Игры в песочнице
Никому
еще не приходилось терпеть подобных мук пусть будет довольно этого; однако
привычка принесла нет, не смягчение этих мук, но некоторое огрубение души,
притупление отчаяния, и мое наказание могло бы длиться еще многие годы, если
бы не последний удар, бесповоротно лишающий меня и моего облика и моего
характера.
Роберт Луис Стивенсон «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»
Если убрать из высказывания Адлера научную терминологию, оно сведется к следующему: идеальный шизофреник – если таковой вообще существует – это человек, который не только не подозревает о своей второй личности (о своих других личностях), но и вообще не подозревает, что у него в жизни что-то неладно.
Стивен Кинг «Извлечение троих» (Цикл “Темная Башня”)
You see, what's happens, Larry?!...You see, what's happen,s, Larry?!...
You see, what's happen,s, Larry, when you fuck are stranger's in the ass ?!...
Koma Kai
Альфа и Омега
- Иногда ненависть полезна. - Я сказал эти слова, глядя на него, изучая. - Чаще она бывает глупой, запоздалой, беспомощной и никому не нужной, но иногда, она помогает сосредоточиться на поставленной задаче, помогает достичь нужной цели. Двигаться по намеченной траектории, невзирая на препятствия и не отвлекаясь на соблазны. Да-да, именно на соблазны. - Последнее слово, я протянул, копируя техасский акцент собеседника.
Впрочем, говорил только я — человек, сидящий напротив за время нашей встречи пока не проронил ни слова. Так нетипично, обычно слова так и перли из него нескончаемым потоком: в большинстве своем лживые, но попадалась и правда. Возможно, он сам верил во многое из того что говорил, хотя кто знает? Уж точно не я.
Наконец, он поднял голову и посмотрел на меня. Широкое лицо с резкими волевыми чертами, чертами человека привыкшего отдавать приказы, человека, находящегося постоянно в центре внимания, мистера намба ван, мистера «трахни меня в рот» президента. Бывшего, но какая к дьяволу разница: клеймо власти впивается в лицо, в поведение и манеру говорить, как вязкая масса бабл гама, распластанная по раскаленному асфальту мостовой, намертво впечатывается в протектор обуви прохожего. Даже сидя за рулем раздолбанного «седана» семьдесят восьмого года выпуска, в майке с надписью «Все болеют за Рейнджерс», жуя кебаб, купленный у чернокожего лоточника в Централ-Парке и одновременно пуская «голубка», вызванного острой пищей, ты не скроешь этого — власть, словно оспа оставляет отметины на лице, в глазах, в движениях. Власть — это наркотик, героин для лидеров или просто закомплексованных моральных уродов- садистов, спрыгнуть с которого удается далеко не каждому: амбициозным людям все время нужно увеличивать дозу. А передо мной сейчас сидел именно такой человек, наркоман с большой буквы «Нэ». И не важно, что его не переизбрали на второй срок, неважно, что последние два года пресса только и занималась тем, что поносила его на все лады, неважно, что я сидел сейчас напротив с пистолетом в руках. Власть была у него в крови и во взгляде поднятых на меня голубых глаз, я видел: он ни капельки не боялся ни меня, ни направленного оружия. Это заслуживало если не симпатии, то хотя бы уважения.
- А теперь, послушай меня, - он говорил спокойно и неторопливо, растягивая слова в той техасской манере, спародированной мною минуту назад, желая хоть как-то привлечь его внимание. - Ты конечно можешь корчить из себя Джона Уэйна, размахивая у меня перед носом пушкой, а можешь засунуть ее себе в зад и нажать на курок. И советую тебе, сынок, выбери второй вариант и лучше сделать это побыстрее, потому что когда мои люди нас отыщут, думается мне, ты пожалеешь, что так не поступил. Ребята у меня что надо и шутить они не умеют, а я так тем более, уясни это.
Ну вот, наконец-то он заговорил. А я уж стал сомневаться в том, что получится довести дело до конца. Нет, конечно, можно было избить его или сломать пару костей, но не такой я человек. Я даже оружие не люблю, не мое это.
- Конечно же, сэр, вы не шутник — Я грустно улыбнулся и покачал головой. - Вы не из тех, у кого сильно развито чувство юмора. И, несомненно, я прекрасно осознаю, что ваши люди сделали бы со мной, узнай, где мы сейчас находимся. Проблема в том, что многое из этого, они уже сделали.
- Так это все из-за мести? - Он презрительно фыркнул, на мгновение обнажив в усмешке ряд крепких белых зубов. - Ты из тех уродов, что попали под мой закон о принудительной депортации? Или под закон о соцфильтрации, а то на эммигранта ты не похож, уж больно выговор у тебя бруклинский. Решил вышибить мне мозги, сынок?
- Вы ошибаетесь, сэр. Я не собираюсь вас убивать. - В доказательство своих слов, я отвел оружие и опустил руку. - В одном вы правы — я хочу предоставить вам счет. И цену, что придется заплатить по предъявленной мною квитанции, вы определите сами.
- Если не собираешься меня убивать, тогда чего же ты хочешь? — Впервые, в его голосе скользнула нотка каких-то (удивление? нетерпение?) эмоций.- Из-за чего тогда весь этот сыр-бор с похищением?
- Я хочу поговорить. Потому что мне нужно все это кому-нибудь рассказать. А так как началось все с вас и закончится тоже с вами, думаю, вы не меньше моего заслуживаете услышать эту историю - мою историю. Можете считать это исповедью, а можете считать дерьмом собачьим, мне без разницы, но узнать ее вам придется, уж будьте покойны.
- Хорошо, сынок. Не переживай, я внимательно выслушаю то, что расскажешь. И если история будет хороша, то, возможно, мы сядем и вместе обсудим, как можно все поправить. - Тут он вновь улыбнулся мне, на этот раз доброй отеческой улыбкой, живо воскресив в моей памяти образ шестилетней давности, когда этот же человек, стоя на трибуне перед многотысячной толпой внизу, кричал: «Я родом из Далласа, господа! И я люблю свой город, люблю свой штат и, Господь тому свидетель, люблю свою страну так же, как и каждый из здесь присутствующих! А если наши желания совпадают то, дьявол меня побери, что может нас остановить, что может остановить дух настоящей Америки?!» - И улыбался своей широкой, искренней, отеческой улыбкой. А толпа внизу ликовала. Социологи писали о «политической грации медведя» и о «заигрывании с народом в духе Никсона», а вот толпа ликовала, толпе было плевать на мнение аналитиков, на реальное положение вещей да и Никсона многие уже успели подзабыть. Толпе всегда хотелось сладкого попкорна, бензина по 75 центов за галлон и вот такой отеческой улыбки, пропитанной «духом настоящей Америки».
Я знал, что мистер «трахни меня в рот» лжет, на самом деле сочтя меня чокнутым придурком. И поэтому, сейчас тянет время, идя якобы навстречу, соглашаясь во всем - тянет время, необходимое его людям, чтобы отыскать нас. Хотя, как я уже говорил, может он и сам верил в то, что выслушав оставит меня в живых и более того, поможет разобраться с проблемами. Люди, столь долго говорящие неправду, в конце концов начинают сами в верить в свою ложь: ведь что политик, что лжец — одна сатана.
Если честно, мне было все равно, врет он или действительно хочет услышать мой рассказ. Ему ПРИДЕТСЯ это сделать вне зависимости от желаний. И, вот ведь в чем ирония, он даже сможет мне помочь. Помочь в одном маленьком дельце. От этой мысли, глядя на него, ерзающего своей жирной задницей на жестком сидении, пытающегося устроиться удобнее и непринуждённо - насколько это вообще возможно со связанными руками - я улыбнулся.
- Отлично. Я думаю, мы поладим, сер. Я думаю, после моего рассказа, вы будете иметь более четкое представление о сложившейся ситуации.
- Давай, сынок выкладывай что у тебя на душе, а то сам понимаешь, мое время дорогого стоит.
- Не сомневайтесь, мистер президент, - я присел на ящик напротив. - Использую отпущенный срок с максимальной отдачей.
Глубоко вздохнув, я начал говорить. И по мере моего рассказа, лицо мистера «трахни меня в рот» становилось все мрачнее, а в глазах появлялось выражение угрюмой обреченности...