[Gasparo]

Разливальщик у бочки оказался то ли глухим, то ли совсем не в себе. И на все вопросы лишь мычал и отмахивался тяжёлым половником с допуроном от похлёбки. Судя по разлетающимся фрагментам, той же самой, - на базе зелгарского рагу, - которую подавали в «Горящем Медведе», только пожиже.
Зато сразу несколько голосов из очереди оборванцев охотно указали дорогу к «главным». Главных Безрадостных следовало искать за углом, второй дом напротив, а там в подвале.
За углом обнаружился переулок, необычно для контролируемого Кликой квартала пустынный. Оказался на своём месте и вход в подвал, ничем и никак не отмеченный. Внушительные – походило, что ранее подвал использовался для хранения товаров, - двери были открыты и не охранялись. Что, в принципе, было в русле традиций фракции. Безрадостные если и стерегли своих руководителей, то больше за тем, чтоб те не сбежали и не натворили бед.
Возможно, если бы исследователи пробыли на Аззаграте дольше, распахнутые двери вызвали бы у них неприятные ассоциации с вратами дворца Граззта, в которые войти без помех мог каждый, но желающих оказывалось немного, так как выходили обратно из тех ворот больно уж редко.
Но исследователи аззагратцами не были. А в подвале за коротким не круто уходящим вниз коридором горел огонь – свечи или факелы, слышались голоса… В общем, по первому впечатлению, это не было место, где стоило опасаться встретить иллитидов, вампиров или бехолдеров.
И только войдя, партия убедилась, иллитиды, в принципе… лучше бы там были иллитиды.
Голос, слышанный путешественниками ещё от входа, принадлежал демону-глабрезу. Чудовище стояло за высоченной конторкой и меньшими, «человеческими» руками вело какие-то записи. На собачий нос глабрезу были водружены хрустальные очки. Это могло бы выглядеть смешно, но почему-то не выглядело. Должно быть потому, что визит отвлёк танарри от каких-то занятий и переговоров, и теперь он смотрел сквозь стёкла на вошедших. В увеличенных линзами глаза демона без труда можно было прочитать, что он убивал и за меньшее.
Беседовал глабрезу с сидящим на стуле немолодым человеком. Был ли тот в прошлом первосвященником одной из религий, инквизитором, главой преступной корпорации, генералом, безжалостным дельцом, продававшим и покупавшим на корню целые города, или же великим планоходцем, истоптавшим измерения отражающие непереносимые для смертного состояния духа, понять было нельзя. Но скорее всего – был. Ибо хотя внешне и по одежде сидячий не слишком отличался от посетителей, уплетавших рагу в «Медведе», но даже сидел он как-то конкретно – наглухо сидел! Так, словно войдёт ли балор или просунет голову красный дракон, а этот и не встанет, и только оглянется посмотреть: кто на этот раз совершил роковую ошибку?
Вот, примерно такого взгляда вошедшие и удостоились.
Тем не менее, третье существо в подвале было ещё страшнее. Громадное – не меньше глабрезу ростом, оно сидело на корточках у стены и, казалось, дремало. Огромная козлиная, но одновременно и хищная голова склонялась на тощую с выступающими рёбрами грудь. Серо-синяя кожа чудовища была покрыта язвами и струпьями, полопалась во многих местах, обнажая сухие мышцы. Но существо не казалось больным. Едва ли оно вообще могло болеть, а просто выглядело так, как должно было выглядеть.
Страшен был и четвёртый обитатель подземелья. Но не сам по себе, а в контексте. Например, потому, что в такой компании существо отдыхало развалившись на кушетке. Потому, что, заметив визитёров, оно немедленно приняло сидячее положение, прихватив короткое разукрашенный ленточками протазан. И не то, чтобы резко и угрожающе, но с плавным, текучим проворством неразличимым глазу.
Четвёртый из Безрадостных – если партия вообще пришла по адресу – принадлежал к расе аасимаров и представлял собой помесь целестиала с эльфом или ещё кем-то более изящным, чем бывают люди. Результат смешения, во всяком случае, оказался красив необычайно, хотя пол этого результата на глаз не определялся. Не обычной являлась и одежда – свободная, ниспадающая, переливающаяся, как павлинье перо, - совсем не соответствующая мрачным и непритязательным вкусам кликеров, и скроенная явно не по моде Сигила. Причём, губы результата кривила набегающая и пропадающая в ту же секунду отсутствующая, безумная, судорожная улыбка, выдающая завывающие под каштановыми вьющимися волосами ветры Пандемониума.
- Но что ж, честные господа и прекрасная госпожа, - негромко произнёс человек со стула. Порыв очкастого глабрезу и павлиньего чуда с кушетки он без труда сдерживал одним голосом. – Раз вы пришли, то дело у вас, должно быть, весьма важное. Я буду признателен, если вы изложите его быстро и ясно.