[Демьян]

Спотыкачи:

- «Он успел заметить двоих архаровцев, шедших следом» - вообще-то архаровцы – это сыщики, подчиненные обер-полицмейстера Архарова. Слово стало нарицательным из-за якобы бесчинства оных, по типу «волки позорные». Но зэка называть архаровцем – как жениха невестой, может и за оскорбление сойти.

- «Царь огляделся, сплюнул и осторожно пошёл в сторону трапезной. Проходя мимо ниши, спасшей ему жизнь, он на минуту остановился.» - он, что, кругами ходил? Вышел из ниши, пошел в сторону трапезной, опять прошел мимо ниши…

- «Хотя Спасский монастырь по сути всегда был тюрьмой. Самого строгого режима.» - по описаниям напоминает больше поселения, а не тюрьму строгого режима. Автор еще упоминает слово «лагерь». Поверьте, все это, хоть и относится к системе «исправительных учреждений», но отличается друг от друга сильно, как Лада Калина от Газели.

- «С особой осторожностью перенёс на полку оловянный потир с машинным маслом. Поначалу ему было неуютно использовать тяжёлую чашу столь прозаично» - вообще-то олово, это относительно легкий металл, его плотность ниже свинца почти в два раза и почти в три золота.

- «Так тихо, что слышно, как в соседней келье дышит Царь.» - если кто бывал в монастырях, то знает про метровые стены – особенности трапецевидной стены. Кельи – отдельные комнаты, и услышать что-то за стенкой практически невозможно, разве что в коридоре. Это – не панельные дома.

- «Он разрабатывал фильтры для питьевой воды» - в описываемый период таковых не имелось. Питьевая вода, как понятие, возникло лишь в 1972 году, с появлением в США закона о чистой воде. Фильтрации, конечно, применялись еще с 17 века, однако общее понятие носило название «очистные сооружения». Вспышки холеры, к примеру, побудили к дезинфекции в крупных городах воды поступающей в водопроводы, однако фильтры очистных сооружений – это переливные отстойники, где вылавливается мусор разной дисперсии.

- «По прихоти Царя Лёшка сделался его подданным.» - опять же, зона живет по определенным понятиям-законам, и просто так, по прихоти, сделаться подданным нельзя. Обычно за законом следит законник, всегда один. Зоны вообще всегда делились на «красные» и «блатные». «Красные строгачи» – это диктатура охраны, где и вздохнуть без надзора нельзя. «Блатные» - с авторитетом, который разруливает спорные ситуации (отсюда и блат). Наехать на законника, конечно, можно, но если это делает охрана, то может нарваться на бунт, а если местные… С одиночкой просто «несчастный случай» образуется, а группировки – те договариваются. В принципе, по-хорошему, даже наезд по-крупному одного заключенного на другого с законником нужно согласовать, ведь после всяческих разборок всегда начинается шмон и неприятности с охраной. Успешный наезд на законника всегда приводит к смене власти на зоне, быть в его свите – значит пройти через фильтр проверок и посвящений. Законник, в свою очередь, строго соблюдает закон сам, поэтому и авторитет. Можно, конечно, остаться должным законнику, но это не прихоть его, а установленный порядок авторитарности.
Ввиду всего сказанного выше, вообще вся ситуация с наездом на Царя Бешеным, с Лешкой – все это кажется очень неправдоподобным.

- «У тебя один удар. Лежи тихо. Он нагнется, душить начнет» - откуда он знает, что душить начнет? А, может, спицей в ухо? Про один удар… Ну, да, есть оружие одного удара – «перо». Это узкий длинный стилет с подпиленным лезвием: удар наносится и обламывается рукоятка, чтобы вошедшее лезвие вытащить нельзя было. Но для борьбы в темноте, тем более заточкой, такой способ не подходит: практичнее нанести быстро серию ударов, не важно в какие точно места, для усиленной кровопотери противника.

- «Лёшка сделал вид, что собирается уйти, разглядывая по дороге газеты, а потом повернулся к Козлову и спросил:» - заключенный ведет, как у себя дома, а должен испросить разрешение на передвижение.

- «А золотишка хочешь? – сузил глаза Ивушкин, подошел ближе, сел на стул напротив Козлова» - а по зубам прикладом он получить не хочет? – первое, что подумалось мне про Ивушкина.

- «Витюха стряхнул подросший столбик пепла с папиросы» - столбики пепла, это у сигарет, табака в папиросе затяжек на пять.

- «Лёха до сих пор не понимал, каким чудом удалось пронести распятие на зону.» - то есть, читатель должен верить в чудеса? Вообще, фразы автора, про то, что герой сам не знал что и как, это «рояль в кустах».

- «Шорник вытащил из кармана ножик, но нападать не спешил.» - мне, вот, интересно, много ли автор таскал в карманах ножей… Да и, вообще, вооруженность зэков меня смущает.

- «Что кто-то ребят моих стравить решил. Позабавиться.» - и, что? В то время жизнь человеческая мало стоила, а уж зэков и вовсе за людей не считали – так, скот. Авторитет начальника зоны мог упасть среди заключенных, но тому было, по большому счету, наплевать. Ну, подумаешь, не авторитетный бог… Покой на зоне под угрозой? Дык, он просто наводится – пулеметами. Другое дело, если начальство узнает, что тот яшкается с заключенными… Ну, гражданин, если ты считаешь, что враги трудового народа друзья, то и место твое – с товарищами на нарах.

- «Должок за тобой был. Пора отдавать. Вольную свою отдай мне.» - амнистия, это не чек на предъявителя, ее нельзя просто отдать – рассматривается статья, сотрудничество с властями, и т.д.

- «Захрустел разрываемый ударом заточки ватник.» - ватник, не свежий снежок, не хрустит.

- «Он вымарывал черноту пепелища на месте трапезного храма» - трапезный храм – это храм еды?

- «Уж больно часто в партиях зэков стали попадаться бывшие коллеги.» - партия в стране тогда была одна, а заключенных везли этапами. Вообще, «зэк» - это ЗК – заключенный каналоармеец, то есть изначально при Советской власти заключенные считались армейскими людьми: им выделялся суточный паек, казенное обмундирование и прочее. Соответственно и сформированные партии назывались трудовыми отрядами. Само заключение – это трудовой подвиг, во имя искупления вины перед советским народом, а передвижения между лагерями – этапы совершения подвига. Весь передвигающийся отряд так и называли этапом. Вот такую идеологическую мифологию придумал Каганович…

Вообще, если закрыть глаза на логические ляпы и исторические несоответствия, то рассказ неплохой. Задумка со свободой мне понравилась – в качестве обыгрывания темы «петушка». Язык изложения вполне образный, довольно гладкий, но, вот, с образами героев есть недотяг. Основная мотивация грызни за свободу, да, присутствует, однако у персонажей не ощущается истории, словно они неожиданно оказались одновременно в неком непонятном месте и стараются из него выбраться. Однако на деле все совсем не так – лагеря для заключенных, это сложная система писаных и неписаных законов, которая ломает тех, кто не смог в нее вписаться. У каждого заключенного есть история «до» и история «во время», они определяют и характер поведения, и ранг, и повадки. «Шестерки», например, постоянно бегают, а «блатные» - ходят очень медленно, говорят так, будто бы сонные – статусы обязывают. Мир тюрем – это мир статусов. Охранники всегда отличаются от заключенных, они, даже зверствующие, ближе по поведению к людям на воле, хотя, армейские порядки сказываются и на них – армия тоже мир статусов. Но армейские статусы нарисованы на погонах (или в то время на лацканах и шевронах), а зэкам приходится подчеркивать их своим поведением. Мир вне стен тюрьмы и, вообще, эпоха, тоже плохо прописаны. Ну, например, совершенно в рассказе нет повсеместной агитки, да и свобода за стенами, что так жаждется героями, далеко не сахарная. Таинственный Якут и Петя так и остались таинственными, не раскрывшие перед читателем даже краешка своих тайн, от этого перерезание горла и поджог выглядят несколько надуманными. В общем, если наполнить рассказ деталями, то может получиться неплохая вещица. Сейчас – средненько.