[Ивельяр]

Хотя Лайтман, как и всякий американский морпех, вполне положительно относился к физической подготовке, но спритерский бросок на 20 этаж, в тяжелой броне и зимней одежде, осложненный недавней контузией, явно был для него лишним. По крайней мере именно эта мысль пришла в голову Лайтману, когда он услышал разносящийся по лестничной клетке голос какого-то старика, говорящего на каком-то чудовищном русском, внезапно сменившегося песней на французском в исполнении Хенриксен. Переглянувшись с Альфой-4, имевшим не менее ошарашенный вид, Джеймс понял, что он пока еще не свихнулся. Вскинув руку, призывая к тишине, капитан осторожно повел бойца за собой на последний этаж, решив не дожидаться отставших бойцов.Осторожность явно не была лишней, потому что Мак-Грин, услышавшая тяжелое дыхание и шаги бойцов, смотрела в сторону лестницы, и моментально взяла Лайтмана на прицел.

Американец, привыкший соображать быстро, моментально сложил все детали в одну картину. Старческий голос, убитый пришелец, которого пристрелили, судя по калибру и типу стрельбы, из винтовки или автомата Калашникова старых модификаций, стоящая у входа в квартиру Мак-Грин с оружием наизготовку, и доносящийся из самой квартиры разговор... То, что эта чертова канадка влипла по полной, было более чем очевидно. Разве что, Джеймс не мог понять, какого черта Хенриксен поет, но если бы она контролировала ситуацию, делать она бы это ни за что не стала. Да и МакГрин бы не делала такого страшного лица, кивая в сторону квартиры и приставляя руку к переносице, изображая контрольный выстрел из пистолета.

От предположения, что снайпер оказалась в заложниках, логично последовало другое - о личности и складе характера человека, сделавшего это. Во-первых, возраст. Джеймс слышал голос говорившего, и навскидку мог дать человеку лет семьдесят-восемьдесят. Во-вторых, наличие оружия и тот факт, что дедок в свои то годы умудрился завалить тварь, которая абсолютно безразлично отнеслась к сконцентрированному огню целого отделения солдат. В отличие от многих рядовых американцев, выросших на антисоветской пропаганде, Джеймс не питал иллюзий по поводу вероятного противника и трезво оценивал уровень подготовки советских спецназовцев. Эти ребята могли бы провернуть что-нибудь подобное даже на пенсии. И в-третьих, характер и эмоциональное состояние дедушки. Дед боевой, дед подозрительный и на взводе, явно молодость вспомнил, дед вполне может иметь проблемы с головой, иначе бы Хенриксен не пела дурацких песенок - и скорее всего живет скорее в прошлом, чем в настоящем. Последнее заключение Лайтман сделал, основываясь на опыте общения с замшелыми мамонтами, по какому-то недоразумению все еще носящими военную форму или уже вышедшими на пенсию, но никак не желающими успокоится. Жил неподалеку от их дома один такой мамонт... никак не мог поверить, что СССР развалился, и постоянно ждал русского десанта.

Джеймс сделал знак излишне шумящему Сикорски остановиться, и посмотрел на стоящего рядом с ним русского парня. С дедом явно должен кто-то поговорить, но кто именно? Сам Лайтман не знал русской специфики и паршиво говорил по русски, а боец может и не сообразить... И ведь даже ситуацию ему не объяснить, если сам не допрет - до дедка метров пять. Вот проблема, damn it.