"Я рада, что тебе понравилось, Вилли..." - спокойная мыслеформа скользнула в голову Шута, пробежав по его мозгу покалывающим мурлыканьем.
Дверь тихо отворилась, впуская еще одну партию довольного жизнью и поддатого молодняка, музыкальная игла на виниле дернулась, соскакивая, прерывая очередную разухабистую песенку на полуноте. Тишина, которая на мгновение охватила бар, взорвалась многоцветьем шума и веселья. Такого, каким и должен быть "пир во время чумы", "рейв во время апокалипсиса"... последним, граничащим с безумием, танцующим на лезвии над бездной. Многие до сих пор не знали, что оно пришло, но интуиция им подсказывала зажигать, как в последний день, тр**ся как в последний раз, пить, будто это последняя рюмка и курить, забывая о раке легких.
Легкий смешок и отголоски бархатного мурлыканья "детки" растворились в небытие так же плавно, как и появились в его голове... и в какой-то момент Вилли показалось, что это все было просто очередным наваждением, как где-то слева от него взвыл сбрасывающий человеческую личину оборотень, вцепившийся в своего товарища мертвой хваткой. Загремели переворачивающиеся столы:
- Мерзкие кровососы!
- Е***чие псины...
- Адские выс*ры!
- Куриные выкидыши!
Голоса раздались одновременно и повсюду, и как по команде посетители кинулись друг на друга, оружием, клыками, когтями, голыми руками разрывая чужую плоть в столь бешеной ненависти и злости, что становилось страшно. Братья по клану шли на своих братьев, жены и любовницы на своих партнеров, дети на родителей, друзья рвали в клочья друзей. Кровь ручейками пятнала полы, в воздухе стоял аромат пороха и чужой агонии...
"Мир твоему дому... Вилли..." - очередная мыслеформа ехидно вбуравилась в голову бывшего демона и на мгновение шум драки и крики умирающих перекрыл едва слышный писк. Копна рыжих волос мелькнула в дверях заднего входа... светлый силуэт, ногти, обламывающиеся о косяк двери, которая чуть было не ударила официантку по пальцам, но бармена сбил с ног какой-то агонизирующий оборотень, и он упустил из виду работницу бара, однако, падая, он на мгновение выхватил взглядом среди всего этого безумия и крови фигуру в темном, местами запятнанном кровью плаще, что невозмутимо потягивала из широкого бокала мартини, расположившись на единственном целом высоком стуле рядом со стойкой, закинув обнаженную точеную ногу на ногу и оголив ее почти что до основания бедра. Зеленые глаза с интересом разглядывали свалку, а губы изгибались в довольной порочной улыбке...