Милостивый государь,
вынужден признаться, что сочинение Ваше не показалось мне чем-то более значимым, нежели праздным упражнением пера. В нем нет ни мысли, достойной вдумчивого читателя, ни должной для изящной словесности художественности. Человек склонен слышать в речах собеседника то, что хочет слышать, и для этого нет необходимости в создании научных машин. Но какое слово на нас отразится - то, которое мы услышали, или то, которое собеседником было произнесено? И что в этом случае лучше - типун поганый на языке или светлый ореол, существо наше превозносящий? И что же на самом деле истинно, что ложно? Эти бы размышления желал я узреть при обращении к столь богатой теме, но Вы, сударь, их обошли, сосредоточив внимание свое на бессмысленных словах и действиях, героями производящихся, которые, к тому же, никак их самих не характеризуют. Речи их мало похожи на беседы ученых мужей, пусть и в домашних условиях их проводящих; взаимоотношения мало понятны, и потому сомнительно, что Юрий, верящий в сверхъестественную силу соседки своей, не остановил приятеля. Ни ученого пыла не видит читатель, ни дружеской поддержки, ни какого-либо еще чувства, какое один человек может испытывать к другому. Прискорбно и то, что
война, задуманная как двигатель сюжета, так в Вашем сочинении и не проявилась: есть ли здесь столкновение интересов, точек зрения, мировоззрений - такое столкновение, которое и впрямь могло бы стать основой для глубокого авторского размышления? Увы, читатель его не видит. Посему настоящее сочинение, вполне годное для увеселения публики, предпочитающей "Отечественным запискам" "Северную пчелу" г. Булгарина, во мне никакого интереса не вызвало.
Несмотря на нелестный отзыв,
остаюсь покорным слугой вашим
В.Г.Б.