Наконец, чужак остановился у еще одного люка, на этот раз прямоугольной формы. К нему также вели металлические скобы вделанные в каменную кладку. Поднялся по ним, подергал люк за вделанную ручку. Тот подался, пропуская приглушенный красноватый свет и влажное шипение. Комната, в которую вел лаз, напоминала котельную. Черт возьми, это и была котельная: переплетение труб различных диаметров, огромный доисторический котел на ножках с надписью «Вульф Бразерс» на чугунном боку, деловито сопящий и испускающий тонкие струйки горячего пара, куча угля в жестяном поддоне. Единственная лампа на стене, в забранном решеткой плексигласовом колпаке, выхватывала из темноты только небольшой участок помещения, окрашивая все в зловещие бордовые тона и придавая тому таинственный, почти мистический вид. Дальние углы котельной тонули во мраке, наполненным шорохом и странными шумами, тени, отбрасываемые все той же лампой, шевелились, как если бы были самостоятельным живым существом. В детстве в таких подвалах сосредоточены все кошмары мира, здесь живут все чудовища из комиксов и фильмов. Будь мне лет десять , я бы ни спустился сюда ни за какие коврижки. Хотя, что я знаю о том времени? Ничего, моя память и моя жизнь ограничивается полуторами годами после комы, все остальное плавает, как клецки в супе, в темных водах забвения, Окутанно тьмой. Также, как и эта старая котельная.
«Скажи «сыр», детка.» - Шепот раздался из паутины труб, уходящих в глубину неосвещенной части комнаты. Голос тихий, но четкий, я абсолютно точно был уверен, что слышал его наяву.
- Кто здесь?! - Губы мне еще повиновались. Хриплое эхо его отразилось от ржавого металла и затерялось в колышущихся тенях. Раздался смешок и, скажу вам, забавного в нем было не больше, чем в Борисе Карлоффе играющим Дракулу.
Чужеродный контроль над моим телом исчез так неожиданно, что я, не ожидая того, в который раз за этот ужасный вечер, упал. Зашипев от боли в ободранной руке, приподнялся с холодного и пыльного пола на одно колено. А когда поднял голову, то впервые увидел его. Чернильный силуэт, казалось, плавал в паровом мареве, дрожал и искажался в такт движениям белесых струй, с шипением выпускаемых из многочисленных вентилей и запорных клапанов. Облако парового тумана на мгновение скрыло его фигуру, а когда рассеялось то никого уже не было. Позже, я много размышлял над этим и все больше склоняюсь к мысли, что мое разыгравшееся воображение сыграло очередную злую шутку, на этот раз с моим зрением. Но какая-то часть сознания до сих пор не верит ,что то что я видел было оптической иллюзией, игрой света и теней, преобразованной моим больным свихнувшимся мозгом в столь конкретный образ. Какая-то часть меня до сих пор думает, что тогда, в помещение котельной, наполненной скрипами и шорохами старых труб и стонами оседающего фундамента, действительно впервые увидела Его, увидела ту его часть, которая смогла прорваться в этот мир из места, где была обречена оставаться навеки. Джейкоб Уильям Пирс, Апостол Иуда, убийца и мертвец в одном лице — именно он тогда, вечером восемнадцатого января тысяча девятсот девяносто шестого года, смотрел на меня, сидящего на цементном полу котельной, смотрел из тьмы в которой жил последние пятсот сорок семь дней и восемь часов. Тьмы, из которой Я его освободил.
«Сюда...» - Прошептала Тьма из дальнего угла. И я пошел на этот зов. Медленно, спотыкаясь, словно против воли и все же вопреки этому добровольно. Волосы на голове зашевелились, член сжался до размеров сушеного чернослива, во рту пересохло, как после пачки ментоловых пастилок. Круг красного света лампы остался позади. В какой-то момент, мне показалось, что темнота впереди сейчас выпростает щупальца, начнет срывать одежду вместе с кожей и мясом, дробить кости, размозжит позвоночник. Дерьмо из разорванного кишечника потечет по ногам вперемежку с кровью и, возможно, если повезет, я умру от болевого шока раньше, чем услышу, как Тьма, с хрустом чавкая моей плотью, снова прошепчет мне «Скажи «сыр», детка. Скажи «сыр», Джонни-гребанный-слюнтяй-позволивший-убить-свою-жену.» Мое рациональное «я», получило мощный удар под дых и теперь сидело, забившись, в самом дальнем углу подсознания. Абсолютный, атавистический ужас полностью и безраздельно владел мной.
И когда я, без каких либо происшествий, достиг двери, выкрашенной простой масляной краской, удивление от того, что ничего не произошло, было не меньше моего облегчения. Над дверью мерцала табличка «выход».
«Кирпич, третий снизу, справа от косяка. Посмотри.» - Чужак снова вернулся и, поверьте мне на слово, в тот момент, я был чертовски рад его появлению.
Наклоняюсь, смотрю на стену. Кладка из красного кирпича, местами покрытого белесоватым налетом плесени. Третий снизу кирпичный прямоугольник, примыкающий к деревянному косяку дверного проема, на вид ничем не отличался от своих собратьев. Такой же в меру грязный и заплесневелый. Колупаю его с краю пальцем, пытаюсь расшевелить. Тот поддается. Совсем чуть-чуть, на какие-то миллиметры, но я приободренный успехом усиливаю натиск и, спустя минуту, кирпич сдается мне на милость. Аккуратно откладываю его в сторону, просовываю руку в образовавшуюся щель. Пальцы нащупывают сверток, обмотанный целлофаном. Вытягиваю, разворачиваю, смотрю. Деньги, перетянутая резинка и скатанная в трубку пачка сто и пятидесяти долларовых купюр. Если судить по количеству, здесь тысячи две-три, не меньше. Дальше две карточки водительских прав, одно на имя Мерфи Клеменсона младшего, второе приндлежало Клаю Роберту Карстону.
Ни первое, ни второе имя, мне незнакомо, но на обеих удостоверениях моя фотография. Рассматриваю их внимательно, изучаю свое лицо, каким оно было до того, как я очнулся в Пресвитерианской больнице. На одном фото я с длинными до плеч волосы и аккуратной бородкой, на другом в очках с толстой роговой оправой. Зрение у меня нормальное, очки я никогда не носил. Впрочем, волосы и бороду тоже.
Оба выданы в восемьдесят шестом году: одно в Чикаго, другое в Топеке. Я на фотографиях выгляжу ненамного моложе меня теперешнего, но откуда я знаю, сколько мне лет? Ориентировочно, около 30. Еще раз пристально вглядываюсь в фото. Все верно, это действительно я, за исключением очков и прически, никаких отличий. Хотя взгляд. Сосредоточенный и цепкий, он как колючая проволока. Такие глаза, если увидишь, то запомнишь надолго.
Откладываю деньги и водительские права в сторону и вынимаю из пакета еще один увесистый сверток. Предмет внутри него, помимо целлофана, обмотан еще и промасленной тканью. Под ней, я обнаруживаю пистолет и к нему две запасные обоймы. Молча смотрю на тупорылый ствол, прямые линии оружия. Оно напоминает пиранью — маленькую, но смертельно опасную. От вороненого металла так и веет угрозой. Осторожно откладываю пистолет в сторону.
«Возьми его.» - Слышу настойчивый шепот Чужака. - «Возьми все.»
Я не хочу, не хочу этого делать, но понимаю, что он прав, что так или иначе мне ПРИДЕТСЯ взять ВСЕ. И оружие в том числе.
Я молча рассовал найденное по карманам.
«Хороший мальчик». - Снова шепчет мне он. - «Теперь ложись. Нам надо отдохнуть. И поговорить.»
После этих слов, все начало плыть у меня перед глазами. Реальность начала ускользать, мертвая Джэн и безглазый Ларри-чулок со своими подельниками сжимались в точку, как сжимается изображение выключаемого телевизора. Шипящая и тарахтящая тьма котельной мягко, но настойчиво накатила на меня, облапила меня своими теплыми псевдоподиями, липкими и влажными, как...