|
Вдоль глухой больничной стены шагали сквозь туман двое граждан, скованных наручниками. Один из пешеходов, судя по форме, служил в полиции; другой - худощавый светловолосый небритый парень - мог бы сойти за спортсмена-любителя после тяжёлой тренировки: салатовые спортивные штаны, серая мягкая спортивная куртка с капюшоном, "молния" на ней расстёгнута, и видна белая майка-"алкоголичка" с чёрным силуэтом тираннозавра; обут в чёрные тапки -"мокасины".
Шли молча; юноша еле заметно прихрамывал на правую ногу. Остановились у неприметной железной двери, выкрашенной в серый цвет. Сержант нажал одинокую кнопку на стене и некоторое время не без тревоги ощущал заинтересованный взгляд сквозь прицел миниатюрной камеры. Дверь открылась быстро и беззвучно; он подтолкнул зазевавшегося подопечного, сам зашёл следом - и дверь аккуратно, мягко захлопнулась за его спиной.
Они оказались в вытянутом вестибюле: на полу вытертый линолеум "под мрамор", на белых стенах краска засохла крупными комочками; длинные железные лавки привинчены к полу. Белые светильники-полусферы под потолком горели резко и ярко, точно внутри у каждого на месте лампочки шёл процесс термоядерного синтеза. Несколько дверей справа и слева - из кабинетов не доносилось ни звука. Вот и стол дежурного, на нём бумаги, большая тетрадь, тяжёлая старинная настольная лампа.
В пустом коридоре было неуютно, дежурный всё не приходил, а сержанту хотелось скорее сплавить ходячую проблему в салатовых штанах. Дебошир ты мажористый, больше ничего, думал он, постукивая по краю стола и припоминая свидетельские показания и зафиксированное признание задержанного. Отправить бы его погорбатиться часов на 250, глядишь, и излечился бы от кликушества...
Уэнделл потёр подбородок и в который раз огляделся. Сейчас, когда он относительно спокоен, - настолько, что сопровождающий уже не кажется похожим на сенбернара, а в воздухе не мерещится запах собачьей шерсти, - можно вглядеться в окружающее пространство и попытаться угадать, какие цвета в нём есть. Каким это виделось бы ему, Уэнделлу, не будь он дальтоником-монохроматиком? Всё, на что он смотрит, имеет серый цвет, - лишь оттенки варьируются. Когда-то Уэнделл думал, что никаких "цветов" нет, а все только говорят о них, ведя давнюю игру, в которой он проигрывает. А потом увидел цветной сон - впервые в жизни; и много ещё было цветных снов, и галлюцинации, почти все, тоже были цветными.
Сержант подтолкнул его к лавке; Уэнделл уселся, привалился спиной к острым комочкам на крашеной стене и закрыл глаза. Как-то непривычно быстро, можно сказать, скоропалительно его перевели сюда из тихого пансионата, - впрочем, это объяснимо, учитывая устроенный им на днях бадабум с битьём стёкол и физиономий.
Пахло какой-то химией... Интересно, он не опоздал к обеду? Уэнделл снова посмотрел на старинную лампу, затем на старый рекламный плакат, непонятно как уцелевший на противоположной стене. БАДы. Девушка на плакате широко улыбается, - симпатичная, напоминает динозавра. Уэнделл поднёс ко рту свободную руку и начал грызть ноготь на указательном пальце. Хоть бы в этой больнице не было собак, а то ведь даже в солидных заведениях держат либо бродячих прикармливают. При мысли о собаках его лицо исказила болезненно-страшная гримаса, смесь паники и отвращения, и Уэнделл дважды вздрогнул. Сержант резко дёрнул прикованной рукой, не глядя на него.
|