[Татьяна Россоньери]

Неплохо, хотя мне не все понятно. Например, ходил ли Антон на самом деле на речку в тот день, который якобы провел с Тимкой. Если да, то почему его не наказали, как обещали, а повезли купаться? Если нет, то чем он напугал родителей? Явно же не тем, что плохо себя чувствовал после купания, иначе бы мама не белье вешала, а рядом с ним сидела.
Тимка не представляется мне выдуманным другом. В "переходном" состоянии, каким является в данном случае сон, мальчик соприкасается с "другим миром", отголоски которого может слышать и в реальности, что мы видим в финале. Тимка - часть этого мира, полувыдуманного-полупотустороннего (отсюда "мертвые дети" и его позеленевшее лицо). А значит, мы видим расширение темы одиночества, ее видоизменение в тему избранности. Другим слышать голоса с Трошкиного бугра не дано: они в суете, заняты собой и друг другом. Герой погружен не только в себя, но и смотрит по сторонам, он открыт для всех и всего - и вследствие своей открытости может слышать то, что не слышат другие. Этим, кстати, отличаются наши подходы к раскрытию темы. В моем рассказе герой изначально замкнут и не впускает никого в свой мир; у него, может, и были бы настоящие друзья, но он их не ищет. Его одиночество надуманное, в то время как у вашего - вынужденное. Мой - самый обыкновенный, ваш - особенный.
Что не понравилось, так это манера повествования. Постоянные отступления не соответствуют выбранной "точке вещания": рассказ о событиях подан в прошедшем времени, но по горячим следам, и отступления в нем не только тормозят, но и срывают повествование. Отступления возможны, если герой "рассказывает" уже прожитое и осмысленное, и тогда они будут не драть текст на куски, а создавать уместные ретардации, подстегивая читательский интерес.