[Линолеум]

Идея написать эту повесть возникла около года назад, но, как всегда оно бывает, не сложилось: то сюжет казался натянутым, то работа и семейные обстоятельства, а то и просто обычная человеческая лень. Но все ж момэнт настал - с замиранием и содроганием, я таки решился добить "Эхо..." до конца. На повесть текст потянет только с очень большой натяжкой, но и рассказом его назвать будет сложно. Выкладывать буду небольшими порциями, очень нерегулярно, постоянно консультируясь по различным техническим и сюжетным моментам, т.к. произведение претендует на псевдо-НФ. ЛЮБАЯ КРИТИКА И ПОМОЩЬ ПРИВЕТСТВУЕТСЯ И БУДЕТ ВОЗНАГРАЖДЕНА ПЛЮСОМЕТАМИ И ОГРОМНЫМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ СПАСИБО. Также, большая благодарность выражается Игнису, за то что тратил когда то время и в меру своей эрудиции просвещал автора. Очень надеюсь, что он будет сюда заглядывать, рубая текст и консультируя.

Итак, первый кусок

Скрытый текст - Первый подглав - черновик:

- Останься, - она положила руку ему на плечо. Стас, собравшийся, уже было, вставать, замер.
- Еще на чуть-чуть. – Шепот Марины звучал просяще, почти умоляюще. Но не это заставило Стаса остановиться. У них существовало неписанное правило, некий самообразовавшийся ритуал: в последнюю ночь перед отбытием, они практически не разговаривали с женою. Лишь молча стискивали в объятиях друг друга, до опустошительного головокружения, до предельного самозабвения наслаждаясь каждой секундой пребывания вместе. «Когда делается что-то важное, это делается в тишине» - всегда шутила на этот счет Марина.
И сейчас, Стас понял, что в этот раз, Их правило будет нарушено.
- Смотри, - Марина взяла его руку и положила себе на лицо. – У меня здесь морщинка появилась.
- Где? – Притворно возмутился Стас, едва сдерживая улыбку. – А ну-ка, дай я…
Он провел рукой по Марининому лицу, аккуратно пробежался подушечками пальцев по лбу, носу щекам. Потом склонился и нежно поцеловал ее в глаза.
- Обманщица, – В темноте не было видно, но Стас знал, что жена улыбается в ответ. – Нашла о чем…
Марина засмеялась, обвив руками шею Стаса, уронила голову ему на грудь.
- Обманули дурака, на четыре кулака! – Он обнял жену, ожидая, когда она все-таки скажет то, о чем на самом деле думала. Стас слишком хорошо знал Марину, чтобы понимать: веселье нарочитое, всего лишь маска, скрывающая истинное настроение.
- Стасик, когда все это закончится? – Марина задумчиво рисовала ноготком по его коже. – Скажи, когда?
- Мариш, я не знаю, – честно ответил Стас. – И, наверное, никто не знает. Если бы мы имели, хоть малейшее, представление с чем боремся, то…
- Я устала, Стасик, – в темноте, он почувствовал, как жена привстала на локте, как смотрит на него.
- Я до тошноты устала бояться за тебя. Ведь тебе не понять, каково это – бояться! Ты никогда и ничего не боишься, вот поэтому нам, иногда с тобою, так тяжело! Не знать – когда ты вернешься, да и вернешься ли вообще…
- Вернусь. – Стас нежно коснулся груди Марины, легонько боднул упругий сосок. – Жди меня, и я вернусь, только очень…
- Ты считаешь, что я дура истеричная, да?! – Голос жены неуловимо изменился, заледенел. – Стасик, ты пойми – как ксенобиолог, я тебе в ножки, как кланялась, так и кланяюсь – если бы не Корпус, мне только и оставалось бы, что гипотезы строить да теоретические монографии ваять на тему: «Предполагаемые пути эволюции видов внеземного происхождения за пределами Звездного Треугольника». Только бог с ними, с монографиями, с исследованиями, если я не увижу тебя больше! Ты мне дороже всех научных трудов, Давыдов, слышишь?!
- Слышу-слышу, - невольно поморщился Стас. – Ты же отлично знаешь, что очень хорошо тебя слышу.
- Ни черта ты, не слышишь, Давыдов! – Холодно сказала Марина, рывком высвобождаясь из объятий, отодвигаясь. – Не слышишь и никого никогда не слушаешь – только себя!
- Мариш, ну надо! – Стас потянулся за ней, чтобы снова прижать к себе, но пальцы смяли лишь пустоту.
- Тебе пора, работа ждет. Пойду, приготовлю кофе. – Марина встала с постели и, не включая света, вышла из спальни. Стас вздохнул – настроение испортилось окончательно и бесповоротно. Нащупав лежащую на полу одежду, он принялся одеваться.
На ощупь. В темноте. Как и всегда.
Темнота окружала его уже неполных два года.