Вонь усиливалась. Содержимое раздавленного яйца испарялось, заполняя тесное пространство ядовитым смрадом. Начало жечь глаза, словно в них плеснули кислотой. Вольный закрыл лицо рукавом, хотя это и не помогало.
«Вот так ты и сдохнешь, брат, – подумал он мрачно. – Пойдёшь на корм птенцу».
Тварь за перегородкой затихла, потом раздался шелест, и через секунду в щели внутреннего завала проник свет – проход наружу был пуст.
«Что за?..»
Снаружи раздались приглушённые хлопки и тонкое, быстро смолкшее верещание.
– Эй, там! – Удар по гнезду отозвался хрустом мусора. – Живой?
Не веря своей удаче, вольный выполз наружу и жадно, до хрипа, вздохнул. Тут же зашёлся кашлем, и на рукаве куртки появилась пара капелек крови. В груди пекло. Красные, обожжённые глаза не желали различать ничего, кроме мутных теней на Аккуратно положив сумку и яйцо на пол, Верег стянул с себя куртку. Отбросил в сторону. К этому моменты слизь уже успела проесть ткань.
– И свитер, – В голосе спасителя сквозило ехидство. – Знала я, что ты жадный, но чтоб настолько! Поздравляю, ниже в моих глазах ты упасть не мог.
Вот теперь он узнал говорившего. Вернее, говорившую. Внутри всё перевернулось от бешенства. Уж лучше бы сдох в гнезде, чем терпеть насмешки этой...
Рядом что-то звякнуло.
– Промой глаза, – посоветовала старая знакомая. – Слепой ты станешь ещё более нелеп.
– Премного благодарен, госпожа, – прохрипел Верег, нашаривая флягу.
Холодная вода принесла облегчение. Парень промывал глаза, пока жжение не притупилось, а предметы вокруг не обрели контуры. Потом сделал пару глотков. Он злился на себя, но понимал, что выхода нет. Либо принимать помощь и терпеть её насмешки, либо остаться слепым, но с гордо поднятой головой. Выбирая из двух вариантов, Верег предпочёл зрение.
Но как же должно не повезти, чтоб во всём Городе столкнуться именно с ней!
Девчонка молчала. Это нервировало – прежде она не затыкалась ни на минуту. Впрочем, когда они виделись в последний раз? Три года назад? Нет, уже пять. Тогда она была мелкой занозой, невыносимо избалованной и столь же вредной. Верег хорошо помнил, как она задиралась к нему по малейшему поводу. Ещё бы, маленькая принцесса и бродяга! Общего между ними было только взаимное презрение.
– Я тоже рад видеть тебя, Леррин.
Он протянул флягу, не глядя в сторону спасительницы, и принялся стягивать испорченный свитер.
– Ты совсем не переменился. Всё такой же недотёпа.
– А ты всё такая же язва, – не остался в долгу вольный.
В одной майке было прохладно. Верег закинул сумку на плечо, взял яйцо под мышку и только после этого, готовый отправиться дальше, повернулся к собеседнице.
Леррин сидела на вытянутом крыле дохлого летуна, скрестив ноги. Заметив её на улице, Верег ни за что не узнал бы в высокой черноволосой особе тощую забияку из подростковой группы. На груди её мешковатого комбинезона был вышит чёрно-серебряный барс – знак принадлежности к роду Плеора, третьей по влиянию семье в Городе. На пальце девушка вертела длинноствольный револьвер, рукоять второго высовывалась из кобуры на поясе.
– Как давно ты в Городе? – поинтересовалась она.
Вольный скривился. Ведёт себя так, будто встретила старого приятеля. Лучше бы плевалась ядом, хотя бы привычнее.
Леррин встала и подошла к парню вплотную. Тот едва сдержался, чтоб не отпрянуть. Она была выше него почти на голову. Рядом с ней Верег снова почувствовал себя ребёнком – загнанным в угол щенком. Это сейчас, приняв полноправный статус вольного искателя, он мог не опасаться преследования семей и отстаивать свои права, опираясь на гильдию. А тогда...
Он обошёл наследницу Плеора и направился к выходу. Быстро темнело, до заката следовало успеть в берлогу – так сам Верег называл временное укрытие в подвале большого коттеджа. Он успеет сбыть найденное завтра, когда откроется лавка Урода.
– Я не договорила, – произнесла Леррин.
Верег не обернулся. Вылез в пролом и быстро направился к лестнице. За спиной раздался хруст: девица направилась за ним. Правда, сделала она всего несколько шагов, следовать дальше не позволила гордость.
Едва выйдя на улицу, откуда девушка не могла его видеть, мародёр прислонился к стене и с нажимом провёл по лицу ладонью. Закашлялся – на выщербленный кирпич брызнули алые капельки. В груди пекло, обожжённое горло со свистом пропускало воздух.
Где-то далеко завыл «слизень».
Верег поудобнее перехватил яйцо и нырнул в темноту переулка. До берлоги было недалеко.