[Mr. Edvards, esc.]

Я вытер мачете о полу рубашки, глядя на полицейскую. Та пялилась на меня, как будто хотела затащить в койку, и несла чушь. Наширялась, что ли? Девица знала про Энрике и шла за ним… Однако, не наш ли это «карманный» коп? Выяснить этого не удалось. Серая от ужаса Джануария выпала в коридор, пища, что тете плохо.
Дьявол! Ребята сами как-нибудь разберутся.
Тетя без сил свесилась с постели. Джануария подскочила и приняла тазик, в котором плескалось что-то темно-красное. Когда она пробегала мимо, меня обдала омерзительнейшая вонь. Да что тут творится? Эпидемия?
- И-си… П..дх..ойди! – За несколько минут тетя осунулась и стала похожа на собственную мумию. Каждое слово давалось ей с огромным трудом. – Я ум…кха-кха-кха… ум-мираю, ма…лыш Буэно…
Я протянул страдающей стакан воды, ей стало полегче.
- Мы прокляты. Исидро, нас прокляли. Уезжай из города, или хотя бы защити себя… Кха-кха-кха… Если ..еще не поздно… - лицо тети исказило страдание и ее вырвало прямо на одеяло. Кровью пополам с…пополам с жирным болотным илом. В месиве копошились какие-то личинки. Подошедшая было Джануария завизжала и хотела бежать, но я схватил ее за локоть и швырнул на постель.
- Заткнись! Прибери быстро, глупая корова, или я…
- Ос…кха-кха-кха оставь ее, Исидро.
- Джануария, выполняй! Принеси чистой одежды и новое одеяло. Шевелись, шевелись, сучье семя! Тетя Рамона, лежите спокойно. Я сейчас вызову врача, лучшего, который есть в этом гребаном городе…
- Нет. Иси, выслу… кха-кха-кха… шай меня! Я знаю, что происходит! Я не больна!!! Это проклятие, петро, над семьей поработал бокор! – Тетя уже почти кричала. – Мне осталось два-три дня. Будет только хуже. Завтра я уже не смогу встать. Умру в страшных мучениях. Потому что от проклятия невозможно вылечить. Можно только убить проклявшего. Исидро, ты должен найти бокора и убить его. А потом найти ту крысу, которая ему заплатила… И … кха-кха-кха-кха… А-а-а-а-а-а!!!
Донья Рамона забилась на постели, разбрызгивая кровавую рвоту. На лбу ее проступили красные пятна, похожие на ожоги, лопнули, и из них засочилась кровь. На миг мне показалось, что в одном мелькнула головка белого червя…
Дьявол. Я пнул Джануарию, которая скорчилась в углу, тихонько подвывая, и та подскочила, как ужаленная. Толстуха глядела на тетю дикими глазами и сжимала свой мешочек с дерьмом, который они все носят на шее. Без толку. Надо звать парней.
- Рамирес, Эрнан! – ребята что-то втирали копам, которые уже хозяйничали, как у себя дома. – Сюда, быстро!
Один из копов пошел было за ними, пришлось объяснить насчет семейных дел. Я даже не стал смотреть, куда он отлетел.
Парни тоже переменились в лице, когда увидели тетю. Та все также билась и кричала, то просто, то умоляла меня и Старика беречься проклятий. Втроем мы кое-как успокоили ее, осмелевшая Джануария вспомнила о своих обязанностях. В общем, через час больная заснула.
Копы к тому времени уже убрались. Оставили только предписание явиться в участок на мое имя. Завтра разберусь. Я добрался до своей комнаты и занялся своими царапинами. Да, рубашку придется выкинуть. Вот сукин сын Энрике! Дыру кое-как заштопал кривой иголкой, это было первое, чему Старик научил меня. От этих воспоминаний захотелось снова напиться в сопли. Но этого я себе теперь позволить не мог.
Заглянула всхлипывающая Джануария, подхватила грязные тряпки и исчезла. Мне было наплевать.
Там, в другой половине дома, лежала женщина, заменившая мне мать. Умирала от какой-то непонятной заразы. Старик мертв. Кузен Энрике мертв. И за три дня уже шестеро наших парней примерили деревянные пижамы и отправились спать под дерновое одеяльце. Дядя всегда говорил, что я особенный. Что слишком много думаю. Когда нужно стрелять, это мешает. А вот когда стрелять не нужно… Мне было, о чем подумать. И с кем поговорить.
Но сначала надо поспать. Третьи сутки на выпивке и коксе. Так я скоро и без проклятий буду ни на что не годен.
***
… Маленькая заводь, укрытая лианами от чужих глаз. На пологом бережке горит костер. Я лежу рядом, смотрю на звезды и чего-то жду… Чего? Наверно, ее… Ее тело в отсветах огня совершенно. Она выходит из воды, и становится напротив, так, чтобы я мог только смотреть, затем подходит ближе, ближе, еще ближе… У нее золотистые волосы и бездонные черные глаза, в которых не отражается костер. Я хочу подняться, схватить ее, овладеть ею, но что-то не дает двинуться, даже пошевелиться… Она наклоняется над моим лицом и хохочет.
Из ее чувственных губ вылезает жирный могильный червь и падает на мою грудь. За ним еще и еще; ее лицо трескается сетью морщин, волосы седеют и лезут клочьями, тело лопается напополам и на меня валятся миллионы мокриц и червей. Твари вгрызаются в кожу, лезут в рот, нос, путаются в усах, жрут мою плоть…
***
Я вскочил на растерзанной влажной постели. Шов разошелся, и простыни перемазаны в крови. Сердце бешено колотилось об ребра, пульс зашкаливал, дыхания не хватало. И кожа саднила в тех местах, где ее грызли гнусные твари из кошмара. Я дотащился до ванной и включил свет. Черт подери. Стигматы? Лицо и тело покрывали крошечные кровоточащие ранки.
До рассвета оставалось всего ничего. Я налил себе «Дэниэлса» и снова лег. О том, чтобы снова заснуть, не шло и речи. Тетя Рамона, как же ты права. И какой же я олух, что не послушал сразу…
В шесть утра я набрал номер нашей прикормленной полицейской. Нужно выяснить, что стояло за «странными обстоятельствами» смерти Энрике…