Час проходил за часом. Вдалеке выли твари, но ни одна не показывалась, и это давало надежду, что удастся пройти дальше задуманного. Здания стали заметно ближе, Эжени не сомневалась, что на следующий день она их достигнет. Но пока… казалось, в спину загоняли железные штыри. Горели натёртые даже сквозь ткань перчаток ладони. От постоянного ветра слезились глаза. Возникало ощущение, что они топчутся на одном месте, так медленно, несмотря на все усилия, продвигались к цели.
В этих местах бомбили менее интенсивно, и всё чаще возникали крупные препятствия. Земля была усеяна камнями, и хотя между обломками встречались участки дорог, они быстро сменялись остатками стен, что рваной каймой охватывали глубокие воронки.
Пошёл дождь, сначала едва ощутимой моросью, паутиной липнущей к лицу, но затем всё сильнее. Тугие струи били по плечам и спине, словно за что-то мстили, проникали под одежду мерзкими щупальцами. В выбоинах и щелях закипели мутные лужи, вода струилась, кружила сухие листочки и лёгкий сор, превращая проплешины земли с грязь, покрывая камни скользкой глазурью.
Эжени стала чаще спотыкаться и падать, раздирая колени. Она укутала Эрила одеялом, хотя понимала, что оно промокнет за несколько минут, и прибавила шаг, с криком пробираясь напрямик через непроходимые завалы. Не хотела пугать сына, но выбора не оставалось: в дождь – убедилась на собственном опыте – твари выползали из нор, словно по сигналу. Нужно было найти укрытие, немедленно!
Эрил кашлял без остановки, но не было даже секунды, чтоб обнять, успокоить мальчика. Он напуганным комочком съёжился в скачущей тележке, вцепившись заледеневшими пальцами в ремни, а грудь раздирала горячая боль. Сухой кашель не приносил облегчения, и минутами Эрила охватывал ужас, но даже тогда он не звал маму. Хотел – но не звал, переваривая страх внутри…
Тварь появилась внезапно, из-за развалин взорванного здания. Часть стены сохранилась, и именно за ней монстр поджидал людей, чтоб одним длинным прыжком выскочить им наперерез. Его бесшерстая шкура лоснилась под дождём, из раскрытой пасти на землю капала мутная слюна, оставляющая на коже долго не заживающие ожоги.
Эжени замерла, но хриплое дыхание так и рвалось из груди, раздирая горло. Ружьё она с началом дождя убрала, чтоб не промочить: не сомневалась, что если намокнет, стрелять уже не будет. И теперь стояла перед «слизнем», на расстоянии всего пары метров, так близко, что могла рассмотреть отдельные чешуйки на его бронированной морде – и понимала, что не успеет выхватить нож из-за пояса. Не успеет даже поднять руку.
Дождь бил в лицо, заливая глаза.
Тварь присела, изготовившись к прыжку.
Эрил! Женщина прикусила губу, зная, что не отступит. Умрёт, но не подпустит монстра к сыну. И воскреснет только ради того, чтоб проводить до обода невредимым.
– Мама! – отчаянно закричал Эрил.
Эжени дёрнулась и едва не повернулась спиной к твари, но… в груди защемило.
Тварь прыгнула как раз в тот момент, когда она выхватила нож…
2
– Мразь!
Удар в лицо – и мир вспыхнул перед глазами, чтоб немедленно погрузиться в черноту. Всего на секунду – второй удар, в живот, выдернул её из уютного небытия. Заставил скорчиться на полу. Боль связала внутренности узлом: Грай не жалел сил. Она закрыла голову руками. Прикусила солёную губу, сдерживая клокочущий в горле крик.
Как же он узнал?
– Ещё раз, сука, ты прикоснёшься к моему сыну – и я лично размажу твои кишки по всей Центральной.
Шена промолчала, понимая, как никакой ответ её не спасёт. Грай никогда не останавливаться после первого удара, как не умел слышать никого, кроме себя. Только сильнее сжала губы, запретив себе кричать, что бы ни происходило. Всё равно никто не придёт на помощь, а истязателя её крики только подстегнут.
Она подняла голову: мужчина нависал над ней громадной скалой, заслоняя тусклый свет свисающих с потолка ламп. Больше половины не горело, отчего зал всегда был погружён в зыбкую полутьму.
Удары следовали один за другим, по спине и животу, несколько попали по рёбрам, заперев дыхание в сжавшейся грудной клетке. Один пришёлся в лицо, и рот моментально наполнился кровью. Грай носил тяжёлые армейские ботинки, и ушибы после избиений долго не заживали, раскашивали женское тело багровыми разводами гематом.
Один раз Шена не выдержала и застонала сквозь стиснутые зубы. Этого никто не услышал, в зале было слишком шумно. За наказанием наблюдали все члены семьи: кто с интересом, кто лишь по необходимости. Грай строго следил за тем, чтоб никто не пропустил урока.
Она несколько раз пыталась найти глазами человека, из-за которого всё началось. Взгляд метался по знакомым лицам, но того единственного не находил, а уже в следующий момент новый удар заставлял её беззвучно корчиться на ледяном бетонном полу. Не хватало ни дыхания, ни сил даже для стона, и казалось, что вот именно сейчас, в следующий миг, Грай наступит ей на голову. Раздавит, как орех. И тогда придёт смерть…
Наконец, когда девушка обмякла на полу, не оказывая ни малейшего сопротивления, глава семьи наклонился и, намотав на кулак слипшиеся от крови волосы, повернул Шену лицом к себе. Та приоткрыла глаза, едва способная рассмотреть человека сквозь багровую пелену.
– Запомни хорошенько, сука, ещё раз – и тебе конец.
Она запомнила.
Грай отпустил волосы и брезгливо вытер кровь об одежду девушки.
– Утащите эту падаль, пока я её не добил.
Шена почувствовала, как её подхватили под руки и поволокли, а спустя пару минут кинули на тонкий матрац. От пола тянул щупальца застарелый холод, но в этот момент девушка его не ощущала. Понимала только, что она осталась одна, за плотно закрытой дверью, в крошечной коморке, которую привыкла считать своей комнатой. Едва ли это место можно было считать более безопасным, чем любое другое, но здесь, отгороженная от посторонних глаз толстой стеной, Шена могла позволить себе слабость: расплакаться, когда попытка выпрямиться привела к новой вспышке боли.
Тихо скрипнула дверь, и девушка моментально сжалась в комок. Она успела заметить только мелькнувший на фоне светлого дверного проёма силуэт – полумрак коморки казался ей полной темнотой. И знала, что нередко именно после таких экзекуций к ней являлись за порцией секса, получая удовольствие от обладания разодранным, кровоточащим телом.
Только не сейчас, Господи, только не сейчас!
Шена попыталась отодвинуться подальше к стене, но из этого ничего не вышло. Не помог даже инстинкт, требующий убраться подальше от опасности.
– Это я, – прошептал знакомый голос.
Видимо, Эвер хотел успокоить подругу, но вместо этого напугал ещё сильнее. Она всё же смогла отползти в угол, и поглядела на едва вырисовывающуюся фигуру с мольбой: не подходи!
– Вон… – прохрипела, едва шевеля разбитыми губами.
– Шен…
– Вон!..
Но Эвер не ушёл. Присел на корточки в паре метров от неё и поставил перед собой что-то белое. Чашку с водой.
Шена облизнула мгновенно пересохшие губы. Знала, что скорее умрёт, чем попросит пить, но не могла отвести глаз от белого пятна.
– Это я виноват, что так случилось, – произнёс Эвер после длинной паузы. – Извини. Я не думал, что отец узнает о… о нас. Клянусь, я ему ничего не рассказывал. Не представляю, кто мог это сделать. Шен, я на самом деле не знаю.
Девушка покачала головой. Какая теперь разница, кто и как узнал об их близости? Главное, теперь Грай не спустит глаз ни с сына, ни тем более с неё. И если сейчас узнает, что парень явился к ней в комнату… Нет, Эвера он не тронет – ведь тот его единственный отпрыск, должный унаследовать бразды правления. Что же станет с ней самой, Шена не хотела даже представлять.