7.30
Грузный, средних лет человек, в форме охранника вышел из машины. Начинался ещё один весёлый день на его нескучной работе. Когда-то он был военным, побывал во всех боевых точках, а когда коммиссовали, оказался ненужным ни своей стране, ни своей семье. И действительно зачем ты своим близким если в голове у тебя бардак. Что-то сломалось в голове во время боя. Какие-то винтики вышли за своих пазов в механизме под названием человек. И вот ты уже не герой, ты – изгой. Ненужный, нищий, потерянный. Но он благодарил все высшие силы за то что у него есть его работа, здесь можно было приносить пользу, делать благо и он гордился этим.
Именно с такими мыслями охранник подходил к двухэтажному жёлтому дому,
справа от дверей, на стене, висела табличка: «Психиатрическая лечебница №:6».
- Привет, Петенька, - поприветствовал его консьерж на входе, - Как дела?
- Здравствуйте, Виктор Петрович, спасибо, ничего так помаленьку. А как ваша аденома? – бесхитростно спросил охранник.
- Иди уже, Петька, - беззлобно проворчал Петрович.
Идя по коридору, выкрашенному в салатовый цвет, Пётр здоровался со всеми, простодушно и наивно. Весь персонал больницы любил своего бессменного и доброго охранника. И Петенька отвечал им взаимностью.
Зайдя в пультовую, расположенную на первом этаже, охранник расположился в кресле, перед большими мониторами. Рабочий день официально начат.
- Привет, Петя, - раздалось за спиной у охранника, толстая женщина в белом халате с ведром и шваброй протиснулась в дверь.
- Здравствуйте, тётя Люда, мне стул поднять?
- Подыми, Петруша, не поленись, - уборщица начала мыть полы, она любила разговаривать с охранником, - Слышал, новенькая – то вчера опять буянила. Палату разнесла, врачу нос разбила.
- Не может быть. Ладно, тёть Люда, можно я пойду кофе себе возьму?
- Иди, иди, сынок, не жалеете себя, кофей свой всё время пьёте, - под обнадёживающее ворчание уборщицы, охранник подошёл к кофемашине. Кофе был так себе, но это была давняя традиция. Сладко швыркая, Петенька подошёл к двери своей каморки и прислонившись к косяку наблюдал как тётя Люда грязной затхлой тряпкой размазывает грязь по полу.
8.00
Комнатка освещалась светом трёх мониторов, на двух из них маленькие человечки ходили по коридорам, валялись на кроватях в своих палатах, санитары уже начали свой обход и раздавали препараты. Так было всегда сколько здесь работал Петенька. Его ничто не волновало кроме новенькой девицы, о которой говорила тётя Люда. Он переключил центральный монитор на её палату. Блондиночка, привязанная к кровати, пускала слюну в подушку. Мышка в руке охранника дрогнула, и курсор потянулся к шее девушки, колёсико, с треском прокрутившись, приблизило бьющуюся венку на шее. Качество картинки ухудшилось, это напрягало настолько, что мысли об этом преследовали его даже дома, ему хотелось увидеть её, прикоснутся к ней. Но он не мог, он всего лишь охранник, а к больным имеют доступ только врачи и санитары.
21.00
Сделав последний глоток, он вставил стаканчик в пирамидку которую собирал в течение всего дня. Уже к утру пирамидка приобретёт законченный вид. Датчик движения в палате 8 включил камеру. Пробуждение блондиночки было явно мучительным, но оно не потревожило соседку, мирно спящую в свое койке. Каждое её движение, ломанное, но в тоже время грациозное, тревожило его, приковывало взгляд. Боль девушки возбуждала. Ещё два часа и он сможет увидеть её так близко как он хочет. В одиннадцать закончится смена у врачей и останется только дежурный фельдшер. А Петенька уже приготовил ему гостинчик…
… Под самым потолком мерцала красная лампочка. Её свет тревожил, мешал, отвлекал от мыслей, от того что говорил доктор. Пустота, ощущение утраты, утраты себя. Что было до больницы? До уколов, погружающих в забытье? Иногда казалось, что я лежу не в постели, а под звёздным небом на вершине песчаной дюны и нет света кроме звёзд, это моя фантазия, я понимаю. Время текло мучительно медленно, мысли наползали подобно тучам. Пролежав так достаточно долго, я уже не контролировала свои мысли, они роились подобно маленьким жучкам, собирались в клубок, шевелящийся, шуршащий, перерождаясь во что-то большее. Это приходило каждый раз после пробуждения, уколы дарили спокойствие, которое быстро растворялось в сонме маленьких жучков.
- Я – человек! – с усилием отрываю голову от подушки, - Руки, руки, не лапы!..
23.00
… Петенька постучал в дверь ординаторской и дёрнул за ручку:
- Привет, Генка! Чего делаешь?
- Пёть, ты чё дурак? Не видишь дежурю, - ответил желтушного вида мужичёк, сонно потягиваясь на кушетке.
- Гена, у меня сегодня День Рожденья, - сказал охранник, доставая из-за спины литр водки.
- Эх! Не умеешь ты врать, Петенька, у тебя же пятый день рождения в этом году, сказал бы прямо - выпить хочется, - повеселел фельдшер, проворно выдернул пузырик и плюхнувшись на кушетку, будто из ниоткуда материализовал пару стопок.
Первая была выпита сходу без долгих разговоров, да и вторая не задержалась. К третьей завязался разговор. Петенька знал, что все алкаши быстро пьянеют, но не хотел торопиться, хотя его распирало - ему хотелось туда, в палату под номером восемь, где лежит она, связанная и беспомощная. Не удержавшись, он спросил:
- Ты не слышал, что произошло в восьмой?
- Как же, как же. Эта чокнутая сучка вцепилась в Семёна, несла какую-то татабарщину, вроде бы и осмысленно, но ни хрена не понятно. Её до одури накачали всякой дрянью, ещё неделю мультики про розовых слоников смотреть будет.
Петя молча налил Гене очередную стопку. Ещё парочка - и фельдшер проспит до утра.
23.47
Ключ, взятый в ординаторской, бесшумно вошёл в замочную скважину. Свет из дверного проёма осветил кровати, на которых лежали пациентки. Петины колени дрожали, дрожь распространялась по всему телу. Нервно сглотнув, он сделал шаг в сторону левой кровати. Девушка была явно в сознании, она, щурясь, пыталась разглядеть вошедшего. Вытянутая рука ночного посетителя потянулась к её лодыжке…
… - Семён Валерьевич, это вы? Я больше так не буду, обещаю, развяжите меня. Спасибо, спасибо. Что вы делаете?! Пустите, пустите!
- Заткнись и будь хорошей девочкой, - прорычала темнота.
Грубые потные руки вцепились в мою щиколотку и поползли вверх по ноге, задирая больничную сорочку. Страх, омерзение, отчаяние ворвались в мою голову, сметая оковы сознания. Сонмище разрозненных мыслей, качнувшись, обрело очертания: песок, звёздное небо и тишина. Это правда, я помню. Сила пришла ко мне, сила и знание, КЕМ я была…
…Тупая сучка была в сознании, алкаш обманул его, раздражение смешивалось с возрастающим желанием, девка вырывалась, ныла, а потом притихла. Приободрённый Петенька развязал ей правую руку. И вдруг он увидел её глаза… синие и беспощадные. На нежном смуглом лице проявилась садистская кривая ухмылка, и первый раз в мирной послевоенной жизни ему стало страшно. Петенька попятился. И тут сзади на него наскочила соседка блондинки. С диким воплем она вцепилась в куртку охранника, но Петя с лёгкостью отбросил её от себя: ударившись об край кровати, психованная всхлипнула и затихла. Борьба заняла не больше минуты, но блондинке этого было более чем достаточно. Когда он посмотрел на кровать девушки, она была пуста.
- Эй! Оглянись!
Девушка стояла за его спиной: голова опущена, длинные пепельные волосы разметались по плечам. Какая же она маленькая! Девушка взметнула руку и дотронулась до груди Петеньки. Тонкие пальчики легко разорвали форму охранника и вошли в плоть. Дикий хищный рык вырвался из её горла. Маньяк охнул и попятился. В правой руке девушки пульсировало его сердце, кровь капала на кафель пола. Из разорванной груди хлестанул фонтан крови, сознание помутилось, и он упал, глаза его закрылись… навсегда.
…Я посмотрела на свою руку и заметила больничный браслет с лаконичной надписью «ВСС 9».
Я знаю, что это! «9-мм винтовка снайперская специальная». Яков! Надо его найти.
Выхожу из палаты в пустой коридор, оглядываюсь вокруг. Браслет манит меня вниз, видимо, на первый этаж… Мимоходом я ощущаю в воздухе легкий аромат ванили и корицы. Атьяф! Неужели она тоже здесь? Но сейчас мне нужно к Якову…
Двери, двери… бегу. Вот оно! В почти пустой реанимационной палате лежит Яков. Провода, трубки, капельницы, попискивающее оборудование. Я сажусь на край кровати, осматриваю товарища. Кажется, он в глубокой коме. Как вернуть его к жизни? Как нам сбежать отсюда? Я, раздумывая и вспоминая все передряги, которые мы пережили вместе, кладу голову на сложенные на его груди ладони и смотрю в его закрытые глаза…