«Прогуляемся в лесок,
покуда не заметил волк...»
Французская песенка-игра
«Все думают, что жизнь служащего контрразведки похожа на бесконечное приключенческое кино. Какой приятный стереотип. Можно хвастаться подвигами, которых не совершал, страшным шепотом рассказывать о несуществующих тайных заговорах. Всё проглотят и добавки попросят. А спроси такого благодарного слушателя, где он сам хотел бы оказаться? В уютном кресле, конечно. Значит, я живу правильно…»
- Который час, месье?
- Без четверти восемь, - бросил он. И хлопнул дверцей зеленого «фольксвагена», но, уже отъезжая, зачем-то обернулся - мелькнула девичья фигурка, почему-то прижавшая руки к груди.
Вот и большое неинтересное здание, где ждет большая и, к счастью, неинтересная работа. Ах, профессия Джеймса Бонда! Они не представляют, сколько прозы, пыли и утомительной бюрократии в буднях служащего внутренней разведки. Конечно, бумажки – это не для блестящего Бонда. Зато в самый раз для безвестного Гастона Камбрэ, которого никакой бондовской романтикой из канцелярии больше не выманить. Один раз поприсутствовал на допросе – хватило на всю жизнь. И по заброшенным стройкам бегать совсем не так здорово, как думают поклонники двух нулей и одной семерки.
Медная табличка - на двери, фиалки - на подоконнике, папки документов - на полках. Все на своих местах, и дай Бог, чтобы больше никаких … Нет, не надо воспоминаний и страхов. Надо полить цветочки и открыть окно.
Форточка хлопнула, ветер жадно метнулся к столу, чтобы поиграть сверхсекретным документами, но не нашел ни листочка.
Стоящая под окном девушка в берете посмотрела вверх. Почему-то не на небо, а на Гастона. Интересно, она действительно такого маленького роста, или это кажется с высоты третьего этажа?
В уютной рабочей тишине звякнул телефон.
Раньше он, как положено служебному телефону, трезвонил, дежурно и нудно. А о лаконичном и многозначительном «звяк!» Камбрэ слышал только в курилках - мельком, обрывками, на бегу. И ничего хорошего об этом звуке, как правило, не говорили.
- Камбрэ, зайдите ко мне сейчас, - приказал голос вершительницы маленьких и больших судеб.
Прежде он не бывал здесь. Всё так, как рассказывают: одна стена – глухие черные шторы, другая – карта Парижа. Скат в аквариуме. И Сама - за монолитным бюро.
- Садитесь, Камбрэ.
Жесткий стул неудобен. В кулуарах шепчутся, что кабинет Самой – ворота в неприятную историю.
Лицо без косметики, черные волосы с сединой. Мадам Нуар никогда не скрывает недостатков своей внешности.
- Я хочу дать вам задание.
Хрипловатый сочный голос. Близнец закадрового, из чёрных детективов.
Нет, не спасет тебя соломинка, Гастон Кмбрэ.
- Работа на открытом воздухе. Пустяки. Проследить, установить, задержать.
- Задержать? Обычно этим занимается полиция.
- Я изложила суть, прочее – детали.
- Мадам Нуар, я… я непригоден для работы на открытом воздухе.
- Мне нравится ваша скромность. Но мои приказы, как вам хорошо известно, не обсуждаются.
- Мадам Нуар…
На языке крутились «Увольте!» и «Почему именно я?», но взгляд начальницы их ликвидировал.
- Вам поможет капитан Ланкре. Вот «объект», - на гранитную гладь скользнула фотография девушки-шатенки. Что-то смутно знакомое… Светло-зеленые глаза. Белый берет. Приятно невысокий рост.
- Что она сделала?
- Во-первых, беспаспортная. Да и без жилья, пожалуй. Во-вторых… Впрочем, остальное узнаете от Ланкре. Желаю удачи.
Теодор Ланкре нагнал капитана в коридоре. Вот уж кто у нас воистину «Бонд. Джеймс Бонд». Поражает знаниями, интуицией, изобретательностью – как правило, по части женщин, модных смокингов и хорошего коньяка.
- Дружище, работаем! Двадцать минут на ориентировку - и вперед!
- Что значит – двадцать? Может, объясните сперва, в чем подозревают девушку и что за спешка?
- Се ля ви, - Ланкре прошмыгнул в кабинет Гастона и первым делом занял единственное кресло. – В нашем деле дорога каждая секунда, а Арлетта Шальер – диверсантка. Фото у вас? Давайте. Эх, чёрт меня возьми! Вам повезло.
- Меня удивляет, почему дело не поручили вам.
- Э, дружище, для меня такое уже слишком просто. Охмурить, выведать секрет, сопроводить, куда следует - элементарщина! А вам надо расти.
- Диверсантка? – Гастон задумчиво смотрел на фото. – Как-то совсем не похоже…
- Не смешите меня. Мне ли вам говорить, что если бы все диверсанты были похожи на диверсантов… Однако, за разговорами мы её упустим. Скорее!
- Подождите, - слабо противился Камбрэ, бесцеремонно вырванный из кабинета и с огромной скоростью влекомый к лифту. – Я ещё не изучил материалы дела! Что за диверсия, кто за этим стоит и вообще!
- Не будьте канцелярской крысой, - парировал Ланкре. – Мы завлечем врага в ловушку, сдадим, куда следует, а дальше не наша забота. Наслаждайтесь процессом.
- Но как можно вот так, ничего не зная, бросаться…
- Именно это мы и называем «работой на открытом воздухе». Настоящий пленэр, дружище! Думаете, здесь всё по расписанию, как у вас в кабинете? Почти все решения принимаются на ходу.
- Но речь идет о диверсии!
- Насчет этого можете не волноваться. Согласно моей информации, Арлетта Шальер – начинающая. Вы возьмёте её голыми руками. Хм…Да.
- У вас информации больше, чем у меня, и это неправильно.
- Наоборот, очень даже правильно. Вы новичок на пленэре, так что не беритесь судить. Лучше испытаем пока вот это, - войдя в лифт, Ланкре нацепил Гастону на лацкан пиджака маленькую булавку и поднёс к уху сигарету. – Приём!
Маленькая шатенка гуляла в парке. Она бродила как-то бесцельно, и это было очень подозрительно. Обычно так себя ведут, когда связной задерживается, стараясь отвести хвост. Так сказал Ланкре, вместе с Гастоном неотступно следующий за Арлеттой.
- Но это не наш случай, - тут же добавил Тео.
Камбрэ не ответил. Он уже несколько лет не гулял по парку так свободно и бесцельно, как Арлетта. Он разглядывал листья на деревьях, понимая, что напрочь забыл все оттенки зелёного, кроме цвета своей машины, и пытался подсчитать, сколько раз отказывался от отпуска.
- Вот! То, что нужно! – воскликнул Ланкре, когда из-за поворота вынырнула танцплощадка. Арлетта сидела на деревянной скамейке. Музыканты настраивали инструменты, рядом в ожидании музыки толпились люди.
«Откуда в парке столько народа? Сегодня не выходной и не праздник, а обычный рабочий день, - подумал Камбрэ. – И не похоже, чтобы это были туристы».
Зазвучала музыка, и Камбрэ толкнули в спину.
- Мадемуазель… Позвольте?
Она улыбнулась ему, как хорошо знакомому. Так, словно ждала здесь именно его. Наваждение…
- Да, месье капитан. С большим удовольствием.
Где он слышал сегодня этот мелодичный голос? Господи, да она же…
- Откуда вы знаете, что я капитан?
Конечно, её снабдили информацией. Сейчас она поймет, что проговорилась, и начнет выкручиваться. Капитан мысленно простился с едва успевшим родиться очарованием момента.
Светло-зелёные глаза стали очень серьёзны.
- Знаю.
- Может, и имя моё знаете?
Ещё не поздно обратить всё в шутку…
- Вас зовут Гастон Камбрэ.
- А вас – Арлетта Шальер.
Она снова заулыбалась, маленькое лицо стало ясным и красивым.
- Вот мы и…познакомились.
Или она хотела сказать «встретились»?
Впрочем, через мгновение оба поняли, что странностей на первый раз достаточно. И, словно сговорившись, затеяли светскую беседу ни о чем. Танцевали, отбегали за сладостями, гуляли по аллеям, кормили уток, снова возвращались танцевать. И если бы не Ланкре, засевший с передатчиком где-то рядом, капитан решил бы, что сегодня не такой уж плохой день.
В какой-то момент Камбрэ с сожалением заметил, что уже смеркается. Через несколько минут предстояло уйти из парка и провести вечер (и даже ночь!) с девушкой, которую он едва знает. Нарочно, назло напарнику, ничего такого у неё не спрашивал. Зато она вела себя так, словно знакома с капитаном Камбрэ чуть ли не с детства.
- Пора переходить к самой приятной части задания, - сказал Тео на последнем сеансе связи. И назвал адрес ближайшей штабной квартиры.
Гастон вёл Арлетту по вечернем парку. А она шла, ступая так осторожно, словно боялась, что асфальт провалится под ногами. Невидимый Ланкре сразу определил: она впервые в Париже и города не знает совсем.
- Где вы живёте, Арлетта? Я провожу.
- Нигде.
- Значит, вы приехали только сегодня. Ищете на этих улицах счастье?
- Точнее и не скажешь, - она сжала его руку.
- Могу я предложить вам… - кончики ушей полыхнули. Камбрэ, в отличие от коллеги, был несведущ, ох как несведущ в подобных диалогах! – остановиться у меня? Понимаю, мы едва знакомы, и это… - «Что «это»? Я отвратительно старомоден!»
- Нет-нет, все в порядке. Я согласна, Гастон. Вы очень мне нравитесь.
И снова – да что ж это! – ему почудилось, что в её ответе прячется слово «давно».
Ланкре легко говорить. У него, наверное, «самая приятная часть» действительно происходит сама собой. Как говорится, раздевай и властвуй. Можно, конечно, снова связаться с ним и спросить…
Вместо этого он позвонил в ближайшее кафе и заказал ужин.
А потом Арлетта ушла в душ. Долгих пятнадцать минут Камбрэ кружил по комнате, не зная, что делать и как себя вести. От передатчика он избавился. Сейчас войдёт Арлетта - и… и…
Она вошла. На ней были те же жакет с юбкой, а не халат или полотенце.
- Гастон, я должна вам сказать…
- Подождите, - хрипло перебил он.
Снова тот самый серьёзный светло-зелёный взгляд, преображающий реальность.
- Я не хочу обманывать вас. Надо сказать сейчас, чтобы потом не…
- Не надо, - он прижал её губы пальцем.
А потом – своими губами.
Сперва ничего не произошло. Потом произошёл поцелуй-«разведчик», устанавливающий, можно ли продолжать. Второй завёл еще дальше, а третий указал путь туда, где всё совершенно по-другому. Где играет неизвестно откуда взявшаяся музыка и так легко расстегиваются пуговицы. Где Гастон не бывал очень, очень давно. Не всем везёт в жизни так, как Тео Ланкре.
Темнота за окнами начала подтаивать.
- Гастон… - утренний свет забрезжил и в голосе Арлетты.
- Что? – глухо отозвался он. Её тело гасило звук.
- Я сейчас тебе признаюсь… а ты, наверное, не поверишь.
Он со стоном поднял голову. Всё хорошее когда-нибудь кончается – и начинаются трудовые будни.
Первая фраза давалась Арлетте с трудом. Она несколько раз заговаривала и останавливалась на полуслове. Но вот, наконец, собралась с силами - и в светло-зелёных глазах появился тот самый загадочный блеск.
- Как ты относишься к кино?
- Я к нему… не отношусь, - Гастон искал в её глазах причину неуместного вопроса, а потому ответил первое, что пришло в голову.
- А тебе никогда не казалось, что твоя жизнь похожа на фильм?
- Скорее, на расшифровку записи внутреннего видеонаблюдения, - невесело усмехнулся он, понимая теперь, куда она клонит. Боевики, шпионы, диверсанты и все такое. – Каждый день одно и то же, никакого экшена, - и тут же память ехидно ущипнула: не так давно он оказался персонажем дурацкой комедии – почти в прямом смысле…
- А может, комедия? – спросила Арлетта. – Гротеск, пародия, как фильмы про Джеймса Бонда. С тайными агентами, перестрелками, погонями – но поддельными, ненастоящими. Пистолеты заряжены холостыми, статисты делают вид, что умирают от ран, вместо человека хоронят песок, а за гробом идут ряженые… И только чувства героев правдивы. Любовь, жестокость, тщеславие… и боль. Боль человека, поверившего, что он убил. Убил впервые в жизни - он, который не обидит и мухи! Он, у которого на первом же допросе был нервный срыв! Ему оставалась только канцелярская работа в кабинете.
- Откуда ты знаешь? – прошептал Гастон в смятении. Он не знал: ужасаться, смущаться или злиться. – Ты всё видела? Ты была в том набитом аппаратурой фургоне, откуда полковник командовал статистами?
- Гастон…
«Какой у неё горький голос!»
- …это видело очень, очень много людей. Сначала в кинотеатрах, а потом дома, по телевизору.
- Что?! Видеозапись использовали в съёмках? Но этого быть не может, это настолько засекреченная информация, опасная для имиджа спецслужб…
- Да нет же! – выкрикнула Арлетта, едва не плача. – Это был фильм, фильм! Не скрытая камера! Гастон, ты - не актёр, а персонаж второго плана! Тысячи людей во Франции и во всем мире смотрели эту комедию, и уже не один раз. И была одна девочка, школьница. Она смеялась вместе со всеми, пока не увидела, как ты стоишь, прислонившись к стене на заброшенной стройке, и повторяешь, не веря глазам: «Я убил человека… Я убил человека!» С этого момента я помню саму себя.
Капитан закрыл ладонью губы, чтобы она не увидела, как они дрожат.
Арлетта захлёбывалась в потоке жизненно необходимых слов.
- Я так пробивалась сюда к тебе, просила, умоляла. Я не хотела существовать по ту сторону экрана. Она долго не выпускала меня, убеждала, что комедийный мир циничен и безжалостен, что он отторгнет меня, как инородное тело, что я чуждое и слишком романтическое создание…Но я всё равно рвалась. Я прорвалась. У меня ничего не было, кроме веры в себя и в нашу встречу. Если ты не поверишь мне сейчас, я… не знаю, что со мной будет.
Что он мог ей ответить? Пробормотал что-то успокаивающее, обнял покрепче, убедил, что им обоим надо поспать. И дождавшись, пока она уснёт, осторожно вышел из комнаты.
- Я всё слышал, дружище, - сказала сигарета голосом Ланкре. – Наша задача упрощается. Даю отбой полицейским и звоню санитарам.
- Какого чёрта? – прошипел Гастон. – Я выбросил пиджак в коридор. Эта дурацкая булавка…
- Камбрэ, очнитесь, вы в штабной квартире! Здесь жучков нет разве что в самих жучках, и то не факт. Поздравляю с успешно проведённой операцией.
- Что?
- В психушке мадемуазель Шальер никуда не денется, её расколют, как миленькую…
- Кто?!
- Да какая разница? Вам осталось только открыть дверь и освободить помещение.
- Но, послушайте…
- Действуйте, дружище. Конец связи.
Когда её выносили, он прятался в тени деревьев. Не хотел смотреть – и не мог отвернуться. Смирительная рубашка, кляп… Какая мерзость.
У самой машины девушка дёрнулась, немыслимо изогнувшись, вывернула голову, и посмотрела Гастону в глаза.
В тот же миг перед капитаном возник Ланкре, заслонив обзор.
- Вот и всё, дружище. Спасибо за отличную работу.
- Убирайтесь к чёрту, Тео.
- Понимаю, понимаю. Одинокий холостяк, дивная ночь и всё такое. Эмоции зашкаливают, не хочется верить в очевидное. Я это проходил. Что поделать, специфика работы на пленэре.
- Оставьте меня в покое.
- Как хотите. Но лучше займитесь работой – отвлечётесь.
Камбрэ молча отделился от дерева и зашагал прочь.
Он чувствовал себя отравленным.
Яд распространялся, тянулся к самому лучшему, самому светлому – воспоминаниям об этой ночи.
Арлетта…
Не может быть.
Гастон брёл, не разбирая дороги, до краёв полный чувствами, на которые больше не имел права.
Детская игра «Прогуляемся в лесок, покуда нас не видит волк»… Арлетта оказалась такой фантазёркой! И эта песенка, которую она ласково напевала, пока он, совершенно обессиленный, пытался восстановить дыхание (ох уж эти игры для взрослых!) Как там было? «В детстве мы спешили по дорожке вдоль реки, чтобы полакомиться мирабелью раньше горлиц…»
- Который час, месье?
Он словно действительно услышал этот голос, а не вспомнил. Вчера утром, у машины…
Арлетта?
Проснувшийся аналитик начал снимать стружку с сентиментальности.
Выходит, мадемуазель Шальер следила за ним от самого дома до управления. Потом заманила в парк, охмурила - и вот он в расстроенных чувствах шляется по улицам, вместо того, чтобы работать над раскрытием дела, с материалами которого даже не удосужился…
Нет, стоп, что значит «не удосужился?». Ему просто не дали удосужиться.
Гастон перестал изучать асфальт и огляделся. Конечно, он был в том самом парке.
Чутье канцелярской крысы подсказало: хочешь найти - ищи везде. Он начал с поиска танцплощадки, хотя так и не смог объяснить внутреннему аналитику, зачем это нужно. Обошел парк несколько раз, проинспектировал все аллеи – и… не нашел.
Танцплощадка с белыми перилами и беседкой оркестра бесследно исчезла. Её, конечно, могли за ночь разобрать, но…вот оно, это место. Скамейка, единственная деревянная среди витых и литых. И то самое кафе, где Арлетта ела мороженое, так аккуратно и благоговейно, словно делает это первый раз в жизни. А рядом, там, где была танцплощадка, растут деревья, которые никак не могли вырасти за одну ночь.
Некоторое время Гастон созерцал все это.
- Пожалуй, ты прав, Тео. Пойду поработаю.
Папка, неосмотрительно забытая Ланкре в кабинете коллеги, легла на аккуратный стол. Капитан открыл её. Пару минут созерцал содержимое, потом отложил папку в сторону, запустил руки в волосы и закрыл глаза. Дела начинающей диверсантки Арлетты Шальер не существовало. В папке лежали документы прошлогодней бухгалтерской отчетности.
И пока руки автономно, повинуясь давно выработанной привычке, складывали бумаги, завязывали шнурки и ставили папку обратно, в мыслях Гастона все странности вчерашнего дня сложились в единственно верное объяснение. Оно выглядело бредом воспаленного сознания, глупой романтической сказкой…
От школьницы.
«Прогуляемся в лесок, покуда нас не видит волк».
А и в самом деле, прогуляемся.
Кабинет мадам Нуар был заперт. Однако в Париже семидесятых годов бронированными дверями могли похвастаться разве что банки да ювелирные магазины. А двери в кабинет начальницы персонажа комедии сам Бог велел поддаться мужскому плечу. Даже если оно не очень сильное.
Дальше оставалось только вспомнить шпионские фильмы. Когда хочешь найти что-нибудь секретное в кабинете босса – поводи рукой по стене, и обязательно обнаружишь или замаскированный сейф, или рычажок, открывающий потайной ход, или большую фотографию с обнаженной натурой.
Ага! Что-то прощупывается под отстающими обоями, гладкое и округлое, как кнопка…
- Добрый день, Камбрэ.
Конечно, она стояла в дверях.
- Что-то ищете? – мадам Нуар заняла привычное положение в кресле. – Вам помочь?
- Всё, что могли, вы уже сделали. Вот только зачем?
В её улыбке проступило торжество.
- Я вас не понимаю.
- Арлетта Шальер мешала вам, и вы решили убрать её своими средствами.
- О чём вы? – улыбка стала шире, выдавая неровные зубы. – Не существует никакой Арлетты. У вас галлюцинации, Камбрэ, покажитесь врачу.
- Не существует? За кем же вчера следили я и Ланкре?
- Не знаю, за кем там следили вы, но капитан Ланкре уже неделю находится в командировке. В Бразилии.
- Это ложь!
- Послушайте самого себя, Камбрэ. За пару минут вы произнесли с десяток клише из дешевых шпионских боевиков. Не стыдно? Отправляйтесь на рабочее место, а лучше домой, и будьте благодарны, что я готова забыть этот разговор и вторжение в мой кабинет.
На последних словах мадам Нуар посмотрела на пострадавшую дверь. Едва уловимое движение бровью – и покалеченный, почти вывалившийся замок встал на место, словно дверь никто и никогда не высаживал.
- Я рад, что мы расставили точки над «i», - резким движением Гастон выхватил пистолет и локтем двинул туда, где прощупывалась кнопка.
Тихий щелчок – и карта Парижа, занимающая всю стену, превратилась в огромный экран, показывающий кинозал, полный людей. Люди смотрели на Камбрэ. Их было много. Гораздо больше, чем мог вместить экран.
- Как видите, Арлетта была права, - пояснила мадам Нуар прежним деловым тоном. – Вы - персонаж фильма, Камбрэ, комедийная жертва, вынужденная вечно падать на потеху зрителям. И за границы жанра вам не выйти.
- В том фильме была история любви.
- Не для вас. Вы – посмешище, и не можете по собственному желанию менять образ.
- Арлетта хотела все изменить, и у нее получилось. Вы больше не властны над нами.
- В самом деле? А ведь я не соврала вам, когда сказала, что никакой Арлетты Шальер нет. Больше нет. Пока вы изображаете Джеймса Бонда, она исчезает из нашего мира, угасает, раздавленная вашим же предательством. Рветесь убедиться в моей правоте? Я не отпущу вас. Вы никуда не уйдете, Камбрэ. Куда же можно уйти в таком виде!
В самом деле, вид у Гастона был уже не для прогулок. Исчезли пиджак, брюки, бесследно растворились рубашка и носки, развоплотились галстук, жилет и сорочка. Остались только трусы невинного белого цвета.
И пистолет в руке.
- Мы сильнее вас, - Камбрэ сорвал последнюю деталь одежды и выбежал вон.
Да, если все правильно, Арлетта сильнее мадам Нуар. Она повелевает ветром и может на месте деревьев создавать танцплощадки с оркестром. Она должна продержаться. Если только у нее хватит веры в того, кто так трусливо и подло её предал.
Дамы с любопытством поднимали брови, молодые коллеги подбадривали и прыскали в кулак, пожилые месье поправляли очки в роговой оправе. Никто не бросился наперерез – возможно, потому, что Камбрэ остервенело размахивал пистолетом, - но позади лавиной нарастала погоня.
Последняя дверь сама заперлась и запаяла замок – Гастон успел выскочить в окно, прежде чем стекло стало непробиваемым. С поцарапанными локтями и ободранными коленями метнулся к зеленому «фольксвагену», рывком отшвырнул типа, который открывал дверцу.
Гастон не боялся наготы, зная, что в кадр попадает лишь то, что выше пояса, а остальное зрители дофантазируют, если захотят. Он боялся одного – не успеть.
Нуар сделает все, чтобы его остановить. Пошлет вдогонку легионы статистов в черных плащах и шляпах. Обрушит на Париж непроглядную тьму. Запутает улицы так, что шут, возомнивший себя героем, не найдет дороги.
Шут…
Как бы не так! Он покажет ей шута. Пусть его считают кем угодно, пусть высмеивают, как угодно – он не отдаст им Арлетту!
Зеркало заднего вида, между тем, оставалось чистым, да и небеса как-то не спешили обрушиваться на землю. Улицы жили прежней жизнью, и асфальт под колесами вел себя вполне миролюбиво.
Все было так, как всегда. За исключением…
Капитан глянул в верхнее зеркальце…
…и увидел себя одетым.
Зачем и куда он так гонит? Может, все случившееся – странный сон задремавшего за рулём?
Доказать реальность происходящего нечем даже самому себе. Ничего нет, кроме воспоминаний…
И чувств. С чувствами-то что? Они тоже приснились?
«Нет», - сказал внутри капитана какой-то железный голос. И Камбрэ ему поверил. А если чувства правдивы, то и всё остальное - правда?
Арлетта говорила, что нет. Можно поверить, что ты убийца, если специально нанятый человек скажет тебе об этом. Гастон заставил себя вспомнить тот неприятный до тошноты момент. Заброшенная стройка, холодная стена и человек полковника Тулуза, оседающий на землю с причитаниями: «Вы убили меня! Вы убили меня!»
Цирк, если вспомнить, но тогда Камбрэ было не до смеха. Он же поверил! Потому что статист очень хотел убедить его в этом. А сейчас в такие же «убеждалки» играет мадам Нуар.
Интересное кино получается. Комедия, точнее и не скажешь. А ведь Арлетта сразу сказала, что это фильм.
Капитан вновь и вновь прокручивал в мыслях утренний разговор, словно запись невидимого диктофона.
Персонаж второго плана… Да, пожалуй, до сегодняшнего дня он и жил, как персонаж второго плана, и чувствовал себя таким же второстепенным и дополнительным.
И, Господи, до чего же ему на самом деле осточертело быть таким!
Но для Арлетты он не такой. Для неё он всегда будет Главным Героем…
Вот оно!
Сжав зубы, Камбрэ сказал своему отражению в зеркале:
- Я – Герой.
До засекреченной клиники капитан добрался без приключений – если не считать катастрофического превышения скорости и истерики полицейских сирен за спиной.
Он выбил ворота, собираясь протаранить «фольксвагеном» желтую стену – и успел бы это сделать, но прямо перед капотом асфальт вздыбился столбом. Вернее, не столбом – знакомой фигурой. Она повела плечом – и колеса завизжали в тормозной агонии. Камбрэ выпрыгнул на ходу и кубарем покатился по бетонной дорожке. Вскочив на ноги, рванулся к входу, но воздух стал каменным, сковал движения. Капитан машинально сравнил себя с насекомым в янтаре.
- Вы не войдёте, Камбрэ! – закричала мадам Нуар, судорожно поправляя прическу: откуда-то налетел ветер.
- Не тебе решать, браконьерша! - из клиники вылетел месье в светлом плаще и такой же шляпе. И шляпа, и плащ были велики размера на два. – Нет, это просто какое-то безобразие! Путают жанры, смешивают, как хотят, и творят на моей территории все, что вздумается! Я категорически не согласен! – он едва не упал, наступив на край плаща.
Нуар надменно расхохоталась:
- Расслабься, я уже почти закончила!
- Да что ты себе позволяешь?! Это моя история, мой фильм! Где, в каком месте этой простенькой пародии ты видишь нуар? Его нет! Пошла вон отсюда, старая угрюмая карга!
- У меня здесь дело.
- Это НЕ ТВОЕ дело, слышишь? Убирайся немедленно! Понастроила на моей территории каких-то идиотских бараков… - обернувшись, месье плюнул на желтую стену. Здание поплыло, как мираж, стало прозрачно-плоским и растаяло в воздухе. В том месте, где оно стояло, остался широкий газон. На газоне лицом вниз лежала Арлетта Шальер.
Гастон Камбрэ не помнил, как очутился рядом с ней и что именно делал. Он смог адекватно воспринимать окружающее только когда убедился, что она жива. С закрытыми глазами вцепившись в рукав капитана, девушка твердила:
- Не хочу обратно. Не хочу… Не надо…
- Арлетта, я здесь, - сказал Гастон. От волнения он снова охрип. – Я с тобой. У тебя всё получилось.
Зажмуренные глаза открылись. Они были те же – светло-зелёные, лучистые.
- Это правда? У меня получилось?
- Я бы так не сказал, - произнес рядом третий голос. Гастон и Арлетта повернулись. Месье в несоразмерной одежде отряхивал руки от чего-то чёрного. Мадам Нуар нигде не было. – Вам, барышня, повезло, что вы нарвались на эту тщеславную старуху. На моей территории она всегда проигрывает. Но лично я вас ни за что бы не впустил. Я и теперь не намерен этого делать.
- Она уже здесь, - Камрэ крепко взял девушку за руку, - и никуда не уйдет. Я герой этой истории и имею право…
- А я – месье Пароди, - представился он, перебив капитана. – И там, где у всех право, у меня – лево. Да что я объясняю! Пойдемте.
Месье Пароди как-то устало мотнул головой. И, пока Арлетта и Гастон поднимались на ноги с земли, а потом стряхивали комки и травинки друг с друга, улица и все её содержимое расплылось – словно кто-то покрутил колесико настройки резкости у телевизора. Потом четкость вернулась.
- Узнаёте? – хмыкнул Пароди. – А теперь смотрите.
Они стояли перед управлением контрразведки. Двери, знакомые капитану до зубовного скрежета (о, сколько раз за годы своей безжизненной работы он поворачивал эту полированную ручку!), отворились, и на улицу вышел… капитан Гастон Камбрэ. Всё, как обычно – серая шляпа, серый портфель, серый плащ и губы, сложенные грустной скобкой.
- Видишь, что ты натворила, - буднично обратился Пароди к Арлетте. – Раздвоила мне реальность. Вот он, Гастон Камбрэ, в которого ты когда-то влюбилась, живет себе и ни о чем не подозревает. А этот, рядом с тобой, кто? Да никто! Такой же фантом, как и ты. И что теперь с вами будет? Никто не знает. И я не знаю, и знать не хочу.
- Зато знаю я, - медленно сказал тот Гастон Камбрэ, любимую девушку которого только что назвали фантомом. Шагнув вперед, он сгреб в горсть безразмерный плащ на груди месье и поднял руку вверх.
- Что вы делаете! – завопил Пароди, болтаясь над землей, словно в большой сумке. – Возомнили о себе! Немедленно убирайтесь из моей прекрасной комедии Ив Робера! А не то…
- А не то – что? Что вы нам сделаете?
- Вы разговариваете штампами из фильмов! – возмутился Пароди. – Это нечестно!
- Зато всегда действует, - усмехнулся капитан. – А теперь, месье Пароди, сами потрудитесь убраться туда, откуда пришли. Иначе фантом наставит вам самых что ни на есть реальных синяков.
Он разжал руку – и Пароди шлепнулся на асфальт.
- Чертов шут! Да кто ты такой, чтобы…
Капитан с озорной улыбкой поднял руку к шляпе:
- Меня зовут Камбрэ. Гастон Камбрэ. Да, кстати, - он повернулся к Арлетте, - а чем закончился тот фильм?
- Ой! – воскликнула она почему-то шёпотом. - Точно, ты же не знаешь! Полковник Тулуз инсценировал своё самоубийство, а потом с помощником поехал в аэропорт Орли!
Камбрэ обнял её за плечи:
- У нас длинные руки, не так ли?
Арлетта лукаво улыбнулась:
- В Орли?
- В Орли!
И, взявшись за руки, они побежали к зелёному «фольксвагену».
2008 – 2010 гг.