Кузнец успел смириться со всем заранее — и с возможностью оказаться нанизанным на шип аки бабочка на иголку, и со всеми остальными возможными неприятностями. Во время полета в темноту думать о всякой ерунде было попросту некогда. Методичные удары о стены мешали сосредоточиться. Впрочем, к синякам и ссадинам на боках Брэндону было не привыкать. Это — не самая страшная боль из всех возможных.
Сразу после приземления полуэладрин наскоро ощупал ребра и, не обнаружив переломов, принялся осматриваться и прислушиваться. Если с осуществлением первого пункта особо сильных проблем не было, то второй вскоре вызвал значительные затруднения.
Кузнец как раз принялся рассматривать стол и прикидывал, стоит ли подняться на нужную высоту, дабы исследовать содержимое ящиков, как сверху до него донеслись истошные вопли Фаброна. Те самые, что сам горе-бард почитал пением. Н-да. Нет ничего лучше для привлечения постороннего внимания. А в том, что искореженное строение таки обитаемо, Кузнец отчего-то был уверен. Наверное, все же не следовало брать этого берка с собой. Жалость жалостью, но своя рубашка ближе к телу. По идее. Должна быть. Как бы присутствие пьянчуги в группе не стало для них всех приговоров. Этот Фаброн как раз из тех, что опасны даже для самих себя. Впрочем, чему быть — того не миновать. Сжав зубы, полуэладрин возвратился к своей деятельности.