление легких, - Айвар, одежду ему!
Ученичек размахнулся и бросил сверток навесом через крышу. В ячейке которой тот и застрял, вызвав бурю эмоций у всех присутствовавших, поскольку зверолюду никак не удавалось пока справиться с ногами и допрыгнуть до потолка. Пришлось одному из стражников лезть наверх и пропихивать застрявшее сапогом вниз, уже опасно дохающему рогатому.
В свертке оказались штаны, плащ-накидка и толстенный шерстяной плед. С последними двумя Ханнок, как и завязками, справился легко - несмотря на четырехпалость и когти руки слушались исправно. А вот со штанами пришлось попотеть. Особенно смущало копытно-хвостатое создание отверстие для, собственно, хвоста и тенденция длинных, копытных же, стоп гнуться по, казалось, собственному хотению, а не по правилам.
Наконец, сам уже изрядно вымороженный Ньеч удостоверился в том, что пациент завернулся в плед в сухом углу и вроде бы заснул, отвесил прощальный подзатыльник Айвару, рассказал новоприбывшей смене стражи о наказании предыдущей, и на том завершил первый цикл исследований:
- Глаз с него не спускать! Если решит повеситься или самозагрызться, и не будет вовремя остановлен... сами там сидеть будете. Айвар, Сонни - свободны.
Повернулся и ушел в врачебный дом, заметив ненароком, как задержавшийся ученичек провожает жадным взглядом ладную фигурку рыжей коллеги. Закрывая за собой дверь в кабинет Ньеч подумал о том, что в будущем это может стать проблемой, но быстро переключился на работу. Ее у него теперь было много.
Скрытый текст - Глава вторая: Тилив Ньеч и так не досыпал по жизни, а перечитывая наблюдения отца за Пациентом-1 и внося собственные пометки задержался так далеко в Утренний Ветер, что проспал глубоко в Тишь. И все равно не отдохнул толком, так что легонько тронувшую его за прикрытое пледом плечо Сонни встретил свирепый, заспанный взгляд полностью черных глаз.
- Ну?
- У-учитель... Там Айвар, у клетки с тер-зверолюдом...
Девушка явно нервничала. Ньеч сначала тоже забеспокоился было, но потом решил что она просто дичится решившего похвально последить за их рогатым гостем ученика.
- Ну?
- Он... - Сонни, набрала воздуха в грудь и разом выпалила: - В общем, он решил проследовать стандартной процедуре и сейчас сидит прямо у клетки. Со стандартным обучающим опросником. И опрашивает по нему пациента.
- ЧТООО?!!
Вопль вождь-врача, конечно, до ночного ханноково не дотягивал. Но все находившиеся на другой, закатной стороне круглого внутреннего двора - стража, Айвар и даже страшенный зверолюд все равно подскочили на месте и суматошно заозирались. Через пару мгновений по крыльцу двухэтажного врачебного корпуса буквально слетел Тилив Ньеч, сейчас куда как напоминавший укульского святого аскета - тощий, жилистый, с выпирающими суставами и завернутый лишь в плед. Редкие белые волосы развевались за спиной, на завязанные, как обычно, в аккуратных хвостик. Антрацитовые глаза пылали яростью. Позади косоватой, но размашистой походкой, бегущего Ньеча колобком катилась Сонни с неизменным ящичком на перевязи через плечо и двумя зелеными папками в охапку.
Айвар Катар-Дан обреченно втянул голову в плечи но зачастил скороговоркой, разом перескочив аж во вторую половину кодекса:
- Это твоя новая жизнь. Да принесешь ты благо Ксадье... то есть Нгардоку. Теперь же надлежит тебе избрать себе имя. Ответишь ли ты на наводящие вопросы, выберешь из списка или предложишь сам...
- Мамин подарок - Ольта Кёль, Папин - Ханнок Шор. Оба сохраню. А сам тебе предложу пойти на...
Торговый за это утро зверолюд освоил (вернее - наловчился рычать такенной-то пастью) на диво хорошо и подбежавший ученый как раз застал середину длиннейшего маршрута из разных видов, сортов и конечностей, по которому предлагалось отправиться почтенному Айвару Катар-Дану.
В отличие от побагровевшего и сломавшего со злости тростниковое перо (безнадежно заляпав рубаху чернилами) горе-ученика, Ньеч не обрушил всю компанию в преисподнюю а... просиял. Не глядя протянул руку назад (Сонни понятливо вложила туда нужную папку)и упоенно застрочил в "Пациенте-2":
- А теперь, давай, обругай меня, или еще кого из присутствующих. Кроме девушки... мы же все же культурные люди... и прочие создания, так?
Зверолюд сначала с опаской прошелся по стражникам, а потом, осмелев и самому вождь-звероврачу. Благо насчет внешности того зацепок и инспираций найти можно было массу - как и многие ученые, стеклодувы, лекари, инженеры-технологи, Тилив Ньеч был Огарком - выродившимся (сам он предпочитал термин "вернувшимся к истокам расы") растерявшими большую часть магии и наведенного же магией гламура предков-Сиятельных. Говорят, что за Контуром уцелевшие Сиятельные держали таких в гетто, но в Каннеше им жилось относительно свободно. Низкорослый, слегка перекошенный, с немного ассиметричным, морщинистым в тридцать лет лицом, огромными угольно-черными глазами, скрытыми жиденькими длинными волосами маленькими ушами и узкой челюстью, Ньеч мог бы стать легкой мишенью для насмешек.
- Отлично! - наслушавшись и начеркавшись вволю, заявил наконец он, - Друг мой, тебя можно поздравить - отличное восстановление когнитивных и речевых функций всего за день после пробуждения. Культурные аспекты ты тоже вспомнил очень хорошо. Поздравляю! Но если еще раз учинишь с персоналом такое в моем присутствии... Сонни!
Девушка протянула Ньечу ящичек. Тот, почти не выбирая, вытянул самый длинный и зловеще выглядящий обсидиановый резак.
- Так вот. Я тебе крылья на лоскуты порежу. Это не жизненно важный орган и у тебя пока что отменная регенерация, но не провоцируй меня, хорошо?
Крылатый мало что понял из терминологии, но истово закивал.
- Айвар...
- Учитель, это же стандартная процедура...
- Айвар. Просто исчезни с глаз моих.
Ученичек обиженно поджал губы и убрел к врачебному дому, прихватив в охапку обучающие кодексы. Вождь-врач проводил его не сулящим ничего хорошо взглядом и с безмятежной улыбкой повернулся к опять забившемуся вглубь загона Ханноку.
- Подойди ближе.
"Козлоящер" привстал на четвереньки и пополз (так и подмывало сказать - начал красться) к решетке. Ньеч едва заметно поморщился:
- Ну прямо же. Как подобает цивилизованному зверолюду.
- Не могу, - сдавленно прошипел тот.
Ровнозубая, без клыков и резцов, огаркова улыбка исчезла так же быстро, как и возникла. Только в этот раз зверолюд смог впервые наблюдать не ставшие уже привычными злость или каменное безразличие, а искреннюю обеспокоенность. Насчет того, что она направлена на Пациента-2, свежеиспеченного тер-зверолюда, а не Ханнока Шора из Сарагара, он ничуть не сомневался.
- Как так? Когда последний раз проверяли, все уже стабилизировалось, степень и результат искажения был стандартным для тер... в смысле и копыта, и лодыжки, и связки - все должно работать. Повредил при пробуждении?
- Все нормально. Просто - не могу.
- Хм.
Сделав пометку во второй папке и пошуршав первой, Ньеч наконец облегченно расхмурил брови:
- Ага, понятно. Назовем это "Естественным психологическим тер-шоком". Скажи, ведь с крыльями и хвостом все в порядке?
- Нет! Их вообще не должно быть!
- Да не о том я. Ты же ухитряешься складывать и раскрывать крылья правильно, да и хвостом пытался этого моего инициативного оболтуса проткнуть? Да и вообще, ты не помнишь, но пока ты тут у нас озверевал, то весьма резво по загону носился. Уже заметил следы когтей на балках? Твои.
- И все равно - нет. Все это само приходит. Стоит мне подумать о том, что быть раскрыть только одно крыло, или например порисовать хвостовым клинком в пыли, как они... не отказывают, нет. Я начиню чувствовать их неправильность. И они начинают двигаться неправильно.
Ньеч довольно долго молчал, потирая ранние морщины на лбу. Наконец, сказал:
- Возможно, ты прав и все дело в том, что их не должно быть. И с рождения ты привык ходить всей стопой, а не кончиками пальцев, привык что из-под лопаток у тебя крылья не торчат, да и копчик не в сажень длиной. Пока ты озверевшим был - ты не думал, а просто действовал по обстоятельствам и осваивал новое тело по мере изменений. Кин-зверолюди так и делают. Вот только они забывают свою прошлую жизнь, и по "пробуждении" просто становятся достаточно мирными и умными, чтобы их можно было начать учить жить по-человечески заново. Айвар к тебе с обучающими кодексами потому и приставал, что так принято, хотя я ясно ему сказал, чтобы тебя не трогал... Так, отвлекся - суть в том, что ты то у нас очнулся прежним, но в новом теле. И старая память упрямо отказывается принять произошедшее. А на деле ты здоров, просто не хочешь признать это. А теперь - попробуй подняться.
На слово "здоров" Ханнок отреагировал низким, гортанным и весьма впечатляющим рыком, но встать попытался. На полпути левая нога дернулась и он рухнул назад, больно подвернув крыло. Зашипев, саданул кулаком по земле. Зашипел еще сильнее.
Вождь-врач бросил Сонни пару слов, дождался пока та сбегает на кухню за миской с пирожками. Взял один, самый аппетитный на вид, вторым поделился с ассистенткой и безжалостно откомметировал:
- Еще раз. Не пытайся опираться на пятку - у тебя ее считай что теперь и нет. Представь себя тсаанской храмовой танцовщицей, что касаются земли лишь кончиками пальцев.
Зверолюд шутку не оценил. В этот раз подломилось правое колено. Ньеч вновь помрачнел.
- Еще.
Не удалось и на четвереньки встать.
- Еще.
Почти получилось. Неловкий взмах крылом. Падение. Отдавлен хвост.
- Еще.
Зверолюд остался лежать на боку. Тихо поскуливая, и подрагивая кончиками крыльев.
- Я сказал - еще!
Ханнок завыл, жутко, но совсем по-человечески. Затем перед широким, напоминавшим тигриный, носом в пыль шлепнулся пирожок. Судя по запаху - с повидлом. Зверолюд осекся, удивленно скосил глаза на выпечку, затем на подошедшего вплотную к решетке Ньеча. Но если он думал, что сейчас его начнут утешать, то ошибался. Ох, как же жестоко он ошибался:
- В сопроводительном письме было сказано, - тихо, со скованной мощью Великого Ледника в голосе, сказал Ньеч, - что ты был клановцем. Не профессиональным воякой, но все же участвовавшим в ополченческих походах. Заработавшим себе право на бронзу. Достаточно амбициозным, чтобы сменить клан на Дом, не боясь насмешек и мести... Я не вижу этого человека. Я вижу очень умного кин-зверолюда с крыльями. Похоже, что Айвар прав, и тебя надо просто дрессировать, чтобы вернуть в общество, хотя я надеялся на лучшее. Но если долг велит мне дрессировать тебя, я буду дрессировать. Еще!
Не успел Ньеч договорить, как Ханнок оказался у самой решетки, встав во весь рост, полосуя когтями древесину, с утробным рычанием и не боясь прежних угроз, костеря возомнившего о себе рвача-огарка, чьих предков его предки драли, загоняя, до самой Отомольской резервации.
- Другое дело, - усмехнулся, все же невольно отошедший на шаг назад Ньеч. Про себя же он в очередной раз подумал, насколько же его новый-старый подопечный похож на демона со старинных нгатайских и тсаанских кодексов и зарисовок фресок, которые ему показывал проведший полжизни в путешествиях отец. Только если с утра "демон" проходил по категории "сокрушенный и поверженный Кау", то сейчас это явно был "демон ярящийся". В древней мифологии Детей Кау были еще и "демоны благородные, исправившиеся", но до введения пациента в эту малочисленную общность им еще предстояло работать и работать.
В любом случае одновременно вменяемым... относительно, и в полный рост вождь-врач видел его впервые. Тонкие, растущие изо лба и причудливым зигзагом загнутые назад, раздвоенные на кончиках рога. Хищная морда со злыми оранжевыми глазами - почти человеческими, что только усиливало общую жуть, и торчащими из пасти клычищами длиной в палец. Лишенная меха шкура серого цвета. Мощные, кожистые черные крылья. Мускулистый хвост с длинным костяным клинком на конце. И конечно же облаченные в мешковинные штаны ноги, доставившие такие хлопоты: с тяжелыми раздвоенными копытами вместо пальцев и стопами, столь, по-звериному, длинными что у менее просвещенных в медицине и анатомии зрителей могло возникнуть в корне ошибочное представление о неких "вывернутых назад коленях". Кои на самом деле были переползшими назад и оторвавшимися от земли пятками. Колени же остались как и были.
- Что со мной будет дальше? - повторил старый вопрос чуть успокоившийся и значительно укрепившийся в духе зверолюд.
- Вот доведем тебя до адекватного состояния, адаптируем тебя в общество... то есть долечим и приучим не бросаться с клыками наголо на любой раздражитель, выправим документы - и можешь быть свободен... Ах да чуть не забыл, еще один момент - у тебя тот самый долг перед лечебницей. Заверенные Инле-Ашвараном Шором расписки у меня есть. Сомневаюсь, что став по ламанским законам никем, ты вдруг сможешь мне их предоставить немедленно, но с тебя шесть золотых.
- Скооолько?
- Шесть. За два месяца питания высококлассным мясом и пользования медицинской помощью от лучших специалистов по тер-зверолюдям к северу от Терканы. Господин Ашваран был достаточно щедр чтобы оплатить вступительный взнос и переоборудовать стандарт-загон. Но и он заявил, что тебе будет полезно остепениться, осознать себя, поработать на благо общества, прежде чем в него возвращаться. А то были уже.... прецеденты, - вождь-врач при этих словах холодно сощурился и вроде бы прочел краткое поминовение по кому-то. Затем, продолжил: - Отработаешь свои шесть золотых, и можешь идти на вольные хлеба, новую еду включили в отработку сразу, процентов не начисляем. У нас солидное учреждение, а не какой-нибудь Дом Призрения, кабальная контора или клановый банк.
Ханнок прорычал что-то матавильски-непечатное. Ньеч поморщился, затем мстительно улыбнулся:
- А теперь ты у нас отлипнешь от решетки и пойдешь до стены. И обратно. И снова до стены. И так десять раз. Постарайся ничего не сломать при падениях. Потом осмотр, прием пищи и сиеста, так уж и быть, хотя гонять тебя надо как терканайского козлоящера, коим ты и являешься. Не стоит обижаться, тебе еще похлеще будут обзывать. Если предпочитаешь "Драколень", "Химер" или "Демон" - сообщи. Ах, Ханнок Шор, значит? Отлично, мне нравится такой боевой дух, но имя тебе здесь еще заслужить надо. Айвар - бездарь, но в одном он прав. Это - твоя новая жизнь. Постарайся распорядится ею лучше чем прошлой.
|