[Кайа Lex]

Темнота, темнота бывает разной. Я бы сказал двуликой, хотя у кого как… Обычно она дарит либо покой, либо беспокойство. Там, где глаза не видят, а мозг не понимает, что вокруг, он начинает недостатки изображения компенсировать избытком воображения. В итоге мы получаем, либо что-то вроде радио спектакля 60-ых годов, либо компьютерной игры начала 90-ых. Страх темноты появляется с детства и идёт рука об руку всю жизнь. Мало кто сможет ни разу не испугавшись, например, пройти по ночному лесу. А если сможет, то тут, скорее всего, дело в голове. Как говорил один бандит, приставляя нож к горлу жертвы: «Боишься? Ничего, мы все боимся, только сумасшедшие не испытывают страха.»
Отсюда делаем вывод, что если вы из тех, кто может пройти по кладбищу, находящемуся в дремучем лесу, в полнолуние, наплевав на любой шорох, да ещё и весело скандируя лозунги, значит у вас не все дома, так как нормальный человек туда в жизнь не пойдёт, да ещё и ночью…
- Кстати о сумасшедших и их домах, в одном из которых я оказался, каким-то образом. Последнее, что помню перед тем, как оказаться здесь: как заделал голема в каком-то безлюдном баре на перекрёстке миров и оставил его там барменом. Не удивительно после такого попасть в дурдом…
- Ну-ну, а я, пока вы, профессор, там и тут дурака валяли, вообще была заперта в этом зеркальном лабиринте. – Вздохнула его спутница, отчего её декольте пришло в соблазнительное движение.
Мы стояли во дворе серого бетонного здания. За спиной остались выбитые двери и мёртвые тела, впереди была свобода и неизвестность.


Меня зовут Владислав. Обыкновенное имя для русского человека. Не знаю, отчего родители выбрали именно это имя, но я решил, что в честь великого князя Влада, который в своё время правил в румынских землях и давал туркам перца. Про него ходили множество слухов, что его воинами были волки, а сам был чуть ли не вампиром и пил кровь пинтами.
А эта обаятельная во всех смыслах девушка рядом со мной – Вероника Величко. Она моя студентка и моя партнёрша. Это значит, что мы не только гуляем, взявшись за руки. И она вампир, почти как князь Влад. Только она настоящая. Развратный готичный монстр с четвертым размером, рвущий жертвам глотки. Но только когда она не в настроении, а так она мила, обходительна и приветлива, я её держу в строгости, чтоб не баловала, но на самом деле очень люблю.
Что я знаю о доме для душевнобольных и как из него выбраться?
Я профессор и учу студентов. Три недели назад моя жизнь была идеальна. Я учил студентов, развлекался с Вероникой и вдруг…
Что я знаю о доме для душевнобольных? Кажется, там санитары злые…

И, как я уже говорил, темнота бывает двух типов. Я пребывал в спокойном её проявлении. После того как разум погас в баре, я провалился в неё и пока не спешил выходить. А когда почувствовал, что прихожу в сознание, то тем более последними силами пытался ухватиться за её обрывки. Это вам не детство, когда ложишься рано, и так же встаёшь моментально стряхивая с себя сладкую вязкую дрёму. Когда вырастаешь, всё наоборот - хочется её удержать.
Наконец, придя в сознание и открыв глаза, увидел потолок довольно безвкусного серого цвета. Всегда поражался этой способности людей: во вселенной, где чудес безграничное множество, мы придумали такую штуку как тусклость.… Хотя я просто ещё не знал, куда занесло меня по прихоти судьбы(?).
Поднявшись и оглядевшись я понял, что нахожусь в небольшой комнате всё того же серого цвета, однако всё было чин по чину: решётки на окнах, обитая железом дверь, скругленные углы и другие прелести интерьера, имелось даже зеркало. Видимо, небьющееся…

Собственно, мыслей было несколько, куда меня могло занести с таким отличным интерьером: тюрьма, дурдом, и армия, хотя последние отпало, там отдельных комнат нет, да и за последние дни я явно не помолодел. Оставшиеся сомнения развеяла открывшаяся дверь, на пороге которой, с папкой в руке, стоял человек в белом халате, как две капли воды похожий на Антона Павловича Чехова.
Подойдя ближе, он открыл папку и пробежался глазами по документам:
- Драгунов Владислав Олегович? Как вы себя чувствуете?
«Антон Павлович?» - Подумал я: «Во времени, что ль мотнуло…»
- Моя фамилия Обердовский, я - ваш лечащий врач, – тем временем продолжал он.
- Прощу прощения, господин Обердовский, а от чего вы меня лечить собрались?
- Вас господин Драгунов, от психоза.
- Вы серьёзно считаете меня неуравновешенным? На каком основании? Я с вами адекватно и здраво говорю, нет?
- Раз вы сюда попали господин Драгунов, значит, больны, а нормальным и притворится можно.
Обердовский усмехнулся и вышел, закрывая за собой дверь. Стало понятно, что просто так не отпустят. Ну, хоть к кровати не прикован, уже плюс. Встав с кровати и подойдя к двери, я закрыл глаза, сделал несколько пасов руками и произнёс заклинание… и ничего не произошло. Замок не щёлкнул, дверь осталось неподвижной.
- Не может быть!!! Не вышло?! - Опустившись на пол, постарался привести мысли в порядок. Как же так? Почему? Что произошло? Это ведь совсем простое заклинание.… Нету силы.… Столько лет трудов прошли зря?! Я обхватил голову руками и закричал, потом в бессилии обнял себя, глаза стали влажными. Только шептал: Вероника, Вероника, Вероника… где же ты? Вытащи меня отсюда, помоги мне! - Я провалился в темноту.
Прошла уже неделя с того момента, как я оказался здесь. Иногда к нему заходит этот Обердовский и несёт всякую чушь, а пару раз зашла проведать физичка из института. Та самая, которая всё крутилась рядом и вынюхивала, чем я занимаюсь, и про мои опыты и эксперименты. Ревновала видимо.
Каждую ночь я вижу Веронику. Она говорит со мной. Во сне мы вместе. Это единственное, что спасает меня от полного безумия в этом проклятом месте. Видел её отражение в каждой отполированной поверхности, но в зеркале все же чаще и четче. Один раз времени хватило, что бы увидеть: палата, там только одна кровать, и она лежи там "в коме" – подключённая к неизвестной мне аппаратуре. Похоже, они не додумались проверить на порфирию. Тогда был бы шанс, что переливание крови вернет ее… Или не хотели?
После этого видения, сознание начало прояснятся. Она осталась в том лабиринте, заключена в нём. Её сознание там, а тело тут, без подпитки, без крови. А если дать ей хоть немного? Вдруг это поможет? Вдруг она очнётся? С ней и только с ней я могу быть самим собой, вместе выберемся отсюда!
В моей голове уже выстроился план, как всё легко это можно сделать. Если бы я только узнал, что она здесь, раньше! Я чуть не кинулся в пляс по комнате. Теперь осталось ждать, ведь побеждает тот, кто умеет ждать.
Я дождался следующего прихода физички. Посредством всяких обольщений уложил её на кровать и, как только она прикрыла страстно заплывшие жиром глаза, придушил подушкой до потери сознания. Из её сумки достал перцовый баллончик, отметив запасливость физички. Держа «оружие» в руке за спиной, начал звать «доктора» стуча в дверь:
- Врача! Врача, женщине плохо!
Как только дверь открылась, вошёл Обердовский в сопровождение санитара. «Чехов», не глядя на меня, сразу кинулся к даме на кровати.
Санитар первые несколько секунд наблюдал за ним. Это его и сгубило - прыснул ему в лицо из баллончика, а потом со всей силы, на которую был способен пнул его в промежность. Бедняга потерял сознание от болевого шока, с хрипом и упал на пол. Обердовский оглянулся на шум, но было поздно. Он тут же получил дубинкой, которую я снял с пояса санитара, по лицу. Падение. Удар. Ещё, ещё, ещё! Месть! Ликование! Душевный подъём! Восторг!
Чуть переведя дух, все-таки действовать надо было быстро, переоделся в халат, закрыл дверь и быстро пошёл по коридорам, по которым уже проходил в видении и не раз ходил во сне.
Наконец, нужная дверь. Открываю. Та палата, врач. Удар. Тело падает на пол. Вот кровать, вот ОНА! ВЕРОНИКА! А это что? Стол с хирургическими инструментами, не важно зачем, откуда, важно, что это к стати. Взяв скальпель, аккуратно порезал себе язык по вертикале сверху вниз. Боль, дикая боль, но я не могу по другому. Я должен коснуться её губ! Наклоняюсь и впиваюсь в её губы страстным поцелуем. Кровь течёт по её губам, попадая в горло. Я чувствую, она начинает отвечать. И вот мы уже целуемся как безумные. Мои руки гладят её тело. Мы на секунду останавливаемся, смотря в глаза друг другу, и снова сплетаемся в поцелуе. Страстном, жарком, кровавом.

Что я знаю о доме для душевнобольных? Там злые санитары и безумные врачи, которые даже из нормального человека сделают умалишенного…
А, что я знаю, о жизни?.. Нельзя сдаваться, отступать. А ещё надо быть злым, потому что зло всегда найдёт лазейку. И без тьмы свет зачахнет. Просто не будет развиваться, стремиться дальше.