[Gasparo]

Полёт – или падение – под водительством пристатика несколько отличался от предыдущего испытания скоростью и ветром. До этого длительное движение не сопровождалось сколько-нибудь значимым изменением наблюдаемой картины – пелена и пелена, иногда разрываемая пузырями чистого воздуха. Гном же вёл экспедицию каким-то хитрым, только ему понятным путём, менее, чем за четверть часа преодолев забитую облаками пустоту, падать в которой теоретически можно было бесконечно.

Сперва перемены были почти незаметны. Пар приобрёл цвет, мягкий заметный только в огромной толще. И неопределённый – стоило присмотреться, как оттенок уже менялся на другой. Затем цвета проявились явственнее и облака окрасились радужными переливами. Тут, кстати, стало ясно, что уже видны и облака. Сплошная масса пара разрывалась на длинные, переплетающиеся друг с другом, струящиеся цветные ленты заполняющие всё поле зрения. Каждая из лент имела собственный цвет, насыщенный, словно в разгар заката на Прайме. Но только закатные краски не отливают зеленью и синевой, здесь же эти цвета полыхали наравне с другими.

Падение таким образом скрасилось – в буквальном смысле, - но менее однообразным не стало. Видимость улучшилась, колеблясь от сотен ярдов, до многих миль, - маневрируя, пристатик огибал клубящиеся края лент, стараясь лететь по открытому воздуху, - однако, помимо цветных облаков, рассматривать было нечего. Эта часть плана, по видимости, была обитаемой, - пару раз на пределе видимости показывались движущиеся точки, немедленно теряющиеся в клубах цвета, - но твёрдое вещество здесь явно было в дефиците. Генази мог отметить, что даже на плане Воздуха с площадками для приземления было попроще.

Однако, обещанный «город», похоже, располагался довольно далеко. Ибо показываться не спешил. Падение в радужных туманах оказалась довольно продолжительным. Условия же, между тем, продолжали меняться. Мягкие шлейфы цветных облаков окрашивались всё интенсивнее, они светились уже, сияли, раздвигаясь всё шире и начиная напоминать полотнища полярного сияния.

Пристатик вёл экспедицию туда, где груды пара всё больше походили на груды радужного света, - во всяком случае, если бы свет мог образовывать груды, впечатление было бы именно таким. И он привёл, в какой-то момент пылающие полотнища разделились, огибая казавшееся чёрным на таком ярком фоне неправильное пятно. При близком рассмотрении оказавшееся громадным – две сотни ярдов в поперечнике – сооружением из камня и железа, - сооружением которому трудно было дать внятное определение. Пожалуй, это был замок. Судя по острым, исполненным в узнаваемом сигильском стеле башенкам. Ну, или дом, ибо башни видимо не играли фортификационной роли. Но дом без верха, без низа, без фундамента, фасада, тыла и боков, - какой-то дом во всех смыслах разносторонний, торчащий из некого центра куда попала, словно рос он без гравитации, но и не круглый, а не поймёшь какой. И он не спеша вращался.

Причина необитаемости сооружения быстро стала понятной, поворот махины в буквальном смысле её обнажил. Не дом это, всё-таки, был, а полдома – уцелевшая часть. Тем и объяснялась, наверно, асимметрия формы. С одной стороны сохранный, с другой стороны летающий дворец некогда перенёс сокрушительный удар, полностью разрушивший и рассеявший в радужных туманах башни и внешние стены. Лестницы, рухнувшие перекрытия, беспорядочные соты внутренних помещений с этого ракурса были отлично видны.

За сим пристатик откланялся – вероятно – не видно было чем он там в своём шаре занимался. И затерялся радужным пятном на радужном фоне.