[Reistlin]

Сократ закончил читать притчу и обратился к своим ученикам:
— Кто из вас объяснит мне смысл этой легенды?
Окинув взглядом пятерых юношей, сидящих вокруг него, он указал на одного из них.
— Говори ты, Гиппий.
Поднялся крепко сложенный молодой человек. Его широкая грудь была вся покрыта густыми черными волосами, которые он постоянно почесывал.
— Ну это, учитель, тут все просто, как грецкий орех, типа, покой нам только снится. Замочил одну зверюгу, тебе в качестве приза вторую предлагают. И так все время, пока кто-нить из них тебя не схавает.
— Сядь на место, Гиппий, ты смотришь на проблему поверхностно, и в целом ты прав, но так ли проста эта легенда? Кто из вас рассмотрел вопрос более пристально? Говори, Маниэй.
Поднявшийся юноша был строен и высок. Каштановые кудри его свисали до плеч. На слегка женственном теле не было ни одного волоска. Поправив непослушную прядь со лба, он упер правую руку в пояс, чуть прогнувшись вбок, и певучим голосом ответил:
— Весь смысл этой притчи в любви. Во всесильной любви, которая заставляет жертвовать, о беспощадной любви, которая делает слабее, о великой любви, что оживляет мертвых.
Сократ не без интереса смотрел на обнаженное тело своего ученика. На его лице мелькнула загадочная улыбка, но, совладав с чувствами, он покачал головой и ответил:
— Ты не прав, Маниэй. Опять витаешь в облаках? Видимо, после историй сэра Арчибальда остаток притчи не застрял в твоей голове. Впрочем, после занятий я охотно еще раз прочитаю ее лично для тебя, — он опять окинул взглядом с ног до головы юношу, все еще стоящего в позе скульптуры Адониса.
— Может, Мамерт поведает нам смысл этой загадочной истории?
Мамерт, юноша с развитой не по годам мускулатурой, вскочил, вытянулся по струнке и отчеканил:
— Во всем виноват страх, сэр! Он наш самый главный противник, сэр! Победив страх, мы заранее одержим победу, сэр!
— Нет! Нет и еще раз нет! — воскликнул Сократ, — вы все время рассматриваете целое по частям и стараетесь оценивать целое по его частям! Неужели мой рассказ о слоне и четырех мудрецах не оставил в ваших головах хоть какой-нибудь след? Вот ты, Хиропсал, о чем ты в первую очередь подумал, когда я закончил повествование?
Тучный Хиропсал тяжело поднялся с песка и, почесывая отвисшее брюшко, пробурчал:
- Да не может такого произойти, три дня на острове и ни разу не выпил. Как он там без вина одними крабами питался? Да подавись медуза этим вином, там вообще воды пресной нет. Да и много ли с этих крабов пользы? Клянусь бездонным кувшином, я бы повесился на второй день такой жизни.
Сократ воздел руки к небу.
— О боги! За что?! За что вы наделили меня такими тупоголовыми учениками? Любой циклоп в десять раз умнее все их, вместе взятых! Разве тебе, Хиропсал, не знакомо понятие аллегории? А что такое символизм в поэзии, тебе тоже не знакомо?
— Да помню я, учитель, помню, — он старательно что-то рассматривал у себя под ногами, покраснев от стыда, — но русалки всякие, мелкие драконы, цепь из груди... Наворочено всего подряд, переспать мне с гарпией, без кувшина неразбавленного афинского тут не разберешься.
— Кербер тебя задери! Ты, кроме как о выпивке и бабах, о чем-либо еще думаешь? А ты, Гермий, почему молчишь, так ехидно ухмыляясь?
Гермий — невысокий, жилистый с лицом, напоминающим мордочку лисицы, вставая, ответил:
— У меня, как обычно, на все свое мнение, — продолжая говорить, он подошел к текущей рядом реке и зачерпнул из нее черной, как чернила, воды в чудесным образом появившейся у него в руках кувшин, — Право, вы так намешали свои образы в вашей притче, что с трудом улавливаешь нить сюжета, а о том, чтобы понять смысл всей легенды, приходится только мечтать. Признаюсь, ребус вышел знатным, мне не скучно слушать вас раз за разом, но финал вашей истории вы бездарно слили, — он вернулся к группе и разлил по чашам, которые каждый протягивал ему, жидкость, которая теперь стала рубинового цвета, — Вы так непопулярно начали — «человек проснулся», назвали своего героя столь известным и столь же не подходящим ему именем и закольцевали сюжет. Зачем показывать свое мастерство и самолично укутывать его в погребальный саван?
— Ну почему вы не понимаете, как много смысла в финале? — вскричал философ, — Неужели он так и останется неоцененным?
— Почему же неоцененным? Мой дядя по достоинству наградил вас. Наверно, пришло время выпить? За юмор во всех его проявлениях! — Гермий, произнеся тост, отсалютовал кувшином. Дождавшись, пока остальные выпьют свои чаши и застынут неподвижно, он опять вернулся к реке.

Там его поджидал, опершись на весло, Харон. Перевезя недавно очередную партию умерших, он отдыхал, наблюдая за сценой.
— Ответь мне ради вечности Эреба, за что Аид так сурово наказал этого словоблуда? — раздался его хриплый голос из непроницаемой тьмы под капюшоном, — Мне кажется, его грех не так страшен, как поступок Сизифа, а кара у обоих практически равна?
— Ты же знаешь, у дяди специфическое чувство юмора, а понятия о справедливости весьма оригинальны. Он ради развлечения попросил Сократа рассказать ему поучительную историю, и тот решил, что вправе учить богов. Сам слышал, что он наворотил. Дядя так хохотал, так хохотал... Я уже думал, что либо мы провалимся в Тартар, либо своды пещеры обрушатся на нас. То, что ты видишь, это ответ Аида на загадку Сократа. Да и кара ли это для него? Он всегда хотел кого-нибудь учить, он это делает. Хотел быть самым умным — определенно, в той компании он самый умный, — Гермес хихикнул, — Ему даже позволено помышлять о своих мелких грешках. Мне думается, дядя щедро наградил этого зазнайку.
— Да уж, владыка любит шутить, каждый, увидевший Кербера или Гидру, отдаст должное его юмору. А тебе не надоело в сотый раз слушать эту притчу?
— Нет, представь себе, каждый раз находишь в ней что-то новое. Да и на родственников смотреть уморительно. Посмотри на его учеников — Посейдон, Апполон, Арес и даже Дионис прислали своих гениев для того, чтобы слушать его историю. А те во всем повторяют своих создателей. Да уж, пожалуй, Аид наиболее точно понял смысл этой сказки.
— Пожалей старика! — воскликнул Харон. Из под капюшона во тьме мигнули серо-голубые зрачки, — я себе остатки разума скоро развею догадками. Что ответил старший кронид?
— Как всегда, — улыбнулся бог плутовства, — Все вечно в этом мире и неизменно, и смертные не исключение. Они так редко меняются, да и то, лишь благодаря своему опыту и памяти. Отними у них память, поставь в начальные условия, и он заново повторит все свои ошибки. И вот теперь он вечно повторяет свою притчу, все так же бранит нерадивых учеников, ну и, естественно, не понимает своих ошибок. Так что, Amicus Socrates, sed magis amica veritas
— Порой мне кажется, что слухи о том, что Аид твой отец, не лишены смысла.
— Дядя всегда меня любил, и я многому у него научился, — Гермес посмотрел в сторону Сократа, который уже начал рассказывать свою легенду заново, — Ты смотри! Кузен прислал своего гения, вон, хромает к остальным. Забавно, а что он увидит? Какой смысл найдет?
— Тут даже я отвечу: то к чему он привык, то и увидит.
— Возможно, ты прав, жаль, что мне пора. Нынче я стал востребован на земле, куча дел на меня свалилась. Не забудешь напоить их из Стикса после лекции? Мне кажется, Аполлон может обидеться, если его гений останется после занятий с Сократом.
И, заразительно рассмеявшись, Гермес исчез в багровом мраке царства мертвых.