[Стоп-сигнал]

Здравствуйте, автор.

Во первых строках своего письма спешу сообщить, что во первых строках вашего письма есть ошибка в названии. Хотя я и допускаю, что вы подразумевали математическое приведение типов, но здравый смысл таки диктует совсем другое.

Удачное у нас начало, не правда ли?

Сейчас я сыграю с вами в удивительную игру под названием "верю - не верю" касательно вашего рассказа. Правила просты: я беру ваш рассказ, вылавливаю в нём откровенные ляпы и оттачиваю на них своё саркастическое мастерство. Поднимаю вам популярность, себе ЧСВ, людям настроение. В общем, в итоге всем хорошо.

Начнём, пожалуй, с идеи. Идея, скажем прямо, не лишена некоторой красоты: ветеран во внезапном порыве покупает книгу незнакомой писательницы и узнает в одном из главных персонажей себя. Это автоматически отправляет его (а вместе с ним и читателя) в дебри аллей памяти. Так как речь идёт о Карлсоне, за автором вполне можно признать некоторое чувство юмора и определённую выдумку. И тут же сорвать эти звёзды с погон, ибо в процессе рассказа внезапно оказывается, что герой на протяжении более чем полугода так и не удосужился узнать имена людей, которые спасли ему жизнь. Более полугода. Девять месяцев. Отважная шведская семья рисковала ради него своей шкурой, выхаживала, поила-кормила, а эта неблагодарная сволочь даже не соизволила поинтересоваться их именами. И правда, зачем нам такие мелочи, с которых начинается любое цивилизованное общение? А уж основывать на этом значительную часть вступления... В общем, спасибо, автор, и до свидания, было приятно с вами повидаться.

Впрочем, нет. Через преодоление препятствий закаляется характер, так что будем закаляться вдвоём.

Раз уж мы начали про общение, то не грех и упомянуть языковой барьер. Вы пишете нечто следующее: "Так я у них прожил до мая 44-го. За это время я стал понимать некоторые слова, и уже мог общаться, правда, с большим трудом…". Ваш персонаж пробыл в этом доме с сентября 43-го по май 44-го, и за это время умудрился выучить только несколько слов? Орёл, однако. Чем он там занимался все эти девять месяцев? Ладно, какое-то время можно списать на горячку и общую слабость, но всё равно получается, что как минимум полгода он у вас ваньку валял. И как при этом не умер от скуки и от невозможности элементарного разговора с хозяевами - одному автору понятно... Шведский язык не столь трудный, пары месяцев за глаза хватает для получения вполне нормальных базовых знаний.

Переходим к хозяевам. Хозяйка у вас, судя по всему, сама Астрид Линдгрен (если в тексте есть другие варианты, то они даны столь тонкими намёками, что их не видно). И вот тут-то мы проваливаемся в параллельную реальность - наверное, в ту самую, что вы упоминали у товарища Горбовского, - так как у фрау ("фрау" - вот то самое слово, которое ваш герой так и не смог найти) Линдгрен в 43-м году из детей наблюдались девятилетняя дочь и семнадцатилетний сын, в связи с чем вопрос "а был ли мальчик?" внезапно становится весьма актуальным. Плюс у вас ей присудили целых две награды Ганса Христиана Андерсена, а в "нашей" реальности писательнице досталась лишь одна.

Ииииидём дальше.

Во время перехода через границу я попал в плен. Меня не расстреляли, видимо, только потому, что посчитали важной "птицей". Или, что скорей всего, знали о моей причастности к операции по уничтожению Квислинга, ведь офицеры среднего начсостава вряд ли их интересовали. Так я заключил, что норвежец жив.

Вот здесь ваш герой в очередной раз поражает меня своими личностными качествами. При переходе границы (то ли Финляндии, то ли Норвегии, то ли Швеции) он попадает в плен и моментально приходит к выводу, что его привязали к той самой операции. На минуточку, уже давно прошлогодней. Провалившейся. Чем, спрашивается, он настолько отличается от любого другого солдата, что его сразу же отнесли к ней? Почему он не мог быть банально шпионом в тылу врага? Диверсантом? Или это выживший норвежец приказал заочно считать всех существующих врагов участниками операции?

После этого моя уверенность возросла на сто процентов

До 146%.

Одновременно с этим мое тело прожгла острая боль (пули все-таки нашли и меня), вслед, за чем я мешком рухнул на крышу, сломав ребра и вывихнув ноги. Некоторое время, накрытый шелком, я лежал, и недоумевал: как в независимой от фашистов Швейцарии могло произойти такое?

Где-где, простите?
И теперь я отчётливо понимаю, что пулевые ранения, сломанные рёбра и вывихнутые ноги как нельзя больше способствуют вдумчивым размышлениям о превратностях судьбы.

Ведь она спасла мою жизнь, дала возможность продолжить род, сохранить генеалогическое древо...

Про генофонд забыли. Лично я в редкие моменты подобных размышлений думаю не только о генеалогическом древе, но ещё обязательно и о генофонде. Ну ещё иногда о ДНК и хромосомах. "Она позволила мне передать потомкам оттопыренные под углом в 23 градуса уши и пристальный взгляд карих глаз". Звучит же! И главное, как непринуждённо ложится в повседневные мысли.

О том, что когда-то со мной произошло я, наверное, лишний раз и не вспомнил, если б осенью 1968 года не зашел в детский магазин.

В сорок третьем я находился в Стокгольме, где получил тяжелое ранение, после чего долго удивлялся и удивляюсь до сих пор, что остался жив

Очень сложно постоянно удивляться тому, что не вспоминается.

Однако мой взгляд скользил по пропеллеру, видневшемуся из-за спины этого забавного существа

Вы же уже определили Карлсона как человека, откуда возврат к "существам"?


Извините, автор, дальше я пока что пас. Мне есть что ещё вам сказать, но вдруг стало скучно. Может быть, чуть позже...