Пролог
Зачем кричать, когда никто не слышит, о чём мы говорим?
Мне кажется, что мы давно не живы - зажглись и потихоньку догорим…
Lumen, “Гореть”
Алан сидел на земле, если эту чёрную, как Ночь, и липкую, как слизь, поверхность можно было назвать землёй. Она тянулась до самого горизонта. Но рихтер не мог знать это наверняка, ведь на расстоянии трёх метров от него сгущался непроницаемый мрак, смешивавший «землю» и небо. Чёрное, будто Ночь, с прожилками цвета крови.
За его спиной, облокотившись на серый ствол сухого искорёженного дерева, стояла Маргарет. Их разговор угас уже много свечей назад, и они просто молчали, глядя на пульсирующие, полные крови небесные сосуды.
Юный рихтер встал, небрежно стряхнув с одежды чёрную жижу, и обернулся к ней. Маргарет. Маргаритка. Светлые, почти белые волосы, жёлтые глаза, будто два маленьких солнца . Но, в отличие от взгляда немилосердного бога, в них не было ни капли злости. Лишь тепло. Много (или совсем немного) позже это станет единственным, что он сможет вспомнить о ней.
Маргарет протянула ему серебряный кубок, в котором плескалась жидкость цвета её глаз. Алан жадно припал к нему губами, блаженно прикрыв глаза. Тёплая солнечная влага проникала, казалось, в каждую частичку его естества, выгоняя прочь холод и притупившуюся боль. Рихтер открыл глаза. Чувства не обманули его – он горел. Жёлтое пламя объяло его, обняло со всех сторон. Огненные языки медленно съедали его, но Алан лишь рассмеялся. Юных рихтер уже давно не чувствовал себя настолько живым.
Он взял Маргарет за руку, и пламя объяло её. Дочь самозваного короля улыбнулась ему, и вместе, всё так же держась за руки, они вскарабкались на старое дерево. Кора чернела и трескалась там, где божественный огонь касался её, но древо продолжало стоять.
У самой вершины до чёрных небес, казалось, можно было дотянуться рукой. И Алан сделал первое, что пришло в голову – ударил по ним ребром ладони. И солнечное пламя, сорвавшись с руки, пронзило тьму. Где-то там, наверху, за пределами этого маленького мирка, раздался полный боли и ярости крик, но рихтер почти не слышал его. Он, объятый пламенем, летел куда-то вперёд, в разрыв меж расходящимися тучами, а его рука сжимала ладонь Маргарет.
1.
Ольга поднялась за три свечи до рассвета. Прямо в ночной рубахе она спустилась по крутой деревянной лестнице и вышла во двор, огороженный плетёным забором. В неясном свете ночи были видны её красивые мягкие черты лица – ничего общего с будто высеченным из камня отцом-северянином. Дочь кузнеца запрокинула голову, будто силясь прочитать что-то в вечно сжимающих небо тучах, её распущенные волосы цвета вороного крыла трепал лёгкий ветерок. Небеса не сулили ничего хорошего.
Девушка выругалась, помянув Солнце, и направилась к колодцу. Набрав полное ведро, она наклонилась к нему и что-то долго шептала над поверхностью воды, а потом подхватила его, будто пёрышко, и направилась в кузню. И до самого утра в ночной тишине разносились удары молота, а разбуженные крестьяне испуганно крестились и призывали бога-всетворца себе на защиту.
***
Алан сидел на длинной деревянной скамье, шедшей вдоль ломящегося от яств стола, и созерцал наполовину пустой кубок. Кубок был серебряный, с гравировкой Первого императорского дома, только вот внутри плескалось далеко не вино, а какая-то хвойная настойка, от одного вкуса которой сводило зубы. Юный рихтер усмехнулся. Обычно он старался не думать о том, что его окружает, о том хаосе, который творился в некогда процветающей стране. Не думай попусту о том, чего не можешь изменить, говаривал порой его отец, Великий лорд Нид, и Алан старался следовать этому совету. Но не сегодня. Сегодня он был слишком пьян.
Сосед слева от него ползал лицом по деревянному блюду и что-то невразумительно мычал, тот, что справа, пытался приставать к молодой, но не слишком привлекательной служанке, а человека напротив не было видно за огромной плохо прожаренной тушей вепря. Рихтеру вдруг стало душно, он с трудом выбрался из-за стола и направился к выходу. Перед самой дверью он оглянулся назад, на зал, в который лишь пять свечей назад он ворвался с окровавленным мечом в руке. Плечом к плечу с праздновавшим здесь отребьем.
Менестрели теребили лютни, «славные рихтеры», вчерашние бандиты с большой дороги, увешанные награбленным будто праздничные древа, нестройно подвывали им. А во главе стола на высоком резном троне сидел, опираясь на меч, король Логар, сын Лорна. Всего четыре свечи назад этим самым мечом он снёс голову барону Ялфхейму, законному хозяину этого города и наместнику кесаря в северных землях. А затем голова была нанизана на меч, будто кусок мяса на нож, и отброшена прочь, к центру зала. Тогда Логар произнёс свою короткую речь, так, как будто её будут помнить в веках. «Он не хотел отдавать корону, но отдал её вместе с головой». А окровавленный кусок плоти, ещё недавно бывший сосредоточением духа последнего властителя Империи всё катился и катился по дощатому полу до самых дверей, до того места, где сейчас стоял Алан...
Юный рихтер понял, что его сейчас стошнит, и выскользнул наружу, прикрыв за собой дубовую дверь.
Он оказался на огороженной площадке, с которой открывался вид на город. Алан старался не смотреть на узкую, залитую кровью лестницу, но и на город смотреть был не в силах: то тут, то там вспыхивало пламя пожара, раздавались крики и стоны умирающих, лязг мечей. Он сам был там несколько свечей назад: крушил, рубил, жёг, опьянённый битвой. Тогда рихтер обратил свой взор к небу.
Разгорался рассвет. Как и последние пять веков (а может, и больше – Алан не был уверен в точности «обновлённых» хроник, которые порой путали очерёдность правления кесарей), небо было затянуто тучами. Солнце-Всетворец не появился, не желая смотреть на грехи своих детей. Стало лишь немного светлей. Бриз, пришедший со стороны залива, выветрил остатки хмеля из головы Алана. Он последний раз окинул взглядом славный город Венфолд, не сдавшийся без боя, и направился обратно в замок. Если этот головорез Логар заметит отсутствие одного из своих самых верных рихтеров – не жди добра.
***
Ахр-Яну шагал вперёд, сгибаясь под потоками холодного ветра. Было трудно дышать, а от тысяч мельчайших ледяных осколков не спасала даже кожаная полумаска, но он не смел оборачиваться назад. Там, за спиной, шёл его род. Вот уже три сотни дней продолжался их исход. Дважды земля изгибалась под их ногами, превращая бесконечную пропасть в надёжную твердь. Яну считал это добрым знаком, но понимал, что далеко не все дойдут до Благодатного края.
Многие из его рода уже умерли. Их не хоронили. Здесь, у самого края двух миров, где до небесного огня, можно, казалось, дотянуться рукой, души сами находили дорогу в чертоги предков. Хуже было другое. Многие из вьючных муугров просто ложились на промёрзшую землю, отказываясь идти дальше, и их приходилось оставлять вместе с припасами.
Исход продолжался.
2.
Он стоял один посреди травяного моря, вдыхая запахи полевых трав и цветов. Впереди, то и дело скрываясь за набегающими облаками, маячил палящий диск Солнца. Злое бледное лицо в обрамлении жёлтой короны чудилось в нём. Сведённые в неестественной ухмылке губы, нагло задранный нос, пронзающий взгляд из-под нахмуренных бровей.
Но он не боялся. Там, высоко в небесах, разворачивались оберегающие его чёрные крылья, а рука сжимала обагрённый кровью меч…
***
Алан проснулся, будто от сильного толчка и долго лежал, пытаясь понять, где он. Сновидение ускользнуло от него, не оставив малейшего воспоминания. Голова раскалывалась от выпитого хмеля, а рука сама нащупала предусмотрительно оставленный слугами кувшин. Частью выпив, частью пролив содержимое на себя (им оказалось холодная колодезная вода) рихтер улыбнулся и проснулся окончательно.
Оглядев комнату, её бревенчатые стены и висящие на них шерстяные ковры, дощатый пол и низенькую лежанку, он сразу вспомнил, где находится. И вчерашнюю битву, которую правильнее было бы назвать бойней. Он помнил её в мельчайших подробностях.
Будь тогда на месте «королевской армии» легион, деревянные стены Венхолда были бы раскатаны по брёвнышку. Но у головорезов Логара не было ни осадной техники, ни знания (да и желания тоже), как построить её из леса, растущего на холмах вокруг северного города. К счастью для самопровозглашённого короля, в городской страже нашёлся предатель. Придушив напарника, он отпер ворота укрывавшейся до темноты в лесу армии. В городе началась резня. Гарнизон вступил в бой, но было уже слишком поздно.
А предатель, которого за несколько недель до этого завербовал разведчик, и чьё имя король даже не знал, дождался своей награды в «имперском металле», как и было оговорено. Три удара добрым имперским палашом в живот.
Алан с трудом размялся, облачился в будничную одежду (испачканный парадный камзол унесли слуги) и, распахнув ставни, выглянул в узкое резное оконце. Кое-где над городом ещё поднимался дым, но по улицам уже ходили патрули королевских войск. Показались первые горожане, недоверчиво оглядывающиеся по сторонам и шарахающиеся от королевских солдат. Разумеется, Логар спишет погромы на «мародёров», которые «уже пойманы и наказаны». Но на кого он спишет резню, в которой гибли даже женщины и дети? На Ночных?
Рихтер грустно усмехнулся. Скорее всего, так и будет. Ещё до того, как они ворвались в крепость, Алан видел, как из Храма Семи Ветров выносили трупы. Их тащили куда-то за городские ворота. Он хорошо запомнил эту картину. Тёмно-красные лужи, сорванные с петель двери, разбитые витражи… Рихтер уже видел Логара, стоящего перед толпой горожан. «Но среди вас затесался чернокнижник. Он воззвал к своей Госпоже, и явились тени Ночных. Наши воины и жрецы вступили с ними в бой, но безумные твари кинулись на чернокнижника и тех, кто был рядом с ними. Мы не успели их спасти».
Всё это не вызывало в нём никаких чувств, будто всё произошедшее с ним было всего лишь сном.
Алан встряхнулся, будто пёс, вылезший из воды, и направился к выходу. Может быть он хотел сбежать от этого липкого кошмара, подальше от крови, грязи и лжи, дезертировать, отправиться на острова Радости, где за любой клинок платят звонкой монетой и не задают лишних вопросов, а может, просто хотел подышать свежим воздухом. Но, так или иначе, в дверях он лицом к лицу столкнулся с Логаром.
Взъерошенные, неделями не мытые чёрные волосы, густые кустистые брови, яростный взгляд тёмных, как сама Ночь, глаз, перебитый нос, оскал щербатых зубов, кое-как подстриженная борода. Такому не кентурией командовать, не на троне восседать, а бегать по горным лесам с фальчионом и луком, избегая патрулей и грабя одиноких путников. Внешность обманчива. Алан прекрасно помнил, что за ней прятались хитрый, изворотливый ум и неплохие ораторские способности. А ещё он старался помнить, что перед ним лучший друг его отца.
- Садись, принц, - хрипло пролаял Логар, сын Лорна, - надо поговорить.
***
Брен опустился на одно колено, жилистой рукой в беспалой перчатке коснулся опавшей листвы. Кровь, оставленная раненым зверем, была свежей. Горец поднялся, оглянулся по сторонам. Высокие, чёрные стволы, подпирающие небеса. Столетние, обточенные водой валуны, принесённые и брошенные здесь ледником в годы Великой Ночи… Он был здесь как дома. Он и был дома, но сейчас в этом не было ничего хорошего. Охотник втянул воздух широкими ноздрями и направился по следу.
Дальше было несложно. Кровавый след становился всё чётче, пока не привёл его к добыче. Бок оленя тяжело поднимался и опадал. Две стрелы с чёрным оперением засели в его плече. Брен вытащил кинжал из высокого сапога и, обнажив его, склонился над зверем.
— Плоть твою забираю, душу твою отпускаю, — прошептал горец, заглядывая в огромный чёрный глаз животного. Кинжал вонзился точно в сердце, олень вздрогнул последний раз и затих.
Едва слышно хрустнула ветка. Брен вскочил, держа наготове испачканный в крови кинжал.
— Выходи, — едва слышно прошептал он.
Высокий человек в плаще с капюшоном вышел из-за дерева. В его руках был лук и стрела на ослабленной тетиве.
—Мне нужно было сразу убить тебя, когда ты лишь подходил к горам — с горечью произнёс он, садясь на опавшую листву и втыкая стрелу в землю рядом с собой.
— Гран, это ты? — охотник недоверчиво поднял бровь.
— Уходи, — проговорил другой вместо ответа, — Быстро.
Брен нахмурился, бросив взгляд на тушу оленя.
— Я преследовал этого зверя три дня. Мне нужно чем-то кормить семью.
— Семью? — в голосе Грана прорвалась злость, он поднялся, вытаскивая стрелу из земли, и натянул тетиву — Одну семью ты уже предал! Уходи.
И Брен, вложив кинжал в ножны, побрёл прочь меж чёрных стволов, не смея обернуться. Он хорошо понимал, что сейчас ему в спину, прямо между лопаток смотрит стрела с чёрным оперением. И настолько же хорошо понимал, что жив лишь потому, что когда-то давно, в прошлой жизни они с Граном были друзьями.
***
— Я не ослышался? – негромко проговорил Алан. Он сидел на низкой лежанке, а Логар, нависавший над ним как скала, мерил шагами его комнату, в задумчивости нахмурив брови. Голос юного рихтера смешал его мысли, и король остановился, вопросительно глядя на него.
— Нет, ничуть, Алан, — наконец, произнёс он, — Конечно, я слегка поторопил события, но это не важно. Ты ведь прекрасно знаешь, что наследника у меня нет, и навряд ли он появится в ближайшее время. А кое-кто из моих славных рихтеров уже задумывается над моей бессрочной кончиной и предстоящей грызнёй за трон.
— Более того, — продолжил он, садясь рядом с Аланом, — мне известно о твоих чувствах к моей дочери, так что не вижу никаких препон для твоего воцарения на троне. После моей смерти, разумеется.
— Но сир, — рихтер взглянул на Логара, и тут же замолчал. Чёрные глаза короля заглядывали прямо в его душу, срывая все маски и разрушая заслоны. Его попросту читали как раскрытую книгу.
Логар отвёл взгляд и уставился на дощатый пол, будто старался разглядеть каждую неровность и трещинку.
— Я прекрасно знаю, что ты думаешь обо мне, — со вздохом проговорил он через седьмую долю свечи, - Мол, злодей Логар разрушает Империю, воюет, грабит, убивает. Вот что я тебе скажу. Нельзя сжечь пепелище. Можно лишь очистить землю и попытаться построить что-то новое на его месте. Да-да, я прекрасно помню об этом бароне с непроизносимым именем, но подумай сам, какой из него, к Ночным, был наместник, если именно в его земли последний кесарь направился лично для подавления бунта?
—Я был сторонником Империи, — продолжил он, выдержав паузу, - я даже под страхом смерти не обнажил бы клинок против кесаря. Но Империя пала и не воспрянет из пепла. А я лишь пытаюсь сплотить людей в эти тёмные времена, вот и всё.
Логар поднялся и молча направился к выходу, но, дойдя до двери, хлопнул себя по лбу и обернулся.
— Совсем забыл, зачем к тебе пришёл, — с ухмылкой произнёс король, — Тебе нужно срочно отправляться в Кронбург, и это не терпит отлагательств. Через две недели там пройдёт торжественный приём, на котором будет кто-то из ордена Сломанного меча. От них не было вестей последние двадцать лет. Надеюсь, ты понимаешь, насколько важна будет эта встреча?
Алан покорно кивнул.
— Твой отец гордился бы тобой, — и с этими словами Логар, сын Лорна вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Алан стиснул зубы и ударил кулаком по стене. Бегство было бессмысленным. Логар никогда не оставит его без присмотра. Даже сейчас где-то поблизости рыскают его соглядатаи, готовые в случае чего притащить беглого рихтера за шкирку и бросить у ног хозяина, словно гончие — дичь. А сказать ему в лицо «С меня довольно» и уйти, не обернувшись, равносильно самоубийству. Король сам нанесёт милосердный удар в спину, а потом сочинит какую-нибудь красивую сказку, которой поверят все.
Юный рихтер знал об этом лучше кого-либо ещё. Его отец, бывший командующий вторым конным отрядом Седьмого легиона, лорд Марн Нид, погиб именно так.