- Поверни свою тощую задницу, когда я с тобой разговариваю! – Толстый кулак с печаткой ударил мне прямо под дых. Я рухнул на колени и закашлялся. Мне показалось, что изо рта вместе с кишками хлынет кровь.
Отец, бывший гаишник, уволенный за то, что остановил не того, давно спился. Он нажирался до чёртиков в глазах, надевал форму и ходил по гостиной, размахивая жезлом. В таком состоянии надо было держаться подальше. Обычно отец перехватывал мать, и потом я долго слышал жуткие стоны из спальни. Я не знал, чем они там занимались.
Но в этот раз мать задержалась на работе, и когда отец опять нарядился, он перехватил меня.
- Нарушаете? – Он покачал лысой головой. На лбу пульсировала жилка. – Непорядок, извольте приступить к наказанию!
Он ударил меня раз, другой, повалил на четвереньки и содрал штаны. Я почувствовал жуткую боль в проходе, оглянулся и заметил полосатый жезл в заднице. Потом навалилась темнота.
Вскоре отца посадили, не из-за меня, конечно, нет, он взял клятву молчать или, он сказал, что убьёт нас с матерью. Однажды отец вышел на дорогу, где стоял раньше, и покарал пару водителей. Его надолго посадили.
Я зря радовался. Моя школа сгорела, меня как выходца из неполной семьи перевели в другую, этническую, для потомков нигерийских студентов и наших нью-васюковских наивных девушек. К сожалению, я был единственным белым.
Я сразу пришёлся не ко двору, сделал большую глупость. Я учился лучше всех по всем дисциплинам, кроме трудов и физкультуры. Только потом я понял, что умные зубрилы из неблагонадёжных семей это самое большое чмо, которое можно представить. Нормальные парни в восьмом классе уже качают мышцы, тренируются снимать девочек и слушают ганста реп. К сожалению, от песни «Чёрный пистолет» мои уши завивались трубочкой. Девочки же должны тренировать вагину, чтобы к совершеннолетию выскочить замуж и работать продавщицами. Но теперь я понимаю, тогда я был последним чмом, ведь всё равно меня бы никуда без денег не взяли. Я впустую тратил время на ненужную учёбу и показывал отвратительные результаты на турнике. Меня дразнили тощей белой глистой, цыпочкой. К тому же кто-то вызнал историю моего прохода и жезла гаишника.
Я нарвался на местную нигерскую банду «Коля, Оля и Архимед». Коля и Архимед были мускулистыми верзилами с пудовыми кулаками. Я видел как они мутузят грушу в спортзале. Оля же была симпатичной мулаткой в клетчатой мини-юбке и в зелёных чулках с подтяжками. Из-за этих подтяжек я прогорел.
Я чересчур долго пялился на вкусные ножки, пока два бугая не поднялись и не подняли меня за шкирку как нашкодившего щенка.
- Эй, белый! Ты за погляд должен! – Я попытался взбрыкнуться, но они быстро надавали мне по лицу. Я валялся в грязи, не в силах подняться, и ощущал подошвы на спине.
- Так, чувачок, чтобы завтра подогнал нам пятьдесят баксов! Ясно?

И откуда они только знали, что у меня, простого Нью-Васюковского школьника из неполной семьи, есть пятьдесят баксов? Я собирал их на плейстейшн вита, клянчил после уроков у ворот американского посольства. Так и насобирал мелочью. Мне пришлось отдать валюту, чтобы отвязаться. Я видел, как работают эти парни. Обычно их жертвы так легко не отделывались.
Но я не мог забыть зелёных чулочков Оли и продолжал наблюдать за ней на уроках. Иногда я будто случайно ронял ручку и нагибался под парту, бросая взгляды на соблазнительную сеточку. А в штанах наливался, рос бугорок.
На моей парте появилась надпись: петух и сын шлюхи. Оказалось, мою мать видели на загородной улице, где её снимали за пять сотен. Все смеялись надо мной и даже учителя втихаря скалили зубы. Никто не вступился за меня. А Оля к тому же при всех запустила руку в мои штаны и сказала, что меньше члена ещё не щупала.
Я был абсолютным нулём и для мира потерял всякую ценность. Никто не хотел со мной дружить и общаться. Они ещё могли бы смириться, что у меня проход чуть шире, чем у других, или то, что мою мать можно снять задешево, и даже то, что папаша в тюрьме. Но факт маленького члена окончательно перечеркнул мои планы продолжить учёбу в Нью-Васюковском колледже.
Я решил дать решительный бой миру. Если мир поставил тебя раком, то надо поставить их раком в ответ. Во мне бурлили подростковые гормоны.
Когда-то, ещё до посадки, папаша успел заханырить гранатомёт «Муха» на антресолях. Я взял его, проверил заряд, надел свой любимый чёрный спортивный костюм. Надо было соответствовать канону, чтобы все видели, что пробудили дракона. Лицо я вымазал полосами чёрной гуаши, курчавые волосы перепоясал лентой. Гранатомёт для маскировки обмотал ватманом, мол, несу научный проект. Но сначала я занялся матерью.
Она мирно лежала на кровати, отдыхая после нелёгких трудов. Я ударил её гранатомётом по голове и бил до тех пор, пока не размолотил череп в кашицу. К сожалению, я весь забрызгался кровью, мне пришлось переодеться в обычную одежду и заново обмотать «Муху».
Я вернулся в школу, спокойно выслушал порции ежедневных оскорблений, услышал звонок и сел на своё место. Зелёные чулочки в сеточку опять сидели перед носом.
- Эй, чувачок! Хватит уже пялиться на мою… - возмутилась Оля и испуганно замолчала. Весь класс повернулся в мою сторону. Скрипели отодвигаемые стулья, пробежал трусливый шумок. Учитель умиротворяюще, как папа Римский перед католиками, поднял руки:
- Эй, это что у тебя там, телескоп?
Я в полном молчании размотал листы ватмана, вскинул гранатомёт. Надо было крикнуть, такое умное и чёткое, чтобы подвести итог всей жизни. Может, банзай или хайль, Хитлер…
-Аллах Акбар! – хмыкнул я и выстрелил прямо в Олю. Последнее, что я видел – это зелёные чулочки, разодранные на тысячи кусочков посреди мешанины кишок, костей и выдранных сухожилий.