…Джунгли. Вокруг меня раскинулось буйство тропической зелени, переплетение лиан и ползучих растений. Влажный липкий воздух, душной подушкой накрыл легкие, я мгновенно промок от пота, рубашка неприятно пристала к телу. Где-то невдалеке, тягуче и тоскливо, закричала птица.
Я не особо удивился, во сне не принято удивляться. Просто пошел вперед, осторожно раздвигая разлапистые листья и покрывала зеленого плюща.
Стволы деревьев редели, потом расступились. Я на поляне. Полумрак леса сменяется ярким южным солнцем, выжигающим сетчатку с голубого, словно акварельного неба. Внезапно, солнечный диск начинает клониться вниз, небо наливается багровым, от джунглей тянутся тревожные тени. Снова кричит птица, теперь это крик боли.
Впереди виднеются строения, кучка хижин, жмущихся к друг друг, как потерявшиеся дети. Некоторые горят, некоторые уже сгорели, подставляя небу обуглившиеся деревянные ребра. Иду по направлению к ним.
Первым, я увидел тело женщины, одетой в тонкое простое платье. Она лежала лицом вниз, неловко подогнув одну руку под живот. В затылке зияла дыра, а рядом на земле, валялись разбросанные остатки ее мозгов. Маленькие серые катышки, покрылись толстым слоем пыли и грязи и напоминали конфеты в панировке. Волосы, бурые от крови, спеклись слипшимися иглами. Когда из развороченного черепа вылезла жирная зеленая муха и начала деловито потирать лапки, мой желудок в панике подпрыгнул к гортани и я, торопливо отвернувшись, пошел дальше. И поэтому, чуть не наступил на мальчика, лежащего на боку, подогнув ноги и прижав руки к груди. Совсем еще ребенок, лет шесть не больше, одетый в одну лишь длинную, грязную майку. Я не видел следов от пуль, но не сомневался, что он мертв. Земля вокруг порыжела от пропитавшей ее крови. Меня снова замутило, на этот раз я проиграл: рвота зеленоватой струей поперла у меня изо рта и даже из носа, забрызгала брюки. На полусогнутых, дрожащих от слабости ногах, бегу подальше от мертвецов. Они были везде: лежали в хижинах, обгоревшими и почерневшими головешками, скалили зубы из под слоя золы, валялись в грязи и крови между домами или привалившись к стенам, смотрели на меня уже ничего не видящими глазами.
Я понял, что это Чужак, как только увидел его, хоть и стоял он ко мне спиной. Одетый в зеленый камуфляж, увешанный гранатами и подсумками с боеприпасами, штаны заправлены в высокие военные ботинки. При помощи ранцевого огнемета, Чужак неторопливо выжигал хижину. Оттуда раздавались дикие вопли сгораемых заживо людей, в воздухе стоял приторно-сладкий запах жарящегося мяса. Почему-то вспомнилось барбекю на заднем дворе Уотсонов, мой желудок снова заплясал-заворочался, пытаясь освободиться от содержимого, но освобождаться было не от чего, все что мог, я уже выблевал.
Длинный язык пламени с торжествующим ревом плясал по дереву, с усердием пожирая строение, оставляя после себе только уголья и пепел. Запах жарящейся человечины усилился, к нему прибавился резкий аромат паленого волоса. Крики в доме достигли своего апогея и затихли, как будто их обрезали ножом. Только треск горящей древесины и аромат свежеприготовленного стейка. И тогда я услышал песню. Ее пел чужак:
Парни, вот вам история о Минни Мучер,
Она была горячей штучкой Хучи-Кучи!
Крутой девчонкой, скажу вам, была она,
Хоть и имела большое сердце, как у кита!
Хай-ди-хай-ди-хай-ди-хай!
Хоу-ди-хоу-ди-хоу-ди-хоу!
Хей-ге-ге-ге-хей!
Хай-ди-хай-ди-хай-ди-хоу!
Голос у него был, красивый, я думаю в клубе Коттон, он мог выступить не хуже Кэба Кэлловея. К тому же, голос этот до боли мне знаком. Это был МОЙ ГОЛОС!
Чужак обернулся и я, словно посмотрел в зеркало: напротив меня стоял Джон Смит, собственной персоной. Единственным отличием была военная форма и болотного цвета бандана, повязанная вокруг головы. И еще глаза. Такого взгляда, я за собой никогда не замечал. Те самые два мотка колючей проволоки, что смотрели на меня с фотографий водительских прав. С человеком, у которого такой взгляд, я бы не стал шутить или воспринимать его несерьезно. Поверьте, вы бы тоже не стали. Он как бы говорил тебе: «Не смей шутить со мной, говно! Шути с Рональдом Макдональдом, а со мной забудь!» В этих серых глазах плясало веселье и от этого становилось еще страшней, потому что за его спиной медленно догорала хижина, в которой кричали люди, а в воздухе до сих пор стоял сладковатый запах мяса. ЭТОТ Джон Смит получал удовольствие от того что совершил, ему было весело, этому сукиному сыну!