[Рэй Соло]

Ладно, продолжим...
Фига се что нашел в недрах своего компа - первая проба пера в части касающейся боевой фантастики. Характерно. что писал я ее тогда, когда был еще сугубо гражданским человеком, а интернета у меня не было, следовательно, об армии я имел представление более чем смутное. Умышленно выкладываю все это без редактуры, хотя руки так и чешутся.

Скрытый текст - Прямое неповиновение:

В мирной Ойкумене мы засыпали,
А где мы проснёмся – мы уж не знали.
Вспыхнул ярко огонь в ночи:
Живым, дорогая, меня уж не жди.

Я сам выбирал свою судьбу,
Возможно, навек от тебя я уйду.
Мы воины, милая, пришла пора умирать:
Снова в бой, снова на смерть, опять…
Творчество воинов Полночи

Прямое неповиновение
Старший лейтенант Эрах Навил проснулся с трудом. Ничего, кроме опустошённости после вчерашнего разговора с командующим не осталось. Да, он, конечно, поступил вопреки прямому приказу, проявил прямое неповиновение, но он не мог поступить иначе. Целых пять взводов оказались в котле, а ему, ему – старшему лейтенанту Эраху Навилу, за спиной которого была не одна успешная бесшабашная и по всем мыслимым и немыслимым признакам и правилам невыполнимая операция, приказали «уходить из квадрата два-семнадцать с максимальной возможной скоростью». Эрах ругнулся и встал на ноги. Ничего не попишешь: подъём есть подъём. На одевание даже не по тревоге ушло гораздо меньше отпущенных уставом сорока пяти секунд.
Когда он оказался перед корпусом, в котором базировался его седьмой отдельный разведывательный отряд сверхспециального назначения, принадлежащий к четвёртому крылу одиннадцатой Лунной армии Полночи, большая часть отряда уже построилась в правильное каре. На зарядку-разминку полагалось идти строем, но сегодня Эрах был не в настроении строжайшим образом следовать уставу и поэтому он скомандовал: «Без строя, на зарядку, бегом марш!» В первое мгновение отряд опешил, чуть меньше шести сотен пар глаз непонимающе уставились на своего командира. Особенно непонимающе смотрели те пятьдесят девять солдат, которые вчера прибыли вместо тридцати семи убитых и сорока трёх раненных бойцов. Отряду предстояло восполнить ещё два десятка штыков, но их, наверное, составят те, кто сейчас поправляется в госпитале под строгим присмотром врачей. Навила вновь прибывшим, наверное, рекомендовали как офицера, помешанного на уставе и зверски строгого, а тут такое…
- Я, что, непонятно выразился??? А ну, бегом, остолопы!!! – В таком настроении командира не видели даже «старики», находившиеся с ним с самого создания отряда полгода назад и поэтому весь отряд, помня о вчерашнем споре командира с командованием, усиленно нарушая «порядок передвижения по территории военного объекта» помчался на территорию спортивно-оздоровительной секции лагеря.
Зарядкой руководил в этот день подполковник Рейс Каммит, в ведении которого и находился отряд Навила, как и другой, восьмой разведывательный отряд. Он не обратил сначала внимания на такой беспорядок, но, понаблюдав систематические и явно умышленные нарушения порядка зарядки со стороны бойцов седьмого отряда, он сделал им замечание, без особого, впрочем, эффекта.
Как оказалось, о вчерашнем разносе, который устроил Навилу глава базы полковник Майнус Трехт, известно уже если и не всему лагерю, то, по меньшей мере, его половине. Глядя на поведение седьмого, порядок стал нарушать и восьмой разведывательный отряд, которым командовал коллега и давний друг Навила старший лейтенант Велкан Таврия. К концу разминки к акции протеста присоединился и семнадцатый медицинский, к которому и принадлежали те пять взводов, которые вчера были спасены благодаря открытому неповиновению Навила. Вернее было спасено то, что от них осталось: чуть больше половины. Особенно изощрялись те, кому повезло остаться в живых после вчерашнего провала. Понимая, что эта часть разминки все равно угроблена, подполковник Каммит решил закончить её досрочно, и отдал приказ:
- Разминка закончена! Все бегут по пять километров…
- Странно,- подумал Эрах,- вдвое меньше, чем обычно.
Но причина объяснилась вместе с появлением на свет окончания фразы подполковника:
- … а седьмой, восьмой и семнадцатый отряды бегут по двадцать километров!!! Сами знают за что.
Ничего не поделаешь – надо бежать, даже если считаешь это несправедливым и готов спалить из ранцевого огнемёта всех, кто старше тебя по званию. Отряды побежали вдвое увеличенную дистанцию.
На середине дистанции к Эраху подбежала Рамина Талья, лейтенант, командовавшая попавшим в засаду подразделением:
- Эрах, мы всё ещё вас не поблагодарили.
- Не стоит, Ра. Это был наш долг, если даже он не написан в уставе, это был долг совести. Я бы не смог спокойно спать, если бы не сделал этого. Этого требовала наша присяга, даже если никто «наверху» этого не понимает. Одним словом, мы должны были это сделать: не бросать же вас на произвол судьбы под термитные бомбы!
* * *
- Я – Игрок,- представился голос, говоривший из динамика рации дальней связи,- всем картам: фул хаус! Повторяю: всем картам: фул хаус!
Радист, старший сержант Суеддин Таффилар, оторвался от наушников и кивнул старшему лейтенанту Навилу, сидевшему на соседней БМД , а тот, в свою очередь, крикнул куда-то в глубину своей машины:
- Понеслась, ребята.
После этого он выпрямился и махнул рукой всем остальным. Двенадцать БМД его отряда двинулись вперёд на небольшой скорости. Этого требовали осторожность и лес, по которому они ехали. Навил оглянулся назад и увидел весь остальной отряд. Двенадцать машин по двадцать разведчиков и пять членов экипажа в каждой выходили на позиции для атаки.
На разработку этой диверсионно-ударной операции у штаба ушло почти два месяца, и они были довольны результатом своего труда. Оставалось только, что бы на местности всё вышло так же гладко, как на бумаге. Третьему и пятому карату седьмого отдельного разведывательного отряда сверхспециального назначения под его, Эраха Навила, общим командованием требовалось, согласно плану, находиться в резерве и, как только откроется тыл оттягиваемых основными силами вражеских рядов, совершить туда рейд и наделать максимальное количество шума, дабы смешать первые вражеские шеренги и создать условия для их прорыва основными силами. Ждать они должны были ещё довольно долго, но Эрах на всякий случай приказал всем находиться в полной боевой готовности: война - штука непредсказуемая. Вдруг радист резко замахал руками и Навил дал приказ остановиться. Когда БМД встали, он спрыгнул со своего транспорта и забрался на броню того, на котором сидел радист, звавший его. Суеддин без лишних слов протянул ему динамик. Приложив руку с наушниками к голове, Эрах услышал крики, ругань, чьи-то сбивчивые приказания и трескотню автоматных очередей. Вдруг где-то деловито застрекотал пулемёт, раздался свист летящих снарядов гранатомётов и МПТРК , после чего один за одним раздались три взрыва, судя по предшествующему каждому из них пронзительному вою, от танковых снарядов. План штаба определённо дал сбой.
* * *
Эрах втихомолку оглядывал бегущую рядом Рамину. Рыжие, ярко-рыжие волосы, не длинные, но и не слишком короткие: в аккурат до плеч. Большие зелёные глаза. За их её и прозвали в армии кошкой. Стройная, но не худая фигура, длинные ноги, развитая грудь. Поговаривали, что где-то среди её далёких родственников были сантрейи, раса, девушки которой считались самыми красивыми, после эльфов и дэйрас, разумеется. Видимо, от них у Рамины и появились такие вот большие-большие и зелёные-зелёные, как крыжовник, глаза, которые сводили с ума не только таких молодых парней, как Эрах и добрые девяносто пять процентов его отряда, но и уже старых, закалённых вояк.
- Диана!- Эрах окликнул бегущую впереди девушку,- как твоя голова?
- Неплохо,- девушка с бинтами поверх роскошных длинных каштановых волос тоже побежала рядом с ними,- сегодня меня даже выпустили на зарядку, правда после этого мне нужно будет вернуться в госпиталь для того, что бы промыть рану и сменить повязку.
- Это к лучшему,- оптимистично заявил присоединившийся к ним сзади младший лейтенант Миран Кирот, он тоже был среди той группы, которой командовал во время операции Эрах и был, по сути, его ближайшим заместителем,- тебе, по крайней мере, не придётся выслушивать то, чем нас наградят на разводе после того, как мы закончим пробежку и выстроимся на плацу.
- Эрах,- вдруг спросила Рамина,- а ты точно не жалеешь о том, что сделал? За такое недолго и погон лишиться.
- Ну и что? Даже если с меня снимут не только погоны, но и мундир, мне всё равно не в чем будет себя упрекнуть. Я всё сделал так, как подсказывала мне моя совесть, и, я думаю, те, кто остался в живых, меня поддержат, а с теми, кто не выжил, мы встретимся в последний день этих миров, и там они скажут мне всё, что они думают об этом моём поступке, а я честно выслушаю все их обвинения и ни на одно из них не возражу.
* * *
Видимо, всё, что происходило в этот момент в душе старшего лейтенанта, так ярко отразилось на его лице, что те, кто находились рядом, мгновенно приутихли, а за ними притихла и вся остальная группа. Наконец он оторвался от наушников и тихо стал отдавать приказания:
- Так, все под броню. Все, у кого есть гранатомёты и МПТРК, наверх. Оставьте наблюдателей. Будьте готовы в любой момент сражаться, как одержимые или удирать, как будто за вами черти гонятся.
Приказание было выполнено быстро и без вопросов, все поняли по лицу командира, что что-то пошло не так и сейчас, возможно, им придётся принять бой. Неравный бой. Звуки далёкого сражения, тем временем, стали различимы и невооружённым ухом. Где-то на грани горизонта в небо взлетали сигнальные ракеты, комья земли, столбы дыма и огня. Внезапно скрип гусениц, выстрелы автоматов, гранатомётов, МПТРК, и танковых пушек стали слышны совсем рядом: буквально на ближайшей опушке. Эрах совсем было уже вознамерился вести свою группу на выручку своим братьям по оружию, которые, вне всякого сомнения, сейчас отчаянно дрались за свою жизнь, как его снова позвал радист, говоря, что вызывают из штаба. Эрах настроил переговорник на частоты рации.
- Семёрка на связи, Игрок.
- Семёрка, операция отменена! Повторяю: операция отменена! Мы столкнулись с сильными танковыми соединениями при усиленной поддержке пехоты. Джокер и Валет уничтожены. Тройка, Шестёрка и Десятка ведут отчаянную борьбу за свою жизнь. Девятка не выходит на связь. Последнее, что они успели передать минуту назад, то, что на них выходят средние и тяжёлые танки врага численностью до двух звеньев при поддержке пехоты. Где вы находитесь, Семёрка? Приём.
- Там, где и должны, согласно плану,- Эрах хотел ещё что-то добавить относительно того, что он думал о качестве этого плана, а также о тех, кто его создавал, но сдержался,- в квадрате два-семнадцать. Имеем звуковой наш односторонний контакт с противником. Прямого нет. Приём.
- Семёрка, срочно уходите из квадрата. Бегом! Понятно? Бего-о-о-о-ом! Повторите, как поняли. Приём.
Эрах с трудом переваривал только что услышанное: «Как? Уходить отсюда и бросить, проще говоря, кинуть, пять медицинских взводов, полторы сотни девчонок?» Наконец он нашёл в себе силы ответить:
- Не понял вас, Игрок. Мы находимся в звуковом контакте с противником. Он даже не подозревает о нашем существовании. Мы можем их вытащить, Игрок!
- Приказ обсуждению не подлежит, Семёрка!!! Приказываю уходить из квадрата два-семнадцать с максимальной возможной скоростью! Уходить! Понятно? Уходить! Валите оттуда!!!
- Не понял вас, Игрок. Мы можем их спасти. Там же полторы сотни наших девчат!
- Повторяю для особо одарённых: уходите из квадрата два-семнадцать с максимальной возможной скоростью! Через десять-двадцать минут над вами пройдут крылья с термитами на борту. Там всё гореть будет!
- Не могу, Игрок! На нас выходят танки! Тяжёлые и, кажется, сверхтяжёлые. Количеством до …
Эрах не договорил и с силой рванул трубку на себя. Шнур оторвался и Эрах знал, что лёгкий треск разрывающейся синтетической изоляции покажется на том конце провода взрывом. Он осмотрел свою группу. Никто ничего не понимал. Эрах начал говорить:
- Ребята, нам приказали отступать, но там,- он мотнул головой в сторону звуков боя,- полторы сотни наших девчат бьются за свои жизни. Они знают, что мы должны быть рядом и ждут нашей помощи. Я хочу оказать им её. Тот, кто сейчас не пойдёт за мной, не будет считаться трусом или предателем, он всего лишь выполнит приказ. Экипаж?
Из люка высунулся старший прапорщик Ариян Макелази, командир экипажей входящих в группу БМД:
- Командир, там наши. Мы с тобой!
- Миран?
- Я ж после этого себя уважать не стану. Верно я говорю?
Его пятый карат одобрительно загудел.
- А мои что?- обратился Эрах к своим солдатам.
- За тобой, командир, хоть в самый ад! Веди…
Эрах отдал приказ и двенадцать БМД его группы двинулись на звуки боя. Навил переключил переговорник на частоту всех групп этой операции и принялся вызывать Девятку.
* * *
Отряды медленно втягивались в жерло лагерных ворот. Наконец они построились в три правильных каре на своих местах на плацу. Комендант лагеря, полковник Майнус Трехт, а также подполковник Рейс Каммит и капитан Эриата Маллекс как непосредственные начальники отрядов устроивших диверсию уже стояли во главе площади рядом со зданием штаба. Отряды молчали. Молчали и господа офицеры. Тишина была крайне недоброй, и первыми её нарушили старшие по званию. Раздалась команда, приказывающая отрядам сойти со своих мест и подойти к зданию штаба. Солдаты повиновались с обречённостью овец, которых ведет на убой. Тишина восстановилась. Первым не выдержал комендант:
- Ну, и как же отряды могут объяснить своё сегодняшнее поведение?
Отряды угрюмо молчали. Кто-то, в основном те, кто составлял группы Семёрка и Девятка на недавней операции, с открытым вызовом смотрели на начальника. Кто-то, в основном недавние пополнения смотрели себе под ноги, видимо, жалея, что они в это ввязались. Остальные же просто смотрели по сторонам, будто происходящее их не касалось. Полковник повторил вопрос:
- Я спрашиваю вас: как вы объясните ваше сегодняшнее поведение. Нарушение дисциплины. Порядка проведения спортивно-оздоровительного комплекса упражнений. Я не смогу даже перечислить всё, что вы сегодня натворили!!!
- То ли ещё будет, господин полковник…- голос принадлежал Эраху.
С первого взгляда можно было подумать, что полковник сейчас ударит подчинённого, прикажет ему убираться из его лагеря и армии, отправит в исправительный батальон, искрошит его в мелкие клочочки голыми руками или сделает ещё что-нибудь подобное, но он просто остановился и, словно не признав говорившего, спросил:
- Кто это сказал?
- Я, господин полковник,- ответило ему в разных вариациях с десяток голосов из каре седьмого отряда.
Это было уже слишком и всем стало понятно, что ещё одной подобной выходки полковник не вытерпит, но большая часть седьмого отряда и не подумала испугаться. На этот раз почти двухметровая фигура с косой саженью в плечах нависла именно над Эрахом. На его месте, пожалуй, всякий испугался бы, остолбенел от страха, исчез, растворился в воздухе или с максимальной возможной скоростью провалился бы под землю, особенно обладатель всего-навсего ставосьмидесятисантиметрового роста, казавшийся рядом с гигантом-полковником недокормышем, неведомо как просочившемся в армию. Но Эрах был не из таких. Он смело поднял взгляд на старшего по званию и заглянул ему в глаза. Полковник такого явно не ожидал. Он молчал, а Эрах тем временем заговорил:
- Мы объясним это, господин полковник, вашей несправедливостью по отношению ко мне лично, моему отряду в целом и его третьему и пятому карату в частности, а также к бойцам семнадцатого медицинского отряда, которых вы приказали бросить под гусеницами танков и термитными бомбами и которые благодаря нарушению данного вами приказа сейчас имеют возможность поправляться в нашем госпитале под присмотром своих коллег, находиться на плацу или бегать увеличенную вдвое дистанцию.
- А может, вы объясните это вашей несправедливость по отношению к тем солдатам, которые погибли или были ранены в результате того, что они бросились за вами в эту самоубийственную атаку? Что мне сказать их родным и близким, которые посмотрят мне в глаза и спросят, почему погибли именно они?
- Я так полагаю, то же самое, что вы намеревались сказать родным и близким тех, кого вы приказали бросить, стоит лишь подкорректировать имена, звания и фамилии, и всё сложится само собой.
Эрах отчаянно дерзил. Он знал, что после прямого неповиновения, саботажа и других преступлений ему не грозит ничего хорошего и старался подороже продать свою жизнь, свои погоны, то бишь. Полковник угрюмо молчал, наверное, в словах Эраха его что-то задело, что-то показалось правдивым и правильным, что-то, до чего он, подполковник должен был додуматься первым, но никак уж не старший лейтенант. Наконец полковник заговорил:
- Господин Навил, через четыре дня из лагеря в распределительный пункт пойдёт транспорт с раненными. Из уважения к тем, кого вы спасли, я дам вам не ту характеристику, какую вы заслужили, но вольнодумцев и дебоширов я у себя в лагере не потерплю. Вам понятно?
- Да,- угрюмо потупившись, ответил Эрах.
- Все свободны.
- Гражданин полковник, разрешите обратиться?- голос принадлежал младшему лейтенанту Мирану Кироту.
- Что у вас, младший лейтенант?
- Господин полковник, если вы хотите отправить Эр…, старшего лейтенанта Навила, то есть, на распределительный пункт, то я прошу вас, что бы меня как его первого заместителя во время операции, и как второго офицера этой группы, что бы меня тоже отправили на распределительный пункт. Можно даже без характеристики. Одна лишь просьба: я хотел бы и дальше служить со старшим лейтенантом Эрахом Навилом.
- И меня тоже,- встрял в разговор старший сержант Суеддин Таффилар,- я был радистом в группе. Я мог передать в штаб о решении командира.
- У вас была сломана рация, старший сержант Таффилар.
- Я мог её починить. На то я и радист. У меня тоже лишь одна просьба. Та же, что и у младшего лейтенанта Кирота.
- У меня была запасная рация,- добавил дэйрас, младший прапорщик Эйнамиль Суниклас,- я тоже мог передать сообщение и тоже хочу оказаться на распределительном пункте для того, что бы продолжить службу под командованием старшего лейтенанта Навила.
- А ещё и меня,- лейтенант Стан Гунгур, громадный орк, раза в два больше коменданта, которого за его габариты прозвали медведем (хотя этот зверь был, пожалуй, лишь бледной пародией на этого человека) улыбался своей жуткой, но простодушной улыбкой, больше походивший на оскал, от которого шарахались даже волки.
- А тебя-то за что???- эта сцена явно начала выбивать коменданта из колеи.
- А меня просто так, «что б жизнь малиной не казалась»,- повторил орк любимую поговорку Эраха.
- И меня,- попросил вдруг рядовой кеценкианец из нового пополнения, - я тоже хочу продолжать службу под началом старшего лейтенанта Навила.
Нужно ли говорить, что эта реплика оказалась сюрпризом не только для коменданта, но и для самого Эраха? Он мог ожидать этого от тех, с кем служил, тех, кто его знал, а тут… новобранец, наверняка не выучивший даже имена, фамилии и звания всех офицеров.
- А ещё меня, меня! И меня! И нас!- дружно загалдел весь отряд.
Комендант был в растерянности, а тут ещё и семнадцатый, и восьмой стали выступать с устными прошениями отправить их на распределительный пункт. Пока просили лишь словами, но, полковник не сомневался, вскоре это может дойти и до рапортов, направленных куда выше, чем руководство лагеря.
- Я рассмотрю ваши прошения. А пока все свободны,- комендант устало провёл рукой по лбу.
Солдаты и офицеры расходились, оживлённо обсуждая только что произошедшее. Полковник вполне мог просто отправить на внеочередном транспорте Навила на распределительный пункт, но почему-то не сделал этого. Вероятно, он не хотел позорить своего офицера, весь лагерь и себя заодно и поэтому решил отправить его в очередь, возможно, оформив как вылечившегося раненного, место которого уже замещено. Вероятно так же, что это было время Навилу одуматься, принести публичные извинения, признать свои ошибки, получить свою (конечно же, львиную) долю нарядов и суток ареста на гауптвахте, а потом продолжить службу. Всё-таки Эрах Навил был толковым офицером и солдаты (в том числе и не из его отряда) его любили, а его такое вот резкое увольнение могло запросто стать спичкой в соломе. Кроме того, такое поведение всех остальных солдат и офицеров (в том числе и не принимавших участия в операции) наверняка сбило коменданта с толку. Словом обе стороны конфликта находились в состоянии неведения и растерянности, обе ждали действий своих оппонентов.
* * *
Девятка, это Семёрка, мы идём к вам. Ответьте! Девятка, меня кто-нибудь слышит? Дайте ориентировку, Девятка!
Примерно минуту никто не отвечал и Эрах уже решил, что рация разбита, что, собственно, было очевидно, но это не объясняло молчание переговорников, хотя здравый смысл подсказывал, что сейчас у них там есть гораздо более важные дела, чем отвечать на неизвестно чьи позывные. Внезапно динамик в наушнике ожил и сквозь помехи стал прорываться чей-то женский голос:
- Семёрка, Семёрка, это Девятка. Не ходите сюда! Здесь танки и их много. Их очень много! Десятка два, не меньше и все как минимум тяжёлые! Бегите отсюда парни!
- Я – старший лейтенант Эрах Навил. С кем я разговариваю?
- Сержант Тариэль Майники. Уходите!
- Тариэль, дай мне лейтенанта! Это срочно!
- Лейтенант Рамина Талья на связи! Какого чёрта?
- Ра, это Эрах, мы идём к вам. Держитесь.
- Эрах, кретин, тут танки! Убегай отсюда! Ты и нас не спасёшь и своих всех положишь. Уходи! Передай в штаб, что мы вызываем огонь на себя.
- Лейтенант Талья!- Эрах решил придать делу официальный ход, насколько это вообще было возможно в такой ситуации,- Я вам приказываю: держитесь, мы уже близко. Сейчас над квадратом пройдутся термитами. Доложись как у тебя. Это приказ. Приём.
- У нас жарко, Эрах. Две БМП подбиты, но одна ещё в состоянии стрелять. Из строя выведена примерно треть личного состава. Гранаты и боеприпасы на исходе. Снаряды тоже. Заслон наиболее слаб на северо-востоке. Приём.
В этот момент в эфир вдруг ворвался голос Тариэли:
- Командир, они слева клином полезли. Мы…
Взрыв. Тишина. Потом в эфир ворвался ещё чей-то голос:
- Рамина, Тариэль убита! МПТРК уничтожен! Мы долго не продержимся!
- Держитесь, девчонки!!!- влез Эрах,- Ради всего, что вам дорого – держитесь! Мы скоро будем у вас. Держитесь!!!!!!!!!
Двадцать километров в час по незнакомому лесу, не просёлку даже, лесу – любой знающий водитель рассмеётся вам в лицо и назовёт лжецом, но они сделали это, хотя в железном чреве БМД и пассажиров и экипаж швыряло, как жука в спичечном коробке. Трясясь на броне сверху, Эрах вдруг ясно представил себе ясноглазую эльфийку Тариэль, размётанную мелкими клочками от прямого попадания ста сорока миллиметрового осколочно-кумулятивного снаряда. Отчего-то Эрах думал, что это так. Внезапно он понял всю бредовость своей затеи. У него двенадцать БМД и каждая из них несёт одну тридцати семи миллиметровую противопехотную автоматическую пушку и пару спаренных крупнокалиберных пулемётов калибра семь-шестьдесят два. Хотя в боекомплектах и к пушкам, и к пулемётам имелись бронебойные снаряды и патроны, вряд ли они могли причинить тяжёлым танкам хоть какой-нибудь вред. А бронебойные снаряды тридцать седьмого калибра Эрах давно считал чьей-то не слишком умной шуткой. Любой тяжёлый танк, обладая боевой массой около семидесяти тонн и орудием сто сорокового калибра (против тридцати тонн боевой массы БМД и её лёгкой пушки) будет отмахиваться от них, словно медведь от мух. А ведь эти танки наверняка имеют и силовой щит, и активно-навесную броню, и ещё много других технических изощрений, позволяющих им выживать в очень неблагоприятных для этого условиях. Эрах понял, что то единственное, что может позволить ему не только не потерять там оба карата, но и вытащить девчонок – это неожиданность и скорость. Он стал отдавать приказы:
- Миран, слышишь меня?
- Да, господин старший лейтенант!
- Бери своих. Зайдёшь на поле с северо-востока. Как только появишься, сразу отвлеки, кого сможешь на себя. Как только они повернут свои башни на тебя, мы сядем им на хвост и постараемся оттянуть на себя. Пока они будут отмахиваться от нас, эвакуируй девчонок. Как только закончишь эвакуацию, докладываешь и ныряешь в лес. Там тяжёлые тебя не достанут. Понял меня?
- Так точно, господин старший лейтенант! Будет сделано, господин старший лейтенант!
Эрах переключился на волну всего подразделения:
- Слушать экипажам! Тяжёлые танки тяжелее и мощнее нас, но они слишком неповоротливые. Наш козырь – скорость. Господа наводчики, прошу, не приказываю, прошу показать всё, на что вы способны. Господа водители, от вас зависит не только ваша жизнь, но и жизни тех, кто сидит за вашими спинами. У меня всё. Да помогут вам ваши боги.
Сам Эрах был атеистом, но в его отряде многие были верующими, но то, что они носили разные символы веры, молились разным богам и на разных языках, не мешало им быть одним из самых сплочённых отрядов во всей одиннадцатой Лунной армии.
Тишина. Двигатели приглушены. Не более десяти секунд требуется офицерам Мирану и Эраху, что бы оценить обстановку. Из четырёх БМП на ходу только две. Одна всё ещё горит. За её почерневшим и искорёженным корпусом прячутся защитники. Они ведут кинжальный автоматный огонь по пехоте между танками. Иногда из-за груды покорёженного металла вылетает снаряд гранатомёта или МПТРК. Другая БМД стоит чуть в стороне от первой. Её левый борт разворочен прямым попаданием ста сорока миллиметрового оперённого бронебойного снаряда. Но сорока пяти миллиметровая пушка и установленный перед ней восьми миллиметровый пулемёт ещё стреляют. Две другие БМП спрятались за своих подбитых подруг и ведут огонь оттуда. На поле боя и впрямь два отделения танков. Двадцать тяжёлых, влекомые тремя сверхтяжёлыми, правда, пять из них стоят неподвижно, а два даже не стреляют.
- Давай, Миран,- одними губами произносит в переговорник Эрах.
- Есть!- отвечает младший лейтенант, и его БМД с ходу бросаются вперёд.
Шесть стальных молний несутся на полном ходу к подбитым БМП. Они ведут огонь из всего, что может стрелять. Вот вздрогнул и остановился один сверхтяжёлый, вероятно, офицерский, танк. Попадания сразу четырёх бронебойных, хотя и тридцати семи миллиметровых, снарядов в одну точку сумели пробить бронированный фальшборт и опорные катки вместе с кусками гусениц разлетелись по сторонам. Ещё один разрыв снёс установленный на башне пулемёт.
К появлению нового неприятеля стальные махины оказались полностью не готовы. Пока они разворачивались и меняли строй, три танка были лишены подвижности попаданиями в фальшборты, а ещё один был выведен из боя: из него выскакивали оставшиеся в живых танкисты. Но вот счастье отвернулось от нападавших: одна из БМД поймала бортом ста сорока миллиметровый снаряд, и её искорёженные останки закувыркались через крышу в сторону БМП. Лишь одного взгляда хватило, что бы понять: в этих обломках не могло остаться ничего живого. «Да упокоят боги души экипажа и пассажиров этой машины»,- мельком подумал Эрах и отдал приказ выступать.
* * *
Комендант выбрал самый действенный метод прекратить волнения в лагере, вызванные их с Эрахом спором. Так же как в древние времена если гангрена поражала руку, то руку следовало отнять, так же и сейчас если дерзить и проявлять прямое неповиновение начал один, то его нужно убрать, пока это не стали делать все. Ампутация прошла через века и осталась самым верным способом убрать какой-либо изъян. Но комендант не учёл, что если ампутацию будет проводить без обезболивания садист-сантехник при помощи ржавого ледоруба, то эффект может получиться как раз обратный. Лагерь, гудевший как растревоженный улей, раскололся на две половины: одни признавали Эраха героем и, соответственно, болели за него, другие же придерживались точки зрения полковника и осуждали старшего лейтенанта. Но количество последних угрожающе быстро уменьшалось в пользу первых. Напряжение нарастало.
Тем временем виновники этих событий как будто бы ничего не замечали. Комендант занимался руководством лагерем, интересовался настроениями в среде солдат и офицеров и вообще вёл себя, как подобает господину полковнику. Эрах же, напротив, казалось, смирился со своей участью. Он часами валялся на койке, читая или плюя на меткость в воображаемую на потолке муху. Внезапно он встал с койки и пошёл куда-то вглубь казармы. Его терзал один вопрос, возникший сегодня на плацу, и он хотел получить на него ответ перед тем, как навсегда покинет этот кров.
- Рико, можно с тобой поговорить?
Рядовой Рико Рингенстар, тот самый новоприбывший рядовой, который на плацу попросился на распределительный пункт первым из пополнения, вскочил и вытянутся по стойке «смирно»:
- Я весь во внимании, господин старший лейтенант!!!
- Без чинов, Рико, не тянись.
- Есть без чинов, Эрах.
- Слушай, а ты серьёзно сегодня говорил про распределительный пункт?
- Серьёзней некуда.
- А почему? Ты ведь только что прибыл, не знаешь ещё чем вызвана эта стычка, может, моё неповиновение вызвано не верностью присяге, а самодурством, самоуверенностью, наконец, простым желанием выпендриться перед девчонками, попавшими в капкан, показаться героем?
- Я не имею глупости так считать, Эрах. А про то, что я ничего не знаю – вы это зря. Я знаю.
- Откуда?
- Вести очень быстро распространяются по солдатскому телеграфу, Эрах. Я уже знаю все подробности этого случая, кроме того, есть ещё одно…
- Что?
- Понимаете, вы бросили БМД на танки. Это же чистое самоубийство. Там погибли друзья тех, кто остался в живых. Если бы это было вызвано не благими побуждениями и намерениями, то тогда бы ваши солдаты вас бы возненавидели или, из уважения к спасённым, никак не отреагировали. А здесь, насколько я понял, они не собираются отдавать вас без боя и они не только серьёзно готовятся к этому бою, но и решительно настроены его выиграть. В транспорте я ознакомился со всем, что можно было раскопать про этот лагерь в целом и его седьмой отряд в частности. Я понял, что за полгода вы сумели превратить толпу необученных ополченцев, набранных со всех концов Ойкумены, в отчаянных сорвиголов, для которых нет ничего невыполнимого. Да и «сверхспециальное назначение» отряду просто так не даётся.
- А сам ты откуда?
- Я из Эфира, столичный житель.
- А я с Земли, житель периферии.
- А вот лейтенант Гунгур, на сколько я помню, с Синкхарда, более известного как Среднеземелье.
- Да, нас тут всех Полночь собрала с бору по сосенке. Лейтенант Талья, девчат которой мы вытаскивали из танкового капкана, она с системы Хэйп, что в далёкой-далёкой галактике…
- Джедай?
- Ну-у-у-у-у, это ты, конечно, чересчур. Со времён войны за Эфир полуночники с джедаями на полях сражений не встречались. Ни под одним знаменем, ни под разными, хотя, если так и дальше пойдёт, то им это придётся сделать.
Эрах заметил входящего в казарму лейтенанта Гунгура и сразу же он перестал быть Эрахом. Теперь он был только господином старшим лейтенантом.
- Лейтенант Гунгур, трубите сбор отряда.
Хотя, судя по всему, Эраху не долго оставалось командовать седьмым отрядом, он на настоящий момент всё ещё был его начальником, а к ним прибыло пополнение. Пополнение требуется принять.
Отряд построился и Эрах принялся расхаживать перед ним.
- Новоприбывшим – на линию ко мне!
Когда всё пополнение стало на одну с ним линию, он скомандовал «кругом», и переместился между двумя строями. Только сейчас он разглядел их как следует и ужаснулся.
- Младший лейтенант Кирот! Кто эти дети?
- Пополнение, господин старший лейтенант!
- Но всё-таки это дети, а детей полагается воспитывать. Слушайте! Второй раз объяснять не буду, так как тем, кто поймёт, это не потребуется по понятным причинам, а тем, кто не поймёт, уже никогда ничего не потребуется, кроме куска земли один на два.
Подождав, что бы все проникнулись серьёзностью ситуации, он продолжил:
- Итак, дети, вы даже не предполагаете в какое анальное отверстие вы угодили. Вы знаете полное название нашего отряда? Правильно, там фигурирует слово «сверхспециальный», а это значит, что мы не разведчики, нет, мы – в каждой бочке затычка. Командование будет посылать нас всюду, а мы должны поддерживать наш статус. Это, надеюсь, понятно. Итак, я хочу, что бы вы забыли всё, чему вас где-то там учили. Здесь всё придётся переучивать заново. Войне нельзя научится. Только, в лучшем случае, можно научится её понимать. Посмотрите на тех, кто стоит напротив вас. Раньше они так же стояли на вашем месте, а теперь их не отличишь от всех. Отряд, как и любая его часть, единое целое, которое готово перегрызть горло любому за любого своего. Помните, молодёжь!- Хотя большая часть пополнения была старше Эраха по возрасту, он не удержался от такого обращения, к тому же, на войне, как известно, молодость или зрелость определяет далеко не возраст,- Вы – лучшие, кого только смогли набрать, а если нет, то вы станете ими, причём в самое ближайшее время. Вам требуется это запомнить. На этом всё, встать в строй!
Товарищи Навила по отряду уже собрали для него нечто вроде прощального подарка, львиную долю в котором составляли консервы, но были и непонятно как оказавшиеся там три бутылки с пивом. Хотя подарок и был уже упакован и отдан адресату, седьмой отряд не собирался отдавать своего командира без боя, а уж в чём-чём, а в диверсионных акциях с седьмым отрядом никто не мог сравниться.
Возвращающиеся из увольнения солдаты и офицеры седьмого отряда ни у кого из постовых не вызывали подозрения, а тем временем должны были. Как только бойцы оказывались в недрах своего корпуса из карманов, сумок, баулов и других всевозможных вместилищ появлялись тысячи и тысячи, если даже не миллионы «индивидуальных одноразовых средств защиты от возможности заражения венерическими заболеваниями». Тут же уже были припасены горы какого-то белого порошка, который при смешивании с водой давал субстанцию необходимых цвета и консистенции. В результате ударной работы отряда в течение всей ночи, выходящие утром на зарядку солдаты и офицеры стали свидетелями прелюбопытного зрелища: практически на каждой ветке или выступающей части стены (где таковых не нашлось, были вбиты гвозди) красовались завязанные узелками и наполненные белой полупрозрачной жидкостью с перламутровым отливом те самые «индивидуальные одноразовые средства защиты от возможности заражения венерическими заболеваниями». Даже весть о том, что Эрах и комендант поменялись местами, не могла вызвать более бурной реакции. Как только отряды после утренней пробежки построились на плацу (на котором ещё утром красовалась выложенная теми же сомнительными снарядами надпись: «Это только начало…»), началось выявление виновников инцидента, впрочем, ни к чему не приведшее: кто-то действительно не знал, чьих это рук (иди других органов) дело, а кто-то знал, но не стремился сделать свои знания достоянием общественности. В итоге весь лагерь был отправлен на очистку территории, но три четверти личного состава так и не покинули своих корпусов. До отбытия Эраха на распределительный пункт оставалось три дня.
* * *
Начавшееся после появления машин Мирана замешательство оказалось ещё более усилившемся после появления на поле боя ещё шести БМД карата Эраха. Изрыгая огонь из шести тридцати семи миллиметровых орудий, двенадцати крупнокалиберных пулемётов и неясного числа МПТРК, гранатомётов и автоматов, третий карат явился на поле боя и принялся носиться по опушке шестью серо-стальными молниями, ловко уворачиваясь от ста сорока миллиметровых оперённых и неоперённых снарядов разного разрывного действия. Тяжёлые танки стали разворачиваться и перестраиваться для отражения внезапной атаки с тыла. Один из сверхтяжёлых стальных мастодонтов полностью уже развернул башню и уже собрался поразить командирскую БМД ста шестидесяти миллиметровым оперённым бронебойным снарядом. Экипаж под командованием старшего прапорщика Арияна Макелази сработал отменно: башня развернулась в сторону атакующего, движок взревел, и корпус рванулся вперёд, пропуская за кормой снаряд, а орудие выплюнуло свою порцию огня, стали и взрывчатки в башню врага. С первого взгляда показалось, что наводчик орудия промазал, но спустя миг оказалось, что это не так. Из всех бойниц и смотровых щелей башни танка выплеснулось пламя, смешанное с кусками металла, стекла, пластика, одежды и кровавыми ошмётками. Эрах знал, что среди артиллеристов всадить неоперённый снаряд в движении прямо в смотровую щель башни считается высшим пилотажем, на который способны только истинные асы. При мысли о том, что случилось с экипажем этого танка, Эраха передёрнуло.
Тем временем оставшиеся в живых пять БМД пятого карата по командованием Мирана уже достигли стоящих БМП и начали эвакуацию. Разумеется, сначала грузили раненных. Впрочем, эвакуация не помешала им довольно успешно огрызаться огнём на стрельбу атакующих: ещё два танка замерли и окутались дымом, а ряды пехоты врага пополнились их экипажами. Внезапно одна из БМД остановилась. Эрах не мог разглядеть, что там случилось, но мог предположить, что валящий столбом дым ничего хорошего означать не может.
- Миран, как там у тебя?
- Жарко и тесно, командир! Я потерял две машины, но пока кажется, что места всем хватит! Эвакуация подходит к концу. Будьте готовы рвать когти, как только я скажу.
- Под таким огнём всегда готовы, Миран!
Перестрелка продолжалась. Обе стороны продолжали поливать друг друга огнём из всего, что могло стрелять, имело ствол или хотя бы его подобие. Но скоро к выстрелам прибавились разрывы гранат, которыми выпрыгнувшие из машин разведчики щедро почивали вражеские пехоту и танки. Танковые пушки не могли попасть по юрким БМД и пехотинцам, а от лобовых попаданий тридцати семи миллиметровых снарядов танки даже не чесались, тупо пёрли вперёд, словно ничего не случилось. Но внезапно один из танков сумел как следует прицелиться, и одна из БМД замерла от прямого попадания. Эрах не знал, остался ли там кто-либо живой, но он видел лишь совершенно искорёженную переднюю кабину. «Прощайте, ребята, вы сделали всё, что могли. Кто сможет, пускай сделает больше». Тем не менее, он отдал приказ:
- Я - лидер. Пятого подбили. Подберите кто-нибудь оставшихся в живых.
- Я – третий. Я ближе всех. Беру на себя.
- Осторожней, Третий.
Третья БМД совершила практически полный разворот на немыслимо малой для любого танкиста территории и оказалась вплотную к подбитой машине, закрываясь её корпусом от снарядов. Через пару минут Тройка отъехала, а её командир вышел на связь:
-Семеро холодных и пять тёплых. Весь экипаж в двух сотнях. Везу всех.
Тут очень кстати объявился Миран:
- Эрах, я своё закончил. Уходите.
- Понял тебя, Миран. Срываюсь.- Ответил Эрах и, переключив переговорник на частоту своего карата, добавил,- Ребята, отваливаем.
Карат подчинился беспрекословно. Свист десятков оперённых ста сорока миллиметровых снарядов над головой, и прятки от них по картонной бронёй способны свести с ума кого угодно.
* * *
На следующий день на зарядку не пришло восемьдесят процентов личного состава и для того, что бы хоть как-то развеять бойцов, командование известило лагерь, что сегодня и завтра пройдут внеочередные боевые стрельбы-учения с применением боевой техники и не холостых боеприпасов.
В седьмом отряде, освобождённом по понятным причинам от боевых стрельб, тем временем оживлённо обсуждалась следующая операция возмездия, готовились «боеприпасы» для её проведения и разрабатывался план.
В общем и целом, жизнь в лагере текла своим чередом: отряды маршировали по его территории, направляясь куда-то по своим важным делам, механики возились со своими агрегатами, стрелки заряжали, чистили и смазывали оружие, авиаторы мыли свои крылья и проверяли их исправность, словом всё шло как обычно. Комендант, наверное, даже и успокоился бы, решив, что вчерашняя диверсия была случайной и не будет иметь продолжения, если бы не невидимая, но вместе с тем почти физически ощущаемая тревога и затаённая злоба не расползались по лагерю, заражая всё новые сердца, умы и души. Вскоре эта тревога получила вполне материалистическое воплощение: ожил и загудел динамик экстренного оповещения лагеря. Ещё через несколько мгновений из него зазвучал довольно грубо смонтированный на компьютере, но, тем не менее, дьявольски похожий на коменданта голос: «Внимание, внимание! Объявляю приказ: всем, а особо отряду номер семь срочно покинуть квадрат семь-сорок девять («Ч-ч-чёрт,- подумал комендант,- это же координаты лагеря!!!»). Отряду номер семнадцать остаться на месте постоянной дислокации». Следующие несколько секунд ничего не происходило, но затишье оказалось обманчивым: на небольшой высоте, почти касаясь крыш зданий лагеря, промчалось четыре звена бомбардировщиков, как раз тех, которые несли на борту термитные бомбы после неудачной операции, засыпая территорию лагеря из открытых бомбовых люков печатными листами, на которых неизвестный поэт, не выбирая выражений, рассказал о «тех командирах, что солдат своих предают, и лишь погоны свои берегут» и о том, какие неприятности случаются с теми, кто «отважился сестёр своих спасти, и из-под бомб их увести». На полуистерический запрос коменданта в авиадиспетчерскую, о том, что за борты сейчас находятся в воздухе, последовал бравый ответ, о том, что все самолёты находятся в ангарах, и никого в небе нет. Желание офицеров убедиться в этом собственными глазами напоролось на плотную толпу отрядов, собравшуюся вокруг взлётно-посадочной полосы и которая расступилась, как только самолёты сели и оказались запертыми в ангарах. Разумеется, все опознавательные знаки были заклеены, закрашены и замазаны.
На этот день это была единственная диверсия, но, тем не менее, яркая и запоминающаяся. Солдаты и младшие офицеры посмеялись от души, а у старшего начальствующего состава от такого обращения остались самые неприятные ощущения и предчувствия. Практика показывала, что если подчинённые стали в открытую насмехаться над своими командирами, то тут, если начальство не переменит тактику, недалеко и до открытых вооружённых выступлений. Время снова потекло размеренно: снова по своим делам маршировали отряды, гулко бухали на полигонах орудия и быстро стрекотали автоматы и пулемёты. Лишь изредка можно было заметить на лицах бойцов недобрые усмешки при чтении сброшенной с самолётов «поэмы», но листы с ещё свежими и не высохшими принтерной и ксероксной красками немедленно прятались, как только в поле зрения показывался кто-либо из командования. До обещанного комендантом транспорта оставалось ещё двое суток, а неизвестные бунтовщики уже достигли своей цели: лагерь был на взводе, и увольнение Эраха сейчас могло, в самом деле, спровоцировать настоящий вооружённый бунт. Старшего лейтенанта воспринимали как мученика за честь и идею, а коменданта и командование чуть ли не сатаной со свитой. О личности мятежников у командования были определённые подозрения, но не было ни одного конкретного доказательства, без которых и военно-полевой суд, и военный трибунал лишь посмеются над обвинителями, но, кто бы эти диверсанты ни были, они знали, на что нужно надавить, что бы весь лагерь ополчился против своих офицеров. Время шло, но оставшиеся сорок восемь часов ещё готовили немало сюрпризов.
Отбой по лагерю объявлялся в десять часов вечера, но это был отбой для младшего командного состава и солдат, а старшие офицеры и сам комендант оставались на послеотбойное совещание по итогам прожитого дня. Сегодня комендант не сильно интересовался происходящим, так как все изменения и так были на лицо, поэтому совещание закончилось досрочно. Это, впрочем, коменданта не спасло…
Эрах висел на подоконнике комендантской квартиры в лагере на уровне пятого этажа. Собравшись с силами, он подтянулся и перелез в комнату. В ней никого не было. За ним перелезли ещё несколько бойцов седьмого отряда: легконогие эльфы Сайтикс и Майам, грузные орки Таругур и Турмек, гномы Сарог, Хилон и Джам, хоорлы, легко могущие занять первое место по лагерю в умении быстро и бесшумно передвигаться, Бен, Стикл, Лимо и Ванг, высокие и зеленокожие кеценкианцы Рах и Строн, и другие. У всех за спиной были чем-то гружёные рюкзаки. Миг, и их содержимое появилась на свет, вернее, на тьму, так как в целях маскировки свет решили не включать. С первого взгляда могло показаться, что первая группа бесцельно возится у дверного проёма, а вторая у окна, но скоро стал виден результат их труда: дверной проём со стороны комнаты оказался заклеен бумагой, да так плотно, что не осталось не единой щели, кроме как на самом верху. Через неё и последовало в промежуток между закрытой дверью и бумагой то, что поднималось снизу второй группой. Это оказались точь-в-точь такие же «украшения», какие висели когда-то на каждой ветке и на каждом гвозде, разумеется, с тем же самым наполнением. Когда всё пространство было заполнено, диверсанты приклеили последнюю полоску и быстро ретировались через окно, разумеется, закрыв его за собой изнутри…
Ноги коменданта сами шли к кабинету их хозяина, а вот голова была занята совсем другой работой: как заставить лагерь успокоится? Сейчас стало уже практически очевидно, что увольнением Эраха этой проблемы не решить, а спускать ему прямое неповиновение с рук просто так не хотелось: господином полковником не так-то просто командовать, особенно тем, кто младше его по званию. Его не слишком-то приятный ход мыслей был прерван властным требованием сознания перестать заниматься своими делами и достать из кармана ключ от двери. Когда требуемое действие было выполнено, сознание потребовало открыть только что выуженным из кармана ключом дверь. Комендант проделывал эти действия практически автоматически, ещё не полностью оторвавшись от своих невесёлых мыслей, и потому отпрыгнуть в сторону он попросту не успел. Заготовленное между бумагой и дверью содержимое осыпало коменданта с ног до головы.
Сигнал экстренной ночной побудки показал Эраху и всем прочим диверсантам, что задуманное удалось на славу. Как и следовало ожидать, несмотря на последние разногласия командования и солдат, боевая честь оказалась дороже. Поэтому прошло всего две-три минуты, и весь лагерь, все двадцать отрядов оказались построенными на плацу. Там их встретил взбешённый комендант, один вид которого мог заставить рехнуться от страха кого угодно (вдобавок ко всему некоторые из «средств защиты», видимо, оказались какими-то некачественными, и их содержимое просочилось наружу, из чего комендант сделал неизбежный, но ошибочный вывод относительно рейтинга своей персоны). Разумеется, виновников никто из собравшихся сказать не смог. Разумеется, у командования были определённые подозрения, не подкрепляемые прямыми уликами. Разумеется, всем приказали совершить срочный ночной марш-бросок на сорок километров… Разумеется, все направились в свои корпуса сразу же после того, как покинули плац.
* * *