Ой, тут всякую фигню, смотрю, не стесняются выкладывать. Выложу ка и я))
Это отрывок из переписанной альтернативка про третий рейх (год назад ее тут публиковал).
Скрытый текст - Закат над востоком.:
«Что ж, мы имеем перед глазами полную картину этого страшного и
душераздирающего массового террора, перед которым меркнут даже самые
жуткие примеры войн и революций, имевших место на протяжении мировой
истории. Такова реальная система кровопролития, смертей и террора,
осуществляемая истеричными и преступными политическими маньяками,
готовыми скопировать её в каждой стране и среди каждого народа теми же
методами террора, если им только представится такая возможность.»
- Из речи Йозефа Пауля Геббельса, «Коммунизм без маски», 1935г.
Глава1. Последние дни войны.
Ночь была наполнена страхом.
Но теперь все ночи были такими.
Страх приходил вместе со звуком сирен; сначала едва различимый, он нарастал,
словно голос кита, поднимающегося с глубины. Одна за другой, волны оглушительного
механического рева вздымались, разрывая ночную тишину пронзительным визгом, и,
меняя тональность, вновь затихали, утопая в низкочастотном гуле…
Тьма содрогалась; это был сигнал - системы оповещения предупреждали о начале
авианалета. Их громоподобный звук разносился в пространстве над городом, и каждое
мгновение времени казалось жителям Тобольска вечностью.
Вскоре, стал слышен стрекот винтов; самолеты приближались.
С земли были четко видны их силуэты - черные кресты, скользящие на фоне звездного
неба; железные птицы, несущие на своих крыльях смерть. Стройным порядком,
двенадцать мессершмиттов скользили над крышами домов; еще на подлете к границам
города они сформировали клин - летящие позади машины скоординировали свои
траектории, встав за краем крыла находящегося впереди товарища, и теперь, достигнув
точки назначения, в любой момент готовы были выпустить запас бомб, доверху
наполнявший их фюзеляжи.
Возглавлявший группу, командир эскадрильи люфтваффе опустил взгляд на приборную
панель – здесь, в этой части континента, ночи были темные, словно на севере; любые наземные
ориентиры были неразличимы, и асам Геринга, проводившим операции в темное время суток,
приходилось полагаться лишь на показания датчиков и собственное чутье. Его глаза
скользнули по ряду индикаторов и циферблатов: стрелка компаса показывала лишь
незначительное отклонение к северу, а вот показания альтиметра и кренометра точно
совпадали с прогнозируемыми. Все сходилось; координаты были выверены. Значит можно
приступать.
Его одетая в кожаную перчатку рука потянулась к рычагу. Пальцы обхватили
холодный металл; с плавным щелчком переключился тумблер…
Щелчок привел в действие пневматику, и створки бомболюка раскрылись, выпуская
из фюзеляжа один за другим трехсоткилограммовые фугасы, которые с нарастающей
скоростью устремились к земле, рассекая ночную тьму и оглушая дремлющий город
диким свистом.
Считанные секунды понадобилось им, чтобы достичь поверхности; едва коснувшись
ее, тротиловый запал детонировал, высвобождая заложенную энергию; обращая камень в
песок, а древесину в пыль…
Так началась бомбардировка.
***
Изолированный, взятый в цепкую клешню блокады, Тобольск был отрезан от всех
линий поставок; лишенный гуманитарной помощи, ровно как и снабжения боеприпасами,
город был беззащитен перед прилетавшими из-за массива Уральских гор, ястребами
люфтваффе. Там, на западе, откуда они прилетали, теперь осталось лишь пламя и пепел –
Сталинград стерт; армия Райхенау прорвала кольцо. Город на Волге разделил судьбу
античного Карфагена, и теперь с развернувшихся на берегу древней реки плацдармов в
воздух каждый день взлетали десятки боевых групп. Их авиа-удары способствовали
продвижению войск вермахта, отодвигая линию фронта все дальше на восток в сторону
Азии, за Уральский горный хребет.
Когда в Тобольск прекратились поставки снарядов, смысл в артиллерии отпал;
некогда охранявшие воздушное пространство над городом, зенитные установки,
сейчас были зачехлены и отправлены на склад. Самолеты неприятеля беспрепятственно
пересекали воздушную границу, и единственный шанс на спасение могли дать лишь
системы преждевременного оповещения.
Разбуженные их неистовым ревом, горожане просыпались; дальше счет шел на секунды -
мгновения, чтобы отделить кошмар от реальности, схватить самые необходимые вещи и
бежать. Бежать, спасаясь от смерти, устремляясь вниз, в укрытия, в подвалы,
туда где было спасение от бомб…
Гонимые ужасом, люди прятались в убежища словно крысы в норы, и там,
сгрудившись, прижавшись друг к другу, продолжали ощущать как ударные
волны от череды взрывов проходят через толщу земной поверхности, увязая
в толстых бетонных перекрытиях, заставляя вибрировать стены и пол словно
в череде конвульсивных судорог.
Эти долгие, наполненные страхом, ночи многие так и коротали под
землей; когда с небес падал смертоносный град, они стояли вокруг
пляшущего огня керосиновой лампы, и подолгу вглядывались в лица друг
друга, но в чужих глазах видели лишь отражение той бездонной пустоты,
которая была в их собственных…
Снаряды тем временем продолжали падать; бомбовые удары
происходили то тут, то там – шрапнель решетила окружающие постройки,
сдирала слои штукатурки со стен.
Виии-и-и-ууууууу… Бах! - одна из бомб упала на здание бывшего
горисполкома - величественная постройка содрогнулось от импульса;
ударной волной вмиг выбило стекла. Вслед за этим, из оконных проемов
вырвался сокрушительный поток пыли и обломков – битый кирпич
посыпался на мостовую внизу…
Удар фугаса был достаточно мощным чтобы нанести зданию серьезный
ущерб, но жертв удалось избежать - к тому моменту как начались первые
бомбежки города, все политическое руководство Тобольска, включая членов
городского и исполнительного комитетов, было решено эвакуировать.
Сотрудники горисполкома, вместе с прочими руководителями были
переведены в расположившийся аккурат под зданием дома культуры, что на
улице Семакова, бункер. Его толстые бетонные стены служили надежной
защитой, и в тот момент когда сверху падали бомбы, люди внизу ощущали
лишь слабые толчки и видели непродолжительную пульсацию электрических
ламп, освещавших помещения и коридоры.
Несмотря на ночное время, работа в этом бункере не прекращалась –
решение всех самых важных дел и проблем города теперь происходило там,
внизу, и дела эти не требовали отлагательств.
Помимо политического руководства в бункере располагалась также
часть военного командования, обслуживающий персонал, и даже несколько
гражданских. И именно там, в бункере, располагался теперь штаб генерала
Рокотова, под командованием которого находилась вся Тобольская группавойск – одна из последних боеспособных групп на советской территории; из
тех, которые еще не были расформированы, уничтожены, или взяты в плен.
Рабочим местом для генерала служила просторная комната в северном
крыле; ее богатое убранство явно говорила о том, что предназначалась она
для важных персон. Впрочем сейчас большая часть помещения была
заставлена ящиками – в них, тщательно упакованными, хранились объекты
представляющие историческую и культурную ценность. Запечатанные,
накрытые брезентом, короба и ящики громоздились до самого потолка,
оставляя минимум рабочего пространства, и генералу приходилось мириться
с подобным неудобством. Впрочем, ему приходилось работать и в более
тяжелых условиях…
Сейчас, в окруженном, осажденном кольцом блокады городе, большую
часть дел генерала занимало не руководство войсками, а заполнение и
сортировка различных документов. Перед ним, на массивном столе из дуба
лежала кипа бумаг – ворох прошений, отчетов и жалоб, значительная часть
которых теперь потеряла всякий смысл.
Генерал извлек из кипы очередной лист; прочитал вслух: «Прошение о
переводе в такую-то часть»; со вздохом отложил бумагу в сторону.
Еще один документ, затерявшийся во времени – сейчас все части
остались за кольцом блокады. Впрочем, возможно, их уже не осталось как
таковых…
Откладывая этот лист, он знал что с тем же успехом мог бросить его в
корзину – эта просьба вероятно так и останется невыполненной; затем
генерал взял со стола новый документ – старый отчет о проведенной
воспитательной работе. Он собирался поподробнее изучить его, прежде чем
выкинуть за ненадобностью, и в этот момент почувствовал… Легкая дрожь,
вибрация пробежала по цементному полу – эхо первых отдаленных ударов.
Значит опять…
Эти едва ощутимые импульсы взрывов, казалось, отдавались болью в его
голове. Генерал Рокотов приложил руку к виску. Время на миг сгустилось.
Через секунду помутнение прошло; генерал поднялся, задвинул стул,
выключил лампу с зеленым торшером - с лица Ленина, чей бюст стоял на
краю стола, мгновенно исчезла маска теней.Быстрыми шагами Рокотов направился к выходу из помещения. Выйдя
за дверь он оказался в длинном узком коридоре; здесь стены и потолок были
покрыты известковой побелкой, на которой были четко различимы пятна и
разводы, оставленные просочившейся сверху водой. Кроме того, повсюду, на
стенах висели кабели и трубы, протянутые из одного конца бункера в другой.
Справа, немного в отдалении, у стены стоял человек в кепке и рабочем
комбинезоне, занятый упаковкой ценностей. В данный момент он
заворачивал в серую бумагу какой то предмет, вероятно позолоченный
канделябр, хотя отсюда разглядеть было трудно. Упакованные в бумагу
предметы он аккуратно складывал в ящик, и засыпал сверху опилками,
выполнявшими роль влаговпитывающего агента.
Заметив стоящего в проходе генерала Рокотова, он на время отложил
работу, и повернулся к тому с настороженным выражением лица:
- Все в порядке, товарищ генерал ?..
- Да… Опять бомбы кидают, черти. Только ведь объявили, что
парламентеров пришлют! Не просто так бомбят значит – запугать значит
пытаются; кто тут главнее показывают, понимаешь ?..
Генерал хотел сказать что-то еще, и в этот самый момент сверху упал
фугас.
Пол содрогнулся; лампы на мгновенье погасли, и вновь зажглись
неровным пульсирующим светом; впрочем, с того момента как городская
подстанция была разбомблена немцами, источником питания для бункера
служил автономный генератор, и потеря электричества его обитателям вряд
ли угрожала.
Едва зажегся свет, генерал Рокотов огляделся – все ли в порядке;
повернувшись вправо, он заметил что рабочий-упаковщик пригнулся к земле,
инстинктивно накрыв голову руками; наверно ждал что произойдет обвал.
Секунду спустя, поняв, что ничего особенного не случилось, он поднялся,
отряхнул комбинезон, и поправил съехавшую на бок кепку.
- Пффф… Сильно тряхнуло! Эта прям по нам пришлась, похоже.
Генерал, также находящийся в легком замешательстве, не сразу нашел
что ответить.
- Метко прицелились, черти… Хорошо, мы сверху все вынести успели,
что нужное; там все теперь в труху видать разнесло…Взглянув вверх, он заметил что часть потолочной побелки осыпалась, и
теперь известняковой пылью медленно оседала вниз; белые частицы
кружились в свете тусклых ламп…
Отойдя на несколько шагов, Рокотов прислонился к стене бункера,
извлек из кармана пачку «Беломора», и, несмотря на запрет курить во
внутренних, слабо вентилируемых помещениях бункера, сделал затяжку,
ощущая как наполняющий легкие густой дым ненадолго отодвигает все
текущие проблемы на задний план.
Выкурил первую; потом еще одну.
Вновь поднеся руку с сигаретой к лицу, генерал заметил что та слегка
трясется нервной дрожью…
Потушив и выкинув окурок, он сложил руки на поясе, плотно прижав
правую, ладонью левой, и пытаясь успокоится. Наконец, он ощутил как
постепенно слабея, проходит дрожь. Кажется, этот недуг никто не успел
заметить.
Генерал выправился, поправил китель; попытался привести мысли в
порядок. Затем, обратившись к рабочему, он попросил проследить, чтобы
никто не заходил в его кабинет, пока он не вернется.
Повернувшись, генерал стремительно зашагал влево по коридору; затем
свернул в одно из боковых ответвлений; прошел мимо трех играющих в
карты солдат, которые, заметив его приближение, моментально прекратили
игру и отдали честь.
Генерал собирался наведаться к товарищу Клиновскому – этот человек
хоть и не был военным, но толк в дипломатии знал. Рокотов слышал, что он
еще до войны заключал контракты с немцами – полезные ископаемые
поставлял, или что-то в этом духе. В предстоящем деле его помощь бы очень
пригодилась…
Пройдя дальше, генерал еще раз свернул влево, оказавшись в главном
крыле бункера. Широкий коридор, в котором сейчас находился Рокотов,
заканчивался тупиком, и тут было довольно многолюдно: несколько
офицеров сидели на расставленных возле стены ящиках, и что-то оживленно
обсуждали со стоящими рядом; один человек ходил подле них с блокнотом,
периодически делая карандашом какие-то заметки; вероятно составлял опись
имущества.Генерал подошел к одной из деревянных дверей, за которой находился
рабочий кабинет Клиновского, и три раза постучал.
- Да, да, войдите, - донесся из-за двери приглушенный голос.
Рокотов открыл дверь и вошел; он оказался в довольно большом
помещении с отделанными деревянными панелями стенами, ковром на полу,
и развешанными повсюду флагами с советской символикой. Стол товарища
Клиновского располагался справа от входа; слева же, у стены стояло
несколько обитых бархратом кресел. В одном из них сидела женщина, судя
по всклокоченным волосам и странно-покачивающемуся корпусу, нетрезвая.
Вероятно это была жена одного из политических руководителей – несмотря
на то, что нахождение в бункере гражданских лиц было запрещено, многие
попадали сюда по блату; никому не хотелось оставлять своих родных под
бомбами гитлеровцев.
Эта женщина была первой, кого увидел Рокотов, войдя в помещение.
Лишь затем он повернулся вправо и заметил сидящего за столом
Клиновского. У него было худощавое, с острыми чертами лицо, зализанные
назад волосы, и очки, придававшие ему некое надменно-интеллигентное
выражение. Перед ним, прямо на деловых бумагах стоял графин с
прозрачной жидкостью и несколько граненых стаканов.
Наконец, Клиновский обратил внимание на вошедшего Рокотова,
обратившись к тому своим привычным, вкрадчивым и тихим голосом:
- Генерал, и вы к нам пожаловали… Выпить не желаете ?..
- Уволь - не сейчас. Я к тебе по делу вообще-то.
- Конечно… Дела это важно, важно… - глаза Клиновского на миг
блеснули, или это были всего лишь стекла его очков, - Лиза, выйди на
минуту. Нам с генералом надо поговорить.
Женщина поднялась с кресла и нетвердой походкой направилась к
выходу. Когда она вышла, генерал закрыл за ней дверь и обратил взгляд на
Клиновского. Тот отодвинул стакан и произнес:
- Так в чем же состоит суть дела, генерал ?
- Суть такая: в шесть утра сюда парламентеры прибудут; впрочем, ты
наверняка в курсе дел. Значит, надо будет принимать решение…
- Вы сдадите город. Ведь так ?Внезапный вопрос, ровно как и перемена в голосе Клиновского, в
котором не осталось и следа от былой ехидности, ввели генерала в состояние
легкого ступора.
- Поймите, я действую в соответствии с ситуацией, а ситуацию вы и
сами отлично знаете…
- Значит сдадите.
Клиновский отвернулся в сторону - он казалось заметно нервничал; его
пальцы отбивали барабанную дробь на крышке стола.
- По вашему у нас выбор есть? Не питайте иллюзий – эта война уже
проиграна. А я, как командующий войсками не могу бесцельно отправлять
своих солдат на убой, как свиней…
Клиновский резко повернулся к Рокотову.
- Вот именно, генерал, выбор есть. Из двух зол, но он есть. Можно
пойти в наступление, попробовать прорвать оборону. С севера группировка
врага малочисленная – есть шанс прорваться.
- Товарищ, вы ведь дипломат, а не тактик. Поверьте – я достаточно
рассматривал варианты. Если нам удастся каким-то чудом вырваться за
кольцо то дальше идти будет некуда. Территория полностью немцами
контролируется.
Клиновский смотрел в упор; на его остром, бледном лице едва заметно
дрогнул мускул.
- То что вы называете тактикой, на самом деле называется другим
словом…
Генералу стало очевидно, что попытки переубедить Клиновского
бессмысленны. Это и понятно – насколько Рокотову было известно, в роду
этого товарища было достаточно евреев, так что его участь в случае прихода
немцев в город была предрешена. Но в данной ситуации у генерала не
оставалось иного выбора, и он продолжал гнуть свою линию
*недописано*
p.s. Хм... Перечитал - не так уж и плохо. Если исправить 50% текста, может даже что-нибудь выйти.
__________________
Exterminate!!!
Последний раз редактировалось psilocibinum; 02.08.2014 в 19:40.
|