[tayrus]

Это ужасное состояние преследовало меня уже, которую неделю. Каждый раз, когда я садился за клавиатуру и перед моими глазами появлялся белый, чистый лист, я впадал в некий ступор. Идеи, мысли и образы, которые одолевали меня в течение дня – испарялись, пропадали, как будто это был некий мираж, иллюзия, фантом. Я сидел неподвижно, усердно стараясь извлечь из памяти нить, способную соединить меня с тем странным миром, который жил в моей голове параллельно окружающей меня реальности на протяжении всего дня. Но ничего не получалось. Я был один, и неведомые голоса больше не рассказывали мне свои странные истории, ни одно пророчество не являлось мне свыше, было пусто и одиноко. Я был один. Один на один с белым чистым листом.
И тогда я срывался, раздирал белизну точным попаданием курсора по белому кресту в красном квадрате, и погружался в чужие миры и чужие истории. Я возвращался в реальность, жил, оказывался в разных малозначительных, повседневных ситуациях, и тогда, незаметно для меня самого, голоса возвращались, нерассказанные истории в очередной раз представали передо мной в ярком лабиринте сюжетных линий, героев и образов.
Я заваривал кофе и измышлял крах цивилизаций. Я принимал душ, а в моей голове в считанные секунды кристаллизовался сюжет странной комедии, в которой серость обыденности смешивалась с яркостью порока, и всё это выливалось в бессмысленный фарс, на который, порой, так похожа наша жизнь. Я сидел на мягком сидении и смотрел в окно, на проезжающие мимо автомобили, а мое сердце разрывалось от неразделённой любви странного юноши к прекрасной принцессе леса.
Каждый день ненаписанные истории пробуждались в моём воображении и терзали меня раскалёнными мыслями сомнений и надежд. Слушая наставления начальника, я мысленно рисовал схему преступления, которое необходимо будет раскрыть малоопытному сыщику. Глядя в окно на закат, я ставил перед очередным героем нравственные проблемы, который он, безусловно, решит самым лучшим образом, на который у меня бы никогда не хватило духу.
Проходили часы, персонажи и истории всплывали во тьме моей фантазии, после чего вновь скрывались от света, чтобы явится передо мной вновь, в новом образе, с новыми острыми гранями. И, наконец, я добирался до своего кресла, где в спокойствии и наполненной ритмом блюза тишине мог развернуть перед своими глазами чистый белый лист. И в очередной раз услышать пустоту, и лишь иногда слабое эхо прожитых мыслей. Я вновь был один.
И цикл повторялся вновь. Снова бессмысленное отчаяние, граничащее с безумием, тягучая пустота невысказанности, нереализованности. Это была нелепая, беспощадная борьба автора с персонажами. Я старался жить своей жизнью, добиваться каких-то своих целей, чего-то, чем бы мог гордиться именно я. И каждый раз вместе с тенью сомнений в моё воображение врывались бесчисленные яркие сюжеты, великие судьбы, внезапные ситуации. Мои герои рвались на свободу, они желали быть высказанными, прописанными, объёмными, интересными, живыми, в конце-то концов!
И вновь у них ничего не получалось. Они отнимали у меня мою жизнь, а я не мог подарить им их жизни. Я был заранее проклят ими за те повороты судьбы, которые подготовил им, но ещё больше они меня ненавидели за то, что эта судьба так и не была ими прожита.
Я был одержимым. Я сходил с ума. Это было безумие.
И тогда я начал действовать по-другому. Я больше не стремился ввергнуть в белизну экрана продуманную гениальную мысль, которая зрела во мне многие дни. Я больше не вытаскивал из задворок памяти своих палачей и юродивых. Я просто начинал писать. Что-то простое, нелепое. Первое, что приходило в голову. Я разрешал себе банальности и глупости, которые тёмными строчками закрывали яркий, белый свет. И тогда, видя это, из темноты на свет выходили мои герои. Всё ещё боясь, всё ещё робко, но они начинали жить. Свет искажал их, они выглядели иначе, чем мне казались в моём воображении, появлялись неожиданные детали, которых я раньше не замечал, или же наоборот, пропадали какие-то черты, которым я когда-то предавал значение. Но зато они оживали. В них появлялась жизнь, смысл, через них рождалась история, которая развивалась, и тоже заметно отличалась от задумки. Но главное – теперь они существовали не только в моём воображении, теперь они были реальны. По-своему, конечно же, но всё-таки реальны.
И постепенно они уходили от меня, перебираясь на новые, непознанные земли, и лишь изредка присылали мне весточку, рассказывая о своих новых тревогах и заботах, мелочах и радостях. И я забывал о них с лёгкой совестью, так как на очереди у меня были ещё многие и многие, кто жаждал ворваться в жизнь и ошеломить меня своей историей.