[Линолеум]

Robin Pack, по придиркам
По придирке №1 - все, что не прямая речь Волака, идет как авторская ремарка, задним планом, т.е. как ты и подумал. А Стас намекать о том, что к чему все эти размышления в стиле "Человечество на грани, блаблабла", то бишь ненужная рефлексия. Просто ты прав, через нее я подаю теорию. Но если,0 слишком нарочито, фразу про командора Очевидность могу и убрать - просто пока не вижу других вариантов подачи предыстории.
По придирке №2 - ГГ ослеплен исскуственно и до того вполне мог видеть этого Эндрю где-нибудь, например, в учебке. Попробую разьяснить эту неясность каким нибудь флешбеком.

Всем огромное спасибо. Третий кусок, где ГГ рефлексирует

Скрытый текст - третий подглав - черновик:

Белесый морок.
Гулко шуршат вентиляторы, перемалывая отфильтрованный, безликий, точно кастрированный воздух. Безвкусный и немного шершавый, когда вдыхаешь, он царапает легкие - едва заметно, но все-же неприятно. Там, за куполом, воздух совсем другой. Жидкая, разреженная атмосфера Марса, неистово бушующая, хрустящая на зубах кирпичным песком и этим же песком и пахнущая. Живая - и потому в сто крат притягательней такого безопасного и насыщенного кислородом воздуха поселений.
Белесый морок.
Марина сидит напротив. Стас чувствует пряный аромат ее пота, яркий и гладкий, как шкурка апельсина. Слышит пульсацию кровотока в пальцах жены, зажатых в его руке – эдакие маленькие усердные молотобойцы. Ощущает легкую хрипотцу в ее дыхании – возможно, Машу опять просквозило.
- Тебе бы к врачу сходить. – Стас говорит это как можно мягче, до предстартовой подготовки всего полчаса и сейчас он подбирал каждое слово, каждый жест, дабы не расстроить Марину еще больше. Хотя, куда уж больше, все дни с того злополучного разговора, они общались чуть ли не одними междометиями. Но Стас старался.
А Марина, в ответ на его фразу, вздрогнула и все вокруг неуловимо переменилось: «молотобойцы» застучали чаще и тревожнее, по апельсиновой шкурке поползла щербинка страха. Слепота дает взамен ощущения, недоступные зрячим, но отнимает самое главное – невозможность взглянуть человеку напротив в глаза. Только белесый морок – его проклятие и благословение вот уже почти два года.
- Откуда ты?.. – В сдавленном шепоте Марины и страх и изумление. – Значит, ты знал?
- Только что. – Теперь очередь удивляться Стасу. – Да и то, всего лишь предположил.
- Ты главное не волнуйся так, - неумело пытается пошутить он. – От простуды еще никто не умирал. Но к врачу все же сходи, мало ли.
- От простуды? – Марина затихла, а Стас напряженно «вслушивался» в ее запах – страх растворился без следа. И неожиданно, она начинает хохотать, всхлипывая, почти истерически, а «апельсиновая шкурка» топорщится рябью. Стас ошеломленно молчал, не понимая подобной реакции, но улыбнулся в ответ. А жена продолжала смеяться, будто в комнату подавалась не привычная смесь азота с кислородом, а только лишь первый и притом в оксидном состоянии.
- Я всегда подозревал, что у меня отличное чувство юмора, но даже не знал, что настолько.
- Что?! – Новый взрыв хохота и голос Маши сквозь слезы. – Господи, Стасик, ты мало того что слепой, так еще и глухой. Какая простуда, причем тут это, с чего ты вообще это взял?! Я думала, что ты узнал, а ты… - Она еще раз хохотнула и закашлялась.
- Узнал что? - Чувствуя себя полным идиотом, спросил Стас. Хотя он уже знал ответ.
- А ты сообрази, ты же ведь такой догадливый.
«Да, догадливый идиот. Но Маша тоже хороша. Могла бы и сказать прямо, а не вот так, за полчаса» - Он обескуражено провел рукой по ежику волос на голове. Хотелось разозлиться, но не получалось.
- Давно?
- Шестая неделя.
- Мда… - Стас шумно выдохнул, крепко задумавшись: «Дурак, дурак – мог ведь и почувствовать, услышать, унюхать, в конце-концов! А она молчала, потому что знала – я брошу все к чертям собачьим и останусь с ней. Буду мучиться, корежиться от чувства вины, но брошу. Не хотела делать из меня подлеца».
- Подожди, а как же Комитет, квота? – Не те слова, не те фразы, какие-то грубо-казенные и не приличествующие моменту, но они лезли из него сами по себе, точно зубная паста из тюбика.
- Стас, - голос ее звучал почти нежно. – Ты же пилот, а пилоты вне очереди. Я временами страшно ненавижу твою профессию, но сейчас… Даже не знаю, плакать мне или смеяться.
Марина и вправду всхлипнула, то ли остаточно от своей недавней эскапады, а то ли от горькой иронии сложившейся ситуации, ее и впрямь пробило на слезу.
«Может, гормоны?» - Мелькнуло шальное. – «Хотя, что ты знаешь о гормонах, чурбан бесчувственный, ты ведь слепец, слепец в квадрате, тебя в самую глотку Аспида засунь, ничего не случится, только отряхнешься»!
«И, все-таки, подлец». – Стучало в голове у Стаса. Он не хотел оставлять ее сейчас, одну, наедине со страхами не только за еще неродившегося ребенка, но вдобавок и за него самого. С одной стороны долг перед человечеством, и с другой стороны тоже, только более древний, долг перед семьей. – «Как же все это пафосно и нелепо выглядит, порочный круг, который и не порочный вовсе».
И он сделал то, что делать было не надо, потому что это выглядело еще более пошло и нелепее. Стас порывисто обнял жену, ныряя лицом в гущу волос, губами хватая уши, глаза, лоб. Марина подалась ему навстречу, уже плача по настоящему, тихо и безудержно, как маленький ребенок.
Запищал зуммер органайзера. Стасу захотелось сорвать браслет и зашвырнуть куда подальше, бахнуть вдребезги о стену. Пять минут, у них оставалось всего пять минут вместе.
- Я вернусь! - зашептал он скороговоркой, целуя Марину в соленую от слез щеку. – Даже если мне ноги-руки отрежет, я на культяпках к тебе приползу. Ты только себя береги и верь, что я вернусь, слышишь? Главное, верь.
Она лишь молча кивала, уткнувшись Стасу в плечо, а он жалел, так как никогда не до этого, о том, что не может взглянуть на нее.
Белесый морок.
Белесый морок и только.