|
Курт находился под гнетом жесточайших депрессов, как и полагается время от времени творческой личности (с хрупкой и тонкой душой, ага). Глаза рокера потускнели – огонь в них едва теплился, вместо кожаных аксессуаров на крепком теле были какая-то затрапезная тельняшка, а также трусы семейные в цветочек (свои шикарные шелковые «боксеры» он куда то «посеял» и подозревал в пропаже неугомонных фанаток).
- Ду… - наигрывал Карбюратор на костяной гитаре, изрядно фальшивя, - ду хаст михт дер фракт…
Из ванного отсека тем временем выбралась одна из рьяно преданных поклонниц; на голове у нее было повязано полотенце… ну как бы и все на этом, что касается одежды.
- Давай я утолю твои печали… - обратилась деваха к музыканту, присаживаясь рядом, и потираясь бедром, - а то уже нет сил на тебя смотреть!..
- Отвянь, старуха, - тоскливо отозвался Курт, - не видишь – я в печали…
- Ах, старуха! – задохнулась от такого мовэтона поклонница, -а ты… а ты… вовсе никакой не классный парень!
Подхватив шмотки, это бедняжка убежала (не забывая при этом еще и реветь в три ручья), а рокер отложил гитару, и повернулся к столику мини-бара. Там лежал реально сушеный хек (остался, наверное, еще с советских времен, когда и ада-то не было), а также гордо возвышалась 0,5 «Пшеничной». Налив напиток в граненый стакан, Курт залпом хлопнул, и попытался закусить рыбиной. Однако же, мощные зубы только скрипнули, скользнув по прочной поверхности, и Карбюратор выругался:
- Эх, хек хрена не слаще!..
Он снова ухватил гитару, и продолжил с ленцою лабать:
- Я ее полюбил за ее красоту… за голубые глаза и золотую косу…
|