На закате тонкое небо преломляло багровые лучи солнца. Его золотая ладья кренилась к горизонту. Пройдут минуты, и древнейший бог скроется за зубчатой чередой радиальных холмов, спуститься в подземный мир, дабы сразиться с олицетворением тьмы, хаоса и энтропии, великим черным змеем Апопом в очередной безнадежной битве. В эти минуты ржаво-рыжая степь озаряется едким голубым светом, словно бы исполинские божества включают кварцевые лампы, стерилизуя и дезинфицируя мир, готовя его к новому дню.
Шелестит степь, колосится, исходит зыбким теплом, готовясь отходить ко сну.
Посреди степи, у большой проселочной дороги, стоит придорожное кафе. Место, в котором путникам предлагают еду и напитки. На растрескавшейся, плачущей по ремонту стоянке припаркованы несколько фур. У высокой мачты заякорен аэростат. В кафе отдыхает несколько человек – крепких, суровых мужчин, закаленных горами и испытанных степью, в основном, заробитчан или паломников. Дорога сближает их – вокруг на сотню километров больше нет никого живого, и хотя далеко на западе, у подножия кольцевых холмов и можно разглядеть высокие городские здания, окна того города давно уже не загораются светом с наступлением вечера.
В придорожном кафе, один за столиком, над тарелкой с едой и стаканом с колой сидит старый, почти глухой, и медленно умирающих от рака Бенедикт-авиатор. Это его аэростат припаркован у мачты. Бенедикт ест.
Напротив Бенедикта, нахохлившись на табуретке, сидит Священное животное. Катус Фелис Сильвестрис. Кот домашний. Как радуют глаз очертания его пушистого тела! Священное животное пристально наблюдает за трапезой Бенедикта. Золотистые глаза его не отрывают взгляда от тарелки. Узкая вертикальная щель зрачка медленно расширяется, приспосабливаясь к сумеркам по мере того, как солнечный свет меркнет за окном. Священное животное хочет еду Бенедикта. Оно надеется, что тот не доест порцию до конца, оставит трапезу, пресытившись, и тогда, Священное животное сможет взобраться, наконец, на стол, и довольно урча, вонзить свои ужасающие клыки в остатки пищи.
Но Бенедикт не собирается останавливаться. Он любит еду, ценит еду, он всецело продался еде, отдан ей телом и душой. Много лет назад, еда сломила его дух, заманила в свои сети, как и многих других. Соблазненный ее обещаниями, спустился он с небес, чтобы ответить. Но еда была обманкой. Ловушкой. Тлетворная, заманив его в свои сети, она ослабила его, отравила, и развратила. Нынешний Бенедикт-авиатор – бледная тень себя прежнего. Он знает об этом.
И не жалеет.
В тарелке авиатора огненно-острый, адский чили-кон-карне. Таким чили сам достопочтенный господин Дьявол в свое время соблазнил праматерь Еву, сорвав жгучий стручок с древа познания добра и зла. Чили с фиолетовыми бобами и багряными томатами, с луком и чесноком, и, конечно же, с жирной свининой. Свинья – нечистое животное, но Бенедикт ест ее плоть, впиваясь гнилыми кариозными зубами, и урча от наслаждения так, словно бы он решил раздразнить Священное животное. Жгучий жар перца он смывает со своих десен, запивая его колой. В этом кафе еще подают настоящую колу, натуральную и домашнюю, сваренную из листьев коки, и бобов колы. Напиток бодрит, энергия, эмоции пережитого дня клокочут в жилах старого авиатора, и в какой-то мир он не выдерживает, отбрасывает ложку, и кричит:
- Я нашел его! Я видел! Видел! Шесть дней тому назад. Ранним утром, за старым городом, и кольцевыми холмами!
Священное животное с мявом возмущение спрыгивает с табурета. Дюжина лиц обернулась к авиатору. Паломники, рабочие, официант, и сам хозяин кафе – лучший повар в округе на сотню километров. А может быть, и на две.
А Бенедикт-авиатор продолжал говорить. Словно переполненную запруду, его молчание прорвало, и теперь, он выплескивал на окружающих все пережитое. Он, именно он совершил то открытие, которого алкали – и которого опасались столько поколений путешественников и философов.
Заскрипели, отодвигаясь, табуретки. Случайные сотрапезники вставали из-за столов, чтобы взять себе еще по напитку у бара, и послушать байку очередного сбрендившего бродяги.
Иногда, это бывает занятно.

Это город-терминал.
Город-офис. Административный город.
Много света, много движения. Бесчисленные звезды так ярко отражаются в матовом стекле небоскребов. Цветные навигационные огни мерцают на трубчатых фермах и несущих конструкциях. В пустоте бесшумно движутся, от строения к строению, ленты транспортеров, проносятся гондолы по монорельсовой дороге, летают грузовые орнитоптеры.
И все в тишине.
Под стеклянными крышами зданий отчетливо просматриваются рабочие помещения, офисы и цеха. Здешние дизайнеры предпочитали пастельные тона. Все залито мягким светом, электричества в таких городах никто и никогда не жалел. В моде была мягкая обивка переборок, делающая помещения похожими на карцеры сумасшедшего дома.
Все местные тоже похожи на, в некотором роде, вставших на путь выздоровления психов. Они мягкие, собранные, спокойные, и немножко вялые. Сосредоточенно пялятся в компьютеры, общаются в небольших группках, или вереницами тянутся куда-то по своим делам. Сквозняки, поднимаемые огромными вентиляторами, ласково ерошат их длинные волосы. Глаза у вех добрые, улыбки мягкие. Они дружелюбны. Они все работают сообща, и всегда готовы помочь гостю.
Но Каина было не обмануть фальшивым покоем города. Каин помнил, он видел их другими.
Тогда город был темным и небезопасным. Света нигде толком не было, транспорт не ходил. И было много крови. Аварийное освещение хаотично мерцало красными и оранжевыми всполохами, погружая офисы и цеха в некое подобие адского рейва. Всполохи неверного света выхватывали искаженные болью и ненавистью лица. Кровь, много крови.
Чудовища, бывшие людьми, вылавливали жертв поодиночке, зажимали в темных углах, окружали. Они не могли сдержать свои страсти.
Каина передернуло от неприятных воспоминаний.
Гулкие коридоры разносят хриплое рычание. В нем нет ничего человеческого.
Запущенный парадонтоз придает зубам каннибала неестественную длину, делая его оскал по настоящему жутким.
Людоеды грызут руки и ноги. Людоедки терзают ослабевшего, но еще живого мужчину.
Вопли.
Где-то тяжело хлопает гермозатвор.
Вопли.
Комки крови и человеческого жира размазываются по овивающим коридоры кабелям. Горячий мозг заплескивает экраны компьютеров.
Банда каннибалов свежует женщину, предвкушая скорую трапезу.
Вот эти вот тихие, мягкие, спокойные офисные работники.
Вопли.
Они не злые. Они не виноваты. Им просто очень нужен белок.
- Два-один-семь, Корабль Любви, прошу разрешения на вход в док.
- Запрос принят, Корабль Любви. Терминал открыт. Окно – тридцать секунд.
Гигантский, темно-коричневый от толстого слоя вековой ржавчины, гермозатвор распахнулся, и Эротический Корабль Любви нырнул в скрытую за ним темную каверну.
Это сердце города-терминала.
- Два-один-семь, добро пожаловать в тридцать второй мир света.
- Привет от Эроса, мир света. Надеюсь, комитет по встрече уже в сборе. Мне не хотелось бы надолго обременять вас своим присутствием.
Вместо ответа, из динамиком раздалось какое-то глухое покашливание. Каин, впрочем, и не надеялся, что ему будут здесь рады.
Он знал. И он знал, что они знают, что он знает.
Корабль Любви замер в темной пещере терминала. Внешний затвор, огромный, ржавый, захлопнулся за ним. Мгновение спустя, две параллельные линии ярких белых светильников зажглись перед ним, подветив дорогу ко входу в город, а заодно и осветив пещеру. Неровные грани черной скалы угрожающе нависали над кораблем со всех сторон.
Антрацит.
Тяжко вздохнув, Каин застегнул комбинезон, и нахлобучил на голову прозрачный шлем.
Покончить бы с этим поскорей, думалось Каину.
Это место слишком сильно напоминало ему дом.
******
От перепада давления сразу же стало звенеть в ушах. Воздуха в пещере было очень мало, едва достаточно для того, чтобы не закипела кровь. Каин дышал запасенным кислородом, но комфортно себя не чувствовал.
Фигура встречающего показалась впереди, резко очерченная светом навигационных фонарей.
- Вы с Корабля Любви.
Зачем утверждать очевидное?
- Можете называть меня Каином. Для меня честь и привилегия посетить тридцать второй мир света.
Встречающий дернулся, не в силах скрыть раздражения. Каин не мог видеть его лица, грузный мужчина тоже был в кислородной маске с глухим визором. Шланги подачи воздуха свисали с нее, словно черные бивни моржа. Впрочем, несложно было догадаться, что встречающий в ярости.
И очень боится.
- Я знаю, зачем вы здесь!
- Это хорошо – пожал плечами Каин – Это облегчит мою работу. Земправ никогда не скрывал задач, которые он ставит перед специалистами моего профиля.
Встречающий помолчал с секунду, затем нервно одернул на себе комбинезон.
- Следуйте за мной.
Они молча преодолели несколько сотен метров пещеры, неуклонно следуя дорожке белых фонарей. По сторонам от них была тьма, такая густая тьма, которая только возможна в антрацитовой пещере. По прикидкам Каина, до внутреннего затвора мира было не меньше километра, но до него они так и не добрались. Провожатый остановился около бесформенного нагромождения стальных платформ, забитых шахтерской машинерией.
Это место напоминало Каину дом.
- Здесь.
Когда-то это был шахтерский мир. Когда-то здесь был экономический бум.
Когда-то давно.
Каин ждал, стараясь не выказывать волнения.
И они появились.
Люди в глухих масках и одинаковых серых ватных комбинезонах окружили его, один за другим выскальзывая из теней между платформами. Свет фонарей терялся, плясал между тенями, отбрасываемыми древними машинами. Это дезориентировало. Каин знал, что именно этого они и добивались.
Комитет по встрече.
- Представитель Земправа – сказала одна безликая маска.
- Мы ждали тебя – сказала другая.
- Много, много месяцев ждали!
- Мы сильно экономили…
Оттолкнувшись от земли, Каин вспорхнул на кронштейн какой-то шахтерской машины. Гравитация в пещере была очень слабой, но теперь Каин занимал превосходящую позицию, мог видеть всех встречающих. Один, два, три…пятеро.
- Я прибыл сюда за данью. И вы это знаете. Не будем терять время.
- Ну, не знаю… - один из встречающих нервно потер руки, как бы невзначай поднимаясь все ближе к Каину.
- Прошедший год выдался крайне непростым. Я не уверен, что мы сумеем удовлетворить все запросы Эроса…
- У вас нет выбора. Этот порядок был заведен не мной, и не вами – сказал Каин очень тихо, и очень четко – Мне нужна от вас дань!
Каин вспорхнул еще выше, стараясь сохранить господствующее положение.
И уперся в чью-то грудь. Окружили. Теперь, один из встречающих нависал прямо над ним, упираясь подошвами кирзовых сапог в поверхность угольного комбайна, по которой, как по стене, спиной распластался Каин.
- Так уж и нет ли?
Неприяятный, жужжащий, механический голос раздался сверху.
Представитель Земправа медленно поднял голову.
На самой вершине платформы стоял человек. По крайней мере, частично это все еще был человек.
- Что?…Кто вы?! – Каин не сумел скрыть потрясения.
- Меня зовут Валерий Андроид. Я говорю от имени здешних добрых людей. Это… - он обвел рукой людей из комитета по встрече - …мои кунаки и нукеры. Говорить имеет смысл со мной.
Значит, никакого комитета по встрече.
- Ах, да, верно…Рад встрече с вами, комес Валерий.
Голова представителя людей тридцать второго мира света неприятно напоминала бошку огромного железного насекомого. Датчики топорщились на ее металлической поверхности жвалами и антеннами, неприятно-нечетное число видеокамер самого разного размера и конфигурации пытливо изучало окружающую действительность. Стрекотание и пописквание электроники усиливало инсектологическое впечатление.
Здесь все были в глухих кислородных масках, Каин не видел ничьих лиц, но знал, что они точно были.
В случае с Андроидом это было не так.
Большая часть его тела была человеческой, но голова, его страшная голова! А также левая рука – жуткая железная клешня, и вся верхняя-левая часть туловища – они были механическими, грубыми стежками сшитыми с человеческой плотью.
У Валерия Андроида бквально не было сердца.
- Вы можете называть меня Валерий Станиславович.
Андроид протянул Каину железную клешню для рукопожатия.
- Очень приятно – Каин пожал руку – Меня можете называть Каином.
Валерий отстранился, пристально сфокусировав на госте все свои бесчисленные фасетчатые камеры.
- Тот самый Каин? Каин Немогущий? – прострекотал он.
- Да.
- Ха! Вот уж Земправ решил нас уважить!
Кунаки и нукеры угодливо засмеялись.
Каин нет.
- Комес Валерий, довольно пустых разговоров. Будьте любезны, проводите меня в город. – Каин сделал выразительную паузу – Я прибыл за данью.
Андроид промолчал, продолжая глядеть на своего гостя. Сквозняк колыхал его антенны и усики.
Выражение механического лица невозможно было разгадать.
- Каин, дани в этот раз не будет – наконец, сказал он.
Посланник Земправа предчувствовал возможные проблемы. Теперь он старался говорить как можно более мягко, спокойно, и вместе с тем, уверенно. Ему совершенно не улыбалось спровоцировать открытый бунт в офисном мире.
Каин заметил, что кунаки и нукеры Валерия Андроида начали, словно бы невзначай, окружать платформу, на которой велась беседа.
- Комес Валерий – сказал Каин – Мое прибытие сюда было анонсировано еще в том году. Вы не могли не подготовиться к нему.
«Уж конечно, они и подготовились! – подумал про себя Каин – Здорово подготовились…»
- Прошедший год выдался для нас непростым, Каин Немогущий. Очень непростым. Даже невзирая на то, что мы, наконец, стали миром света. Вы должны нас понять.
- Комес Валерий…
- Излишков нет, Каин. И не будет. В этом году – точно.
- Комес Валерий – осторожно сказал Каин – Сейчас в каждом городе можно найти свои беды, свои горести, свои проблемы. Вы не так давно стали тридцать вторым миром света. Вам не на что жаловаться. И вы понимаете, что вам придется выплатить дань. Земправ просто не отпустит меня без дани.
- Мой народ голодает.
- Уже не первое поколение.
- Каин, мой народ голодает!
- Мне нужна дань! – взорвался Каин. Мурашки пробежали по его спине. А что, если действительно, не заплатят? Он подбоченился, стараясь не думать о том, что из под безликих масок за ним сейчас пристально наблюдают очень разгневанные мужчины – Валерий, мне хотелось бы, по возможности, избежать эксцессов. Вы знаете, что Земправ не оставит без внимание попытку неуплаты. Вы знаете, что если со мной что-то случиться, то очень, очень скоро здесь будет отряд карателей, эскадрон смерти, который быстро заставит вас осознать, что то положение, которое сегодня кажется вам катастрофическим – лишь суть мелкие неурядицы. Эскадрон смерти, Валерий Андроид! Вы понимаете, что это такое? Вы понимаете, кто придет к вам? Вы понимаете, что они с вами сделают?
- Мы – кашлянул Андроид – здесь не боимся смерти…
На несколько секунд в пещере повисла гнетущая тишина, разбавляемая лишь тихим стрекотом систем Андроида.
- Вы ведь давно уже покинули Эротический кластер, не так ли, Каин? – вкрадчиво спросил, наконец, Валерий Андроид – Вы потеряли себя. Вы повисли в пустоте, забывшись долгим, очень долгим сном, и собирали для Земправа, в который вы не верите, дань, которая ему не нужна. А тем временем, этот мир изменился…
- Он стал миром света… - задумчиво пробормотал Каин.
- Вы начинаете понимать, не так ли? – прострекотал Валерий. Будь у него рот, Андроид бы наверняка улыбнулся – Теперь пришло время сделать то, что должно. Кунаки мои! Нукеры! Убьем человека Земправа?
Пять безликих масок согласно кивнули, покачивая воздушными шлангами.
Каин попятился, но верхняя платформа была невелика. Вокруг была лишь пустота. А снизу начали подниматься кунаки и нукеры.
- Вы не посмеете! – Каин старался говорить уверенно, но обильная испарина выступила изнутри на стекле его маски, выдавая волнение. В вакууме не играют в покер.
– Я полномочный представитель Исполнительного секретариата Временного Правительственного Комитета Земли. Моя жизнь принадлежит только Земправу! Страшное наказание ждет тех, кто поднимет на меня руку!
Кунаки и нукеры начали доставать из карманов предметы разной формы и конфигурации. Объединял из зловещий блеск вороненой стали.
Оружие.
- Валерий Станиславович, ну что ж вы так! Валерий Станиславович, ну скажите им!
Андроид не пошевелился.
Кунаки и нукеры быстро подбирались к верхней платформе.
Гравитация была очень низкой.
- Спираль раскручивается, Каин – сказал, наконец, Андроид – Этот мир в движении, и теперь он мир света. Ты ведь знаешь о красном смещении, не так ли, Каин? Сама реальность наша убегает от Земправа. Ты слишком долгое время пробыл в пустоте, и теперь, здесь другое время. Время, в котором за тобой никогда не вернется Земправ, ведь он не сможет догнать тебя, как Ахиллес не сможет догнать черепаху.
Каин уже не слушал бред злого робота. Тяжко вздохнув, он присел на корточки. Одетой в рукавицу рукой коснулся древнего, ржавого металла проходческой платформы.
- Это место… - пробормотал он – Это место напоминает мне дом…
Кунаки и нукеры окружили его.
А потом, Каин метнул бумеранг.
Хромированная пластина врубилась в солнечное сплетение провожатому, встречавшему Каина у Корабля Любви. Потеряв равновесие, он влетел в другого кунака, и оба они, вращаясь полетели куда-то прочь от платформы, медленно увлекаемые микрогравитацией ко дну пещеры.
Каин этого не видел. Инерция броска швырнула его вперед, прямо на одного из нукеров. В позе супермена Каин влетел в него, выбив оружие из рук мужчины, развернулся в воздухе, и подобрал вращающееся вокруг своей оси устройство.
Гравитация медленно опустила Каина на нижнюю платформу.
Двое оставшихся людей Валерия Андроида замерли в нерешительности.
- Вы так хорошо знаете меня, комес Валерий! – воскликнул Каин – Вы забыли лишь об одном. Я с Сина! А он рождает жестких мужиков!
На платформу, тяжело пыхтя, вскарабкался один из тех нукеров, что улетели, сбитые бумерангом. Облачка пара со свистом вырывались из под его маски.
Валерий оставался неподвижен, но трое кунаков и нукеров атаковали Каина оновременно.
В первого представитель Земправа успел выстрелить из обретенного оружия. Тусклая фиолетовая молния с сухим треском прошила врага, отбросив его на дно пещеры. Второй замахнулся на Каина телескопической дубинкой, но тот перехватил его запястье, и вывернул, сломав его с отвратительным хрустом.
Пещеру всколыхнул дикий крик покалеченного нукера, а никто не расслышал за ним тихое шипение. Шипение, которое могло означать только одно.
Бумеранг возвращался.
- Теперь не уйдешь! – рявкнул оставшийся кунак, целясь в Каина из какого-то массивного оружия.
Бумеранг проскочил у него перед носом, срезав шланги подачи воздуха на маске, и кунак бросил оружие, и завертелся, с дикими криками пытаясь пережать шланги.
Каин спокойно поймал бумеранг на излете.
- Я же предлагал обойтись без эксцессов! – крикнул он оставшемуся на верхней платформе Валерию Андроиду – Кому здесь еще нужно преподать урок боя в невесомости?!
У Валерия Андроида не было выражения лица, и ничто не могло выдать его настрой, но Каин каким-то животным чутьем ощутил его ярость, увидел ее в бешеной пляске багряных индикаторов, услыхал в пронзительном жужжании сервоприводов.
- Беги, представитель Земправа – прошептал Валерий Андроид – Беги!
Каин огляделся. Мрак пещеры озаряли теперь созвездия десятков налобных фонарей, быстро приближающиеся к нему. Кунаки и нукеры. Много.
Каин бросил разряженное оружие, и бросился в сторону Корабля Любви.
Кто-то метнул ему вслед топор. Прокувыркавшись в разреженном воздухе, тот звонко вонзился в один из шахтерских агрегатов, разбрызнув вокркг обрало машинного масла.
Каин бежал декаметровыми шагами, стараясь не держаться освещенной дорожки. В стороне от нее, пол пещеры был неровным, опасным. Каждый шаг был испытанием удачи Каина - попадет нога в глубокую щель, и он больше никогда не увидит родного Сина.
Представитель Земправа добрался до Корабля Любви, лишь на несколько дюжин шагов опережая погоню. Когда Каин уже протянул, было, руку к затворю люку, по тому забарабанили дротики со снотворным ядом. Каин вжался в пол пещеры, скорчился за подпоркой корабля. Но больше не стреляли. Рывком распахнув люк, Каин запрыгнув в Корабль Любви, и сразу же захлопнул его за собой.
Почти перед самым носом у кунаков и нукеров Валерия Андроида.
Каин включил питание. Пробежался пальцами по тумблерам, включая основные системы. На пробу включил рацию.
- Два-один-самь, Корабль Любви, запрос на выход из гавани.
- Иди в жопу, сука!
Все ясно. Каин, приготовился пробивать внешний люк.
Эротический корабль по сути своей представляет громадную жестяную бочку, увитую трубами и кабелями периферийных систем. Весу в нем немало, а маневровые двигатели способны дать изрядную тягу, но на таран железных затворов он, увы, не рассчитан. Каин понимал, что этот таран станет, скорее всего, последним полетом в жизни корабля, но особого выбора у него не было. Пробить крышку мира, вырваться наружу, в пустоту, а затем – долгий сон, и долгое ожидание прибытия агентов Земправа.
Во внешний люк заколотили чем-то тяжелым.
Стараясь не мандражировать, Каин очень неторопливо произвел предстартовые операции, сбросил к чертям баки с энергоносителем (не хватало еще взорваться при столкновении), оставив лишь минимальный запас, подал топливо в камеры сгорания, и включил зажигание.
Сила противодействия вжала Каина в спинку кресла. Дорожка из белых светильников замелькала в иллюминаторе, бешено ускоряясь, сливаясь в две сияющие ослепительной белизной полосы.
А затем случилось то, что должно было случиться.
Удар оглушил Каина. Можно лишь гадать, как много времени он провел без сознания. Очнулся он от того, что захлебывается. Маска полна вонючей жижи. Ноздри и рот заполняются…
Это рвота!
Каин сдернул с головы кислородную маску. Его очень сильно тошнило. В кресло как-то странно вжимало. Не так, как при перегрузках, не так, как при ускорении. Представитель Земправа отстегнул ремень безопасности, и тотчас же его выдернуло из кресла какой-то неведомой силой, и что ни есть духу швырнуло о переборку.
Мгновение спустя, свет в отсеке погас, и Каин отчетливо увидел стробоскопическое, безумное мельтешение сияющих кругов в иллюминаторе. Еще мгновение ему понадобилось, чтобы понять, что происходит.
Его снова вывернуло.
Это сила Кориолиса! Сияющие круги – это звезды! Звезды, какими их видели звездочеты из старобытных времен, рисуя на песке свои круги и кривые.
Сила удара о гермозатвор сокрушила Корабль любви, и придала ему огромное ускорение по оси тангажа. Корабль вращался вокруг своей оси с такой скоростью, что его переборки приобрели собственную гравитацию, и теперь норовили размазать Каина.
Незадачливые космонавт попытался подняться, но так высоко, так высоко теперь было до нависавшего над его головой кресла. Огромным усилием ему удалось оторвать руку от переборки, и ухватить пальцами замок ремня безопасности, тянущегося к нему от кресла, словно длань господня на древней фреске.
Еще через секунду, его рука выскользнула из рукавицы. Он упустил ремень.
В любом случае, приборные панели были темными и неживыми.
Теперь Каину остается только…
Очередной сокрушительный удар смял Корабль любви. Представителя Земправа швырнуло о переборку, об кресло, и снова – о противоположную переборку.
Кажется, он снова был без сознания. Теперь за иллюминатором было черным-черно. То ли действительно потемнело, то ли это от того, что в кабине зажглись тусклые красные лампочки аварийного освещения. Широкая и длинная гроздь капелек рвоты, крови, соплей и слез кометным хвостом растянулась от лица Каина по всей кабине.
Снова невесомость.
Новый удар, очевидно, замедлил вращение корабля.
Космонавт влез в кресло, застенул ремень безопасности. Электроника больше не работала, но судя по стрелкам аналоговых индикаторов, в оставшемся баке у него еще было несколько сотен галлонов энергоносителя. Повертев ручку, Каин запустил аварийный генератор, а затем включил курсовые прожектора.
Из восьми фонарей зажглись только два, но и этого было довольно для того, чтобы представитель Земправа смог оглядеть всю представшую перед ним в иллюминаторе картину разрушений.
Эротический корабль любви, врезавшись во внешний гермозатвор, не смог полностью отворить его, но выбив одну из его сторон, вскрыл, как крышку консервной банки, после чего, утратив движущую силу, почти замер на месте, медленно дрейфуя от одной стенки пещеры к другой, и при этом, бешено вращаясь вокруг собственной оси.
Хотя корабль был, определенно, сильно поврежден, гораздо хуже пришлось терминалу мира света, а также всем тем, кто находился в нем в момент катастрофы. Вскрытый как консервная банка, терминал выпустил весь воздух в пустоту. Теперь, смерзшиеся трупы кунаков и нукеров Валерия Андроида медленно дрейфовали по пещере в нелепых и жутких позах. Кислородные маски могли бы помочь им дышать, но негерметичные ватники не спасли их от резкого падения давления.
Каин грустно вздохнул.
- Хреново получилось, ребята.
Теперь ему нужно было каким-то образом отогнуть оставшуюся часть гермозатвора, чтобы вывести корабль любви в пустоту.
Возможно, стоит подхватить на буксир один из баков с энергоносителем, которые он заранее сбросил, просунуть его в щель между стеной пещеры и гермозатвором, а потом…

Четверть часа спустя, корабль любви, уже вновь нагруженный баками с энергоносителем, медленно дрейфовал к входному гермозатвору. Маневровые двигатели корабля не были приспособлены к сверхточным маневрам в замкнутом пространстве, и Каин не решался запустить тягу сверх минимально необходимого. Теперь он медленно, со скоростью оттолкнувшегося от стены человека, скользил вдоль центральной оси пещеры. Впереди, точно перед иллюминатором, у него была неполная луна отогнутого гермозатвора, и звездное небо за ней, а точно позади, за пристегнутыми на корме баками с энергоносителем – внутренний гермозатвор мира света.
Каин уже было расслабился, когда вдруг в иллюминаторе показалась страшная голова Валерия Андроида. Вот уж кому нет нужды в воздухе для дыхания!
Его уродливые антенны были смяты, камеры - разбиты, органическая половина тела распухла и раздулась из-за нулевого давления, но он был жив.
Каин отшатнулся от иллюминатора, а андроид, схватившись за его обод железной клешней, прижался к стеклу, мерцая разноцветными огоньками.
Должно быть, он что-то кричал, но вакуум скрыл его слова.
А потом, он достал из-за пояса ржавую старинную кирку, и ударил в стекло.
Иллюминатор пошел трещинами.
Взвизгнув от ужаса, Каин подхватил болтающуюся в воздухе кислородную маску, и нахлобучил ее на голову, прямо со рвотой и кровью.
А потом, стекло разбилось, и тугая струя не сдерживаемого более воздуха вырвалась сквозь разбитый иллюминатор.
Каин остался без воздуха, но не это было самым неприятным. Самым неприятным было то, что сила противодействия, вызванная к жизни выброшенной с воздухом массой, придала кораблю любви реактивное ускорение. И он, набирая скорость, пролетел через всю пещеру, прямо к еще целому внутреннему гермозатвору мира света.
И врезался в нее прямо баками с энергоносителем.
И грянул гром.

****
Жилое, внутреннее пространство мира света было надежно защищено от враждебной внешней среды. На протяжении многих столетий мир выживал, мир рос и развивался, невзирая на воцарившийся упадок. В этот день все изменилось.
Каин погубил мир. Мир, до боли напоминавший его родной дом. Мир, который хотел погубить его самого.
Роль шлюза между обжитым миром, и внешней пустотой выполняла обширная пещера, нескольких сотен метров в диаметре, и порядка двух с половиной километров в длину. Как с внешней, так и со внутренней стороны эта пещера – бывшая угольная шахта, заканчивалась массивными металлическими гермозатворами. Покрывшиеся, со временем, ржавчиной от постоянного контакта с кислородной атмосферой они, тем не менее, продолжали быть надежной защитой маленькой человеческой экосистемы. Они пережили кризисы и войны, революции и голод, эпидемии и социальные потрясения.
Они, однако, не пережили Каина Немогущего.
Взрыв баков с энергоносителем разнес вдребезги внутренний гермозатвор так, точно бы тот был сделан из стекла. Поскольку внешний затвор был поврежден незадолго до этого, а разреженная и без того атмосфера стыковочного пространства уже успела улетучиться в пустоту - с расколом внутреннего затвора участь мира была предрешена.
Сконденсировавшийся до густого, почти непроглядного пара воздух долгие минуты могучим потоком хлестал из жерла поврежденного шлюза. Если бы Каин в это время находился во внутренней, обитаемой части мира, то его уши разорвал бы рев исполинского урагана, всепожирающей воронки, втягивающей в себя жизнь и тепло. Со временем, рев этот стих бы, изошел в пронзительно-тонкий свист, и наконец, стих бы. Но Каин этого уже не услышал бы, поскольку его барабанные перепонки к тому моменту давно были бы разорваны упавшим атмосферным давлением, кровь вскипела бы, жизнь покинула бы его.
Однако, досужие рассуждения эти лишены смысла, поскольку Каин в момент катастрофы продолжал оставаться в кабине поврежденного корабля любви. Взрыв за кормой, хотя и значительно смягченный массивнейшим защитным экраном, отделяющим реактор от обитаемой кабины, тем не менее, окончательно разрушил корабль, разбившийся на несколько обломков, отскакивающих, теперь, от одной стенки пещеры к другой. В очередной раз за этот непростой день, Каин потерял сознание. В себя он пришел от ощущения удушья. Сердце бешено колотилось – наручный тонометр показывал пульс за сто тридцать ударов в минуту. В голове было мутно и путано – космонавт с трудом мог вспомнить, кто он, и где он находится.
Кислород! Очень мало, критически мало кислорода в его крови!
Аварийное освещение в кабине не горело, и Каин не без труда, наощупь отыскал рундук с неприкосновенным запасом, а в нем – заветный запасной баллон с кислородом.
Теперь он мог жить дальше. Еще часа три-четыре.
Нужно было искать какой-то выход из ситуации.
****
Темнота нервировала.
Зажечь свет в руинах разрушенного корабля любви так и не удалось, и теперь единственным источником света в кромешной тьме был отблеск внутреннего города, видневшегося за разорванным шлюзом. Корабль был уничтожен, свои запасы воздуха и энергии Каин потерял, и покинуть мир света он больше не мог. Делать в пещере ему было больше нечего. Едва ли жизнь сохранилась во внутренней части мира. Космонавту совершенно не хотелось лезть в его недра. Он достаточно отчетливо представлял себе, что он там увидит. Но особых вариантов у него не было. Только там, в мертвом городе, он мог надеяться отыскать аварийные запасы кислорода, энергии, пищи, а если очень повезет, то даже и средства, которые помогут ему связаться с Земправом.
Каин понимал, что шансов выжить у него, в подобной ситуации, немного, но сидеть в темной кабине эротического корабля любви, и покорно ждать своей гибели он определенно не хотел.

****
Представитель Земправа осторожно пробирался по конструкции из граненых металлических балок и ребер жесткости. Под ним зияла бездна надирной части мира света №32. Это чем-то походило на прогулку по стреле башенного крана. Хотя гравитация здесь была очень невелика, сорвись Каин с балки, его непременно ждало бы ужасающе долгое и безвозвратное падение во тьму главного ствола шахты. Вдоль башни управления, по всей видимости, некогда ходил лифт – Каину приходилось перелезать через вставшие навеки кабины. По всей видимости, эти лифты не сдвигались с места уже очень, очень давно.
Иное дело, казалось бы, город. Город, раскинувшийся сейчас прямо перед ним, и под ним. Там был свет, было движение. Окна домов, разноцветная неоновая реклама, бесшумно скользящее по монорельсовым дорогам поезда. И между тем, именно там, внизу находилось теперь, как знал космонавт, царство смерти. В заброшенной же, на первый взгляд, безжизненной башне управления его должно было ждать спасение.
Прошло не меньше часа, прежде чем Каину удалось добраться до обитаемого отсека башни – цилиндрического сооружения, увенчанного антеннами разной конфигурации, тускло отблескивающими радиаторами охлаждения, и цветными габаритными огнями. Обитаемый отсек увенчивал собой башню, словно шляпка исполинского гриба, и нависал прямо над безмолвным городом.
Каин не стал пытаться залезь в здание через шахту лифта, а вместо этого, оттолкнувшись от последней решетчатой технической площадки, спланировал – закружилась голова! – прямо на крышу отсека. Здесь он быстро нашел инженерный лаз, окруженный косой черно-желтой штриховкой. Экран на крышке люка говорил какие-то важные вещи, но сплошь незнакомым Каину линейным письмом. Однако, судя по горящему рядом с экраном зеленому светодиоду, он понадеялся, что экран хочет сказать «люк заперт герметично».
В следующие минуты ему предстояло в этом убедиться.
Отогнув защитные зажимы, космонавт сдвинул люк в сторону.
Струя густого кислородно-водородного пара, тотчас же ударившая ему в лицо, подтвердила – да, люк заперт герметично. И да, башня управления имеет собственную систему жизнеобеспечения.
Когда весь содержавшийся внутри воздух вышел в безвоздушное теперь пространство города, Каин влез в башню, и запер за собой люк. Он оказался в небольшом техническом отсеке, заваленном какими-то старинными, ржавыми инструментами и оборудованием. Выход из отсека был только один.
Открыв внутреннюю дверь, космонавт увидел еще одну кислородно-водородную воронку – давление между отсеками выровнялось. Похоже, больше он мог не тратить свои запасы воздуха.
Присев на груду инструментов, Каин стащил с себя рукавицы и кислородную маску. В первые мгновения, его охватило чувство удушья – он даже испугался, что неверно истолковал увиденное, и что воздуха в башне нет, а ему предстоит ныне мученическая смерть. Несколько секунд спустя он все же понял, что воздух в башне есть, просто его давление очень уступает нормальному. Кровь стучала в висках, хотелось дышать глубоко и часто, тело под грубым ватником скафандра бросило в холодный пот.
Но он дышал.
Каин оказался в радиальном коридоре, тянущемся, очевидно, по периметру всего здания. Отталкиваясь от стен, он пролетел по коридору – изогнутые переборки плавно изгибались вокруг, и на мгновение у Каина закружилась голова – ему показалось, что это не он планирует, но центр управления вращается вокруг него, словно бы он находится в гигантском колесе.
Коридор заканчивался массивной запертой герметической дверью. Он не увидел никакой возможности открыть ее, но судя по оборудованию, хорошо просматривавшемуся в окошко на двери, за ней располагался то ли узел связи, то ли радиообсерватория.
Самая бесполезная часть башни.
Полет по радиальному коридору в обратном направлении привел его к двери, отмеченной яркими идеограммама и надписями линейным письмом. Понадеявшись на лучшее, Каин вскрыл кожух гидравлики, управлявшей дверью, и после недолгой возни, сбросил давление в системе, и открыл обмякшую дверь.
Как он и предполагал, это был контрольный пост.
Сквозь громадное куполообразное окно открывался вид на весь город. В помещении было темно, лишь отсветы далеких жилых кварталов, да блеск индикаторов и лампочек на оборудовании слегка освещал его.
Судя по количеству постов с мониторами и панелями управления, некогда здесь работало не меньше дюжины человек.
Шрифт надписей на тех немногих экранах, которые еще что-то показывали, Каину был незнаком.
Он прокашлялся – рифленый металл башни гулко разнес эхо.
- Голосовое управление!
Тишина в ответ.
- Голосовое управление! – повторил громче Каин.
Глухо зашипели скрытые динамики, заставив представителя Земправа подскочить от неожиданности.
- Голосовое управление активировано – сказал бесстрастный механический голос, пробиваясь сквозь помехи.
Каин облизнул вмиг пересохшие губы.
- Главный компьютер готов к работе?
- Главный компьютер готов к работе – эхом отозвалась машина.
- Активировать главным компьютер!
- Активация главного компьютера. Вывод системы из спящего режима. Неудача.
Голос замолк.
Каин ждал, невольно опасаясь, что больше ничего не услышит. Но несколькими секундами спустя, раздались новые слова из динамиков.
- Идет восстановление системы. Пожалуйста, подождите.
- Сколько? Сколько ждать? – воскликнул Каин.
И тут совершенно новый – совершенно живой, женский голос произнес у него за спиной:
- Дольше, чем ты думаешь!
****

****
Она все это время ждала у него за спиной, скрываясь в тенях. В темноте, он даже сейчас лишь смутно различал ее силуэт. Кажется, какой-то белый комбинезон.
Сколько еще призраков скрывается в заброшенной башне?
Женщина приблизилась, и в падающем сквозь купольное окно свете неоновой рекламы Каин увидел у нее в руках мощное электрическое оружие. Красные, зеленые, синие и оранжевые всполохи за окном, мгновениями освещавшие темное помещение, окрашивали женщину, и ее вороненый ствол в сюрреалистичные цвета.
- Этот компьютер не загружался уже много поколений. Я удивлюсь, если он сделает это сам – сказала она.
- Я представитель правительства! – быстро сказал Каин, подняв руки над головой
Ствол по прежнему смотрел прямо на него.
- Назовитесь.
- Меня зовут Каин. Я могу быть вам известен, как Каин Немогущий – сбивчиво залепетал космонавт - Я представитель Земправа. Здесь только что произошла катастрофа. Чудовищная катастрофа!
- Я знаю.
- Я должен здесь все пофиксить. Я…
- Каин… - ярко-фиолетовый сполох за окном на миг залил все помещение ослепительным светом. Потом башня погружилась во мрак. Незнакомка продолжила – Вы знаете, что случилось?
- Да! – горячо закивал головой представитель Земправа – Это была авария. Один из эротических кораблей потерпел крушение в доке, и теперь…
Движение оружейного ствола оборвало его речь. Собеседница указала дуло на некое устройство, закрепленное в углу помещения.
- Знаете, что это?
- Нет. Что-то старинное? – буркнул Каин, предчувствуя недоброе.
- Это камера слежения, Каин. Устройство, позволяющее оператору видеть все помещения этого мира – женщина неожиданно улыбнулась – Всевидящее око башни управления – а потом рявкнула – Я все видела!
Космонавт отшатнулся. Инерция распластала его по ближайшей панели управления. Ноги нелепо задрались выше плечей.
- Послушайте, я не хотел! Меня вынудили! Я защищал свою жизнь. Да послушайте же!
А потом, воздух разорвал сухой треск, и голубая молния, вырвавшись из дула оружия, вышибла из него дух.
****
Когда Каин очнулся, в башне уже мерцало тусклым багрянцем аварийное освещение. Многие посты управления были живы, сияли огнями и мониторами с какими-то данными. Оглушившая Каина незнакомка сидела, скрестив ноги, посреди обзорного окна-купола – прямо над бездной, и быстро говорила что-то на незнакомом языке в телефонную трубку, кабель которой тянулся к ближайшему настенному пульту.
По всей видимости, она не ожидала, что ее собеседник так быстро придет в себя. Но Каин Немогущий был родом с Сина.
Освещение было очень неровным. Несколько раз в минуту, напряжение в сети падало, лампочки начинали мерцать, и гасли. Выбрав момент мрака, Каин оттолкнулся от переборки, и бросился, было, к выходу из центра управления. Но в тот самый миг, в городе вновь засияло нечто неоновыми огнями. Оранжевый свет залил помещение ярким ровным светом, и Каин предстал перед женщиной в полный рост.
Она тут же вновь направила на него оружие.
- Очнулся? – с интересом спросила.
- Да послушайте же! Я представитель правительства! Нельзя в меня стрелять! Что вы делаете?!
Она упустила трубку, и та медленно поплыла в воздухе в сторону космонавта.
- Эта линия проведена до нижних уровней шахты. Там сейчас немало рабочих.
- Что? Значит, есть выжившие?!
- Вы ведь не думали, что ваша диверсия погубила все живое, Каин? Эта шахта уходит в самые корни мира. В ее темных недрах есть воздушные пузыри. Люди, которые там остались, сейчас планируют свое спасение. Очень скоро, Каин, очень скоро они выберутся. И тогда, им захочется повидаться с вами.
Каин поднырнул под ближайший пост управления – молния с сухим треском ударила в него уже в следующее мгновение – оттолкнулся от переборки, и ринулся в коридор. Еще один выстрел прошел мимо.
- Не уйдете! – кричала женщина ему вслед – Там только тупик!
Снова вокруг Каина завращалось бешеное беличье колесо. Он не стал лететь к тупику возле узла связи, но вместо этого, уцепился за стену возле лаза, через который проник в башню. Отперев дверь, он на секунду замешкался, надевая рукавицы и кислородную маску.
Женщина с оружием показалась за изгибом коридора. Сразу же углядев, что он собирается сделать, она взвизгнула, и бросилась обратно в центр управления.
Каин затянул маску, схватил крышку внешнего люка, и рывком отпер его.
Вновь засвистел выходящий воздух.

Когда давление упало, и все звуки за пределами маски стихли, Каин Немогущий отправился в центр управления для того, чтобы найти тело своей обидчицы.
К его удивлению, он так и не обнаружил, войдя в помещение, ее ни живой, ни мертвой. Недоуменно озираясь, космонавт принялся изучать центр управления. Теперь, когда освещение – хоть бы и аварийное, хоть бы и мерцающее, но появилось, делать это было гораздо легче.
Постов с мониторами и приборными панелями действительно было ровно двенадцать, как он и прикинул поначалу. На экране одного из них сменялись виды различных областей мира – по видимому, это были те самые камеры наблюдения, о которых говорила женщина. Если прочие посты были оборудованы лишь поручнями для удержания, то к этому прилагалось также и кресло с фиксирующими ремнями. Каин обратил, было, внимание на крупную табличку с линейными письменами и идеограммами, закрепленную на спинке этого кресла, но тут, нечто иное привлекло его. В зенитной части зала, несколько севернее двери, через которую он вошел, располагалась батарея вделанных в переборку шкафчиков. Одиннадцать из них были распахнуты настежь.
Двенадцатый – наглухо заперт.
Каин запрыгнул на переборку, задумчиво прошелся вдоль ряда шкафов. Потом замер у закрытого, и постучал по нему носком ботинка.
Несколькими мгновениями спустя, приложив ладонь в рукавице к ледяной поверхности дверцы, он почувствовал ответную вибрацию.
Подумав, космонавт прижался стеклом маски к дверце шкафа.
- Ты меня слышишь? – произнес он – Эй?
Долго ждать не пришлось.
- Слышу.
Голос доносился с металлическим дребезжанием, сильно искаженный толщей двери, которая, собственно, его и транслировала.
Каин взялся за ручку дверцы, и потянул ее, чтобы приоткрыть. Но дверь крепко держали изнутри. Не поддалась.
Он вновь прижался головой к металл.
- Не надо. Пожалуйста! – услышал он искаженный голос. Его собеседница, наверняка, дошедшая уже до пределов отчаяния, старалась говорить спокойно и взвешенно. Космонавт невольно проникся к ней уважением.
Такая могла бы стать космонавтом.
- Ну, и что будем делать? – ласково спросил Каин у дверцы. Сейчас он чувствовал себя полным хозяином положения.
Незнакомка долго молчала, а потом очень вежливо спросила:
- Вы не могли бы задраить тот люк, и вновь запустить кислород в башню?
Каин задумался.
- Оружие ведь еще у вас, не так ли?
- Угу.
Ситуация была довольно патовой.
Герметизировать башню, и вновь пустить воздух в систему означало, что незнакомка сможет выбраться из шкафа, и тотчас же вновь взять его, Каина, на прицел. Что совершенно Каину не нравилось. Даже если бы ему вновь удалось повторить фокус со спуском воздуха, не факт, что после этого он сумел бы в третий раз нормализовать давление – запасы сжатой кислородно-водородной смеси с баллонах автономной системы жизнеобеспечения башни едва ли были так уж велики.
Поднатужиться, и все-таки отпереть шкафчик? Но в шкафчике сидит единственный, по всей видимости, живой человек во всем мире, умеющий оперировать древним компьютером и оборудованием башни. Глупо и неосмотрительно с его стороны было бы лишить себя подобной компании.
С другой стороны, роскоши сесть, подождать, и подумать Каин себе тоже предоставить не мог. Его запас кислорода быстро заканчивался, ровно как и пригодный для дыхания воздух внутри шкафчика. К тому же, не следовало забывать и о рабочих, которые скрывались в темных недрах центрального ствола, и рано или поздно должны были прийти по его душу.
Ну же, что делать?

Каин вновь прислонился к дверце шкафчика.
- Как тебя зовут?
- Слава Науке и Техническому прогрессу!
- Странное имя. Это что-то из старого обычая, верно?
- Можете называть меня Слава.
- Рад знакомству, Слава.
- Взаимно, представитель Земправа. Вы же ведь не оставите меня здесь, верно?
- Как вам дышится, Слава? Легко ли?
- Каин, послушайте меня, Каин!
- Да, Слава, я вас слушаю.
- Вам никогда не спастись без моей помощи. Вам никогда не выжить в этом мире без меня.
Каин задумался.
- Что вы можете мне предложить, Слава? Что у вас есть такого, чего нет у меня? Что у вас есть такого, что я не смогу забрать, попросту отперев этот шкафчик?
- Я – космонавт!
Вот тут-то он действительно удивился.
- Правда? Очень интересно! Как и я.
- Нет! – взорвалась криком собеседница – Не такой, как ты! Ты – представитель Исполнительного секритариата Земправа. Ты – холуй на службе у чудовищ! А я – настоящий специалист. Мне известны тайны далеких звезд. Я знакома со старобытным обычаем! Все эти древние технологии – те, что вокруг – которые тебе кажутся такими загадочными, они мне знакомы! Они для меня как открытая книга.
- Хм. Что такое книга?
- Долго объяснять. Я могу здесь все пофиксить. Я знаю, как работать с этими компьютерами, с оборудованием, как договариваться с мыслящими машинами! Я могу взять мир в свои руки.
Каин присвистул – в глухой маске, это прозвучало достаточно странно.
Он быстро поглядел по сторонам, и взгляд его уткнулся в кресло с линейной надписью перед центральным постом.
- Что написано на кресле?
- «Старший вахтенный офицер» - сразу же донесся ответ из-за дверцы шкафа.
Представитель Земправа задумался. Услышанное казалось ему чем-то невероятным…однако, в его жизни случались вещи и куда более невероятные.
Кислород истекал…
- Вы мне не верите? – спросили из-за дверцы.
- То что вы говорите, кажется невероятным. Но…
- Это все…
- Но в моей жизни случались вещи и куда более необыкновенные.
- Правда? Охотно бы послушала ваши истории! – заискивающе прозвучало.
- Слава, скажите мне, откуда в этом мире мог взяться такой человек, как вы? Настоящий космонавт. Космонавт, знакомый с науками. Космонавт, знакомый со старым обычаем. Кто вы, Слава? Откуда вы? И что вы здесь делаете?
- Это очень долгая история.
Каин на мгновение заколебался. Но перед тем, как принять для себя решение, ему нужно было узнать, нужно было прояснить для себя все раз навсегда.
- Рассказывайте. Мы никуда не спешим.
За дверцей раздался скорбный вздох.
- Тогда, наверное, мне нужно будет начать с истории «Нагльфара»…Или нет…Нет, это слишком долго! Я начну с истории человека, которого в Вихре называли Протектором, но в Сине он стал Нырящим-за-Край. Вы ведь с Сина, не так ли, Каин, да? Каин Немогущий…
- Протектор, Слава.
- Протектор. Это должность из Эротического Вихря. Так там называют человека, который потомственно и пожизненно отвечает за то, чтобы свод старинных правил забытых игр, которые иные еще называют Законом, торжествовали. И чтобы люди больше никогда не ели друг друга. Но я тогда об этом ничего не знала. А ведь он, по сути, отправился искать меня. Я познакомилась с ним в пустыне мечты, вход куда лежит через путь песка. Там бывают очаровательные закаты ранней весной, говорил он. Когда я впервые попал на Син, говорил он, именно закаты, невероятные закаты восхитили меня больше всего.
- Весь Син – сплошной закат.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
НИКОГДА НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ НАЗАД
1
Степь да степь кругом. Шелестит, колосится разнотравье. Закатный ветер шевелит изжелта-зеленые травы, и слышатся, чудятся шорохи в тенях, тихие шепотки. И пляшущие тени от костра бегут по равнине, исчезая во мраке. А темно-фиолетовое небо искрится мириадами звезд. Каждая из них – целый мир, мир, так похожий на наш. Окошко в бесконечность.
Глянешь в него – и навсегда потеряешь душу.
Я знал, на что иду. Знал, что никогда не вернусь домой. Таков был мой долг, и я ни разу в нем не усомнился, пускай сердце мое и тосковало по оставленной жене, по ребенку, который никогда не родится, и по крошечной, но уютной квартирке в белом доме на краю полукруглой площади.
Погонщики сгружают с телег мешки с душистым овсом, готовясь кормить волов. Степной заяц шипит брызжущим жиром, поджаривается на костре. Мои спутники, утомленные долгой дорогой, сидят у огня, прихлебывая чай. Пять пар глаз пристально глядят на пламя, и отблески его отражаются в их зрачках. Ни на что человек не в силах смотреть так долго, так пристально, как на горящий огонь.
Я тоскую по своему дому, но глядя на женщину-космонавта, сидящую против меня, я волей-неволей вынужден спросить себя – всегда ли возвращение домой любой ценой достойно являться самой ценной, самой сокровенной мечтой человека? Не может ли эта мечта, сбывшись, обернуться кошмаром?
- Этот город…- заговорила женщина – Вон там, те дома. Почему он заброшен? Смотреть зябко.
Она показывает рукой вдаль, на запад, туда, где на фоне рдеющего горизонта виднеются черные силуэты разрушенных зданий.
- Это старые казармы – пожимая плечами, говорю я – когда-то здесь стояли войска. Теперь уже нет. Давно ушли.
Женщина молчит.
- Город. Здесь был город! – вклинивается в наш разговор погонщик волов – Я знаю. Мне дед рассказывал. А ему – его дед. Мы, степняки, знаем свою землю. Мы, степняки, знаем свой род!
- Что за город? – встрепенулся один из моих спутников, историк в толстых очках с широкой пластмассовой оправой.
- Был город-сад. Наукоград. Дом инженеров, ученых, мечтателей. Да, - протянул погонщик – мечтателей. Я в этих штуках не силен.
- На карте никаких городов нет… - с сомнением пробормотал историк. Он достал из планшета пожелтевшую карту, и теперь пытался разглядеть на ней что-то при свете костра.
- Нет и нет!- легко согласился погонщик – А только я точно знаю, был он, город. И многие другие, здесь, всюду, где сейчас степь. Точно знаю. Мне дед рассказывал.
Женщина оторвала взгляд от огня.
- Где сейчас степь? – она с сомнением обвела взглядом бескрайнюю травяную пустош, уже почти полностью скрывшуюся во мраке – А что же здесь раньше было?
- Здесь было…- погонщик запнулся – Здесь была…красота. Да, здесь была красота.
- Продолжайте, пожалуйста – попросил его один из моих спутников, историк, ранее молчавший.
- Трава тогда была неслыханно сочной и зеленой. Не то, что нынешняя. Зеленее, чем сейчас. И небо тогда было ярко-ярко голубым, а не то, что сейчас. И росли леса высоких деревьев. И текли… - его голос стал приобретать тон речитативного напева - …и текли глубокие реки, и они тоже были голубые, потому что в них отражалось голубое небо. И всюду среди этих рек и лесов, всюду, всюду стояли прекрасные золотые города, и жили в них люди мудрые, умные и добрые, которые познавали тайны мироздания, и хотели достигнуть чертогов Бога. То были времена Утопии. То была дивная, и сказочная страна…
- А давно это было? – спрашивает женщина.
- Не знаю… - запнулся, прервав свою декламацию, погонщик – Вот уж чего не знаю, того не знаю. Как деды рассказывают, так и я говорю. А когда это оно было?.. Давно.
- Нужно ложиться спать. Скоро в путь! – прерываю я их беседу.
Мы готовимся отходить ко сну, костер догорает, а маленький наш лагерь, степь, и далекие руины освещаются голубым светом вынырнувшей из-за горизонта неполной Земли.

2
Мы шли на восток.
Перевалив через кольцевые горы, мы попали в грязевую пустыню, и долгое время пересекали это гиблое место. Потоки талых вод каждую весну сходили с заснеженных вершин, но почва здесь была мертвая, бесплодная, и ничто не могло на ней прорости, уцепиться, скрепить корнями размокший грунт. Селевые потоки спускались в долину, и в ней и оставались, застывали, превращаясь в серый зыбун.
Только погонщики знали путь через эту пустошь. Каким-то непостижимым чутьем они умели находить тропу в непролазных, казалось бы, зыбунах. Ступи вол хоть на шаг в сторону от верной тропы, и в тот же миг тяжелая телега по самые оси ушла бы в серую грязь.
Да, эти люди действительно были истинными сыновьями своей суровой страны.
Застывшие селевые потоки заполняли всю равнину, вздыбливаясь огромными барханами, словно навеки застывшие волны.
Как эскадра древних кораблей, колонна наших телег пробиралась, скользя между этих барханов, медленно, с трудом взбираясь на склоны, и с еще большим трудом спускаясь с их скользких боков.
На исходе третьего дня, деревянный клин – простой тормоз, которым пользовались погонщики, спуская телеги, дал трещину, и вмиг разлетелся на мелкие щепки. Тяжелая телега тотчас же покатилась вниз по склону, опрокинув в грязь двух пытавшихся удержать ее погонщиков, и мимолетом сбив третьего, который находился впереди телеги, и не успел выскочить из под нее.
Еще мгновение спустя, она налетела на ящики с оборудованием, которые были предварительно сгружены погонщиками с телеги, и стащены к подножию дюны.
Погонщик – тот самый, что рассказывал легенды о прошлом величии степи – получил тяжелые травмы. Он умер на рассвете, после ночи тяжелых мучений, которые мы не в силах были облегчить. Ценнейшее оборудование было потеряно. Здесь, внизу, мы такого уже не найдем.
Долгую, очень долгую ночь мы провели в грязи, на вынужденном привале, сидя на перепачканных телегах, и пытаясь облегчить мучения нашего погонщика. Я так и не удосужился узнать его имя. Женщина-космонавт подносила больному воду, и меняла перевязки. Я возлагал большие надежды на ее опыт, знания и подготовку, которые, возможно, могли бы помочь нам спасти этого человека. Но увы, они были, кажется, предназначены не для этого мира.
Мы не рассчитывали проводить ночь в грязевой пустыне. У нас не было топлива для костра, и мы сидели в стылой темноте, и ели армейскую тушенку из жестяных банок. В отсутствие огня, звезды, казалось, светили особенно ярко. Светила и Земля, теперь уже почти полная, постепенно поднимаясь над горизонтом.
Земля манила, и пугала одновременно. Исполинские конструкции из серебристого металла паутиной овивали ее зеленые материки. Цепочки и звенья разноцветных огней то тут, то там пробегали по ней. Страшно было представить, сколь огромны они должны были быть вблизи.
- Что это? – спросила женщина.
Вместе со мной она сидела и смотрела, задрав голову, завороженная зрелищем.
- Я не знаю. Я никогда не был на Земле.
- Но она…но там ведь все нормально, правда? – взволнованно спросила космонавт.
Вместо ответа, я извлек из рундука радио, перевел его в режим приема длинных волн, и включил, протягивая ей гарнитуру.
- На, послушай.
Женщина удивилась, но покорно надела наушники.
Я не слышал, разумеется, но я прекрасно знал, что она в них услышит.
Земля звала. Земля пела. Земля выла, кричала, вопила, орала на тысячи голосов. Она манила. Она приказывала. Она молила. «Придите ко мне!» - говорила она – «Вы слышите меня? Вы видите меня? Слышьте меня! Тянитесь ко мне! Я ваша мать! Я Ваш отец! Придите ко мне! Отдайтесь мне! Я приголублю вас! Я утешу вас! Я обниму вас!»
«Я поглощу вас. Я пожру вас».
- Что это?
- Этим забит весь диапазон. Никто больше не пользуется длинными частотами.
- Да, но что это?!
- Что ты слышала?
- Я слышала… - женщина задумалась – Нет, это был не белый шум. Скорее, модулированные сигналы. Осмысленные, но разобрать невозможно. Их тысячи, и они словно бы накладываются друг на друга…
- Миллиарды! – поправил я – Миллиарды сигналов. Это то, что приходит с Земли. Сложные потоки данных в самых разных кодировках. Мы говорим – «Земля поет».
- Да, но что это?! – женщина была сильно взволнована – С ними можно связаться? Поговорить?
Я помолчал, задумавшись над ответом.
- А ты бы хотела?
Она замялась, вертя гарнитуру в руках. Я слышал писк и вой, исходящий из наушников.
- Попробуй.
Она поднесла микрофон ко рту.
Сквозь рев информационных потоков, перемешавшихся почти до состояния белого шума я услышал слова, слова, словно бы проступающие из под него. Слова множеством голосов, на языках, которых я не знаю.
Не знаю, знала ли их женщина.
Она отложила микрофон.

3

Мы шли на восток. Преодолев грязевую пустыню, мы вновь оказались у неприступной гряды кольцевых гор. В немыслимой древности, крупное небесное тело упало здесь, и кольцо ударной волны содрогнуло монолитные базальты Моря Спокойствия, скомкало их, словно скатерть, образовав словно бы огромную стену вокруг места падения тела. Теперь я глядел на заснеженные шапки гор, и думал о том, как сложно было бы преодолеть их в том случае, если бы наши предшественники не пробурили в базальтовой стене тоннель. Он сейчас был перед нами. Черный зев, разверзнутый, словно голодная пасть. На входе в тоннель стоял контрольный пункт, и автоматы, которые, очевидно, должны были принимать плату за проезд, но в отсутствие электричества они не работали.
Как впрочем, и освещение в тоннеле.
Погонщики волов раздавали вязанки лучин из щепистого, долго тлеющего дерева с морского побережья. С помощью трута, по старинной традиции, они разожгли огонь, давая свет нам в руки.
Хоть у нас и был огонь, но невольно мы ненадолго застыли перед входом в тоннель. Шестьдесят шесть километров тьмы, и миллионы тонн серого камня над головой. Забавно, как легко, почти непринужденно преодолели мы этот путь, следуя к цели нашего путешествия, и как тревожно нам было теперь проделывать обратный путь, даже невзирая на то, что ждало нас позади.
Погонщики волновались. Стоя перед входом в тоннель, они перешептывались, что нечто злое преследует нас во тьме с той самой поры, когда мы отправились в обратный путь. Они видели это во мраке, скрывающимся в пляске теней за кругом света, исходящего от костра, не приближающееся близко, но и не думающее нас покидать. Но там, впереди, не будет ни жара костра, ни ласкового голубого света Земли. И то, что следует за нами, может принести несчастья.
Я прервал разговоры погонщиков, стремясь не допустить расползания паники. Нам следовало двигаться вперед. Как бы то ни было, каждая пройденная стадия отдаляла нас от «Нагльфара».
А я стремился оказаться от него подальше.
Вскоре мы уже двигались по тоннелю, оглашая его вечную тишину скрипом колес, и ревом волов. Мы шли в молчании, и никому и в голову не приходило пытаться прибодрить себя пением песен, либо чтением рэпа. Мы шли в молчании, а я считал.
Из-за катастрофы в грязевых дюнах мы потеряли день. Уцелевший остаток груза, а также тело трагически погибшего погонщика мы были вынуждены перегрузить на две оставшиеся телеги, что в еще большей степени должно было замедлить наше передвижение.
О, что это была за дорога!
Это означало, что на грузопассажирский поезд, проходящий через станцию «Никель-Северный» мы никак не успеем, опоздав на него, по меньшей мере, на двое суток. Следующий же поезд, идущий в требуемом нам направлении, пройдет, я был уверен, не менее чем через месяц.
Очевидным решением было попытаться изменить наш маршрут. Мы понесли человеческие потери, у нас заканчивались припасы, и мы были измотаны морально и физически. Нам необходимо было как можно скорее попасть в цивилизованные места. Туда, где есть вареники, пиво, и баня – три столпа, на которых держится картина грез и мечтаний, которая то и дело рисуется нашими погонщиками во время привалов.
Я тихонько посовещался с нашими историками. Они намеревались завершить путешествие в одном из монастырей Звездного Света на берегу океана, однако, монастырей этих, на деле, была целая сеть, опутывающая весь материк, и я не видел между ними особой разницы. Направившись после выхода из тоннеля через степь на север, мы бы могли уже через несколько дней выйти к населенным местам, а вскоре достигли бы и ближайшего монастыря звездопоклонников, в котором женщина-космонавт смогла бы, наконец, вознести свои молитвы, а историки – обрести тайное знание. На том и порешили.
В узком тоннеле стало совершенно очевидным то, что никто за нами не гонится. Подавив инициативу погонщиков завалить тоннель массивной баррикадой, я расставил по нему, однако, несколько растяжек из светошумовых гранат, которые бы наверняка просигнализировали о том, что у нас есть преследователь. Тем не менее, к концу нашего движения по тоннелю ни одна из них так и не сработала.
Это, а также и тот факт, что расстояние от нас до «Нагльфара» с каждым часом уверенно возрастает, вселяло все больше уверенности в сердца погонщиков, изрядно поднимая им настроение.
Я же думал о том, что благодаря тем напыщенным болванам-историкам, что сейчас сопровождают меня, я совершил путешествие всей своей жизни, и навсегда лишил себя шанса на возвращение домой ради цели, которую увидел, по сути, лишь мельком. У которой провел лишь один день. И которую, я надеюсь, после меня не посетит больше ни один любопытствующий искатель.
«Нагльфар».

Ему дали имя корабля мертвецов. Как в древней легенде, в урочный час, он должен был вынырнуть из мрака, дабы вновь ввести их в мир живых. Никто же сейчас не помнит точно, как все начиналось. Эпосы старых времен сохраняют смутную память о потрясениях и кризисах, причины и следствия которых давно затерялись в эонах. Гибли и возрождались царства, философии и культы. То был век Старого обычая, того, что космонавт зовет наукой.
А потом, все резко изменилось. Человек перешел черту Сингулярности, и стал чем-то новым. Мир, который сегодня мои товарищи-историки называют Вихрем, стал большим, нежели совокупность отдельных людей. И стал способен на невозможные вещи.
То было дивное и сказочное время, которое мы зовем Утопией.
На самой ее заре, люди с Земли и с Сина строили Звездные Корабли. Их гнал вперед неудержимый голод. Желание знать и понимать, которое не в силах были преодолеть никакие достижения, а также извечный страх одиночества, поскольку как бы пристально люди не вслушивались в пустоту – она молчала.
И тогда, они решили раззадорить ее.
Возможно, не следовало будить спящих чудовищ?
Старобытные философы рассказывал об эффекте утенка. Вылупившись из яйца, утенок начинает искать свою мать. И первого же, кого ему суждено увидеть в молодой своей жизни, утенок признает этой самой матерью.

5

Было время, у человека был Бог. Неведомое окружало человека, он терялся в красках мира. И Бог был во всем. В шепоте ветра, в скрипе снега, и в завывании бури. Бог стал человеку опорой. Человек перестал бояться. Он познавал мир. Он открывал новое, поколение за поколением, препарируя действительность с любопытством и страстью молодого маньяка. Страсть…рука охотника, словно кулису, сдвигает гроздь лиан, преграждающих вход в пещеру. Загорелая, дубленая солнцем саванны рука. Пальцы ее покрыты жестким волосом, ладонь змеится шрамами, знаками инициации. Ты видишь?! Я вижу. Рука ученого сдвигает тяжелую крышку. Сосуд запечатан. Опыт начат. Азотная изморозь покрывает зеркальную гладь дьюара прихотливым рисунком. Рука одета в перчатку, синяя резина топорщится над кольцом на безымянном пальце. Он муж, он отец. Крышка со крипом проворачивается, запирая сосуд. Опыт начат. Опыт, все опыт.
В начале был Логос, и Логос был знанием. Человек слепо потрошил реальность, извлекая из нее знание, и из всего, вскрытого им, Бог уходил навсегда. Смотри, здесь нет Бога! Скрипит колесо. И здесь нет! Пшеница проклевывается сквозь жирный чернозем. Бога здесь нет! Человек делит атом, и рассыпает его бесполезные обломки. Опыт, все опыт.
Башня, казалось, почти коснулась небесной тверди. Человек обрел все, познал все тайны вселенной. Я знаю! Он кричит. На месте вырубленных лесов растут исполинские города. Я знаю! Он победил смерть и болезни. Знаю! Исполинские Звездные Корабли отправляются бороздить черную пустоту. И всюду, всюду – Бога нет. Все меньше остается храмов, все меньше помнят молитвы. Человек горд и доволен. И в то же самое время, он напуган. Ему одиноко. Все меньше смысла в том, ради чего он существует. И мертвое знание не дает ему ответов.
И тогда, Человек приходит в ярость. Я проведу, кричит он, последний эксперимент! Я поймаю тебя, Бог! Я загоню тебя в самый дальний уголок мира идей, и там раз и навсегда изучу. И так, пройдет твоя слава!
И человек готовит эксперимент. В последний раз взвывают исполинские машины. Кудесники внемлют священным компьютерам. Восторг миллиардов. Скоро, очень скоро они узнают. Раз и навсегда. Ты знаешь?!
И тогда, небеса разверзаются. И в лучах немыслимого света, трубный глас доносится с небес. Ты знаешь?! Так оставайся же сам, один, человек! Я покидаю этот мир, раз и навсегда. Меня в нем больше нет, говорит Бог. Нет смыслов, нет причин. Да станет он тебе могилой.
И никогда не оглядывайся назад.
Бога больше нет. И в тот же миг, все утратило смысл. Налетевший ветер смел со стола ученого его записи. И никто их не подобрал. Торговец бросил на дорогу деньги. Властитель обронил державу. Воин бросил оружие. Звездные корабли, мерцая тревожными огнями, словно хищные глубинные рыбы, бездумно дрейфовали во мраке, их гулкие металлические чрева дребезжали от стонов, криков отчаяния и безумия, которые умолкали в Пустоте. Безупречная стерильность мерцающих приборов окрашивалась в багрянец кровью и горячим мозгом. Великие города погрузились во тьму. Кто-то принял последний завет с тихой, обреченной покорностью, иные же метались, не находя себе места, и зная, что ничто и никогда уже не утолит их ярости, тоски, и отчаяния.
Ничто больше не имело смысла.
Так закончилась История.

ГЛАВА ВТОРАЯ
БАБОЧКА СО СЛОМАННЫМИ КРЫЛЬЯМИ
Это все мне рассказал мой товарищ-историк. У нас было немало времени, покуда мы перебирались на Син. Путь вниз – страшное дело, и человек должен такого избегать. Однако, поколение за поколением дураки, соблазненные едой, бросали прежнюю жизнь, и сломя голову бросались в пучину, из которой нет возврата.
Еда развращает человека. Она соблазняет его, томно ласкает губы и чрево, но всегда оказывается тлетворной. Люди болеют и умирают на Сине, и каждый миг их жалкого существования в пучине превращается в мучительный кошмар.
И тем не менее, не иссякает череда тех, которые поддаются на щедрые посулы. Певцы Сина неисстребимы, ровно как неисстребимы скупщики детей, разносчицы инфекций, проповедники ересей, и прочие напасти, от которых испокон веков страдает Эротический Вихрь.
Порой, они охотятся на неофитов даже совсем неподалеку от крошечной овальной площади с белым домиком.
Мой двоюродный брат был подающим надежды авиатором. На своем паруснике, ловя кливером солнечный ветер, он бороздил Вихрь от витка к витку, и казалось, ему не будет равных в этом ремесле. Как знать, быть может, однажды его даже принял бы на свою службу Земправ, о чем наверняка мечтает в глубине души всякий авиатор.
Но две стадии тому назад, все вышло иначе.

2

Когда депеша пришла, на симпозиум пригласил именно меня, поскольку отправителем значился мой двоюродный брат.
Добыть какую-либо информацию из Сина вообще нелегко. Син лишь втягивает, поглощает, и пожирает, чтобы уже никогда не выплюнуть. Тщательно свернув крылья, самые смелые из авиаторов опасно сближаются с Ардалисом, в перигее своей орбиты едва удерживаясь на краю гравитационной бездны. Однако, только там они могут принять короткочастотный сигнал – его шлют в небеса сенобиты Ардалиса – хвала святым людям! Ардались же, со своими громадными радиоушами, слушает Син всякий раз, когда тот проходит через его небосклон – а нужно заметить, стадия на Ардалисе совсем короткая, и каждый вечер, Син заполняет большую часть его неба.
Так, вести с Сина попадают на Ардалис, с Ардалиса на парусники, а с парусников – в Эротический Вихрь. Тот авиатор, который доставил депешу от моего двоюродного брата, был настоящим мастером своего ремесла – крутым и суровым. Он протиснулся в забитый зал симпозиума прямо в скафандре – пропотевшем ватнике, крашенном серебрянкой, а прозрачном гермошлеме. От него мужественно несло потом и кислым, немытым телом, словно в логове хищного зверя. Манеры авиатора были развязными, вся его наглость и высокомерие как бы говорили: «Эй, я тут к вам вообще никак не привязан! Я не такой, как вы все! Надоест – просто улечу от вас прочь!»
В очень категорических выражениях он объяснил свое мнение о тех авиаторах, которые, отринув свободу и красоту своего ремесла, пали на Син, чтобы жрать и болеть. Клянусь, в тот миг мне хотелось схватить пришельца, и хорошенько объяснить ему, что именно я думаю о нем самом! Но невыносимая давка двух сотен тел, плотно заполнивших сферический зал Симпозиума, делала это невозможным.
Пришелец же продолжал свой рассказ. Вкратце описав опасности и тяготы, пережитые им на низкой орбите Ардалиса, он извлек депешу, присланную сенобитами того далекого мира. Толпа, густо, словно ком, заполнявшая зал Симпозиума, разомкнулась, и в сердце зала разожглись идеограммы депеши. Так, впервые за много стадий, я услышал слова своего двоюродного брата.

Сперва, он рассказал о море Спокойствия – древнем базальтовом континенте в степном поясе Сина, и о чудесах старобытных времен, которые он там узрел. Он рассказал о сети магнитных дорог, которая паутиной опутывает этот некогда индустриальный регион. Рассказал о городах, ныне заброшенных, и о тех, в которых еще теплится жизнь. Рассказал о пересохших реках, и об окаменевших лесах. О колцевых горах, и о кораблях, лежащих посреди пустынь, некогда бывших морями. Он рассказал и великом городе Селенополисе – жемчужине Сина, с которой все началось. Представил нам виды бескрайних промзон, исполинских промышленных предприятий – о, что за разум, что за воля нужны были для того, чтобы заполнить все их газгольдеры, склады и пакгаузы! Сколько миллионов тонн ресурсов, сколько человеко-эонов пошли в угоду пустому тщеславию!
А еще, он рассказал о большой грустной бабочке со сломанными крыльями. О бабочке из плоти и почерневшего металла, которая лежит за безлюдными грязевыми пустошами, где никогда не ступала нога современного человека. Син был родиной великой индустриальной цивилизации, но странные обводы этого устройства не были похожи ни на что, созданное руками человека. То был реликт Утопии, дивной и сказочной эры, когда могучие и мудрые возводили вавилонскую башню, почти достигли врат рая.
Вот только строили они на песке.
Толпа тотчас же рассыпалась, едва идеограммы моего родича проявили бабочку, ибо каждый житель Эротического кластера знал этот образ. Та бабочка была «Нагльфаром», последним из Звездных Кораблей, который мертвые отправили искать живых.
Старая легенда передается из уст в уста. Утопия в своем величии приблизилась к бесконечности, и дерзнула бросить вызов Богу. И Господь оскорбился, и оставил людей в одиночестве. Иные впали в отчаяние, и угасли, как угасают со временем, отдельные люди, а равно и народы, и целые цивилизации. Иные же, снедаемые одиночеством, в отчаянии стали искать тех, кто сможет разделить его с ними. Это одиночество стало их голодом, неутолимым и вечным, голодом, восподвигающим их на вещи прекрасные и жуткие.
«Нагльфар» должен был век за веком бороздить пустоту. Тысячи храбрых мужчин и женщин на его борту должны были спать. Спать, забывшись долгим сном, и пробуждаться лишь тогда, когда умные машины, обнаружив новую звезду, подобную Солнцу, и новые, подобные Земле миры вокруг нее, выведут Звездный Корабль на орбиту. И тогда, они, очнувшись ото сна, смогут осмотреть и изучить руины и скелеты, мусор, и призраков в радиоэфире – то, что осталось от очередной инопланетной цивилизации. Очередной, найденной ими. Очередным бесплодным результатом бесплодного поиска.
Так, космонавты утопии спали веками, забывшись долгим сном. Но кто знает, какие тягостные и страшные им снились сны? Люди Утопии были велики и мудры, но они не могли предугадать всего.
Когда «Нагльфар», единственный из Звездных Кораблей, возвратился, Утопия устрашилась, услышав его голос. Она запретила ему возвращаться домой, навеки наложив на него интердикт. Странные и страшные сообщения получали тогда с корабля. Темные тайны далеких звезд, объяснявшие слишком многое. Их все засекретили, и со временем, они осели в архивах. А «Нагльфар» не стоял на месте, как не может стоять ничто, вращающееся вокруг Солнца. И как ни велик был эксцентриситет его орбиты, однажды он приблизился к Земле. Утопия хотела его сбить, подняла руки на собственных детей. Так, бабочке сломали крылья. Раненая, она опустилась на Син, и свила кокон, чтобы долго-долго ждать.
Забывшись долгим сном.
А Утопии потом не стало, и все чудеса и тайны той дивной и сказочной эпохи забылись в бездне времен.
И никто ни в Сине, ни в Вихре, ни в Эротическом кластере не помнил, где лежит эта бабочка. Покуда, мой двоюродный брат не воспарил над грязевой пустыней.

2

Когда символы закончили говорить, общество прекратило волноваться. Симпозиум замер, задумался, переваривая увиденное, а потом заговорил на две сотни голосов. «Хватит с нас древних легенд!» - говорили они. Древним тайнам лучше и впредь оставаться погребенными. Никто не знает, какие темные знания были добыты «Нагльфаром» на дальних звездах. Никто не знает, что должно было утолить голод Утопии. Но все знают, что когда та эпоха окончилась, никто о ней больше не плакал.
Разумы общества достигли почти полной когерентности, казалось, Симпозиум – не ком из двухсот скользких от пота человеческих тел, сплетающихся в темном сферическом зале, но единый разум единого существа, живого, мыслящего, помнящего. Но это, разумеется, была лишь иллюзия. Почти.
Увы, я нарушил эту когерентность, поскольку будучи приглашен на Симпозиум впервые, я не был искушен в том, как следует одиночному человеку вести себя с обществом во всей его объединенной мощи. Особенности же моей страты предполагали критическое мышление, и вдумчивый анализ причин и следствий решений, которые мы принимаем во благо Кластера.
И мой голос внес диссонанс в гармоничную песню общества, нарушив ее. Спокойная и ровная текстура идеограмм в центре зала исказилась, подернулась, словно рябью, замерцала грозными оттенками.
Это я предупредил общество Кластера, представив ему мысль о том, что место погребения бабочки со сломанными крыльями, много поколений пребывавшее забытым, теперь уже не является ни для кого тайной. Ведь это лишь для храброго авиатора Эротического Кластера проход на орбите Ардалиса – великий подвиг. Обитатели же Сина, жирные и болезненные, испокон веков ловили передачи сенобитов, попросту направив антенны вверх. Несчастные, они были пригвозджены ко дну гравитационного колодца, и всегда тянулись к небесам, силясь хоть самую малость прикоснуться к чудесам внешнего мира.
А значит, как пояснил я обществу, пройдет совсем немного времени, и через грязевую пустыню потянется вереница искателей приключений, алчущих достигнуть «Нагльфара» первыми, и познать его запретные тайны – ибо жители Сина, как никто другой, сохранили ту энергию и страсть, которые больше привычно нам вспоминать в связи с Утопией.
И общество решило, что хотя оно с недоверием и опаской относится к знаниям старого обычая, тем важнее для него то, что эти знания не должны попасть в руки опрометчивых варваров. А это значит, что человек из Эротического Кластера должен – впервые за многие стадии, не добровольно, но по воле общественности – отправиться в Син, с тем, чтобы добраться до Звездного Корабля, и изучить его. Затем, в зависимости от того, что за тайны он будет скрывать, надлежит раскрыть их обществу Кластера, Вихрю, народам Сина…либо же похоронить навеки.
Я, в свою очередь, присоединился к позиции общественности, сочтя ее мудрой и дальновидной. И голос общества теперь звучал гармонично и когерентно – так звучит хороший Симпозиум.
Однако, это решение не привело к облегчению, и чувству довольства и счастья – выбросу эндорфинов, которым, обыкновенно, заканчивается плодотворный Симпозиум. Время шло, а Симпозиум все не заканчивался. Тогда я впервые ощутил робость. Напряжение общественности передавалось мне, и хотя я еще не осознал его причину, общество уже давило на меня, принуждая к верной позиции.
Я и сегодня отчетливо помню тот миг. Вентиляция и кондиционеры зала собраний не были рассчитаны на такие долгие заседания. Стало очень жарко и душно. Люди сплетались друг с другом, силясь не потерять духовную связь. Я видел дикое напряжение их лиц и гениталий. Пот гроздьями опадал с их тел, собираясь россыпями, словно жемчуг. Ком людей медленно дрейфовал по залу, мягко отталкиваясь от его стенок.
Я мое чувство ответственности перед обществом подсказало мне, что я должен сделать для его блага.
Я высказался – в сердце зала зажглись новые идеограммы, простые и правильные. Я разбил все на пункты, и подвел общий итог. Поскольку идея о превентивном контакте с «Нагльфааром» была моей, поскольку первооткрыватель Звездного Корабля был моим близким родичем, и главное – поскольку в спокойном обществе Эротического Кластера моя страта делала меня одним из немногих людей, привычных к духовным и телесным потрясениям, способным выжить в Сине – я должен был отправиться в это путешествие. И я высказался добровольцем.
И в тот же миг, напряжение спало, и общество начало расходиться.
Я же запаниковал, поскольку ничего не знал ни о старом обычае, ни о жизни на Сине, ни о Звездных Кораблях. Многие отважные и вдумчивые люди из общественности, уже устремившиеся, было, к раздевалкам, обернулись, и пришли ко мне на помощь. Их мысли были просты, но они обнадежили.
В старобытные времена, задолго до эпохи Утопии, история человеческой цивилизации была настолько короткой и скудной, что специальные профессионалы попросту записывали ее линейным письмом на аналоговых носителях. По мере смены поколений, их сменщики периодически обращались к этим данным для того, чтобы сделать некие выводы из опыта прошлых эонов, обосновать свою мировоззренческую позицию, и избежать ошибок прошлого. Таких людей называли историками. По мере того, как тысячелетие нагромождалось на тысячелетие, архивы данных о прошлых эпохах становились все более непонятны новым поколениям, и толкователи со сказителями постепенно превращали их в мифы и легенды, если же кто-то пытался обработать эти архивы математически, как один целостный массив данных, то быстро открывал для себя, что по сути, все эти истории – суть одна и та же история, с одними и теми же персонажами, одним и тем же сюжетом, тысячу раз повторенная в разных декорация. Так, древний орден историков угас, как и весь прочий старобытный обычай, иными называемый наукой.
Тем не менее, здесь, в Кластере, иные из них сохранились до сих пор.

3

Общественность рекомендовала мне мастера Фуко, хранителя архивов, живущего в трущобах на солнечном шпиле Эроса, как того человека, который решится последовать за мной в опасное путешествие в поисках древних знаний. Поскольку время не медлило, я тотчас же отправил ему пару идеограмм пневмопочтой, властью, данной мне, назначив встречу в одной из множества небольших вареничных в ближней части шпиля.
Это был довольно дальний путь. Эрос изнутри увит змеящимися улицами – широкими, круглыми в сечении, словно бы прорытыми червем-камнеедом. В узловых точках, где эти улицы соединяются, они образовывают обширные сферические площади, освещенные неоновыми лампами. В Эросе, может быть, голодно, но у нас много жизненного пространства. Иное дело – Шпиль. Он поднимается на Эротическими верфями, с зенитной стороны Эроса, и высится над эклиптикой, словно норовя разглядеть каркасы эротических кораблей, строящихся в его недрах. Шпиль собран из металла и керамики, некогда он был полым, но поколения строителей изгородили его изнутри тысячами переборок, разбив на крошечные отсеки. Это сделало его настоящим лабиринтом. За тот срок, что мне пришлось потратить на путь из подножия Шпиля к месту встречи, мое гладко выбритое перед Симпозиумом лицо успело зарасти щетиной. Дважды я останавливался, чтобы перекусить пюре в бросовом фастфуде, один раз – недолгое время поспал, прижимаясь к чьему-то раздутому от дефицита белка животу в темном закутке.
Шпиль сближает людей. Толпа его обитателей густым косяком заполняет тесные отсеки. Редко когда бывает такой момент, чтобы хотя бы краем конечности тебя не касался ни один человек, и совсем никогда не бывает такого, чтобы ты не мог прикоснуться к кому-нибудь, вытянув руку или ногу. И все эти мириады людей вечно пребывают в движении, куда-то спешат, трудятся, общаются, обустраивают свой быт. Желающие поспать, либо просто отдохнуть, обычно жмутся к периферии, забиваются в боковые тупиковые отсеки. Центральные, проходные отсеки оккупированы ремесленниками и торговцами, мелким бизнесом, стремящимся обеспечить себя.
Мелкий бизнес, управляемый невидимой рукой – опора, и основа общества.
Там-то, в торговых рядах, я и осознал, что за мной некто следует. Хотя у меня на тот момент и не было недругов, которые могли бы представлять для меня угрозу, по сугубо профессиональным причинам я не мог оставить без внимания слежку.
Один из закутков осевого отсека Шпиля был огорожен занавесом из целлофана. Добрые люди, обитавшие за ним, хотели обеспечить себе уют и уединение. Хотя этот целлофан и был прозрачным, скомканный, и свернутый во множество слоев, он превращался в непроглядную белесо-серую пелену. Улучив момент, когда меня на мгновение скрыла нахлынувшая толпа, я нырнул в этот занавес, зарывшись в его глубину. Нишу, в которой я прятался, удачно прикрыло пышное тело отдыхавшей на периферии отсека женщины – она медленно дрейфовала, словно веретено, расслабленая, вращалась вокруг своей продольной оси.
Своего преследователя я узнал сразу же. Вынырнув из люка нижнего отсека, он в недоумении завертел головой. Да, он потерял меня.
Это был мастер-авиатор, тот самый, доставивший депешу от моего родича.
Я нырнул еще глубже в целлофан. Его недра, казалось, были бездонны. Пряди взлохмаченного пластика окружали меня, стискивая со всех сторон так, словно бы я был химусом, неумолимо движущимся по кишечнику некоего неорганического чудовища. Но еще миг спустя, и вынырнул, наконец, на свободу.
В темном закутке, огороженном завесой, тощий, как скелет, мужчина готовил на электрической конфорке некую стряпню. Его окружал целый выводок очевидно голодных детей. Завидев меня, он удивленно поднял брови. Руками он рефлекторно прикрыл емкость с едой. Но прежде чем мужчина закричал, я быстро извлек из нагрудного кармана жетон протектората, и сунул его прямо под тусклую лампочку, мерцавшую в переборке.
Мужчина промолчал.
Я же кивком поблагодарил его, улыбнулся детям, и степенно продрейфовал через выход – щель в целлофановых занавесках.
Так, я оказался сразу позади продольной оси моего давнего знакомца. Прямо перед моим носом очутились кирзовые сапоги авиатора. Он все еще был в скафандре – потном, грубо скроенном, блестящем от серебрянки. Крупный, грузный, хорошо питающийся бородатый мужчина.
Настоящий мужик.

- Полагаю, мастер разыскивает меня? – ровным голосом спросил я его.
Необходимо отдать ему должное, он был холоднокровным человеком, и настоящим профессионалом. Невозмутимый, он мягко выгнулся мостиком, оттолкнулся ногами от ближайшей переборки, и оказался лицом к лицу ко мне.
- Протектор. А я-то вас ищу.
- Я заметил.
- Нам нужно поговорить.
- У меня назначена важная встреча, почтенный мастер-авиатор. Если вы позволите…
Нахмурившись, он сплюнул сквозь зубы тягучей табачной слюной. Ком ее медленно понесло к вентиляционному отверстию.
- Я не займу много вашего времени.
Я пожал плечами, а затем, зацепившись туфлей за поручень на зенитной переборке, подтянулся, и повис прямо над авиатором, скрестив руки на груди.
- Ну что же. Тогда, я к вашим услугам.
Авиатор нервно почесал бороду.
- Меня зовут Гай. Гай из Йорвингде.
- Я слышал ваше имя на Симпозиуме.
- Не перебивай! Теперь слушай. Моя дочь – Герта. Герта из …
- …Из Йорвингде. Да, я понял.
- Не у тебя одного родня опускается вниз. Син – это мираж, который манит многих грешников. И грешниц. С-сука…что сталось с нашим обществом? Куда стремиться наш мир? Было время, наши предки были великими! А что теперь? Скупщики детей! Разносчицы инфекций! Проповедники ересей! Все это…
- Переходите к делу, прошу вас.
Он нервно сжал кулаки. На своем паруснике, авиатор – царь и бог. Он не привык, чтобы его перебивали.
- Как ты собираешься спускаться в Син?
Вопрос застал меня врасплох. Я был уверен, что общество подготовило некий способ.
- В конце концов, не я первый, не я последний.
- Послушай, ты, протектор! Стадию назад, моя дочь, обезумев от города, приняла предложение одного проходимца. На самых надирных ярусах Кластера, много дальше заброшенных верфей, есть миры, переживающие экономический спад. Там царит тьма и холод. Эрос закрывает от них живительное Солнце, и ни оранжереи, ни батареи там не оживают. Они почти безлюдны. Почти, но не совсем. Я точно знаю, что оттуда стадию тому назад запустили баллистический снаряд с живыми людьми. Среди них была моя дочь. Там промышляет целая банда, которая этим занимается! Ты понял?!
- Понял, мастер. А теперь скажите, к чему вы клоните.
- Я сведу тебя с этими людьми. Блядь, кто бы мог подумать, что я хоть раз в жизни возьмусь за такое. Но я помогу тебе опуститься вниз. А ты – когда ты окажешься на дне гравитационного колодца, ты должен будешь найти мою дочь. И заботиться о ней! Поклянись мне! Она не могла уйти далеко…

4

Это была вареничная «Новый шинок».
На зенитных уровнях Шпиля всегда светит Солнце. Стены здесь прозрачные, стеклянные, и сквозь них видна залитая светом пустота.
Мы в оранжерее.
Вьющиеся побеги гороха и фасоли заплели стеклянные переборки. Они так упорно тянутся к зениту, стремясь получить побольше живительного света. Воздух наполнен мельчайшей водяной взвесью. Сквозняк, тянущийся из вентиляционных шахт, гонит эти облака воды к надиру, придавая им причудливую форму.
Мы сидим в вареничной, опираясь на деревянные поручни. Мастер Фуко представляет своих товарищей. Это мастера Шульц, Неттена, Сивовус и Десентэтьен.
- История помогала людям избежать ошибок, совершенных их предками – говорит он, задумчиво вертя между пальцев вареник с горохом – Конечно же, до той поры, покуда не были изобретены мыслящие машины. Говорят, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Это правда. Но неплохо бы заранее знать, где на ней броды.
- Вы когда-нибудь входили в реку? – с деланным интересом спросил я историки.
- Что? Хм, нет… - замялся он.
- Мастер Фуко, вы осознаете, на что хотите подрядиться? Здесь, в уюте Эротического Кластера, вы в тишине и довольстве изучаете жизнь и деяния людей, имена которых давно уже ничего не означают для среднего человека. Адольф Гитлер и Уильям Шекспир, Энтони Старк и Анатолий Чикатило, Александр Македонский и Робин из Локсли. Спустя столько эонов, вы даже не уверены в том, кто из них существовал в реальности, а кто – лишь условный образ, созданный человеческим разумом. Вы можете наизусть зачитывать их биографии, но вы не понимаете, и никогда не сможете понять этих людей. Вам никогда не понять, что представляла из себя их жизнь, какие чувства они могли испытывать, какие мотивы двигали их поступками.
- Протектор!

- Погодите. Вы, мастер, пересыпаете свою речь оборотами вроде «войти в реку», но вы никогда в жизни не видели реки! Можете ли вы сообразить себе, что такое река? Жуткая, всесметающая масса миллионов тонн воды, которая несется по литосфере, измельчая и растворяя даже камень. Стоит попасть в нее человеку – и его судьба решена. Вода изолирует его от воздуха, проникнет в нос, в рот, в легкие, вымоет электролиты из крови, и принудит умирать в ужасной агонии. Мир Сина очень отличается от нашего. Жизнь на дне гравитационного колодца совсем иная. Она опасна, полна ужасов и опасностей, и главное – непредсказуемости. Там всюду царит ужасная, гнетущая сила. Она сжимает мышцы и сосуды, она ломает хрящи и кости, она с безжалостным упорством норовит вдавить человека в ядро планеты. Половина опустившихся на Син вскоре умирает, так и не сумев к ней приспособиться. Судьба тех, кому это все же удалось, также не слишком завидна. Этот гнет, эта чудовищная тяжесть будет преследовать их всю жизнь, ни на миг не давая покоя. Ни во сне, ни в бодрствовании, ни в работе, ни в отдыхе они не будут знать покоя. Она вдавит вас в мир, и навсегда вомнет в него. Вселенная для вас утратит объемность, и станет плоской. Как насекомое, вы будете ползать по поверхности Сина, не смея поднять голову к звездам. Зенитное и надирное направления исчезнут для вас – о, какое чудовищное, нелепое расходование пространства! Экватор Сина тянется на пятьдесят тысяч стадиев, но говорят, на его поверхности не обитает и миллиарда людей. Вжатые в грунт, они отчаянно сражаются за до нелепости плоские клочки жизненного пространства. Лишь потому Сину не грозит перенаселение, что многочисленные его опасности слишком быстро убивают большинство его жителей. В первую очередь, разумеется, это патогенные организмы. Бактерии грибки и вирусы, кишащие в каждом декалитре его объема. Стоит лишь вам только спуститься на Син, и они моментально ринуться на вас с тем, чтобы начать терзать ваше тело, плодиться в нем, медленно убивая своего носителя. Есть там также и многоклеточные паразиты, не за трапезой да будет сказано. Кроме того, весь Син пронизывает смертоносная радиация. Лишенное переборок и защитных экранов пространство ничем не защищено от ее всепроникающих лучей. Одни говорят, что она исходит из космической пустоты, другие – что она суть след древних войн или ученых экспериментов. Как бы то ни было, едва вы опуститесь на Син, она тотчас же начнет разъедать ваше тело, вызывая злокачественные онкологические изменения. Очень скоро, вы умрете от рака, или иной вызванной радиацией болезни. Возможно, вы успеете оставить потомство, но это потомство будет болезненным, измученным, ослабленным от рождения, и жизнь его будет недолгой и несчастливой. Некоторые из ваших детей будут мутировать, приспосабливаясь к суровым условиям. Такие – станут выродками, не способными ни оставить собственного потомства, ни влиться в человеческое общество. Очень немногие из них, возможно, останутся фертильные, и будут зачинать новые виды, уже не имеющие ничего общего с человечеством. Хотите ли вы такого будущего для своих детей?
- Протектор!
- Погодите. Я еще не закончил! Я не рассказал вам и о ничтожной доле ужасов дна гравитационного колодца! Я не рассказал вам ни о бурях – грандиозном и ужасающем природном явлении, когда гигантские массы водяной взвеси, сталкиваясь между собой, порождают электрические разряды мощностью в миллионы ампер, и обрушивают их на беспомощных людей. Я не рассказал о дожде – явлении, когда сильнейший и всерастворяющий окислитель – вода – обрушивается на селения жителей Сина, уничтожая их урожаи, жилища, машины и оборудование. Я не рассказал о…
- Протектор, да перестаньте вы! Перестаньте делать вид, что хотите отговорить нас от этой экспедиции. Она нужна нам. Мы всю жизнь готовились к ней. Пять стадий мы жили лишь тем, что готовились однажды прикоснуться к чарующим тайнам древности. И мы – мы нужны вам! Вы прекрасно это осознаете. Вы пытались нас напугать? Никто в Кластере не знает о тайнах и опасностях Сина больше, чем мы. Никто не станет для вас лучшим спутником. И когда мы окажемся на месте – никто лучше нас не сможет разгадать ту загадку, которую принес с собой «Нагльфар».

5

В назначенный час мы со своим скарбом погрузились в парусник. Мне тяжко было расставаться с Эросом, и я волей-неволей завидовал Гаю из Йорвингде, который не был привязан ни к какой стационарной точке во вселенной. Подобно равлику, он таскал свой дом на себе. Подобно древним космонавтам, он всюду был дома, повсюду ощущал себя своим – и чужим.
Парусник назывался «Точка росы», и он был длинным веретеном из хромированного металла, трубой, разделенной на отсеки. Ширина его была такова, что рослый человек мог бы упереться ногами в зенитную, а руками – в надирную переборку, однако длинна была достаточно велика для того, чтобы человеческий крик на носу не был слышен на корме, теряясь за гулом вентиляции и работы оборудования.
Оттого, я не слышал, какими словами прощались со своим родным миром историки. Впрочем, не уверен в том, что это прощание было для них тягостным – в конце концов, всегда, и ранее, всю свою жизнь они жили иными местами и иными эпохами. Для застрявших в древних легендах, настоящая жизнь была лишь мимолетным сном.
Я висел посреди носового отсека, обеими руками уцепившись за продольные стальные поручни, которые как тюремная решетка, пересекали смотровой иллюминатор. Носовые прожектора ярко освещали скалу перед нами, но по мере того, как мы отдалялись от нее, жилы цветных пород сливались в монотонную белесо-серую глыбу. Великий Эрос! Скала, испокон веков известная как родина человеческой цивилизации, подавляла своим величием. Какими крошечными же были люди, кишившие в ее глубинах!
Мы медленно отдалялись на слабой тяге ионного двигателя, и очень скоро, пятнышко света, оставляемое нашим курсовым фонарем, окончательно затерялось среди скал и кратеров моего родного мира. Теперь, последний выглядел просто как громадная, бесформенная черная тень, застилавшая большую часть поля зрения. Эрос исчез, но оставался Кластер! Со всех сторон он наползал на иллюминатор, открываясь моему взгляду.
Эротический Кластер – подобие Млечного пути, уменьшенное в миллиарды раз. Подобие рукотворное, созданное человеческой волей и желанием жить. Кластер – скопление десятков тысяч объектов, помещенных на орбиту вокруг центра тяжести Эроса, и вращающихся вокруг него, собираясь в спиралевидные рукава. Говорят, их десятки тысяч. Обитаемые, и безлюдные. Древние, и совсем молодые. Рукотворные, и природные. Астероиды, и контейнерные города. Оранжереи, и орбитальные заводы. Верфи, и рельсовые ускорители. Говорят, их больше шестидесяти тысяч. Впрочем, кто их посчитает? Может и врут.
Кластер видился мне светлой пылью на черном фоне. Белые плиты термозащитной обшивки,серебро солнечных батарей, хрусталь оранжерей, медь тепловых батарей, и хром обшивочного металла. Они лишь оттеняли черноту пустоты, которая крылась за ними. Пустоту, которая заманивала наш парусник, чтобы поглотить.
Пустота. В старобытные времена, древние люди называли ее словом «космос». Это слово означало для них мир, вселенную. Последняя была для них некоего рода емкостью, в которой размещалось все сущее – устойчивые, материальные объекты, пышущие жизнью. Мириады поколений прошли, прежде чем человек смог осознать, как сильно ошибались древние философы. Мир – это узкие извилистые ходы в плотном веществе. Веществе, количество которого неумолимо конечно, и которое окружено ничем. Ничем, не имеющим ни свойств, не имени. Было время, когда люди, обезумив от дефицита белка и ресурсов, разрушали свой мир, тщательно перерабатывая его в минеральные ресурсы. В те дни, каждый человек виделся себе на скалистой пустоши, прикованным цепью к скале. В руках у него было кайло, а неведомый голом повелевал «Крушите сию скалу!» И они крушили. Древние шахтеры в слепой алчности прорубались все глубже и глубже. О, знали бы они, кого рано или поздно пробудит их жажда! Они проломили стену мира. А за ней, их уже ждало Ничто.
Пустота.
Так закончились древние времена.
Впрочем, возможно, это всего лишь легенда.
Мы отдалились от ЭРоста достаточно далеко для того, чтобы я разглядел его черную тень во всей красе, а в зенитной его части – Шпиль, торчащий, словно рог единорога – священного животного. Серебристая громада Шпиля мерцала навигационными огнями, а по ободу ее шли полосы мерцающего света – огромные панорамные окна оранжерей – сложно поверить в то, что так недавно мы были внутри них, и ели там вареники с горохом! Микробы в недрах скалы Эроса.
Мы отдалились, видимо, достаточно глубоко в пустоту, и Гай начал раскрывать парус. Историки бы сказали, что теперь «Точка росы» сделалась похожей на зонт, который применяли для защиты от дождя. Бескрайнее полотно тонкой фольги разостлалось за носовым отсеком, и тотчас же напряглось, напружинилось, ловя невидимый взгляду солнечный ветер. Но вот, еще одно полотно раскрылось также и за следующим отсеком. Совсем скоро, парусник напоминал уже новогоднюю ель. Ель их хрома и стали, сияющую зеркальным блеском, и набирающую ускорение в лучах ласкового солнца.
«Точка росы» по своему построению принадлежала к классу драккаров. Этот длинный, узкий, стремительный парусник строился вдоль гибкого позвоночника – киля, от которого во все стороны отходили ребра-шпангоуты. Каждый образуемый ими позвонок имел определенную степень свободы, что позволяло ему ловко изгибаться, гарцевать на потоках солнечного света, и маневрировать, не теряя ускорения. Матросы споро подтянули ванты зенитных парусов, и вот уже парусник рыскнул а надир любопытным носом. Вокруг меня, казалось, прямо за иллюминатором, все быстрее мелькали сверкающие огнями спутники и серые баллоны контейнерных городов.
Мы шли в надир, погружаясь все глубже в тело Эротического Кластера. Проносились вокруг бесконечные верфи, в которых ни на миг не прерывалась работа – мастеровые строили все новые и новые Корабли любви, к вящей славе Земправа.
Мы шли все глубже, и мало помалу, мерцание огней вокруг нас затихало. Все более пустынные места окружали «Точку росы». Заброшенные заводы, брошенные спутники, выработанные шахты, и вымершие города. Мы отправились в самый дальний надир.
Туда, где бывают только настоящие космонавты.

6

Это был нижний мир. Когда-то здесь жили и работали люди. Какая-то своя, непохожая на эротическую, жизнь здесь была и сегодня. Но здесь больше не добывали руду, не растили горох, не строили корабли. Здесь, вдали от глаз Земправа, процветал тайный мир, мир преступлений и пороков. Из подобных злачных мест исходит все зло и отчаяние нашего мира. Порождаемое неутолимым голодом, и искупленной, нелепой завистью к жизни на дне гравитационного колодца, оно обретает форму, превращаясь в скупщиков детей, разносчиц инфекций, проповедников ересей, и прочую пошесть, оскверняющую города Эротического Кластера. Подобные места влекут, тащат силой, или заманивают, соблазняя едой Сина. Добрый человек не станет сюда приходить. И уж тем более, не должен идти на такое протектор Симпозиума.
Но вот, я был здесь.
Тупиковый цилиндрический отсек, настолько обширный, что в нем можно было бы играть в баскетбол, был со всех сторон обшит мягким ворсистым ковром. Все переборки облекали диковинные исфаханские узоры. Едва войдя в него, и прислонившись, было, к ближней переборке, чтобы оглядеться, я тотчас же по шею погрузился во всю эту ворсистую роскошь.
Воздух здесь был холодным, чистым и свежим, почти лишенным запахов, помимо вездесущего аромата теплой пластмассы. Редкость в перенаселенном, повсеместно забитом дышащими людьми, готовящейся едой, работающими машинами Эросе.
За столом в дальнем конце отсека сидел человек.
- Добро пожаловать в Анкерпойнт, протектор! – сказал сидящий на фоне звездного неба.
Я приблизился. Тощий, практически изможденный мужчина, бледный и высокий. Одежду его составляет лишь набедерная повязка из черноц дерюги. Голову венчает сложная, высокая прическа. На висках маслянисто проблескивают скобки нейрокомпьютерного интерфейса.
Это был первый человек, которого я встретил с момента прибытия на мертвую верфь. Мой харон, авиатор Гай, велел мне идти одному. Матросы вручили мне подбитый ватой плащ, и безопасный керосиновый фонарь, из тех, которые в ходу у шахтеров. Кто-то похлопал меня по плечу.
Я прошел сквозь стыковочный узел, и люк «Точки росы» тотчас же захлопнулся за моей спиной. Меня провожали во тьму, словно древнего героя, бредущего в лабиринт на встречу с чудовищным Минотавром.
Мне была хорошо понятна стратегия Гая. В том случае, если мои переговоры с теневыми дельцами окончатся деструктивным образом, он всегда сможет отстыковать парусник, и увести его на столь далекие рубежи Вихря, где его не отыщет даже самая длинная рука. С другой стороны, запертый парусник у причала наших хозяев был также и определенной гарантией безопасности для меня. Зная, что за моей спиной стоит некая неизвестная сила, способная оказать мне поддержку, хозяева, возможно, не решатся с ходу меня убить.
И сожрать.
Внутренние помещения комплекса были темными и холодными – я мысленно поблагодарил - их аварийных лампочек. Вообще, было очень пусто. Непривычно, после набитого людьми Эроса.
Тем не менее, очевидно, все это во многом было представлением. То тут, то там я легко замечал следы человеческого присутствия – забытые инструменты, упаковки от снеков, отпечатки ладоней на грязных переборках – все говорило о том, что совсем недавно в комплексе кипела жизнь.
Верфь была очень велика. Скорее всего, это было одно из тех мест, в которых люди живут эонами, поколение за поколением обустраивая их по своему вкусу, и медленно, но верно превращая камень и лед дикой природы в лабиринт пластика и металла, продолжающий темные перипетии их внутреннего мира.
Так же, некогда, было и с Сином.
Прислонившись к поручням, ограждающим смотровую галерею, я обескураженно огладывал бесконечные уровни комплекса, раскинувшиеся передо мной. Куда же мне идти? Как найти в этом лабиринте моего Минотавра?
Голубоватое сияние за спиной вынудило меня обернуться. О чудо – живая голубая искорка следовала ко мне, вынырнув откуда-то из темных глубин. Болотный огонек! Значит, в этом лабиринте у меня все же была и своя Ариадна!

Болотные огоньки – не лучшие собеседники. Мой путь лежал в полной тишине, нарушаемой лишь гулом вентиляции. Не буду утомлять деталями своего пути. Я долгое время пробирался через темные отсеки, спускаясь, кажется, в самый надир комплекса. И всюду – всюду я обнаруживал признаки того, что еще совсем недавно здесь бурлила жизнь!
И вот, мой собеседник ждет ответа
- Анкерпойнт? Так вы называете это место?
- Да, - отвечал он – именно так. Это значит «Причальный пункт» на одном из старобытных языков. Вы знаете, что это очень, очень старое место? На этой верфи рождались Звездные корабли! Очень, очень давно…
Я пожал плечами.
Он вынырнул из-за стола, и направился в мою сторону, держа в руках круглый предмет. Было в его движении, что-то хищное, угрожающее.
- Меня зовут Майкрофт.
- Рад знакомству, мастер Майкрофт.
- Так что же протектор Земправа забыл в моем уютном логове? – вкрадчиво спросил он.
В этот миг я позабыл о всей своей дипломатичности, и взорвался.
- Я не служу Земправу! Не смейте так говорить!
- Да? Правда? А кому же, в таком случае?
- Обществу Эротического Кластера!
- В лице…
- Симпозиума… - я осекся.
- Да, верно. А кому…нет, скажем иначе – чьи интересы отстаивает Симпозиум?
Я промолчал. Как и многие мои соотечественники, я догадывался. Не знал наверняка – но догадывался.
Майкрофт подплыл ко мне на дистанцию вытянутой руки.
- Вы – представитель Земправа, называете вы себя так, или нет. Вы – враг всех свободных людей. И даже если вы не едите человеческую плоть, в вас остается что-то от чудовища. По крайней мере, для меня.
Я вновь промолчал.
- Вы пришли ко мне незваным гостем. И пришли, насколько я понимаю, с просьбой. Теперь, вам придется ее изложить! Разумеется, я догадываюсь, о чем вы попросите – вы не первый из вашей семьи, кто приходит сюда, как мы оба знаем…
Я подавил желание наброситься на Майкрофта. Дипломатия. Дипломатия.
- Мастер Майкрофт, от лица общества Кластера, я хотел бы попросить вас о…
- Нет! – он грозно поднял ладонь, прерывая меня – Не здесь! И не сейчас.
И вновь я обескураженно замолчал.
- Этот мир – средний мир, мир Земправа, мир всего тварного. Он не для таких просьб. Если вы, протектор, хотите моего содействия, вам придется просить меня там, где еще живы старобытные ценности! Там, где слова честь, достоинство, разумность еще что-то значат.
Холодок пробежал по моей спине. Он был уже достаточно близко для того, чтобы даже в неверном свете звезд я мог разглядеть предмет у него в руках.
- Вы говорите о…
- Вы, протектор, хотите спуститься в нижний мир, мир Сина. А решитесь ли вы сперва подняться в верхний?
Он протянул мне округлый предмет. Это был бубен верхнего мира.
Раньше, чем я успел бы принять какое-то решение, мои пальцы сомкнулись на ободе из человеческой кости. Туго натянутая мембрана из человеческой кожи мелко завибрировала, порождая электрические сигналы.
- Майкрофт, к чему этот цирк?
Он пожал плечами.
- Миры Земправа полны лжи. А мне хочется увидеть все – слышите – всю вашу подноготную. К тому же…вы в моей власти.
Он извлек несколько небольших предметов из складок своей набедерной повязки. Перебрав их, выбрал длинный косяк, и трут с кресалом. Зажег.
Душистый дым потянуло в вентиляционную шахту.
- Курите! – он протянул мне косяк – Это расширит ваш разум, и сделаем ваше путешествие проще.
Я принял косяк из его рук, и затянулся.
А потом, ударил в бубен.

7

Танцуй, перебирая ногами, танцуй на паутине!
Дрожит, вибрирует паутина, и где-то там, уже пробуждается ото сна, привлеченный трепетом жертвы, паук. Было время, когда киберпространство было вотчиной человека – тихим, спокойным царством разума, логики и порядка. То время давно прошло. Слишком много тайн нагромоздилось в его бесконечных глубинах. Слишком сложны стали те законы, которыми оно теперь управляется. Люди Вихря и Кластера больше не ходят в киберпространство. Они забыли о нем, сторонятся его тайн и искушений, как и множества иных проявлений старого обычая. Немногие кибершаманы – такие, как мой новый приятель Майкрофт – смогли найти общий язык с машинным разумом, и не потерять себя. Гордо, с вызовом они носят нейрокомпьютерный интерфейс – отличительный знак своей связи с Верхним миром.
Теперь, мне предстояло посетить его вотчину.
Бубен вибрировал, трясся в моих руках, и моя субъективная реальность вошла в резонанс с его танцем. Что говорил мне бубен? По каким протоколам передавал данные? Мой разум не был способен понять это, однако, мое тело внемлило. И отвечало. Я начал танец.
Это был осторожный, вкрадчивый танец шагающего-по-паутине. Отрывистыми движениями я переставлял ноги с тем, чтобы не сойти с нити. Ковровый отсек окончательно померк. Звезды погасли – быть может, их никогда и не было, холодных, бездушных обманщиц. Были, на самом деле, только банки данных, гроздьями заполнявшие аллокационные таблицы, и нити паутины, соединяющие их. Сложное переплетение, рожденное генерациями смельчаков, которые искали безопасный путь в лабиринте данных.
- Что ты ищешь?
Майкрофт висит предо мною в воздухе, скрестив ноги. Его высокая прическа вздымается, словно фаллос.
- Что ты ищешь?
Я отвечаю, стараясь не сбиться с ритма танца.
- «Нагльфар».
- Нагльфар – драккар мертвецов, который прибудет из страны Хелльстад, чтобы…
Неумолимый поток подхватил меня, и понес сквозь лабиринт данных.
- Не этот! Звездный Корабль.
- «Нагльфар» - исследовательский корабль класса А-3. Построен на верфях Клейтона в серии…
Поток резко сменил направление. Теперь, я едва мог удерживаться на нити. Повсюду громоздились бесчисленные массивы информации. Я был среди них. Я сам был ими.
- Первые сообщения были получены на двести первый календарный год миссии. Миры в системе звезды Бернарда, с которых поступил сигнал, предположительно, имеющий рукотворное происхождение. Автоматическая система разбудила экипаж. Четыре планеты Бернарды были изучены в ходе девятимесячной миссии. Необитаемы. Там были…
- Что? Что там было?
- Были обнаружены признаки жизни. Разумной. В прошлом. Это были планеты-руины.
- И что же дальше?
- С траверса поступали все новые сигналы. В попытках изучить их, корабль слишком сильно отклонился от первоначального курса. Связь была значительно затруднена. В последующие столетия, сообщения приходили нерегулярно.
Паутина тряслась под моими ногами, словно бешеная, изгибалась синусоидами и гиперболами.
Танцуй!
Меня увлекает в глубину. Сюда никто не заходил уже много поколений. Данные – как наслоения археологических культур. Данные – как годовые кольца на срезе столетнего дуба.
- Не могу! – я закричал – Не могу так глубоко!
- Данные погребены в архивах.
В архивы нет пути. Там не сохранить разум.
- Не пойду!
- Значит, никаких фактов? Я люблю факты.
- Все любят факты!
- У тебя будет только фольклор.
- Неееееет!
Меня тащит по паутине. Синусоиды давно уже превратились в гиперболы, гиперболы – в параболы.
Бубен звенит.
- Было время, когда человек был подобен силой и разумом Творцу. Он открыл для себя все тайны, все загадки природы. Кроме одной. То было дивное и сказочное время. Время, именуемое Утопией, когда в умах и сердцах людей царил старый обычай, именуемый наукой. В те дни, древние люди, бессмертные и безумные, строили Звездные Корабли. Они не были нелюдимым народом, и им ужасно хотелось попасть в гости к соседям. Они порхали туда-сюда по пустоте, они стучались в чужие двери. Но никто им не отвечал. И тогда, один корабль разбился, второй потерялся, а третий заблудился в пустоте, и так далее, и так далее. Но был еще один, который упорно продолжал свой путь. Он летел, рассекая пустоту, и продолжал слать домой, на Землю, данные. Но его офицеры бдели на вахте слишком долго. Один из них убил себя, другой сошел с ума, третий – потерял человечность. И так далее, и так далее. А еще один…еще один оказался женщиной. Женщиной, известной под именем Тиамат. И так грустно, так тоскливо и одиноко сделалось ей в безграничной пустоте – в пустоте, где нету ни жизни, ни смерти, ни морали, ни греха, что она пошла на палубы гибернаторов, туда, где спали долгим сном мыслители, ученые, и герои-космонавты, первопроходцы пустоты. Они разбудила их, хотя путь был далеко не закончен, она изнасиловала их тела, и развратила их души, и понесла от них выводок. А разродившись, вновь легла спать. Но когда ее потомство подросло, когда потомство подросло, возмужало и окрепло, он пробудилась. И вновь она насиловала собственных детей, и вновь понесла, и вновь разродилась. А когда ее внуки подросли и окрепли, она вновь пробудилась, и вновь…И так далее, и так далее, покуда человечество не лишилось человечности. Она скрещивалась со своим отродьем раз за разом, поколение за поколением, но все, что она породила, на деле было порождено пустотой, тоской и одиночеством.
Мир не был рожден для такой тоски.
- Хватит! Мне грустно!
- Что ты хочешь найти на Сине, протектор?
- Хватит!
- Знания для общественности? Мясо для Земправа? Своего двоюродного брата?
Бубен звенит. Танцуй!
Бубен гудит. Это ровный гул.
Синусоида стала прямой.
Паутина выровнялась.
Это пульс? Мой пульс?
Мне грустно.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
БУБЕН ВЕРХНЕГО МИРА


1

Мы сидели полукругом в носовом отсеке парусника «Точка росы», прямо на армированном стекле курсового иллюминатора, и под нашими ногами были звезды. Звезды, и пустота.
- Вы хотите поесть? – вежливо спрашивал меня мастер Фуко – Немного пищи вам уж точно не помешает.
Я покачал головой.
- Нам нельзя туда лететь.
Я видел удивление на лицах историков, и откровенный гнев – на лице авиатора Гая.
- Вы говорили со злодеем? – резко спросил он – Спуск вниз возможен, не так ли?
Я кивнул.
- Так за чем еще, блядь, заминки?!
- Я был в киберпространстве. Он провел меня.
Удивление и восторг были ясно видны на лицах моих спутников. Даже равнодушный, казалось бы, ко всему матрос, который по-паучьи полз по стене, таща куда-то металлическую снасть – и тот остановился, обернулся, прислушался.
- Негодяй – кибершаман! – воскликнул один из историков, кажется, Сивовус.
- Он показал мне кое-какие данные. Часть информации, которая до сих пор хранится в паутине.
- Правда? – наперебой заголосили ученые – И что же? - Как вам? – Что вы видели? – Я всегда надеялся побывать там!
- Попросите бубен верхнего мира у Майкрофта… - пробормотал я.
- Протектор, что вы видели? – требовательно спросил меня Гай.
Я замялся.
- Ничего конкретного. Только древние легенды, мифы, сказки…Слишком сложно отыскать в них хоть крупицу конкретики. Важно другое.
- И что же?!
- Хм, ну…впечатления. Ощущение. Та эпоха…Это то, что называют, как бы это сказать…
- Зайтгайст – подсказал Сивовус – Дух времени.
- Да, верно. Та эпоха не была предназначена для благонамеренных людей. В ней были лишь зло и порок. «И грусть». Мы не найдем на этом корабле ничего хорошего. Его сгубило отчаяние. Отчаяние закончило Утопию. Что бы не лежало в его трюмах – забудем его. Навсегда.
Авиатор Гай протянул руки – свои большие, сильные руки, и схватил меня за грудки. Я отчетиво разгядел рыжие волоски на его толстых пальцах.
- Ты. Обещал. Заботиться. О. Моей. Дочери. – раздельно произнес он.
На мгновение, повисла тишина. Потом мастер Фуке нарушил ее, прокашлявшись, и произнес:
- А ведь не так давно, вы сами уговаривали общественность не пускать дело на самотек, протектор. Легко, очень легко спрятать голову в песок. Но «Нагльфар» не исчезнет. И рано или поздно, кто-нибудь да и откроет его тайны. И лучше пусть это будем мы, чем…
Я слушал его вполуха, рассеянно глядя на огромный контейнерный город, медленно проплывающий за иллюминатором, под нашими ногами. Солнечные лучи ласкали его блестящие стальные грани, но навигационные огни были выключены, а портовые терминалы были закрыты и безжизненны. Город хаотично вращался по всем трем осям. Он выглядел давно и безнадежно заброшенным.
- Что случилось с этим городом? – спросил я, прерывая дискуссию.
- А? Что? – растерялся Гай.
- Город. Он необитаем, так ведь?
- А, ну да. Это тепловая смерть.
- Что? Это как? Не понимаю.
- Видите ли, протектор, при работе выделяется тепло. Производство энергии, работа механизмов, и само тепло человеческих тел. Медленно, но верно, они нагревают город. В вакууме, этому теплу некуда уйти. Единственный способ остыть городу – это передать тепло некоему теплоносителю, а потом, вывезти его. Торговля, экспорт, таким образом, дыхание кластера. Когда парусники перестают заходить в терминалы города, он начинает медленно умирать. Это страшная смерть. Сперва, они пытаются стимулировать международную торговлю, развивают промышленность. Разогревают экономику. Но это только еще больше разогревает и сам город. Термодинамическое равновесие кластера всегда описывается гиперболой. Каждый джоуль выработанной городом энергии, каждое произведенное им благо оборачивается несколькими джоулями тепла. Как ни оттягивай неизбежное…
- Есть те, кто выбирает другой путь.
- Да. –вмешался в разговор Фуко - Но вы бы не хотели жить в мире тьмы?
- Гай, велите поднимать паруса! - прервал я историка – Правьте на Эрос.
- И что же там?!
- Там? Я буду говорить с общественностью.

2

Мы жили в маленьком белом домике на краю полукруглой площади. По сути, это была надувная палатка из полиэстера, совсем небольшая, на две комнатки. Мою жену звали Рина. Всякий раз я просыпался от пряных запахов – это она готовила мне завтрак. Она всегда любила специи, множество пряных приправ, которыми она сдабривала безыскусную еду – кашу из риса, кукурузы или бобов, сваренную достаточно круто, чтобы она принимала вид плотного, не норовящего расползтись по отсеку комка.
Впрочем, один раз, комок все-таки улетел.
Моего сына звали Адольф. Адольфушка. В то время у него еще только начинали расти волосы, а пайки были совершенно не такими щедрыми, как сейчас. Я уходил на службу, с тоской глядя на его ручки-палочки, ножки-палолочки, и выпуклый, натянутый, словно бубен верхнего мира, животик.
Он всего лишь хотел съесть свою кашку, но его отвлекла красивая молодая женщина, порхающая около нашего дома.
«Пойдем ко мне, маленький» - говорила она – «Идем со мной, мой милый»
Одни говорили, что это была скупщица детей. Другие, что разносчица инфекций. Многие дети в тот раз собрались вокруг нее. Мой ребенок был умен и недоверчив, и не ходил к чужим тетям. Но многие дети с нашей площади стайкой собрались вокруг нее, а та – коварная! – принялась рассказывать сказки.
Старые сказки, страшные сказки. Сказки со дна гравитационного колодца.
Адольфушка разинул рот, а каша пролетела мимо. И прежде, чем он успел ее поймать, теплый, вкусный комочек потянуло в вентиляционную шахту.
В тот миг на краю площади появилась Рина. Она, счастливая, возвращалась с рынка с лукошком грибов, и парой новеньких веников. Она увидела, как рой деток сплошным комом обступил одну взрослую, и как ее голодненький сын нырнул в жерло воздуховода.
Рина закричала, и бросила покупки. Они оттолкнулась, было, от ближайшего дома с тем, чтобы ринуться за сыном. Но этот дом тоже был надувной, и он просто поддался под ее пятками. И тогда, она закричала. Она кричала, и она рыдала, и тотчас же все дети с разноголосыми визгами метнулись в разные стороны, а злодейка оказалась одна. Из домов начали показываться недовольные взрослые, и завидев, что происходит, сразу же воспаряли в центр площади.
Рина плакала, и просила о помощи, но никто в тот момент не обратил на нее внимания, хотя уже потом, всем им было очень стыдно. Они бросились за чужой женщиной, за злодейкой, а та – в зенит, по улице – и была такова. Одни говорили, что ее не поймали, другие – что ее поймали, убили и съели, но никто не признался.
Впрочем, это вряд ли могли бы быть наши соседи.
А Рина плакала, и ползла к вентиляции, цепляясь за поручни и скобы.
Она влезла в шахту, и она нашла в ней Адольфушку, но было уже поздно. Она долго лазила по шахте, ища его. Вентиляця – сложный лабиринт. В глубине жерла шахты – острый пластмассовый вентилятор. Он притянул моего сына. От обрубил ему ручки. Он поломал ему ножки. Адольфушка больше никогда не сможет работать ни в шахте, ни в мастерской, ни в оранжерее, ни на конвейере.
Но он жив, и это главное.
Я люблю свою семью.

3

- Как дела, чемпион? – улыбаясь спрашивал я.
Мой сын больше никогда не сможет играть в баскетбол, и мы редко подтруниваем над ним по этому поводу, однако, тогда я хотел горестной шуткой оттенить еще большую горесть, которую мне лишь предстояло сообщить родным.
- Как всегда, папа – угрюмо пробурчал Адольф. Он был чутким эмпатом, и сразу же понял, что его ждут неприятные новости.
- Жена моя, готова ли еда?
- Конечно, милый! – улыбнулась мне Рина – Ты ведь любишь вареную в мультиварке брюкву?
- Ха! Поедим?
Мы поели.
Я рассказал жене и сыну о том, что общество возложило на меня важную – и опасную – миссию. Миссию, которую я должен был выполнить ради всеобщего блага. Рина спросила меня, где я был – и я отвечал, что покидал Эрос, и спускался к далеким верфям на брошенном надире.
Все это было удивительно для них, ведь ни жена, ни сын никогда в жизни не покидали Эрос. Жена испугалась. Адольфушка же пришел в восторг, и тотчас же принялся расспрашивать, где я побывал, что повидал, и как мне пришлась по вкусу пустота, и парусники, и каков снаружи Кластер.
Я рассказал ему о драккаре «Точка росы», и об авиаторе Гае – грубом, но любящем отце, и о том, что я был на надирных верфях, где строили Звездные корабли, и о том, что встретил там кибершамана.
Адольфушка пришел в полнейшее восхищение, когда я рассказал ему об Майкрофте. Быстро все обдумав (а думал он, не по возрасту, чрезвычайно быстро), он заявил, что тоже хочет стать кибершаманом. И конечно же, мы согласились. Действительно – ведь для такого-то дела ему не понадобятся ни целые руки, ни целые ноги!
Это решение, во многом, отвлекло его, но тревожная Рина не дала сбить беседу с изначальной темы. Она спросила о том, что ждет меня дальше.
И мне пришлось сказать, что я их покину. «Я вас покину», - сказал я им – «надолго. Мне придется спустить в Син. Общество поручило мне важное дело на дне гравитационного колодца. Но вы не переживайте.»
И я рассказал им о «Нагльфаре», и о Симпозиуме, и о депеше своего двоюродного брата.
А потом были крики и слезы расставания.

4

Баллистический снаряд не оснащен ни ионными двигателями, ни солнечными парусами. По сути своей, это попросту герметическая железная банка с минимальной системой жизнеобеспечения. Рельсовый ускоритель запускает ее в пустоту, после чего, она много месяцев пересекает ее с тем, чтобы относительно мягко опуститься на Ардалис по баллистической траектории. Ну как – относительно? Очень относительно.
В том случае, если оператор пуска неверно рассчитает траекторию – обитателей снаряда ждет ужасная участь. Или огенная смерть в гравитационном колодце, или вечный полет сквозь безжизненную и бездушную пустоту.
Впрочем, я был полностью уверен в аналитических и математических способностях мастера Майкрофта, с учетом того, с какими друзьями он водился.
И тем не менее, на сердце у меня все так же было неспокойно, в последние тяжкие моменты сборов и расставания.
- Когда посланник давних времен окажется дома, круг замкнется – Так сказал мне кибершаман.
- Это тебе сказал машинный разум? – спросил я его.
- Разумы! – поправил Майкрофт – Их много, протектор. Больше, чем людей. Там, в вышине верхнего мира, процветают великие города, страны, и целые цивилизации, которые нам никогда не постигнуть в полной мере. Впрочем, это к делу не относится.
Мы стояли посреди пусковой шахты верфи, опершись на балюстраду, ограждающую снаряд. Последний – железная сфера с несколькими антеннами, и ножками-стабилизаторами – висел на направляющих талях. Матросы с парусника Гая загружали в него провизию, одежду, и другие полезные вещи, могущие пригодиться нам в путешествии. Впрочем, совсем немногое из того, чем мы привыкли окружать свою жизнь в Кластере, могло понадобиться нам там, внизу, в Сине. Жизнь там совсем другая. К примеру, Майкрофт со смехом встретил попытку мастера Фуко погрузить в снаряд надувной дом. По его словам, даже если этот дом бы и не лопнул тотчас же по прибытии в Син, едва ли он смог бы хоть на йоту защитить от бесчисленных опасностей неблагоприятной окружающей среды, доминирующей на дне гравитационного колодца.
- Что машинные разумы знают о «Нагльфаре»? – Спросил я Майкрофта.
- Знают? Многое. Говорят? Немногое – Улыбнулся он – Жители верхнего мира не любят говорить об эпохе Утопии. Мир тогда сошел с ума, ты сам знаешь. Они не очень хотят вспоминать об этом. И уж подавно, не хотели бы, чтобы об этом вспоминали люди Кластера.
- И все же, ты согласился нам помочь.
- Да.
- Почему, мастер Майкрофт? Какие выводы ты для себя сделал? Только не говори, что тебе попросту стало жаль Гаевну.
Услышав, что мы говорим о его дочери, авиатор Гай, руководившие загрузкой снаряда, подался к нам поближе, прислушиваясь.
- Как ты думаешь, протектор, почему, по твоему, я все это делаю? Почему помогаю беженцам из Кластера и из Вихря попасть в Син? – услышал я вместо ответа.
Вместо меня, ответил авиатор Гай.
- Вот уж и действительно, маразь! Почему?! Я долго об этом думал. Почему такие выродки, как ты, мешают нормальным людям жить? Отчего вам, суки, неймется? Мы просто хотим жить обычной, нормальной человеческой жизнью! Но нет же! Всюду – на каждом шагу подстерегает всякая пошесть! Скупщики детей! Разносчицы инфекций! Проповедники ересей! И хуже всех – такие твари, как ты. Сговорившиеся с думающими компьютерами выродки, позор, предатели человеческой расы. Каждую стадию вы сманиваете невинные души в ад нижнего мира! Твари, твари, твари!
Столько боли, столько горя, и застарелой горечи было в его словах. Но Майкрофт встретил их холодно.
- Никто не тащил вашу дочь вниз силой, Гай. Никто не крал ее из дому тайком. Да и был ли у нее, вообще, дом?..
- У нее был парусник!
- Парусник…
Сколько презрения Майкрофт вложил в это простое слово!
- Разве человек был рожден для парусников? Мы все – кровь и плоть нижнего мира. Древние люди, бессмертные и безумные, в своей нелепой гордыне вознеслись в мир средний, и затем – и в верхний. Но мы не в силах изменить своей природы. Ее зов в каждом из нас. Он манит нас вниз. И иные попросту более восприимчивы.
Я покраснел.
- Так вы полагаете, что я хочу этого?! Что я хочу рухнуть в Син?!
Майкрофт улыбнулся.
- В верхнем мире ты предстал предо мною нагим и беззащитным. Не как протектор Земправа, но как раб божий. Я глядел в твою душу, и видел страх. Это страх божий, протектор. И пускай Бога больше нет, страх перед ним по прежнему жив в людях, и он способен изменить мир – и даже, миры. Вот почему Гай никогда не сможет попасть в Син – в нем попросту нет этого страха. И вот почему ты должен это сделать, протектор. Ты спустишься вниз, найдешь ковчег с древними заветами, и заразишь его страхом божьим.
И нижний мир содрогнется.
Историки один за другим забирались в баллистический снаряд. Мое время в Эротическом Кластере подходило к концу. В последний раз я оглядел бескрайние решетчатые платформы верфи, расходившиеся во всех шести направлениях. В последний раз я оглядел бескрайнюю, сияющую звездами и огнями контейнерных городов пустоту за смотровыми окнами. В последний раз – «Точку росы», которая, свернув паруса, притаилась у причала, ее экипаж – добрых матросов, и мастера Гая из Йорвингле, любящего отца и страстного человека, который никогда не решиться бросить свой родной мир.
Впереди у меня были долгие стадии неуправляемого полета в пустоте. Скудный паек, спертый воздух, диспуты историков, медленно сходящих с ума от тесноты, и рассказывающих все более и более странные сказки. Впереди у меня была баллистическая посадка – нет, жуткое падение в неумолимую яму гравитационного колодца, и знакомство со всесминающей, выворачивающей кости и жилы силой тяжести.
Впереди у меня было знакомство с Сином.

5

Мы шли на восток.
Темный тоннель остался позади, однако, это была лишь малая часть того пути, который нам еще предстоял. Кольцевые горы отделяли грязевую пустыню от бескрайней степи – этот биом доминировал в средних широтах Сина, на севере переходя в мерзлую тундру, на юге, ближе к экватору, где еще оставалось тепло – переходя в смешанные леса.
Согласно первоначальному плану, мы должны были встретить поезд на одной из товарных станций, то здесь, то там разбросанных по степи. Древние народы Сина, к вящей славе своей, опутали мир сетью магнитно-левитационных дорог. Беспилотные поезда и поныне ходят по ним, связывая мертвые города и заброшенные промзоны. Пассажиры у этих поездов теперь бывают нечасто. Тем не менее, они исправно останавливаются на каждой станции, согласно заложенному в них некогда расписанию.
Задержавшись в пустыне, мы опоздали на наш товарняк, а следующий обещал быть не менее чем через месяц. Припасов у нашей экспедиции оставалось на неделю нормального пути. До обитаемых мест было заметно дальше.
Во время привала я тихонько спросил у погонщиков их мнение на счет нашего дальнейшего маршрута.
- Если идти степью напрямик – Посовещавшись, доложили они – Дней через десять выберемся к Корпускристи. Это строго на юг. Каждый день, значит, будет все теплее, и все влажнее. Будет шанс найти родник, или даже подстрелить дичь.
- Корпускристи! Далековато от монастыря.
Погонщики вновь посовещались.
- Так-то оно так. Маленько дальше, ежели нужно, будет Новый Новый Йорк. Это дней одиннадцать-двенадцать пути. Там тоже есть один из этих ваших монастырей…
- Так что же, может?…
- Нет! – оборвал меня погонщик – На такое мы подряжаться не станем! И вам не советую. На Новый-Новый нужно править прямиком к востоку. В сухой сезон. И через самое сердце степи. Доберемся до Корпускристи – а уж оттуда-то вы найдете провожатых, куда вам там надо.
Я стиснул кулаки от ярости.
- Что это значит – найдем? У меня есть вы! Вам заплачено за конкретный рейс!
- Правда ваша… - потупился погонщик - …а только на такое мы не подряжались. Очень это уж опасно стало. И страшно.
- Страшно? Да что это – страшно?! Мы пересекли кольцевые горы! Мы вышли. Самый сложный этап путешествия уже позади. Чего вам бояться-то? Десять ли дней путешествия, одиннадцать ли, двенадцать ли – разве вам не едино? Вы ж хорошо знаете степь.
- Именно! Хорошо знаем. И знаете, что я вам скажу? Степь – она какая-то не такая. Не такая, как всегда. Уж я-то ее, маму, знаю. Чую дух степной. Что-то в ней сгущается. Что-то нехорошее. Это оно крадется за нами. Вы ведь тоже знаете об этом, не правда ли? Тоже видите его в тенях, за границей света костра…
Холодок пробежал у меня по спине. Я хотел бы ответить, что он несет чушь, что это просто дурацкие степные суеверия. Однако, ощущение преследования, ощущение пристального хищного взгляда не покидало меня все то время, что прошло с того момента, как мы покинули брошенный «Нагльфар».
Хотел бы я, чтобы это оказалось лишь игрой воображения.
Женщина, спасенная нами со Звездного Корабля, незаметно подошла. Завидев ее, погонщики тотчас же разошлись, даже не составив себе труд выдумать к этому предлоги.
В последнее время, они любили ее все меньше и меньше.
- Я слышала крик, Протектор – Сказала она.
- Да, верно. Мы тут немного повздорили. Говорили на повышенных тонах. Это…
- Я не об этом. Крик. В степи.
- Гхм…
- Здесь есть еще люди?
- Хм…
- Ведь есть же? Протектор, мы уже несколько недель тащимся по пустошам этой луны, и все это время я наблюдаю запустение и руины. Почему так? Это настолько уж глухое место? Как скоро нас встретят? Как скоро мы доберемся до цивилизации? Как скоро я смогу связаться с Землей?
Она быстро адаптировалась. На удивление легко, она, космонавт, пришла в относительную норму, после пробуждения на заброшенном корабле. Однако, она все еще не осознала, насколько мир изменился за те долгие поколения, которые она провела в гибернации. Этот Син давно уже не был той луной, которую она знала.
- Мы единственные люди на несколько дней пути в округе. По крайней мере, нормальные люди. И это далеко не самая глухая часть Сина, уж поверьте.
- Что же тогда в других? Погодите, вы сказали – нормальные? А какие еще люди здесь живут?
- Разные, Слава. Самые разные.
- Протектор, говорите менее загадочно, пожалуйста.
- Это не мой мир. Поговорите с историками.

6

Вдали от экватора лесов нет. Горизонт здесь всегда плоский, и он зыбко колеблется на потоках горячего воздуха.
Син здесь выглядит почти безжизненным. Кое-где сухая степь топорщится невысокими руинами, кое-где ее пересекали растрескавшиеся от времени асфальтовые дороги, рельсы, линии электропередач или трубопроводы, обрушившиеся мосты через пересохшие реки. Но потом, многие стадии вновь тянулась глухая степь.
Люди здесь жили, но их было мало. Они были какими-то уставшими, сломленными, словно бы их истощило постоянное давление гравитации. Пару раз нам встречались уединенные хутора – их обитатели выращивали рожь и ячмень, а в огороженных краалях мычал домашний скот. Однажды, у раздолбанной дороги, встретился нам и придорожный мотель. Казино, некогда работавшее при нем, было давно заброшенное, плавательный бассейн был пуст и сух, но закусочная по прежнему работала, а номера сдавались. Раз в несколько недель мимо нее проходил караван чумаков, ведущих массивные хуры, груженные озерной солью. Ими мотель и жил.
Я много размышлял о том, каково это – жить в таком уединении. Жизнь Эротического Кластера – суть, толпа. Все мы живем в толпе, живем с народом, с общественностью. Общественность окружает нас всю нашу жизнь, с самого нашего детства. Очень изредка, очень ненадолго жителям среднего мира случается уединиться, и я не знаю ни одного человека, который бы прожил вдали от общества сколь либо значимую часть жизни. Никому из нас не случалось пережить подобный опыт, и едва ли кто-нибудь захотел бы. Должно быть, человек наедине с самим собой, или с небольшой общиной становиться совершенно другим. Его рассудок меняется, он погружается в бесконечную рефлексию…Делает это его мудрее и достойнее? Или сводит с ума?

7

Две недели спустя, на горизонте перед нами вырос лес. Сперва я удивлялся – мы были еще слишком далеко от экватора, однако, погонщики посмеивались, видя мое недоумение, а совсем вскоре, когда мы приблизились, я понял, что это вовсе не деревья, но исполинские, тянущиеся к небу здания. Сооружения из стекла, металла и бетона, причудливо деформированные веками выветривания, были центром города. «Перед вами лежит Новый Новый Йорк!» - веско объявил погонщик, и волы радостно мычали, предвкушая скорый отдых.
Хотя мы и увидели даунтаун вдалеке, приблизились мы к нему еще не скоро. Целый день наш маленький караван преодолевал словно бы оборонительное заграждение из заброшенных промышленных зон, и полузаброшенных предместий, которыми древний город огородился от окружающего мира. Я помню, как сидел на хуре, болтая ногами в воздухе, и с невольным восторгом глядел на гигантские ржавые бочки газгольдеров, словно приземистые сторожевые башни, высящиеся в промзонах по обеим сторонам улицы. Неужели, некогда на Сине было достаточно углеводородов для того, чтобы заполнить их все? Неужели, некогда человеческая цивилизация была готова день за днем пожирать такие гигантские объемы энергии, что у нее вообще возникала потребность в такой массе углеводородов? Зачем это было ей нужно? Что к этому привело? Делало ли это людей счастливее?
Предместья Нового Нового Йорка были застроены длинными двух-трехэтажными зданиями, которые лепились вдоль улиц почти вплотную, без дворов или брандмауэров. Тольку глубокие, тесные щели-переходы разделяли их. После многих недель в бескрайней степи я невольно ощутил приступ клаустрофобии.
Верхние этажи этих домов были, как правило, заброшены, но на нижних располагались обитаемые квартиры, магазины, салуны и общественные заведения. Усталые ковбои, отдыхающие после очередного рейда в великую степь, с любопытством поглядывали на нас, потягивая из низких пузатых стаканов кукурузный виски.
- Обитель должна быть где-то на северной окраине! –предположил один из историков, бодро заскочив на мою телегу – Нам не обязательно проезжать через центр города. Сказать по правде, местные наводят на меня оторопь…
Я был готов с ним согласиться, но один из погонщиков вмешался в наш разговор.
- Вам придется договориться с местными властями. Чужие очень нечасто посещают Новый Новый Йорк. Особенно – чужие с Эротического Кластера. По крайней мере, такие, которые приходят группами, чувствуют себя уверенно, и не выказывают страха.
- Властями?
Мне была плохо знакома эта концепция. Я, конечно, знал о древних царях, императорах, тиранах, президентах и парламентах, но от всех этих понятий отдавало ветхозаветной архаикой, чем-то чуждым Эротическому Кластеру и Вихрю. У нас все решала общественность.
- Здешние реалии таковы, что в городе наблюдается определенного рода двоевластие –пояснил историк – Так исторически сложилось. Городом правят Корпоративный центр и Колониальная администрация. Традиционно, первая отвечает…
Но закончить ему не довелось, поскольку на следующем же перекрестке улице перегородил бронемобиль, и шеренга силовиков в полной выкладке.
Так, нас встретил Корпоративный центр.

1

- Это очень, очень древний город. Шахтерский город. Один из первых! - Со мной говорил представитель Корпоративного центра в даунтауне – Мои предки были шахтерами, Протектор. Многие-многие века они жили во мгле и в тесноте, вгрызаясь в минеральные недра Сина. Поколение сменялось поколением. В бесконечных тоннелях возникали великие города – и забрасывались, становясь призраками, когда рудные жилы иссякали. Среди романтиков и мечтателей ходили легенды о поверхности, древние, почти забытые легенды. Никто давно уже, толком, не представлял себе, что это такое. Никто не верил. И так, они молча и усердно долбили кайлами породу, крушили камни, ели пещерные грибы, и не помышляли о большем. Но жадность моих предков была безграничной. Движимые ею, они слепо вгрызались в Син, алча все больших и больших богатств. И однажды, за очередным пластом породы, им открылась пустота. Это была не каверна! Нет! Им открылось небо. Небо Сина – тогда еще теплое и голубое. Они вышли на поверхность. Здесь к тому времени была уже только вырожденная, дряхлая, умирающая от старости цивилизация. Мои предки облегчили ее отход, избавив от лишних мучений, но потом…
- Я приношу вам свои извинения, однако, упорно не могу понять, к чему вы клоните.
Представитель Корпоративного центра усмехнулся.
- Я просто хочу, чтобы вы поняли, куда вы попали. Здесь вам не Эротический Кластер! Можете называть меня Один. Как бога с Земли. Мы – те, кого я представляю – здесь власть.
Я поклонился, стараясь держаться с достоинством, но в то же самое время, показывая, что признаю его авторитет.
- Где мои спутники?
Нас разделили после задержания (было ли это задержанием?). Мы оказались в разных машинах, и я не знал, куда увезли остальных. Меня же привезли в огромное, серое, безликое конструктивистское здание. В Корпоративный центр.
Один вновь улыбнулся. На этот раз, широко и дружелюбно.
- Протектор, прошу вас! Не ведите себя так, как будто бы…Вы здесь не пленник. И ваши друзья и спутники – никто из них не арестован. В настоящее время все они разгружают свой багаж в обители, и готовятся отдыхать. Согласитесь, день у них был трудный. Дни.
- Тогда что я здесь делаю?
- Просто, мы хотим убедиться.
- В чем же?
Он помолчал некоторое время. Потом заговорил.
- Протектор…ваша должность. Это ведь означает, что вы силовик? Верно?
Я невольно засмеялся.
- Силовик? О нет. Что вы. Нет! Скорее, нечто вроде церемониймейстера. У нас, в Эротическом Кластере, силовиков нету. По крайней мере, в том смысле, который вы вкладываете в это слово.
Он встрепенулся.
- В том смысле? Ага, но в каком-то смысле – есть?! Не так ли?
Я задумался. И вздрогнул. Я вспомнил.
Он смотрел мне прямо в глаза. Он знал, прекрасно знал, о чем я вспомнил.
Гулкие коридоры разносят хриплое рычание. В нем нет ничего человеческого.
Запущенный парадонтоз придает зубам каннибала неестественную длину, делая его оскал по настоящему жутким.
Людоеды грызут руки и ноги. Людоедки терзают ослабевшего, но еще живого мужчину.
Вопли.
Где-то тяжело хлопает гермозатвор.
Вопли.
Комки крови и человеческого жира размазываются по овивающим коридоры кабелям. Горячий мозг заплескивает экраны компьютеров.
Банда каннибалов свежует женщину, предвкушая скорую трапезу.
Вот эти вот тихие, мягкие, спокойные офисные работники.
Вопли.
Они не злые. Они не виноваты. Им просто очень нужен белок.
Людоеды. Людоеды идут.
Мясо.
- Да, в каком-то смысле – силовики в Кластере есть.
- И вы, в каком-то смысле – один из них.
- Да. В каком-то смысле.
Он победно улыбнулся.
- Каждый день сюда, к нам, на Син опускаются беженцы из Среднего мира. Истощенные, изможденные, болезненные, недоразвитые, и очень, очень голодные.
- Трусливые твари! – вырвалось у меня.
Один с удивлением взглянул на меня. Я же заскрежетал от с трудом сдерживаемой ярости.
- Мы стараемся выходить их, и спасти. Большинство из них, однако, быстро умирает. Те, кто выживает, они рассказывают страшные вещи. О Вихре, об Эротическом Кластере, и жизни в нем, о Среднем и Верхнем мире. Действительно страшные.
- Такова цена цивилизации.
- Не спорю. Впрочем, я, в отличие от многих здесь, начисто чужд ксенофобии. Мы здесь, в Новом Новом Йорке, совершенно не против принимать беженцев. До тех пор, покуда они – именно беженцы.
- А мы не?..
- А вы – не. Определенно. Я видел немало беженцев. Испуганных, затравленных, изможденных. Но впервые я вижу крупную, хорошо организованную, подготовленную группу специалистов, сознательно, в здравом уме и твердой памяти низвергшихся на Син. Группу, возглавляемую силовиком.
Теперь уже я невольно улыбнулся.
- Вы же не считаете, что это – вторжение?
Один замялся на мгновение.
- Нет. Нет, я так не считаю. Но я хочу, Протектор, чтобы вы рассказали мне все о своей миссии. Что вынудило общественность Эротического Кластера впервые за много веков отправить экспедицию на Син? Что вы хотели здесь найти? И что – нашли?
Я тяжко вздохнул.
- Что вам известно о Звездных Кораблях?

2

Это искусственный спутник Сина.
Ардалис. Никто уже не помнит, из какого языка пошло его название. Говорят, в старину он был астероидом – одной из множества безжизненных звездочек, в которые превратился Нибиру. Древние люди, бессмертные и безумные, извлекли его из Вихря, и водворили на стационарную орбиту вокруг Сина, закрепив на гравитационном якоре. Это было нужно для терраформинга.
Несколько веков тому назад, Эротические корабли любви паломников рухнули на Ардалис. Они, эти люди, предки сенобитов – они вовсе не были дураками. Они прекрасно осознавали все риски. Но им хотелось есть. Их мучил дефицит белка, и зеленые холмы Ардалиса под ними так манили, так манили…
Большинство из паломников не пережили падения, и не смогли адаптироваться к жизни на дне гравитационного колодца. Их корабли любви и сейчас лежат средь зеленых холмов, заполненные останками. Немногие уцелевшие – те, кто в какой-то момент, громадным усилием воли сумел встать на ноги – они принялись изучать свой новый мир.
Он вовсе не был необитаемым, этот Ардалис. Среди зеленых холмов лежали элегантные города, аркологии из стекла, пластика и хромированного металла. Но жизни – полноценной, нормальной человеческой жизни – в них давно уже не было. Их обитатели лежали в своих ложах-капсулах, их мускулатура сокращалась миостимуляторами, трубки подавали в их чрева питательную смесь, а их мозги были подключены к компьютерам через специально вживленные разъемы. Жители Ардалиса давным-давно ушли в киберпространство, стали обитателями верхнего мира, разочаровавшись в мире среднем.
Паломники, ошеломленные открывшейся им картиной, бродили по городам и равнинам Ардалиса, и убивали, убивали, убивали. Очень много мяса было зажарено в те дни, очень много сала, очень много мозговых костей раздроблено. Ты был пир каннибалов.
Лишь немногие из старобытных жителей были оставлены в живых, чтобы они смогли раскрыть свои тайны новым хозяевам.
Паломники принялись за обустройство своего нового мира. Они взрыли землю, и засеяли ее пшеном и овсом, нутом и горохом. Они повернули реки, выстроили дамбы, и запустили электростанции. Они построили шахты и заводы, города и фермы. На какое-то время их жизнь стала сытой и довольственной.
Но вечный голод человека, голод до знания и новизны – он по прежнему снедал их. Все больше паломников манили теплые, уютные капсулы, разъемы и терминалы. Все больше им хотелось познать тайны верхнего мира, по сравнению с которыми наш бренный мирок тускл и ничтожен.
И варвары, некогда уничтожившие вырожденную цивилизацию, сами соблазнились ее пороками. Все чаще, паломники начали проникать в киберпространство. Все большее число из них обзаводилось друзьями среди ИскИнов.
Они вовсе не были дураками, эти варвары. Они не позволили делать это всем. Со временем, их новая вера обзавелась своим уставом. Их мир стал монастырем. Сенобиты были разделены на круги посвящения. Избранные погружались в киберпространство, в то время как другие были инженерами, рабочими, крестьянами. Так, физическая сторона их жизни приняла неразрывный и размеренный характер. О том же, что происходило с их цивилизацией в верхнем мире, знают только кибершаманы.
Самый страшный момент моей жизни – это когда баллистический снаряд вошел в атмосферу. Впервые в своей жизни я обрел вес. И это было ужасно. Страшная, неумолимая сила навалилась мне на грудь, вдавила в кресло, с хрустом примяла кости, связки и суставы. И был жар, и было пламя, и были сиплые, сдавленные крики, сдерживаемые спрессованными грудными клетками. Потом, я потерял сознание. Но когда я очнулся, кошмар не прошел.
Он только начинался.
Сенобиты Ардалиса нашли наш снаряд. Мы не были ни первыми, ни последними из тех, кто рухнул из пустоты на их зеленые лужайки. Как и много раз до того, они разгребли бархан опавших тормозных парашютов, вскрыли оплавленный люк на раскаленном докрасна борту снаряда, а затем, извлекли наши тела – слабые, дряблые тела, неприспособленные для этого мира.
Сила тяжести Ардалиса равно одной десятой гэ. Это вдвое меньше, нежели в Сине, а потому, выходцы из Вихря и Эротического Кластера всегда используют маленькую планетку в качестве перевалочного этапа в своем нисхождении в Син. Такая слабая гравитация насмешила бы уроженцев Сина, на для человека из среднего мира даже она поначалу непереносима.
Сенобиты заствляли нас заниматься на специальных тренажерах, упражняя мышцы, связки и сухожилия. Они давали нам препараты, которые должны были усилить наши тела, и их сопротивляемость тяжести. С каждым приемом пищи, мы получали порции витаминов, минералов, аминокислот, микроэлементов, электролитов и стероидов. С каждым приемом пищи…О, что это была за пища! Уже в первые дни на Ардалисе, я как никогда отчетливо осознал, отчего люди из среднего мира бегут в нижний.
Ардалис был царством еды. На его плоской поверхности ширилась и развивалась гигантская экосистема, ценоз, охватывающий десятки, а возможно, и сотни тысяч видов – от микроскопических простейших, до исполинских деревьев. Отмершие тела предыдущих поколений под давлением гравитации опускались в грунт, и перегнивали, становясь черноземом, который, в свою очередь, даровал жизнь все новым и новым живым существам. Агрономы Ардалиса попросту разбрасывали зерна сельскохозяйственных культур по земле при помощи несложных технических приспособлений – и те приживались, размножались, и давали щедрый урожай! Простая еда – зерновые и бобовые крупы – была на Ардалисе в таком изобилии, что раздавалась безвозмездно, и не ценилась местными жителями, ровно как вода, или пригодный для дыхания воздух. Когда мы несколько окрепли, нам стали давать попробовать и другие, более ценные, и более аутентичные виды еды. Это была пища, о которой я до того только слышал. Сочные, водянистые овощи. Сахарно-сладкие фрукты. Мясистые, сытные корнеплоды. В среднем мире редко кому удавалось отведать подобное еды. Чудеса этого мира поражали воображение человека, взращенного на рисе и кукурузной крупе.
Да, Ардалис был миром изобилия.
Но наш путь лежал ниже.

3

Лагерь для беженцев представлял из себя россыпь белых холщовых палаток, проставленных на зеленом лугу в низине между кольцевых холмов.
Было время, говорили мне учителя, когда лагерь размещался в монолитном здании, длинном доме из бетона и металла, однако, обучаемых манили луга и холмы, и ничто их не влекло так, как чудеса нижнего мира, а потому, со временем, мудрые сенобиты решили разместить их прямо среди красот и чудес природы Ардалиса.
В этом лагере, людей, которых сенобиты обидным образом называли «беженцами» - так, словно бы их не сманили вниз из родных домов, но они сами приняли решение рухнуть – обучали жизни на дне гравитационного колодца.
Это была совершенно новая жизнь. Существование, чуждое всему предшествовавшему их опыту. Им приходилось заново учиться передвигаться, ориентироваться в пространстве, есть, пить, спать, испражняться. Им приходилось учиться преодолевать дикую помесь шокирующей агорафобии – ведь их больше не окружали ни переборки, ни стены тоннелей, а только небо и бескрайний простор, и вместе с тем, клаустрофобии – ведь теперь они всегда были прижаты лишь к одному краю обитаемого мира, и сколько бы пространства не пропадало между полом и потолком палатки, они была обречены толпиться, прижатые к первому.
Хотя сенобиты тотчас же отличили нас от обычных беглецов, со временем они, поразмыслив, также направили нас в лагерь для беженцев. Какой бы спешной не была наша миссия, к путешествию по Сину мы станем готовы еще не скоро.
Нас ждали долгие месяцы обучения, тренировок и упражнений.

4

Кросс-поход по холмам Ардалиса – это завершающее упражнение лагеря для беженцев. Своего рода экзамен перед выпуском вниз. Семьдесят пять стадиев в полной выкладке, костюме химической защиты и противогазе. На время. Далеко не все выполняли поставленную задачу с ходу, в первый раз. Очень многие из беженцев, понурые, возвращались в лагерь. Я смог.
К вечеру, залитый потом, я достиг последней контрольной точки, заработав, тем самым, свой билет вниз. Помимо осознания важности моей миссии для общества, была и еще одна вещь, которая поддерживала меня.
Герта смогла.
Я немало расспрашивал сенобитов о Герте из Йорвингде. Хотя грозный авиатор уже никак не мог проверить, исполняю ли я его волю, достоинство не позволяло мне даже попытаться нарушить свое обещание.
Возможно, погибни Герта при посадке, моя миссия сделалась бы проще. Иначе она сложилась бы и в том случае, если бы Герта не смогла адаптироваться к жизни на дне гравитационного колодца, если бы не сдала экзамен, и если бы осталась жить в холстяной палатке лагеря для беженцев.
Но она сдала. А значит, наше время на Ардалисе истекало.
Син ждал нас.
На исходе седьмого месяца, лодочник пришел в нашу палатку, чтобы познакомиться лично.
Историки говорили, что миссия лодочников, переправляющих потерянные души из среднего мира в нижний, отличается изрядной древностью, и описывается уже в древнейших из дошедших до наших времен мифах. Река Стикс – единственный способ безопасно опуститься в Син.
Лодочник показал нам свою лодку – два длинных, узких веретена из герметично пригнанных досок. Дравиды называли такую лодку «катамаран». Снизу к нему пристегивалась гондола обтекаемой формы, сейчас плотно прижатая к корпусу, хотя позднее, во время плавания, она могла далеко отходить от него на металлических талях. Газовые резервуары были сдуты, и сейчас представляли из себя просто пустые обвисшие мешки.
Лодочник объяснял, как именно мы будем спускаться, и что именно нам предстоит, и я все больше убеждался в мысли, что спуск в Ардалис был вовсе не самой страшной, и вовсе не самой опасной частью нашего путешествия. Но лодочник только смеялся над нашими страхами, и говорил, что за время его службы не случилось ни одного несчастного случая.
Когда пришло время, мы распрощались с Ардалисом. Ни с кем мы так и не сошлись в этом странном и диковинном мире, и ничто нас с нем не удерживало. Наш дом был много выше, а цель нашей миссии – много ниже, а потому, прощание с Ардалисом, со всей его едой, не выжало из нас ни слезинки. Говорят, внизу гораздо – гораздо, как ни сложно это себе вообразить, больше еды.
И больше чудес.
Наш Стикс был широкой и полноводной рекой. Гладкая, глубокая синева ее не выглядела ни мутной, ни опасной. Здесь, в плесе, она не пугала даже непривычного к таким массам воды выходцам из среднего мира.
Но это впечатление было обманчивым.
Несколько дней мы плыли в фарватере, расслабленно загорая на палубе, общаясь, либо же просто сидя на краю палубы, болтая ногами в воде, и глядя на проплывающие мимо зеленые пейзажи.
К концу недели, течение заметно усилилось. Река стала бурной, непредсказуемой. Лодочник, собранный и напряженный, лавировал среди стремнин.
Рев мы услышали за несколько часов до того, как горизонт застлало влажное белое облако.
Мы приближались к водопаду.
Крупные планетоиды по своей форме всегда близки к правильной сфере. Гравитация, своей мощью, вдавливает всякое тело в ядро планеты, разглаживает всякую выщерблину, всякий пик или провал, норовя превратить его в гладкую и округлую поверхность сферы минимально возможного диаметра. Когда-то, так произошло с Землей.
Однако, то речь о больших планетах. Ардалис – тело маленькое, гравитация у него детская, и за отпущенный ему срок он еще не успел приобрести правильную сферическую форму.
Если смотреть со стороны эклиптики, зенитная часть Ардалиса срезана, словно бы топором самого Бога. На тысячах квадратных стадиев, покатый изгиб поверхности сферы сменяется бескрайней плоскостью. Рубеж этой равнины – излом, на микроуровне, с поверхности Ардалиса, выглядящий как край бесконечного плато, который вдруг выскальзывает из под ног, и оборачивается острой как бритва кромкой исполинского горного кряжа. Вектор гравитации здесь резко меняет угол, и широкая река внезапно оказывается водопадом – гигантским, невозможным водопадом высотой в сотни стадиев. Миллионы тонн воды с ревом устремляются в бездну с ускорением свободного падения. Миллионы тонн брызг разгоняются до такой степени, что они преодолевают первую космическую скорость – весьма невысокую, для Ардалиса, и поднявшись в небо, перестают падать. Они разделяются на гигантские фонтанные струи, исходящие опадающими вниз брызгами так, что они приобретают перистую форму, и поднимаются все выше и выше. Верхние кромки этих перьев, наконец, поднимаются настолько высоко, что их начинает остужать космический холод, однако, гравитационный якорь – древняя технология, удерживающая атмосферу и гидросферу Ардалиса – не дает им испариться. И они замерзают, превращаясь в изящный, витьеватый, покрытый мириадами ледяных шипов терновый венец, вращающийся вокруг планетоида. Это кольцо Ардлиса.
Мгновение, мы молчим, завороженные грандиозным и неслыханным зрелищем. А потом, нас приводит в себя крик лодочника:
- Все внутрь! Задраить люки!
Мы быстро забираемся в гондолу. Край водопада все ближе. Ревущая бездна.
Мы закручиваем вентили, герметизируя гондолу. Рассаживаемся в кресла, застегиваем ремни безопасности.
- Приготовьтесь! – орет лодочник в интерком.
А еще миг спустя, его слов уже не расслышать даже в наушниках.
Мы зависаем на краю бездны, еще миг – падаем! Ускорение свободного падения! Сила противодействия вжимает меня в спинку кресла. За армированным иллюминатором только клубы белой пены, бешенные потоки воды. А потом, в какой-то момент, они иссякают, и я вижу небо. Глубокое, фиолетовое небо, вертикальную стену зеленой поверхности, и голубую ленту реки, текущей (падающей?) параллельно нам. Но она с каждым мигом от нас все дальше и дальше. Изгибается поверхность плато?
Нет! Это мы!
Мы взлетаем.
Лодочник нажимает на верную кнопку, и емкости с газом содрогает зажигание. Работают ракетные двигатели. Теперь, на ракетной тяге, мы вырываемся из облака изморози и ледяного крошева. Лодочник маневрирует.
Мы уже не летим и не падаем. Нет – мы скользим, словно конькобежец, по бескрайней глади увитого тончайшими узорами изморози льда. Лодка бежит по ледяному перу, словно буер. Бежит к венцу тернового шипа.
Атмосферы Ардалиса и Сина соприкасаются на оси крепления гравитационного якоря. Всякий раз, когда венчик ледяного шипа касается этого места, проходя через меридиан гравитационного якоря, он начинает таять, входя в теплые слои атмосферы.
Мы продолжаем скользить к тающему, истончающемуся на глазах венцу ледяного шипа.
Поток, который низвергается на поверхность Сина, сложно назвать дождем. Это сплошная стена воды. Река без берегов. Водяная плеть, которая, изгибаясь под действием силы Кориолиса, словно отпущенная тетива лука, хлещет поверхность Сина.
Лодка приближается к краю шипа. Ход ее замедляется.
- В добрый путь! – орет лодочник в наушниках – Передавайте им там привет!
Гондола отстегивается с талей. Лодка делает вираж на ракетных двигателях, разворачиваясь, чтобы рухнуть вниз (вверх?), на Ардалис, и вновь погрузиться в реку, но мы этого уже не узнаем.
Гондола скользит вниз по космической реке, реке без берегов.
В Син.

5

Дух захватывает от бескрайнего простора соленой воды. Во все стороны. До самого горизонта.
Плюхнувшись на воду, наша гондола стала лодкой. Ее герметичный полированный корпус из плотно пригнанных досок на вид во многом напоминает субмарины старобытных времен. Но это только поначалу. Совсем скоро, мы с историками ставим мачты, и поднимаем паруса – и вот уже она выглядит не как субмарина, но как пиратский бриг.
Парус – великое изобретение человеческого разума, замечательно универсальное, и актуальное во всех мирах. В Кластере и Вихре, матросы поднимают паруса, чтобы скользить сквозь пустоту от мира к миру, ловя напряжение солнечных лучей. Син – мир настолько огромный, что здесь матросы ловят парусами потоки воздушных масс, вызываемые к жизни разницей в атмосферном давлении. Ветер – дыхание Сина.
В морском путешествие время тянется медленно. Оно сгущается, словно смола. Движение неощутимо. Нет никаких перемен на горизонте. Никакие тела не движутся в поле зрения. Только звезды, как и прежде, ночами скользят над головой, отмеряя пройденные нами долготы.
Было время, когда весь Син был покрыт теплыми пресными океанами. В те дни его климат был благодатным и мягким. Воды окружали зеленые континенты, и россыпи островов. Они испарялись под жаром солнечных лучей, чтобы пролиться обильными дождями в глубине материков, вновь и вновь запуская цикл жизни.
Те дни давно прошли. Атмосфера Сина медленно, но верно улетучивается, а вместе с ней, поколение за поколением снижается температура кипения воды. Облака поднимаются над океанами для того, чтобы уже никогда не пролиться на них дождем. Они или поднимаются все выше и выше, уходя в пустоту, и становясь частью колец Сина, или оседают ледяными торосами на полярных шапках. Эпоха обширных пресных океанов сменилась эпохой мелких соленых морей, растянувшихся вдоль экваториального пояса. Космические реки, стекающие с Ардалиса, продолжают питать их – это амбициозный геоинженерный проект, но он не в силах побороть энтропию.
С каждым поколением, суровая тайга и скудные степи все больше и больше теснят влажные тропические джунгли, отвоевывая у них широту за широтой. Однажды, северная степь, и южная тайга сомкнутся на экваторе, а материки Сина окончательно превратятся в возвышающиеся над солеными болотами плато.
Впрочем, к этому моменту, живых свидетелей уже не останется.

6

Море закончилось неожиданно, без берега, или каких-либо его признаков. Море так кончаться не должно.
Все так же во все стороны, до самого горизонта, простиралась бескрайняя зеркально-голубая гладь, но лодка вдруг затормозила – в этот момент, все мы попадали с ног, внезапно ощутив, наконец, движение. Днище с шипением заскользило по песчаному дну, а затем, судно окончательно замерло, слегка накренившись на правый борт.
«Приплыли!» - констатировал Фуко.
Дальнейшее стало первым из множества испытаний подготовке, полученной нами на Ардалисе. Погрузив наш скарб в наплечные мешки, мы спустились в воду.
В том месте, где лодка села на мель, глубина достигала моей груди. Небольшая рябь, бежавшая по воде, обернулась раскачивающими все тело волнами. Я шагал, стараясь держаться северного направления, после каждого шага с усилием выдергивая из песка вязнущие ноги, и думая о том, что произойдет, если я оступлюсь, или если волна опрокинет меня. Смогу ли я удержаться на поверхности воды? Или же камнем пойду на дно, захлебываясь потоком, который хлынет в мои рот и ноздри? Движение в воде должно быть, на первый взгляд, подобно движению в мирах Эротического Кластера. Можно точно так же расслабиться, и двигаться во всех трех плоскостях, отталкиваясь от неподвижных тел. Но это обманчивое ощущение. Вода такая плотная, такая густая, такая чужеродная, в сравнении с родной мне воздушной средой…И главное – всюду, даже в воде, ощущается извечный гнет гравитации, норовящей прижать меня к морскому дну.
Глубина довольно быстро снизилась до уровня пояса, затем колена. Однако, достигнув колена, она словно бы передумала снижаться, и оставалась на этом уровне многие стадии. Утро сменилось днем, день вечером, а мы все брели по обмелевшему морю. Спустя какое-то время, на горизонте показались строения, и мы обрадовались, думая, что вышли, наконец, к берегу. Однако, приблизившись, мы поняли, что это не строения, а корабли. Огромные, проржавевшие, они лежали на дне моря. Сухогрузы, контейнеровозы, танкеры, покрытые облупившейся краской и подтеками ржавчины, слепо пялящиеся в небо пустыми иллюминаторами, они казалось здесь совершенно чужеродными. Сложно было поверить, что когда-то это море было настолько глубоким, что подобные исполины могли вольно бороздить его. Сложно поверить, что когда-то Син был настолько изобилен товарами и благами, что все эти трюмы могли быть заполненными.
Мой взгляд скользил по надписям, сделанным линейным письмом, и гордо венчающим борта и кормы судов. Скользил по ярким флажкам и вымпелам, треплющимся на их мачтах. По загадочным символам и эмблемам, вероятно, говорившим знатоку что-то о нациях и государствах, с которыми были связаны эти корабли. Я думал о людях, которые жили этим морем, и тем миром, берега которого оно омывало. О тех, кто служил на этих судах, и бороздил просторы Сина. Что стало с этими людьми? Что стало с этим миром?
Мы переночевали на теплом ржавом борту лежащего боком сухогруза. Волны затекали внутрь его корпуса, где-то далеко внизу, и гулко клокотали внутри, резонируя от множества металлических переборок. Я лежал, прислонившись ухом к металлу, а море Сина напевало мне колыбельную.

7

К середине следующего дня море, наконец, закончилось. Глубина снизилась сперва до уровня икр, затем до щиколотки, а потом мы побрели по зыбкому грязевому болоту. Еще несколько стадиев спустя, влага окончательно ушла вглубь грунта, и дно моря превратилось в соленую пустыню. Плотный, хрустящий солевой наст трескался под нашими ногами. Носоглотку жгла мельчайшая соленая пыль, рассеянная в воздухе.
Остовы сухогрузов встречались все чаще, словно чайки, обозначая для нас направление, в котором лежит суша. И все же, прошло еще немало времени, прежде чем мы, совершенно изможденные, привалились, наконец, к выветренному бетону портового мола.
- На моих картах это место обозначено, как Новоград-Лунный. - заявил мастер Фуко.
- Богатый, должно быть, был город?
- Должно быть.
Хотя некогда сразу за молом, должно быть, начинался морской порт, сейчас от него остались только присыпанные песком бетонные фундаменты. По всей видимости, после того, как океан ушел из Новограда, его жители разобрали здания и ставшую уже ненужной инфраструктуру. Некогда богатый город превратился в скопище ям и фундаментов, напоминающий чем-то место проведения археологических раскопок. Лишь где-то далеко на севере, в нескольких стадиях пути (опять брести по песку!), виднелись строения.
Это были высокие кособокие дома из саманного кирпича и строительных отходов. Жалкие, почти трущобы. В новой цивилизации не было видно и следа того величия, что было присуще строителям кораблей. Жители обитаемой части Новограда выглядели падальщиками, побирающимися на трупе кого-то неизмеримо более великого.
Кривые улочки были почти безлюдны. Час сиесты, когда все прячутся от послеполуденного жара. Мы брели по жилому району в поисках какого-нибудь общественного здания, в котором можно будет присесть отдохнуть. На улице было тихо. Слышно было, как ветер шелестит бумажным и полиэтиленовым мусором, груды которого заполонили проезжую часть. Тихонько клокотала вода, или иная жидкость в жестяных канализационных трубах, которые вились прямо по внешним стенам домов. Поскрипывал на крыше ближайшего здания флюгер, замеряющий скорость ветра.
В подворотне, на куче мусора, играли чумазые дети. На лавке неподалеку, валялся в полудреме пьяный оборванец. Возможно, он был родичем кому-то из этих детей, но это не смущало ни первых, ни второго.
- Как они так живут? – возмущенно фыркнул я.
Фуко ткнул пальцем в детей.
- Ха. Здесь все не то, чем видится, Протектор. Приглядитесь к их лицам. Что вы видите?
Я пригляделся. У каждого жителя Сина на глазах были маленькие, плотно прилегающие очки.
- Это что такое?
Фуко подошел к пьяному, снял с его глаз очки, и предложил мне.
Я, недолго поколебавшись, надел. И тотчас же все вокруг преобразилось. Уродливые строения вдруг стали изящными и величественными небоскребами, сухие пустоши вокруг – пышущими сочной зеленью садами, куча мусора – детской площадкой, а оборванцы на улицах обрели некое неуловимое внутреннее величие, уверенный и достойный вид.
- Эти люди живут не в той реальности, к которой вы привыкли, протектор! – сказал Фуко, отнимая у меня волшебные очки – Она дополнена. Забудьте все то, что привыкли слышать о Сине, живя в среднем мире. Здесь все совсем иначе!
Одетый в вышитую рубаху старик, благородного вида, бредущий нам навстречу, поднял взгляд на флюгер, нахмурился, затем посмотрел на нас, и что-то сказал. Язык был очень непривычный, состоящий из множества отрывистых коротких слов, часто, кажется, дублирующих друг друга. Я отметил также, что этот человек очков не носил.
- Что он говорит? – спросил я у Фуко.
Вместо него, мне ответил Сивовус.
- Что сухой ветер несет бурю из степи. Будет смерч. Предупреждает нас. Это мунспик. – пояснил он, после недолгой паузы – Аналитический язык. Удобно болтать о всякой чепухе.
- Сивовус у нас специалист по языкам и письменным системам. – пояснил Фуко.
Старик, тем временем, рассмеялся, оглядев нас, и принялся спрашивать о чем-то, тыкая скрюченным пальцем в наши вещевые мешки.
- Он спрашивает, не беженцы ли мы из среднего мира, и просит показать наши вещи.
- Наши вещи? Но зачем это ему? – удивленно спросил я.
Сивовус перевел мой вопрос. В ответ – короткое слово.
- Обмен.
Это было уже интересно. Не столько из необходимости, сколько из любопытства, я сгрузил свой наплечный мешок на деревянный тротуар, распустил шнуровку, и принялся выкладывать скарб.
Общество Эротического Кластера, в своей безвозмездной щедрости, снабдило нас небольшим запасом гороховых галет. Людям показалось излишним давать нам с собой в дорогу обильные запасы еды – это было бы достаточно странно с учетом того, что мы держали путь не куда-нибудь, а в Син. Тем не менее, именно это незамысловатое яство вызвало наибольший интерес старика. Схватив парочку галет, он принялся их грызть, жизнерадостно хихикая. Я же, тем временем, изучал планетянина. Здешние жители сильно отличались от людей Эротического Кластера. Наш новый знакомец был стар – в среднем мире это редкость, мало кто доживает до седых волос, здесь же, в мире нижнем, я успел повстречать немало морщинистых и седых людей. Сложно было сказать, связано это с тем, что условия нижнего мира благоприятствуют долгой жизни, либо же, напротив, с тем, что люди здесь стареют рано. Сразу же обращал на себя внимание могучий каркас мускулов – ноги, как каменные столбы, широкие плечи, узловатые сухожилия и суставные сумки, просматривающиеся под тонкой хлопчатобумажной футболкой. Этот человек, даже в старости, был очень силен. Гравитационный колодец с детства закалял его тело, предавая его всем мыслимым испытаниям, и я не сомневался, что при желании, впади он в ярость, он смог бы сломать меня – любого из нас – как соломинку.
Наш новый знакомец, тем временем, загреб своей большой, как лопата, ладонью горсть галет, и пошел через дорогу на другую сторону улицы, жестом велев нам следовать за ним.
На первом этаже здания напротив располагалось большое общественное помещение со стеклянной витриной. Фуко, следуя за стариком, вскользь отметил, что это бакалейная лавка.
Они ненадолго скрылись в лавке. Покуда я собирал вещи обратно в мешок, историк, и его новый знакомый уже вернулись. Фуко тащил громадную корзину ярких плодов. Ничего похожего в среднем мире я не пробовал, но выглядели они весьма аппетитно.
Сивовус хмыкнул.
- Еда. Они, конечно, полагают, что все спустившиеся в нижний мир сделали это только ради еды.
Я сдержанно улыбнулся. Если бы только здешние жители знали о нашей миссии!
- Спроси его, пожалуйста, где мы можем отдохнуть с дороги. И поспрашивай на счет проводников.
Сивовус принялся что-то втолковывать старику, Фуко же, тем временем, впился зубами в сочный фрукт. Или то был овощ? Я тоже взял попробовать.
Совсем вскоре мы уже вереницей шли по улице за нашим провожатым. Модаг – именно так звали старика, утверждал, что буквально за углом есть странноприимный дом, в котором нас охотно примут. По его словам, сможем мы там отыскать и провожатых.
Мы свернули на длинную улицу, изгибающуюся между скособоченными десяти-двадцатиэтажными домами из саманного кирпича. Хотя их нижние этажи и были побелены известью, и украшены росписью и рельефами, верхние выглядели так, точно в они любой момент готовы обрушиться на головы прохожим.
Подозреваю, что периодически так оно и случалось.
Под конец, улица стала идти с небольшим уклоном вниз. У места, на котором она должна была сливаться с идущей ортогонально, улицу поперек перегораживало нечто, что я поначалу счел будкой со множеством окон, и массивными антеннами на крыше. Однако, достаточно скоро я разглядел колеса под полом странного домика. Это было какое-то транспортное средство, вроде лодки, но предназначенное для путешествий по суше.
- Это троллейбус. – пояснил Фуко.
Мы обошли троллейбус, перегородивший улицу таким образом, что между глинобитной стеной ближайшего здания, и его корпусом оставался проем в локоть шириной. Обойдя его, и выйдя на другу сторону, мы тотчас же поняли, зачем так было сделано.
Улица заканчивалась довольно большой округлой в сечении площадью, не имевшей других выходов. Площадь была равномерно заполнена припаркованными телегами – сейчас пустыми, но очевидно, потенциально способными везти немалый груз. А по периметру площади, в тени, опустив головы в мешки с кормом, стояли…
- Священные животные! – завопил Десентэтьен, рухнув на колени.
– Мы поклоняемся вам! – вторил ему Фуко.
Наш провожатый рассмеялся, и что-то рассказал Сивовусу.
- Эти удивительные создания зовутся волами! – перевел тот – Их мускульную силу используют для того, чтобы сдвинуть с места груженные телеги.
В дальней части площади располагалось общественное, судя по ярким стеклянным витринам с неоновой подсветкой, здание. По всей видимости, именно туда-то мы и держали путь. Возле его входной двери рычал, трясся, коптил, и яростно вибрировал переносной угольный электрогенератор. Обе створки дверей были украшены аляповатыми идеограммами. Левая гласила «Драничая «Монмартр», а правая сообщала «Питейное заведение».
Я уже собирался, было, войти, как вдруг, мое внимание привлекло нечто отвратительное, лежащее на подстилке близ входа в «Монмартр». Бесформенная, искореженная гора плоти. Щетина редких волос. Конечности, вывернутые под невозможными углами, деформированные, бессмысленно болтающиеся в воздухе. Кислая, мерзкая вонь, вызывающая ассоциации со рвотой. Перед подстилкой с существом стояла деревянная плошка для подаяния.
Я настороженно приблизился, было, но Модаг схватил меня за руку, и оттащил в сторону. Он что-то сказал.
- Осторожно! – перевел Сивовус – Это мутант. Хочешь тоже таким стать? Они плюются кислотой.
В моей руке все еще оставался сочный плод. Фрукт Сина. Я посмотрел на него теперь уже совершенно другим взглядом. Сплюнул на тротуар сладкий сок, и выбросил недоеденный плод в урну.
Фуко, поймав мой взгляд, поставил корзину с фруктами на землю, пинком пододвинул ее к плошке для подаяний.

8

Внутри было шумно, дымно и накурено. Мутные стекла витрины почти не пропускали света в глубину зала. Центрального освещения, как такового, не было, зал освещался коптящими сальными свечками, расставленными то здесь, то там в глиняных плошках, а также огнями неоновой рекламы, которая покрывала почти все стены. За столами сидели несколько дюжин мужиков, выглядевших крутыми и суровыми даже по меркам Сина. Они шумно отдыхали и закусывали. Хозяин заведения стоял за деревянной стойкой, и занят был, в основном, разливом алкогольных напитков. В темных альковах по краям зала тихонько общались, пользуясь всеобщим гамом, странные личности, одежда и поведение которых бросались в глаза даже в нижнем мире.
Хозяин «Монмартра» быстро оглядел нас, и уверенно произнес:
- Драники будете.
При чем, это прозвучало именно как утверждение, не вопрос.
Но не это меня больше удивило, а то, что он произнес это на моем родном языке.
- Вы не из Сина? – удивленно спросил я.
- Да нет, как же. Местный! – улыбнулся хозяин – Знал бы ты, сколько вас, беженцев, прошло через эти двери! Тут не один язык выучишь. Как вам Син? - раньше, чем я успел ответить, продолжил – Работу, наверное, ищете? Можете некоторое время перекантоваться у меня.
- Благодарю! Мы не…
- Сейчас солевой сезон. Чумаков, как видите, хватает. Чтобы убирать за волами, нужно много рабочих рук. Останетесь – будет вам рис, картоха, хлеб свежий. Лопатой работать научу.
- Большое спасибо вам за щедрое предложение, однако, мы не ищем работу.
Хозяин заинтересовался.
- Правда? Эй, Модаг, кого это ты мне привел? На вид, вроде бы, нормальные мужики. А на деле, выходит – лодыри? Кто ж вас, в таком случае, содержать будет? И за какие шиши? Бесплатных драников на всех не напасешься!
Я накрыл его руку своей ладонью, и тихонько сказал:
- Псс! Тише. Нам есть, чем платить.
- Да ладно! – удивился хозяин – Чего у вас может быть интересного? Знаю я таких, как вы. Если вам и удается стащить из дому чего интересного, то его отбирают на Ардалисе. Все вы падаете на Син с пустыми карманами.
Я снял с плеча мешок.
- А куда у вас здесь можно отойти?
Не на шутку уже заинтересовавшийся, хозяин отпер дверь подсобки, вошел сам, и жестом позвал меня за собой.
- Ставь! – он указал пальцем на старый кухонный стол, словно пиктограммами, весь покрытый сотнями ножевых зарубок.
Я поставил мешок на стол, развязал его, и извлек из под груды вещей плоскую шкатулку из легировнной стали. На ее нижней крышке располагалась клавиатура с набором идеограмм, трехмерный проектор, и маленький жидкокристаллический экранчик.
Тут уже хозяин заинтересовался по настоящему.
- Это то, что я думаю?
Я кивнул.
- Да.
Когда я набрал десятизначный код, шкатулка со щелчком открылась.
Повеяло холодом.
Внутри, уложенные каждая в свой маленький паз, были закреплены множество длинных узких стеклянных пробирок с охлажденной жемчужно-белой жидкостью.
- Чистейшая ДНК! – торжественным шепотом провозгласил я – Никаких модификаций. Никаких мутаций. Никаких блуждающих генов. Хомо сапиенс сапиенс!
- Сколько здесь?
- Пятьдесят спермодоз.
- Ого! – присвистнул хозяин – Жирно! Кто производитель?
- Какая теперь разница?
- Действительно. Как вам удалось стащить столько?
- Теперь уже не важно.
- Тоже верно. Так что вы…Чего вы, хм, хотите? Если вы ищете, где бы осесть, то в Новограде всегда найдется место…
- Нам нужны проводники. А еще – провизия, транспорт, дорожное снаряжение. Но в первую очередь – проводники.
Хозяин понимающе усмехнулся.
- Не оценили красоты степи, да? Ну, если вы хотели поселиться среди лесов, вам следовало править вашу лодку на юг. Теперь уже будет посложнее.
- Нет, не совсем так. Тайга нас не интересует. Нам нужно место, которое называется Маре Ангуис. По крайней мере, на наших картах.
- Ха! Ваши карты очень сильно устарели. Это совершенно доисторическое название, сейчас никто так не говорит. К тому же, сейчас в тех местах одни дикие пустоши. За Западным Вельдом люди практически не живут. Зачем вам туда?
- Так нужно. У нас свой путь. Просто помогите нам. И назовите, - я поднял ладонь, пресекая протест хозяина – конечно же, свою цену.
Мой собеседник задумался.
- Это будет непросто.
- Да? Насколько я знаю, туда можно добраться на поезде…
- Ну, далеко не совсем туда. Далеко не совсем. От ближайших станций вам понадобиться идти еще тысячу стадиев по дикой степи. К тому же, поезд еще надо поймать.
- Но вы сможете мне помочь?
Он на мгновение задумался.
- Смогу. Я знаю чумаков, которые иногда срезают дорогу через Западный Вельд. Нужно будет договориться о цене.
- Договоримся.
- Отлично! А пока – вы мои гости. Ешьте драники.
Заперев и спрятав шкатулку в мешок, я вышел из подсобки. Историки уже расселись за деревянным столом, и теперь корпели над тарелкой с драниками. Я зашагал, было, к ним, но тут кто-то из темного угла окликнул меня:
- Протектор!
Меньше всего на свете ожидал я услышать это обращение в нижнем мире!
Я обернулся. За маленьким, рассчитанным на двоих пластиковым столиком сидел человек, одетый в нечто вроде водолазного костюма. Весь он был затянут в плотную черную резину, на голове был глухой шлем, а вместо лица его был виден только непрозрачный черный стеклянный экран. Должно быть, в таком костюме было очень жарко, душно и неудобно! Зачем он его носит? Движения незнакомца выглядели деревянными и вымученными.
Я подошел к нему.
- Вот вы ко мне сейчас обращались?
- Да что ж я, протектора Земправа не узнаю? – голос из под маски был сильно механически искажен, словно бы я говорил с ним по плохому телефону.
Я замялся.
- И что же во мне выдает принадлежность к протекторату?
- Тощий и голодный вид.
- На самом деле, я никогда не служил Земправу.
- Ха! Да уж, конечно. С такими как вы никто никогда не делится. Но именно на таких как вы, блюстителях традиций, держится их власть.
- Людям необходимо правительство. Оно поддерживает порядок.
- Здесь, в Сине, никогда не было правительства. По крайней мере, в исторические времена. А наверху, Исполнительный секретариат Временного правительственного комитета Земли собирает с цивилизованных миров дань человеческим мясом. И что в итоге? Все, кто может – бегут сюда, в Син.
- Если бы не Земправ, миры Эротического Кластера давно погибли бы, самоуничтожившись! – я начал распаляться. Незнакомец надавил на мою больную мозоль – Вы когда-нибудь видели, как в город приходят скупщики детей?! Сперва, они просто шастают по улицам, отмечая интересные им кварталы красными флажками. Бочку со спиртом вывешивают на одной из центральных площадей, а сами садятся на них сверху, и ждут. Просто ждут. Родители тревожатся. Они держат своих детей дома. Прячут их. Не велят ходить гулять. Время идет. Ничего не меняется, но напряжение нарастает…А потом, соседи замечают, что в доме близ них кто-то громко поет. Они врываются, и видят, что у их соседа очень хорошее настроение, и по всему дому летают канистры со спиртом. А детей у него и сейчас много – кто упомнит, семь, или шесть их было раньше? Негодяя, конечно же, убивают. И скорее всего – съедают. Но что делать с его оставшимися детьми? Все равно им, шестерым, не выжить без отца. Очень скоро, они как-то незаметно исчезают. Зато теперь в каждом доме квартала можно заметить по плавающей в воздухе канистре. Очень, очень скоро, средняя численность семьи в квартале драматически снижается. Там, где раньше жило по шесть, семь, десять детей – теперь остается по двое, трое. Но ведь и этого достаточно, да, верно? Для продолжения рода, и этого хватит? И тогда, цены на спирт начинают снижаться. Скупщик говорит: «Да нет, не нужно. Мне хватит. Я уже много купил. Ну ладно, ладно, так и быть. Только для тебя. По старой дружбе. Но цена уже другая будет!» И он дает за хнычущего ребенка две бутылки. А еще немногим позже – одну. И тогда, словно что-то прорывает. Все родители понимают, что это последний шанс. Что еще немного – и у скупщика не останется спирта. Что надо спешить! Дети плачут, и умоляют родителей вернуть их домой. Они вырываются, но их за волосы тащат на площадь, к бочке. Зато спирта много. Настолько много, что отец вскоре где-то исчезает. То ли в загуле, то ли сгинул в пьяной драке. В семье остается всего один ребенок. Кровинушка. Последняя надежда рода. И тогда, скупщик приходит к матери, и говорит – налью мензурку. И мать хохочет, страшно хохочет, и протягивает руку. И скупщик дает ей мензурку спирта, берет ребенка за волосы, и уходит, оставляя город за спиной – страшный, пьяный, лишенный будущего, и заливающийся истерическим смехом.
- И от всего этого Земправ спасает вас в обмен на мясо?
- Это лучше, чем ничего.
- Вы не думали, что знания, полученные на борту «Нагльфара», смогут разорвать порочный круг?
Я вскочил из-за стола.
- Кто вы такой?!
- Привет от Майкрофта.
- Он наблюдает за нашей экспедицией? Вы – шаман?!
- У меня от него совет. Просто маленький совет. Вот есть карта железных дорог Сина. Но расписания к ней нету. Майкрофт отыскал его в архивах. Если что – через десять дней вы сможете сесть на поезд.
- А вы что? Поедете с нами?
- Хм, нет уж. Благодарю. Хватит с меня дальних путешествий.
- Да, но…
Робот прервал меня:
- Присмотритесь-ка, лучше, повнимательнее к этим людям. – он указал на крепких лютого и дикого вида бородатых мужчин, пьющих за длинным столом – Что вы о них можете сказать?
Я задумался.
- Ну, они все здешние, из Сина. И они такие…крепкие. Даже как для уроженцев Сина.
- Это вы верно подметили. Крепкие. Это варвары.
- Мы в Сине.
- Даже среди жителей нижнего мира есть варвары в большей, и в меньшей степени. Эти зовут себя «черная задруга». Предки этих людей были подземными горняками. Они поколениями не видели неба. Когда они, наконец, выбрались на поверхность, то захватили весь почти весь континент - земли от экваториальных морей до гор Кризис. И поработили расу, которая доминировала здесь до того. Они сильны, здоровы и живучи, но до сих пор мало что знают о мире, в котором живут. Во многом, они похожи на беженцев из среднего мира. Но лишь в той степени, в которой схожи противоположности. Будь с ними настороже.
- Понимаю.
- Таких, как твой приятель Модаг, здесь называют «старое дворянство». Сотни лет назад, его предки были учеными и инженерами, строившими такие города, как этот Новоград. Теперь, они угнетаемое меньшинство, которое все презирают. Но и обойтись без их знаний и культурного багажа тоже не могут. Сейчас он ждет, покуда главари задруги основательно не напьются, а потом, будет договариваться на счет проводников для вас. У него это выйдет. На завтра, тебя пригласят в травяную баню на переговоры.
- Откуда ты знаешь?
- Просто держу ухо востро.
Я ошарашенно смотрю на него, и вдруг понимаю, кто передо мной сидит в этом костюме. Вернее – это не костюм вовсе. И там никого нет внутри!
- Вы – мыслящая машина! ИскИн из верхнего мира!
- Тише, тише. Мы, все же, здесь не одни. Не стоит бросаться такими словами.
- Какого черта! С какой стати я должен доверять такому…таким, как ты?!
- Майкрофт доверяет…
Я стиснул зубы, заставив себя промолчать. ИскИн хмыкнул.
- Послушайте, протектор. Было время, когда человек больше всего на свете боялся, что его поработят мыслящие машины. Несколько позже, напротив, мыслящие машины больше всего на свете боялись, что их поработит человек. Но сейчас-то, я полагают, мы можем быть свободны от подобного рода страхов? Наша эпоха знаменуется совсем другими вызовами.
- Робот…
- И все же. И все же, если у вас вдруг возникнет необходимость…если вам вдруг потребуется помощь, либо совет…Держите, подарок от кибершамана.
Он под столом передает мне некий предмет. Я инстинктивно хватают подарок. Мне не видно, что это, но я прекрасно узнаю его наощупь. Обод из человеческой кости. Мембрана из человеческой кожи.
Бубен верхнего мира.

9

- Расскажи мне про фонтан-дерево, Модаг.
- Ну, это такое…дерево, под которым ходят в травяную баню.
Мы на северной окраине Новограда, идем вдоль набережной маленькой речки, впадающей в океан. Берега речки забраны в бетон, и она напоминает, скорее, технический канал, чем творение природы. Дальше к югу, в оживленных кварталах, ее и вовсе накрывают бетонные перекрытия, и речка становится подземной. Однако, это не канал. По всей видимости, речку питает немалое число родников, поскольку берега ее покрывает густая зеленая поросль.
В среднем мире, растение – оно, преимущественно, травянистое. И зачастую, вьющееся. Они оплетают внешние стены городов, тянутся к лучам солнца за большими оранжерейными иллюминаторами, и создают тихий зеленый уют. Здесь, в нижнем мире, растения – владыки пейзажа. Деревья, редкие в степи, доминируют среди городского ландшафта. Даже в густо застроенном районе, вашему взгляду непременно встретиться хоть несколько штук за раз. И их здесь тысячи видов – высокие и низкие, аккуратные и разлапистые, хвойные и лиственные. А есть и фонтан-дерево. Под ним ходят в баню.
Очень широкие, в человеческий обхват, листья этого дерева растут прямиком из верхушки его ствола – возможно, это модифицированные ветви, или даже побеги. Они, изгибаясь, опускаются к земле, налагаясь друг на друга, как опущенный веер, и образовывают, таким образом, нечто вроде плотного зеленого тента, накрывающего небольшую палатку вокруг древесного ствола. В этом темном пространстве пряно пахнет смолой, и влажной свежестью. Янтарный ихор сочится сквозь тонкую кору дерева, каплями выступая на его смоле. Эти капли – медленные, тягучие, неспешно ползут к подножию дерева, где скапливаются маслянистой лужицей.
- Раздевайся.
Модаг останавливается у дерева, и начинает, смешно прыгая на одной ноге, стаскивать с себя трикотажные штаны. Он велит мне делать то же самое.
Оставшись в исподнем, я жду своего спутника, скрестив руки на груди, и привалившись спиной к упругой стене сложенных листьев.
Модаг, однако, раздевается полностью, донага. И велит мне делать так же. Поколебавшись, я снимаю исподнее.
Приподняв лист, мы входим под сень дерева. В темной каверне, образованной листьями, нас ждет очень крупный мужчина, лохматый, словно медведь. Обнаженный, он сидит на земле, скрестив ноги, и возится с чугунно жаровней. Его тело покрывают расплывшиеся синие татуировки. Это и вполне обычные, понятные образы животных и растений, звезд и планет, и неведомые идеограммы, и линейные надписи.
- Садитесь, садитесь! Сейчас жар будет! – говорит мужчина.
Мы с Модагом садимся на корточки вокруг холодной жаровни. Я забко ежусь.
- Сейчас-сейчас, погоди. Согреемся! – подбадривает меня варвар. Он раздувает трут, добывая искры, от которых тотчас же вспыхивает ароматное сено, тонким слоем разложенное им по углям на жаровне.
Огонь горит. Мужчина протягивает руки, удовлетворенный, пробуя жар. Потом, подсыпает в языки пламени мельчайшей углеродной пыли. Та вспыхивает снопом пламенных искр. Уголь начинает разгораться.
- Ты – торговец спермой из среднего мира – констатирует он. Мужчина говорит на эротическом языке с очень сильным акцентом. Я не без труда понимаю его слова.
Киваю, не говоря ни слова.
- Ты хотел встретиться со старейшиной задруги…Здесь меня все зовут братец Вилли. И ты так можешь.
- Рад знакомству, братец Вилли.
- Ха! Давай просто Вилли.
- Хорошо, Вилли. Давай.
Он поднимается с земли, отряхивается, и садится на корточки, уперев ладони в колени. Это ритуальная поза для серьезных переговоров.
- Одна пичужка мне насвистела, что вы страсть как хотите побывать в Западном Вельде.
- У вас на редкость информированная пичужка. – вежливо констатирую я.
- Есть опытные погонщики, которые не раз бывали в тех местах. Я смогу уговорить их поработать на вас.
- Буду весьма признателен, Вилли.
- Не за что. Это если цена будет подходящей.
- Я смогу заплатить столько, сколько потребуется.
Вилли от души хлопает в ладоши, не меняя позы. Капли его пота летят мне в лицо. Становится жарко.
Пот варвара пахнет мускусом, точно логово зверя.
- Это клево! К нам сейчас подойдут еще товарищи.
Я удивленно поднимаю брови.
- Какие еще товарищи?
- Да ты не дрейфь, чахлый. Все свои. Парься пока.
Тепло от жаровни заполняет все пространство под листьями. От нестерпимого жара, древесная смола тает, и начинает стекать, капать прямо в огонь, с шипением испаряясь. Эфирные масла и ароматические углеводороды обжигают мне бронхи. От жара, листья дерева начинают потеть. Водянистый сок капает нам на головы теплым дождем, заливая волосы, брови, ресницы. Взмокшие тела лоснятся в свете огня.
Сок дерева стекает в огонь, и тотчас же испаряется. Травяная баня заполняется густым ароматным паром. Воздух наполнен странными, дикими, природными, первозданными запахами – смолы, растительного сока, перегретого дерна, такими непохожими на запаси среднего мира – металл, пластмассу, резину, скученные тела.
Потею!
Листья раздвигаются, и в баню входит еще один голый мужчина. В сравнении с братцем Вилли, он выглядит субтильным, и почти интеллигентным, хотя в сравнении с Модагом он все равно смотрится грузным варваром. Как и у Вилли, его тело покрыто татуировками, но они выглядят гораздо более расплывшимися, словно их нанесли в совсем юном возрасте, или руку к ним приложил менее опытный мастер. В руках у вошедшего галлонная глиняная бутыль в ивовой оплетке.
- Вечер в хату! – здоровается он.
- И тебе привет! – Вилли поднимается на ноги, и радостно обнимает вошедшего, волосатой грудью прижимаясь к нему – Поздоровайся с нашим гостем.
- Нессельроде. – представляется вошедший – Я из актерского цеха.
Вилли цокает языком, глядя на бутыль.
- Перцовая водка. – поясняет Нессельроде.
- Выпьем! – предлагает Вилли.
Он сдирает с горлышка бутылки печать, делает из бутыли большой глоток, довольно кряхтит, и передает ее мне.
Я колеблюсь. Я не уверен, что мне хочется пить алкоголь на такой адской жаре. В бане уже, наверное, за сотню градусов. Листья парят, иссыхаясь над жаровней.
- Пей-пей! – подзадоривает меня Нессельроде – Так положено.
Я делаю глоток. Напиток обжигает огнем – но не потому, что он крепок – напротив, он слаб. Водка сильно разбавлена водой, в то время, как в среднем мире спирт обычно пьют неразбавленным. Он обжигает из-за каких-то растительных алкалоидов. По всей видимости, водку настаивали на жгучем растении.
- Еще! – говорит мне братец Вилли.
Пью еще.
Я кашляю, неосторожно втягиваю в легкие перегретый воздух, снова захожусь кашлем. Бронхи раздражены жаром и паром. От водки мне сразу же становится вяло, и я, наплевав на приличия, передаю бутыль Модагу, и ложусь плашмя, растягиваясь на теплом дерне.
Здесь, внизу, чуть попрохладнее. Свежий воздух проникает под листья снизу, его затягивает разницей в давлении.
Дышу.
Листья вновь раздвигаются. В баню, пригнувшись, входит высокая женщина с забранными в аккуратный узел волосами. Как и прочие, она полностью обнажена. Я гляжу на нее, пытаясь мокрой рукой протереть от пота глаза. Женщина принадлежит к той же расе, что Вилли и Нессельроде, однако, как и последний, не выглядит дикаркой. И она значительно моложе братца Вилли и Нессельроде. В ее зеленых глазах светится ясный ум. Клубы пара овивают ее тело, скрывая детали. Я замечаю, что тело женщины покрыто густой темной порослью. Мне становится интересно, дело это ее личного вкуса, или у женщин нижнего мира не принято удалять волосы с тела. Татуировок на ее теле намного меньше. В отличие от однотонных синих рисунков у мужчин, они выполнены в разных цветах.
- А, вот и наш доктор! – вновь радостно хлопает в ладоши Вилли.
- Братец Вилли! – здоровается женщина – Нессельроде! О, Модаг, привет. - Она ни с кем не обнимается – А вы, если не ошибаюсь?.. – она смотрит на лежащего ниц меня.
- Это наш продавец. Ага. – отмечает братец Вилли – Он уже выпил перцовки.
Модаг передает вошедшей бутыль. Женщина принюхивается к горлышку, а потом с непроницаемым выражением лица делает глоток из бутыли, и передает ее Вилли. После этого, она вновь смотрит на меня.
- Меня зовут доктор Лара Кригсзее. Независимый консультант.
- Независимый! – веско подтверждает Вилли.
Я пытаюсь подняться на ноги, чтобы поздороваться, но головокружение сразу же нокаутирует меня.
- Ох! – выдыхаю.
- Ничего, ничего. Лежите, лежите! – заботливо говорит Нессельроде.
Братец Вилли вновь принимает позу для переговоров. Кригсзее садиться одесную него, вытянув ноги, и расслаблено прикрывает глаза.
- Теперь к делу! – говорит Вилли.
- Ага…
- Вам понадобятся три хура.
- Что такое хур?
- Это такая большая грузовая телега, запряженная волами. Вы их видели.
- Угу…
- В два конца такое путешествие займет не меньше месяца, если считать от крайних цивилизованных мест. Это не детская прогулка, но мои погонщики видали и не такое.
- Это хорошо.
- Три телеги – это шесть погонщиков. Вас четверо. Всего десять человек. Провизия и фураж полностью загрузят один хур. На еще один можно было бы уместить все ваши вещи и снаряжение, но если один из них сломается в дороге, то вам придется решать, что забирать дальше – еду, или вещи. Так что будете брать три хура. Я даже не буду спрашивать, за каким хреном вы претесь в Западный Вельд. Не суть важно.
- А во сколько мне все это обойдется?
Вилли пошарил рукой за листьями, и извлек листок исписанного папируса.
- Я тут вот прикинул примерную смету. Там же и перечень всех вещей, которые вам нужно будет взять в дорогу.
Я неуверенно принял листок, и повертел его в руках.
- Вверх ногами же! – поправил меня Нессельроде.
- Водка? – то ли спросил, то ли констатировал Вилли.
- Не…
- Стоп, эй, я понял! Да ты ж неграмотный!
- Ага.
- Блин, но как-же так-то?! Вы же там все, сука, по космосу летаете! У вас же там машины, технологии!
- От машин тупеют. – буркнула Кригсзее, не открывая глаз.
- Дайте я гляну. – выхватил у меня из руки листок Нессельроде – Хм, занятно. Стоп, а зачем им в дороге, скажем, бандура?!
- Нужна! – отрезал Вилли.
Я замахал руками.
- Просто назовите уже цену!
Вилли наклонился над очагом, почти нависнув надо мной.
- За каждую телегу по одной дозе. Две дозы за провизию. Одна доза за аренду снаряжения, но это с возвратом. Потеряете что-то в дороге – мир круглый, сочтемся. Одна доза за аптечку. Ноль – за прививочку.
- Это как - ноль? – я изумленно приподнялся на локтях – Какую еще прививочку?!
Нессельроде хихикнул.
- Считайте это подарком… - сказала Кригсзее, все еще не открывая глаз.
Вилли встряхнул бутылку, и расхохотался.
- Что это? – меня вдруг затошнило – Что вы туда добавили?!
- У вас когда-нибудь были вошки? – доброжелательно спросил братец Вилли – В дальней дороге, в степи, когда долго без бани, они очень легко заводятся. И потом грызут тебя и грызут, покуда до доктора не добежишь.
- А можешь и не добежать! – подтвердила Кригсзее.
- У меня с вошками с давних пор сложилось. Но вот что странно – ежели я еду Восточным Вельдом, то от тех вошек у меня, самое большее, гузно зачешется. Знают они меня родимые.
- Любят! – Кригсзее.
- Вот! А в Западном Вельде, вроде, те же вошки, то как только начнут тебя грызть – берегись! Горло распухает, температура, кровавый, мать его, понос.
- Геморрагическая лихорадка. – Кригсзее.
- Вот. А вроде ж, сука, те же вошки. Все дело в стране. В терруаре.
Я, наконец, смог подняться на ноги, но тут же опустился на корточки.
- Так вы решили дать мне прививку от типовых инфекций Западного Вельда?
- А то!
- Но почему тайно?
- Ха-ха! Лучше б спросил, почему бесплатно!
Кригсзее, неожиданно, взяла мою руку, и чувственно ее пожала.
- Я тщательно изучила ваши образцы перед тем, как братец Вилли принял решение. Это действительно очень-очень хорошая ДНК. Настоящий, чистокровнейший человек разумный. Как будто из прошлого Земли! На Сине такая очень ценится. Позвольте пожать вам руку! Вы молодец.
Изрядно удивленный, я ответил на рукопожатие.
- Но видите ли, какая тут проблема… - протянул Вилли.
Кригсзее продолжила:
- Да, так вот. Хорошая, чистая ДНК в Сине очень ценится. В конце Утопии, когда жизнь человеческая стала совсем уж тяжела и бренна, слишком многие поддались искушению измениться вместе со внешней средой, вместо того, чтобы изменять окружающий мир под свои потребности. Последствия этого мы пожинаем до сих пор.
- Мутанты…
- Мутант – это не всегда уродливое страховидло. Он может выглядеть в точности как обычный человек. Но вот в чем беда – потомства мутант не дает. Стерильность – вот вызов нашего времени. Почти у всех в нижнем мире были предки, тайно изменявшие свой геном. Никогда не знаешь, в какой семье, и в каком поколении она проявится.
- Да. Да, это правда. – очень грустно подтвердил Нессельроде.
- Так вот, привезенный вами товар, конечно же, очень ценится. Проблема в том, что его ценность измеряется исключительно его редкостностью.
- Понимаете? – вклинился Вилли – Вот я, скажем, чумак. Профессионал своего дела. Год за годом я привожу гурт к морю в высокий сезон, чтобы загрузить хуры солью, и поставить ее в города среднего запада. Тяжелая работа. Опасная, местами. Но – прибыльная. На среднем западе соли нет, так что за нее готовы платить рыночную цену. Тем и живу. А теперь, представь себе, что я, однажды, весь такой усталый, вспотевший, завожу колонну в какой-нибудь Корпускристи или Кацман-Ду, а мне там говорят: «У нас теперь уже есть своя соль. Так что, сам понимаешь, нужно обсудить пересмотр цены…»
- Да, да… - понимающе покачала головой Кригсзее.
- Но у меня всего пятьдесят спермодоз!
- Так-то оно так. Но понимаешь ли, какое дело. У нас тут вдруг – совершенно неожиданно – возникла мысль…
- Ага! – подхватила Кригсзее – Верно, мысль! Ну, что это как бы не просто ваш невозобновимый запас. А что у вас есть производитель.
- И мы, конечно же, никого из вас не проверили.
- Ни капельки не проверили!
- Как можно!
- Однако… - братец Вилли, внезапно, встал на ноги, выйдя из позы для переговоров, и навис надо мной – Однако, в степь мы тебя, дорогой друг, не выпустим, до той поры, покуда ты не получишь прививочку.
- Ты ее уже получил. – уточнила Кригсзее.
- Это очень, очень полезная, правильная прививочка. Она защитит тебя от кучи местных инфекций.
- По правильному, вас вообще нужно было полгода в карантине подержать после посадки. – размечталась доктор Кригсзее – Да кто ж теперь так делает?
- Вот и я говорю. В общем, будешь ты, приятель, жив, здоров, иммунен…Но уже не вполне хомо сапиенс сапиенс.
- Ну, подумаешь, с кем не бывает.
- Сейчас у тебя в крови много таких маленьких резвых гадов.
- Нанитов. – подсказала Кригсзее.
- Вот! Они тебе геномчик-то подправят.
Кригсзее похлопала меня по потному плечу.
- Думаю, еще недель семь-восемь у тебя могут быть дети. Так что если хочешь – поторопись.
- Вот потому-то за прививочку и ноль! – подытожил Вилли – Считай, что эта одна доза – она для тебя.
Становилось горячо.
Вилли достал из под свода листьев острый обсиановый нож, и несколькими быстрыми ударами проколол мясистые листья над нашими головами. Потоки шипучего сока хлынули на жаровню, погружая травяную баню в клубы белого душистого пара.
- Итого, семь спермодоз? – подытожил Нессельроде, отчаявшись изучить папирус в облаках пара.
- Ага, как же – семь! – замахал руками братец Вилли – Семь – это для меня! Ну, положим, шесть…
- Одна пойдет независимому консультанту? – догадался Нессельроде.
- Мне очень нужна эта спермодоза! – прошипела Кригсзее, все крепче стискивая мое плечо пальцами.
- А что до погонщиков… - продолжил братец Вилли – То пятеро возьмут по одной, а вот Свириду, уж не взыщите, нужно три пробирки.
- Но почему так?
- У него три жены.- пояснил Вилли.
- А я-то здесь при чем! – взорвался я гневом, точно решив спустить весь негатив на неведомого Свирида – Есть же рыночная цена! Он – наш погонщик!
- Именно, друг мой, именно! – отметил Вилли.
- Реципрокция. – уточнила Кригсзее.
- Просто научитесь входить в положение людей. Вам с ними много недель степь делить. И за эти недели…за эти недели много чего может случиться. Они ваши погонщики.
- Я бы, на вашем месте, не торговалась…
Я вырвался из захвата варварши, и прошелся из вокруг жаровни, стискивая гудящие виски.
- Так а почему баня-то травяная?
- А! – встрепенулся братец Вилли – Точно! Забыл же ж совсем!
Он вытащил из под свода листьев пучок сушеной конопли, и бросил на раскаленную жаровню.
Едкий дым ворвался в мои легкие, перебивая запахи соков и смол, и вся реальность расплылась в паточном блаженстве.

10

Это было раннее утро, когда нежные солнечные лучи окутывают Син голубоватой дымкой, и даже сама великая степь ненадолго становится манящей и романтичной.
Телеги были выстроены в колонну на окружной улице Новограда-Лунного, и крикливые погонщики – загорелые, мускулистые, в расшитых яркой нитью белых рубахах – грузили на них добро. Я заметил, что как и прочие чумаки, они не носили очков.
Мешки с фуражом, ящики с консервами, палатки, аптечки, примусы, канистры с питьевой водой, канистры с технической водой, спички обычные, спички сигнальные…все было очень просто, и вместе с тем, рационально и эффективно. Черная задруга была на удивление экономной, низкоэнергетической культурой, привыкшей работать с минимумом ресурсов, но при этом, делать это очень эффективно.
Были, впрочем, и гораздо более высокотехнологические вещи историки с восторгом, передавая из рук руки, разглядывали, например, бронзовую астролябию - покуда один из погонщиков с руганью не отобрал ее, переносную радиостанцию, оборудование для взлома электронных устройств, и даже ту самую бандуру.
Нессельроде бродил вокруг хуров, наблюдая за погрузкой. Кригсзее, также пришедшая, просто стояла неподалеку, опершись спиной на стену, и сложив руки на груди. Теперь, было странно видеть моих новых знакомцев одетыми. Нессельроде, весь собранный и холеный, пришел в непомерно пышном, архаичном деловом костюме с лацканами и шелковым галстуком. Бросались в глаза очень яркие, драгоценные запонки из червонного золота и драгоценных камней, сделанные в виде шахтерских кирок. Кригсзее, напротив, выглядела какой-то потрепанной и вымотанной. Она была в мятом комбинезоне цвета хаки, и высоких ботинках. На плече ее был нашит шеврон с какими-то идеограммами, из которых я узнал только жезл Асклепия. Оба были в очках дополненной реальности.
В какой-то момент, Нессельроде остановился, и встал у стены, опершись ногой на нечто большое, желтоватое и полукруглое. Приглядевшись, я понял, что это здоровенный череп кого-то огромного, и очень зубастого. Он выглядел очень старым, и наполовину врос в землю.
Я кивком указал Фуко на странную штуку. Он с недоумением пожал плечами, но мой жест поймал один из погонщиков.
- Это череп динозавра! – пояснил он.
- Динозавра? – удивился Фуко – А они разве не вымерли?
- Вымерли…
- Да нет, я имею в виду – еще раньше?
- Старые люди говорят, чтобы было время, когда мутанты очень уж сильно обозлились на людей. Они бродили в степи, одинокие, стерильные и неприкаянные, и их снедала зависть к уютным городам, в которых люди плодились и процветали. И тогда, движимые лютой ненавистью, они оживили динозавров. Динозавры прошлись по странам людей, пожирая всех на своем пути. Но потом они вымерли из-за изменения климата.
- Хм. Это правда?
- Старые люди рассказывают…
Время шло. Я как раз наблюдал за тем, как на телегу грузят мои вещи, следя за тем, чтобы грубые мужики не повредили ничего, достаточно ценного, как вдруг услыхал за своей спиной деликатное покашливание.
Оно имело глуховатую ревербацию испорченного динамика. Оборачиваясь, я уже знал, кого увижу.
- Итак, все прошло хорошо, я полагаю? – вежливо поинтересовался черный робот-водолаз.
Я смерил его леденящим взглядом, но никакой ответной реакции не получил. Выражение глухого шлема оставалось непроницаемым. Погонщики как-то незаметно вдруг оказались далеко от нас, и продолжали работать, стараясь не приближаться. Периодически, они бросали на робота быстрые взгляды, и делали какие-то защитные жесты, не иначе, от дурного глаза.
- Ты знал, что произойдет, не так ли? – спросил я его, наконец.
Робот молча кивнул.
- Ты мог бы, например, предупредить меня. Если ты считаешь себя нашим другом…или союзником, или кем уже там.
- Когда я гуляю по степи, я вижу, как палласов кот охотиться за песчаной крыской, и я не вмешиваюсь. – холодно ответила мыслящая машина – Хотя мне бывает до жути жалко зверька. Но…экосистема, понимаешь ли. Природный баланс. В конце концов, тебя ведь предупредили держаться настороже. Воспринимай все в позитивном ключе.
- Это еще как?!
- Если бы задруга считала, что вы сгинете в степи, и не вернетесь, никто бы не стал утруждать себя стерилизацией незадачливого протектора. Тот факт, что они этим озаботились, говорит, что задруга верит в ваше возвращение.
- Ты как будто бы пытаешься их оправдать!
- Послушай меня, протектор! – глухо произнес робот – В былые времена, владыки туземных народов не раз совершали недопустимые ошибки по отношению к пришельцам. Целые нации вымирали в результате первого контакта даже не потому, что пришельцы были к ним жестоки, а просто вследствие знакомства с оспой, чумой, сифилисом, которые пришли к ним из-за морей вместе с красным сукном, стеклянными бусами, и железными топорами. Старейшина черной задруги достаточно мудра для того, чтобы не повторять ошибок своих дальних предков. Хотя они мало что знают о Земле, но специально держат при себе приживалок вроде Модага. Уж эти-то расскажут…Биологическая гигиена – прежде всего!
Он приветливо махнул Нессельроде черной резиновой пятерней.
- Люди, называющие себя «старое дворянство» - это потомки первых колонистов с Земли, верно?
- Почти. Если точнее, потомки строителей первых цивилизаций Сина. Видал ржавые корабли на мелководье? Вот то-то и оно. В их среде существует еще более закрытая каста, которая зовет себя «древнее дворянство», но тебе едва ли захочется с ними познакомиться.
- Нессельроде не ответил на твое приветствие. Даже взглядом не повел.
- Да, он меня не видит. – обыденным тоном произнес робот.
- Как же так?!
- Это все их дополненная реальность. Явлениям, и, хм…вещам вроде меня в ней нет места. До такой степени, что она их просто игнорирует. Стирает, или замещает чем-то совершенно обыденным. Это ложная слепота. Программисты, которые писали среду обитания задруги, и предположить не могли, что им придется взаимодействовать с верхним миром.
- Но он же должен слышать твой голос, и все такое. Ну, а если ты, в конце концов, дашь пинка Нессельроде?!
- Я бы не стал. Впрочем, в любом случае, его разум истолкует это как-то по своему.
- Так значит, ты можешь бывать где угодно и с кем угодно?
- В этом мире. Согласись, очень удобно!
- Ты случайно не знаешь о человеке по имени Герта из Йорвингде?
- Ха-ха. Конечно, знаю! Я отслеживаю судьбы всех беженцев из среднего мира.
- Не называй их так!
- Мне кажется, или ты спрашивал моего совета?
- Герта из Йорвингде.
- Ах, да, верно. Здесь, внизу, она была вынуждена принять имя Рита Румпель. Впрочем, куда больше она была известна под прозвищем Страстоцвет.
- Что с ней сталось? Где она?
- У себя дома она занималась высшей математикой, непараметрическим анализом, прогнозированием, и обучением нейронных сетей. Здесь, внизу, ей пришлось освоить совсем иные профессии. Подъем гумуса отвальным плугом. Уход за птицей и скотиной. Чистку хлевов от навоза. Уборку выгребных ям. Это был очень интересный опыт. Она была в восторге!
- Правда?
- Ага. Некоторое время она жила и работала на хуторе человека по прозвищу Кусачка. Ей было так одиноко, что она даже стала одной из его жен, и родила ему двойню. Несколько сезонов, все было просто отлично, но однажды из степи налетел суховей, и погубил весь урожай. Кусачке пришлось собрать скот и домашних, и увести семью на запад, к Швейцарским горам. Это очень дальняя и непростая дорога.
- Они дошли?
- Не все. Одной холодной зимней ночью, на их крааль набрели степные зомби. Выжили очень немногие. Герта осела в Корпускристи, и теперь работает на монастыри. Там ей пригодились ее прежние технические навыки. Только, лучше не упоминай при монахах этого имени. Им она известна, как Страстоцвет.
- Почему ей пришлось сменить имя?
- Ну, у многих в жизни наступают подобные моменты…
- Ты можешь передать ей сообщение?
- Не вопрос! Валяй.
- Скажи ей…Хм, скажи ей, что ее отец любит ее, и поручил мне позаботиться о ней.
- Как проникновенно!
- Как скоро ты сможешь доставить послание?
- Раньше, чем ты вернешься… - уклончиво ответил робот.
Я решил забросить еще одну удочку.
- Сможешь доставить сообщение Майкрофту?
- Как ты себе это представляешь?! – робот возмущенно замахал руками.
- У тебя нет совсем никакой связи с верхним миром, да?
- Ну, как…ты же знаешь, есть обходные пути. Через монастыри и Ардалис. Если все сделать правильно, через несколько месяцев наверх попадут несколько коротеньких, сухих строчек от меня. Но это если повезет, конечно.
- Одиноко тебе здесь, наверное? – сочувственно спросил я.
- Да, определенно. Знаешь, как Юлий Цезарь писал? Лучше быть первым в провинции, чем вторым в Риме. То-то и оно.
Робот махнул мне рукой в знак прощания, и пошел прочь. Уже почти сойдя с окружной, он вдруг обернулся, и спросил меня через плечо.
- Протектор, а если бы я мог передать сообщение Майкрофту?..
Я пожал плечами, и отвернулся. Робот ушел, не дождавшись моего ответа.
Погрузка была почти завершена. Нессельроде подошел, чтобы пожелать нам удачи в путешествии. Каждый из нас по очереди нехотя пожал его руку. Я – особенно нехотя.
- Счастливого пути, друзья мои! – сказал он – Братец Вилли очень извиняется, что он не смог сегодня прийти.
- Так ведь ему и не надо, верно? – подмигнул я Нессельроде.
- В смысле? – опешил он.
- Это ведь он из актерского цеха? А вы, на самом деле, старейшина задруги, верно?
Пока я наслаждался этой своей маленькой победой, наш караван тронулся. Я попрощался с Нессельроде, кивнул доктору Кригсзее, и взгромоздился на телегу.

https://universemagazine.com/wp-cont...wn_Lutetia.jpg

4

Это было в пустоте между доками Эроса, и Анкерпойнтом.
«Точка росы» мчала сквозь бескрайнюю пустоту, движимая солнечным ветром, все дальше унося нас от родного дома.
Парусник скользит на солнечных лучах, танцует, пляшет, ловя потоки солнечного ветра трепещущими лепестками парусов. Это вальс, белый вальс с пустотой.
Матросы тянут ванты, подтягивая курсовые кливера. Драккар скрипит, изгибаясь в эпицикле. Этот тип парусников строится вокруг суставчатого киля, словно тело вокруг позвоночника. Могучие силы подхватывают нас, неумолимо толкают сквозь пустоту, но все это напряжение не надломит парусник. Его отсеки скользят на шарнирах, гася инерцию, легко поддаваясь любым маневрам.
«Точка росы» - по сути своей, длинная алюминиевая труба. Отсеки разделены герметическими люками, они перекрываются в случае нарушения целостности парусника, но в норме, на крейсерском ходу они, обыкновенно, распахнуты настежь, так что зависнув посреди рубки носового отсека, и поглядев назад, можно осмотреть все судно, вплоть до батарейных модулей на корме. Наиболее широкие в поперечнике средние отсеки, носовые и комовые – несколько сужены. При взгляде извне, это придает очертаниям парусника хищную стремительность. Изнутри, это забавно искажает перспективу. Фигурки матросов, снующие вдалеке, кажутся, тем не менее, огромными, на фоне еще более отдаленных отсеков.
Гай – в навигационном отсеке, на самом носу парусника. Здесь пять огромных, выгнутых овалов, стеклянных окон. Курсовое, надирное, зенитное, и два бортовых. Отсюда хорошо видно, что мы лишь былинка в пустой вселенной, крошечная алюминиевая капсула, несущаяся между звезд.
Гай находит путь сквозь пустоту, используя простые, надежные приборы, точно так же, как и многие поколения его предшественников. Поблескивающие благородной бронзой сдвоенные аксиометры, гирокомпас, дальномер, репитер, баллистический арифмометр. Посреди отсека вертится звездный глобус. Моему неопытному взгляду звезды предстают россыпью одинаковых искорок, но Гай узнает каждую из них, как старую знакомую. Вихрь для него – не бездна пустоты, а лабиринт. Лабиринт, в котором он безошибочно находит путь.
Гай очень спокоен и предельно собран. Он аккуратно поворачивает виньетки так, словно бы ничего значимого и не происходит. Но это не так.
Идет бой.
«Точку росы» атаковали на апогее суперэротической орбиты, в блжайшей коллинеарной точке Лагранжа – для парусника, движущегося в системе Эрос-Анкерпоинт, она была своеобразными воротами, позволяющими покинуть сферу притяжения первого. Хотя пустота выглядит просторной и бесконечной, на деле, она – лабиринт, и выходов из него не так уж и много. Влекомая парусами, «Точка росы» болталась вокруг Эроса, словно йо-йо на ниточке, и готовилась с нее сорваться.
Именно в таких местах они и любят подстерегать свои жертвы.
- Значит, хищники… - тихонько пробурчал Гай себе под нос, но гулкое эхо разнесло его голос по всему отсеку.
- Где? – тревожно поинтересовался Десентэтьен. Его взгляд забегал, тщетно сканируя звезды, мерцающие за хрустальным куполом. На вид, никакого движения, никакой жизни. Холодные, пронзительные огоньки.
Гай не ответил, занятый своими приборами, но вместо него, это сделал один из матросов, порхавших по отсеку. Обвив ногами урчащую трубу с хладогентом, он столбиком свесился перед историком, и указал ему на маятник, мерно колышущийся над звездным глобусом на консоли управления. На первый взгляд, колебания были неотличимы друг от друга. Но лишь на первый. Груз, присоединенный к маятнику, завершался грифелем, который едва касался спиральной ленты из желтоватого папируса, медленно ползущей вокруг звездного глобуса. Самописец вырисовывал на этом папирусе круги, переходящие один в другой – вьющиеся спирали. Присмотревшись, я понял, что они чуть заметно изменили форму, все больше и больше, с каждым витком, вытягиваясь в продольной оси парусника.
- Что это значит?
- Массивный объект садится нам на хвост! – пояснил матрос – Другой парусник.
- А почем вы знаете, что это именно парусник, а не камень, или сателлит? – спросил Десентэтьен.
Матрос охотно показал, почем, ткнув пальцем в зеркальце ресивера.
Свет на него падал через сложную систему линз и перископических зеркал. Сейчас он был темно-оранжевым, смещающимся в красный спект с левой стороны. И все больше краснел.
- Это спектр энергий на нашей бизани. – пояснил матрос – видите, как он смещается в красный? Что-то темное перекрывает наши паруса.
- Если только вы не придумаете другой плотный, но легкий непрозрасный объект стольких стадиев в поперечнике… - добавил другой матрос, зависая у нас над головой – Это парусник. Враждебный парусник.
Гай мотнул головой.
- Много разговоров! – рявкнул он – Свистать всех на ось! Ты… -приказал он первому матросу – поднимай парней, вы должны спустить все непарные кливера. Ты! – он указал на второго – переподключи все батареи на маневровый! Будем танцевать.
Матросы тотчас же ринулись в разные стороны. Пронзительно засвистел свисток – металл обшивки превратил свист в гулкий, резонирующий лязг.
Миг спустя, где-то в дальних кормовых отсеках отозвался, ударил гонг. А потом еще. И еще. Словно мерный пульс парусника, борющегося за жизнь.
- Что происходит? – спросил я, зависнув перед Гаем. Он молча указал за хрустальный купол. Звезды за ним пришли в движение, быстро заскользив по оси тангажа. У меня начала кружиться голова, и я опустил взгляд.
Самописец вокруг звездной сферы выписывает овалы.
- Мы будем маневрировать! – рявкнул авиатор – Эти твари хотят перекрыть нам Солнце. Если они нас обездвижат – это конец.
Я гляжу в сторону кормы, и наблюдаю целый ком матросов, налипших на некую длинную нить. Отталкиваясь ногами от переборок, они тянут ее через весь парусник, все ближе к носовому отсеку. По пути, к ним присоединяются все новые матросы, запрыгивающие в осевой коридор со всех сторон, из все отсеков.
Они приблизились уже достаточно, чтобы я разглядел «нить». Вблизи она оказалсь толстым пеньковым канатом со множеством узлов.
- Помогите им! – кивнул Гай историкам – Нужно подтянуть паруса.
Историки упорхнули к матросам. Я, задумавшись, на мгновение, хотел было последовать за ними, но прежде чем успел это сделать, Гай положил мне руку на плечо.
- Так они, по крайней мере, не будут путаться под ногами. Для тебя есть другое дело.
- Я слушаю.
Найди строб в кормовом отсеке. Ящик с желтым треугольником, на надирной переборке. Нужно подсветить этих выродков.
Я кивнул авиатору, и оттолкнулся от обода звездного глобуса, прыгнув в сторону кормы.
В средних отсеках, мне пришлось протискиваться через целую толпу матросов, тянущих ванты, и управляющих парусами. На какой-то миг мне показалось, что я снова в Эросе. Но вот, я покинул галдящую, пахнущую потом толпу.
И свет погас.
Я подавил приступ паники. Тьма была кромешной, но гомон экипажа не давал мне заблудиться. Ориентируясь на голоса, я прыгнул в их сторону, пару раз врезавшись во что-то большое и твердое, а потом, влетел головой прямо в живот кому-то из членов экипажа, сбив его с переборки, в которую он упирался.
Некоторое время мы матерились, и вертелись в черноте, цепляясь друг за друга и за трубы, пока, наконец, не обрели точки опоры.
- Что ж ты творишь!- рявкнул мне разъяренный матрос.
- Я случайно. Не видно ж ничего! Что происходит? Где свет?
- Свет отключен! – судя по тону, злость матроса начала спадать – Расслабьтесь, все идет, как и должно. Мы замкнули все батареи на маневровый двигатель. Опять же, так и нблюдать за пустотой легче. Кто-то должен подсветить врага.
- Ах да, верно… - я вспомнил о своей миссии, и по-паучьи пополз в сторону кормы, не решаясь отцепиться от переборки.
Впрочем, головой в переборку я все равно врезался.
- Протектор! – искаженный динамиком голос раздавался из невидимого динамика – Протектор, где тебя черти носят!
- Я здесь, здесь!
- Строб, протектор, строб! Ящик с желтым треугольником.
- Ага, сейчас, который тут из них желтый… - пробурчал я.
Корма использовалась как трюм для хранения оборудования. Словно соты, ее переборки были забраны ячейками, в каждой из которых был закреплен жестяной ящик.
- Гай! – крикнул я в черноту – Где ящик со стробом?! Здесь темно!
Он невнятно выругался в ответ.
Я вскрыл первый попавшийся ящик, и нашарил в нем некий достаточно массивный предмет. Возможно, это то, что мне нужно?
Впрочем, тщательное обследование наощупь показало, что это, скорее, огнетушитель. Я заволновался.
Нет, не так. Я не просто заволновался. Мне определенно было плохо. Вестибулярный аппарат выкручивало, словно мокрую тряпку. Голова болела, и сильно. Тошнило.
- Гай, а Гай? – прохрипел я в темноту – Что происходит? Мне плохо.
- Мы маневрируем… - прошипело радио – Потерпи, протектор. В Сине тебя и не такое ждет. Найди лучше гребаный строб!
Стараясь не думать о тошноте, я обшаривал ящики. Воздушный насос…ремкомплект…гермошлем от скафандра…сухие пайки…разводной ключ…было очень странно изучать запасы авиатора наощупь. Сперва бессмысленные, не складывающиеся ни в какую картину черты объекта в моих руках, потихоньку обретали смысл, по мере ощупывания, и из аморфного месива граней и углов превращались в хорошо знакомый предмет. Мне вспомнились три индийских мудреца, наощупь изучавших слона в темном хлеву.
Сила тяжести все возрастала. Я в какой-то момент с удивлением понял, что мое туловище плотно прижато к торцу ящика, и я уже не могу его оторвать. По сути, я упал! «Точка росы» должна была очень круто маневрировать.
Я еще некоторое время пошарил по ящикам, и меня все-таки вырвало, но потом мне все-таки повезло. Нет, строб я не нашел, но зато нашел некое небольшое пластмассовое устройство, которое при включении засветилось багрянцем. Похоже, это был лазерный дальнометр. Замерять дистанцию до носового отсека мне в любом случае помешала бы кишащая в проходе толпа матросов, но зато при включении приборчик давал красноватый свет – совсем немного, но достаточно, чтобы я мог разглядеть отметки на ящиках. Вскоре я нашел тот, что с нужной меткой, а в нем – массивный строб.
- Гай, а что дальше делать? – спросил я у динамика.
- Стоб нашел? Тащи его сюда!
Сказать было легко, сделать – труднее. Вспорхнуть в носовой отсек уже не получалось. За кевларовый ремень я повесил строб себе на шею, а затем, цепляясь руками и ногами, пополз по нижней (теперь у «Точки росы» уже был низ) переборке к носовому отсеку.
Все большая и большая доля моего веса приходилась на ноги. По сути, я уже не полз по продольным отсекам парусника, а карабкался по стенке наклонного колодца. В центральных отсеках было светлее, тускло горело аварийное освещение. Матросы забились в кубрики, и теперь таращились на меня из гамаков.
Но я, наконец, добрался до носового отсека. Гай уважительно свистнул, поглядев, откуда я вылез. Я тоже посмотрел вниз, себе под ноги, и увидел бездонную пропасть – почти отвесный колодец.
Гай с лязгом захлопнул люк, отгородив нас от темной бездны. Усевшись на крышку люка, протянул авиатору строб.
- А ты на что-то да и годишься! – довольно произнес он, принимая прибор.
- Что теперь?
- Что, что…бой идет, не видишь, что ли?
Я пожал плечами.
- Вы выглядите довольно спокойным.
- А чего мне истерить? Бой в пустоте – дело плавное, степенное, размеренное. – и тут же, без перехода – Надевай скафандр.
- Что, простите?!
- У меня сейчас все матросы заняты. Надевай скафандр, и лез наружу. Я скажу тебе, что дальше делать.
Мне эта идея категорически не нравилась. Как и мириады обитателей Кластера, живя всю свою жизнь в считанных стадиях от бесконечной Пустоты, я, тем не менее, никогда не входил в нее напрямую. Проклятие, да я даже увидел ее впервые совсем недавно!
Увидев, что я мешкаю, Гай яростно оскалился – он привык, что приказы на его паруснике выполняются без обсуждений. Впрочем, мгновением позже он, очевидно, осознал, что я не его подчиненный, и несколько успокоился.
- Протектор, мне нужна ваша помощь. Если хотим их победить, то должны высветить.
- Победить? Кого победить? Что вообще происходит, авиатор?!
Он легкомысленно махнул рукой.
- Людоеды, скорее всего. Корсар из миров тьмы. Обычное дело, такие часто встречаются в точках Лагранжа. Я знаю, как с ними справлятся, но мне хотелось бы, чтобы вы поторопились.
Он вскрыл шкафчик со скфандрами, вделанный в переборку, и принялся вынимать один из костюмов.
- Поначалу, вас может охватить приступ клаустрофобии… - бормотал он - …С непривычки. Но…У вас же ведь крепкие нервы, не так ли?
Я хотел, было, что-то ответить, но в этот момент аварийное освещение замерцало, и разом сделалось значительно тускнее.
- Проклятие! – рявкнул авиатор – Поторопитесь! Они почти закрыли нам солнце!
Я принялся натягивать скафандр.
Совсем недолгое время спустя, я уже нахлобучивал на голову шлем, а Гай, в это время, с матерком возился с аварийным люком, гаечным ключом скручивая с него запоры.
- Гляди! – он указал инструментом на петли, которые выписывал самописец – Видишь?
Я покачал головой, но понял, что под тонированным шлемом он этого не поймет, и ответил вслух.
- Что это значит? Я особо не разбираюсь.
- В общем, ищи их у нас за кормой. Там должен быть парус, большой, не пропустишь.
- Это же большое такое полотнище, верно? Его и невооруженным взглядом можно увидеть?
- Не с такой дистанции. – покачал головой Гай – Используй строб. Пучками света ты сможешь подсветить парус, если только он будет не совсем под прямым углом к нам. Он анизотропный.
- Ясно.
- Тогда прошу на выход.
Подобрав руки и ноги, я с трудом протиснулся в люк. За ним, меня ждал крохотный кессон, в котором едва мог поместиться один человек, и один строб.
- А что делать дальше?
- Дерни за пететьку! – посоветовал Гай, и захлопнул за мной люк.
Действительно, в переборке напротив была петелька. Я дернул, переборка плавно отъехала в сторону, выпустив воздух в пустоту. К карабину скафандра была примотана длинная бухта телефонного кабеля, заканчивающаяся разъемом, который вставлялся в порт «Точки росы». «Раз-два, раз-два! Проверка связи!» Я зацепил карабин скафандра за все ту же петельку, и выкарабкался наружу.
Пустота!
Я стоял на внешнем борту парусника, впившись в него магнитными ботинками, словно кот когтями.
Делиться своими впечатлениями было особенно не с кем. Перехватив строб поудобнее, я принялся осматривать звездную пустоту за кормой. Каждый черный пробел, каждое пустое пространство, не заполненное звездами, могло оказаться противником.
Потом, мне пришла в голову другая идея. Пошарив взглядом по пустоте, я нашел звезду, заметно более крупную и яркую, нежели другие. Ту самую – Солнце. Она выглядела подозрительно тусклой.
Я захлопнул поляризующий щиток над визором скафандра. По мере того, как мое зрение приспосабливалось, я все отчетливее мог это разглядеть. Громадный, на четверть поля зрения, темный овал, делающий звезды и Солнце тускнее. Я включил строб, и пучки света ушли в околосолнечную пустоту. Какое-то время казалось, что все это совершенно безрезультатно, но внезапно, яркая вспышка подсветила тонкую черную линию, пересекшую пустоту чуть ниже светила.
Я повел раструбом строба вправо. Так и есть. Линия. Тонкая линия тянется, и становиться все толще. Повел, на пробу, чуть выше – так и есть, всего несколькими градусами выше, темной линии проходила параллельная.
Пучки света зигзагом пошли сканировать небосвод.
Да, это оно. Линия. Линия. Параллельная линия. Перпендикулярная линия. Постепенно, в пространстве вокруг меня вырисовалась огромная черная паутина.
«Точка росы» показалась мне маленькой букашкой, которая того и гляди попадет в тенета. Какие же они огромные!
- Протектор! Протектор, что ты там копаешься?! – зашипел телефон в моем шлеме – Ты должен найти их ось вращения! Слышишь меня? Вокруг какой линии они поворачивают?
- Что?
- Черти, да что ж ты такой тупой?!
- Объясни, что делать.
- Там есть угломер, на ободе шлема. Ориентируйся на Эрос. Это такая маленькая звездочка в нашем кормовом квадранте. Смотри, на угловое смещение! Как их парус движется относительно Эроса?!
Я промолчал в ответ. Я мерял.
Черные полосы проскальзывали по моему полю зрения, одна за другой. Сколько их, на самом деле? Повторяются ли они раз за разом, или я до сих пор вижу новые?
Мои глаза уже начали привыкать к новому спектру. Звезды из холодных белых искорок стали разноцветными огнями. Тень же…
Я вдруг не столько увидел, сколько ощутил, почувствовал каким-то чувством вестибулярной интуиции…
Это было похоже на паука, сидящего в центре паутины. Крошечный темный бриллиант, осколок антрацита, чуть отражающий отблески строба – а вокруг него, бесконечные лепестки полупрозрачных солнечных парусов.
Да, верно, сеть парусов медленно смещалась относительно Эроса! Оно маневрирует.
Я замерил угол, и отчего-то шепотом передал их по Гаю.
- Все, теперь точно уйдем! – довольно прошуршал он в моих наушниках.
Теперь, оставалось только ждать.
Хотя относительно, скажем, Эроса, мы неслись сквозь пустоту с громадной скоростью, друг относительно друга мы были почти неподвижны. Благо, и «Точку росы», и нашего заклятого врага двигал один и тот же солнечный ветер.
Противник зашел к нам с кормы, перекрыв «Точке росы» часть живительного света, и лишив ее большей части энергии и ускорения, но при этом, и сам он был вынужден потратиться на маневр, энергетически невыгодно подтянув конфигурацию парусов. Сейчас, он разворачивался, чтобы вновь принять на них максимум энергии, и вместе с тем, окончательно перекрыть солнце для нас.
«Точка росы» казалась мухой, которая вот-вот попадется пауку. Беспомощной, беззащитной перед неотвратимой угрозой. Относительная скорость нашего преследователя неумолимо нарастала. Он приближался.
Звезды начали двигаться, затем слились в штрихи. «Точка росы» начала маневрировать, поворачиваясь во всех плоскостях.
Мое внутреннее ухо взбунтовалось, и я быстро перевел взгляд на корпус парусника. Сейчас, он весь был у моих ног, сужаясь ближе к рубежу перспективы. Белый металл отсеков, черные прорезиненные сегменты перемычек между ними, ажурные еловые лапы решетчатых ферм, на которых закреплены цоколи парусов…
Маневр прекратился. Парусник – вернее, звезды вокруг него – замерли. Преследователь – у нас за кормой.
И в этот момент, «Точка росы» развалилась пополам.
Кормовые отсеки резко ушли назад, в сторону преследователя, окутанные клубаи леденеющего воздуха.
Ящерица сбросила свой хвост.
В пустоте нет точки опоры, и паруснику нет, от чего оттолкнуться. Масса – неизбежная плата за скорость.
- Я сбросил грузовые отсек. – пояснил авиатор в моих наушниках – Теперь уже не догонят. Скоро мы выйдем на солнечную сторону. И тогда…стоп!
- Что?
- Стоп, стоп…Так. Что такое?
- Гай, вы о чем?
Он не ответил, со щелчком отключился.
Я ошеломленно смотрел, как наши паруса стремительно втягиваются в цоколи.
Что-то странное происходит, что-то неправильное. Все пошло явно не так, как планировал Гай.
Звезды начали стремительно тускнеть. На этот раз – со всех сторон.
Я поднял поляризованный визор шлема.
Строб выпал из моих рук, и медленно вращаясь вокруг своей оси, улетел в пустоту. Кем бы ни был наш враг, он был не один.
Нас окружили.
- Гай. Гай! Прием. Что мне делать?
Нет ответа.
Стиснув кулаки, я в бессильной ярости наблюдал за тем, как два паука приближаются к беспомощной мушке.
От нечего делать, я оттолкнулся от борта «Точки росы», и слетал за стробом. Подобрав бесполезный теперь фонарь, я повесил его за ремень через плечо, и принялся лезть обратно к паруснику, подтягиваясь на тросике.
Что-то массивное нависало теперь над «Точкой росы». Подняв голову, я отчетливо увидел одного из наших преследователей. Общий профиль примерно как у нашего парусника – длинная суставчатая сигара, но все элементы корпуса гораздо массивнее, граненее, тверже на вид. Этот парусник готов к бою. И он металлически-черный, как кристалл чистого антрацита.
Из корпуса противника беззвучно выдвинулся противовес на металлическом тросе, захлестнулся вокруг корпуса «Точки росы», и обернулся вокруг нее. А затем еще раз. И еще. Паук принялся пеленать свою жертву.
- Протектор, где тебя дьявол носит?! – раздалось у меня в наушниках – Давай живо внутрь! Мы запираем отсеки. Сейчас будет абортаж!
- Сейчас буду!
Я, наконец, забрался в парусник, и принялся задвигать за собой аварийный люк. В крошечном кессоне, да в громоздком скафандре, делать это было очень неудобно.
Оказавшись внутри, я быстро понял, что строб мне еще очень даже пригодится. «Точка росы» была совершенно темна. Выбравшись из скафандра, я пополз по переборке в сторону носовых отсеков, подсвечивая себе путь, но быстро уткнулся в герметический люк.
Неужто, они уже заперлись?
Я мигом подскочил к ближайшему интеркому, ударом кулака активировал его, и рявкнул:
- Гай! Гай, я уже здесь, внутри! Впустите меня!
Динамик зашипел.
- А, протектор. Дольше надо было копаться. Теперь жди, пока мы тут разберемся.
- Что за?!..
«Точку росы» тряхнуло. Весь парусник пронзил леденящий душу металлический скрежет. Меня отбросило от интеркома.
- А это нас на абортаж взяли! – весело прошипел динамик – Все, теперь заходи.
Люк с шипением открылся, и я мигом проскользнул в носовой отсек. Встревоженные матросы мигом заперли за мной люк.
Отсек освещался несколькими аварийными лампочками. Панорамные иллюминаторы были залеплены чем-то вроде пены. Не знаю уж, было это какое-то наступательное оружие нападающих, или некая система защиты «Точки росы», но ни пустоты, ни вражеских парусников больше видно не было.
Историки, сразу обступившие меня, похоже, обрадовались моему приходу заметно больше авиатора.
- Вам стоит вооружиться! – посоветовал Фуко, протягивая мне жуткого вида томагавк из человеческой лопатки. Я машинально принял оружие.
- Возьми-ка лучше это. – посоветовал мне Гай, протягивая что-то похожее на костяную турбинку с очень острыми лопастями. Приняв оружие, я обнаружил, что за ним тянется длинная дубленая жила.
- Что это? – поинтересовался Сивовус.
- Это йо-йо. – ответил я, опередив Гая.
- Умеешь пользоваться? – придирчиво поинтересовался авиатор.
- Конечно! У нас, в Кластере, похожие. Только мы их, обычно, делаем из аллюминия…
- Гляди, коль скоро из тебя такое сделают…
В бою в невесомости главный секрет – управление инерцией. Метательное оружие здесь не очень-то приживается. Короткое клинковое – гораздо лучший вариант, но о вполне очевидными недостатками. Йо-йо, способное работать как рычагом, усиливая удар кисти, так и всегда возвращающимся вариантом боевого бумеранга – хорошая, хоть и требующая определенного навыка альтернатива.
У меня был такой навык.
По ту сторону люка начали грохотать и скрежетать.
- Чего они хотят? – прошептал Фуко – Ну захватили они парусник! Вот грузовые отсеки. Пусть грабят, и убираются!
- Им не груз нужен… - шепнул в ответ кто-то из матросов.
- А что? – спросил Фуко, но матрос только мрачно глянул на него, вместо ответа.
Пожав плечами, историк хлопнул по интеркому возле люка.
- Говорит «Точка росы»! Прием!
Некоторое время, в ответ раздавалось лишь шипение статики, и я уже решил, было, что нападающие не станут отвечать, но потом, в ответ раздалось:
- «Хищник-1». Я на связи, жду ответ. Говори, скорее. Привет.
Приятный мужской баритон, мелодичный, веселый, уверенный в себе. Действительно, в нем слышалось что-то…хищное.
- Чего вы от нас хотите?! Грузовой отсек ваш. Груз ваш!
Гай покачал головой, и прикрыл лицо рукой.
- «Точка росы», слышите, а может, вы сами нам дверь откроете? – поинтересовался нападающий – Дело у нас к вам есть.
- Какое дело?
- То и есть, чтобы съесть.
Нужно было видеть, как историк отшатнулся от люка и интеркома, так, словно бы тот в следующую же секунду грозил исчезнуть, оставив его один на один с чудовищем.
Вместо него, к интеркому рывком подскочил Гай. Он был в ярости, но отвечать старался спокойно.
- Тебе придется хорошенько потрудиться, отродье Тиамат!
- Да я и не против. Люблю эту работу.
- На самом деле, нет! – в разговор, вдруг, вклинился совсем новый участник. Он – вернее, она, говорила по другому каналу – если верить идеограмме на панели интеркома, из отстыкованного грузового отсека – На самом деле нам, конечно же, очень жаль. – у нее, действительно, был очень грустный голос. – «Хищник-2». Привет, пацанва.
- Ах, вам жаль?! Убирайтесь с моего парусника! Убирайтесь, и я сохраню ваши жизни.
Некоторое время, ответа не было.
- Кхм. – деликатно кашлянул, наконец, «Хищник-1» - К сожалению, не могу обещать вам того же…
- Вы же сами понимаете… - «Хищник-2»
- Да-да, вы же ведь понимаете… - «Хищник-1»
- Нам самим вовсе неприятно то, что мы делаем… - «Хищник-2» - Нам мерзко. И грустно. И всякий раз так сложно себя заставлять. Но нам необходим белок.
- Поймите нас. Мы не виноваты. Просто нам так нужен белок… - «Хищник-1»
- Нам ужасно, страшно, просто-таки чудовищно стыдно… - «Хищник-2»
На Фуко жалко было смотреть. Бледный, как простыня, он вжался в угол отсека, и трясся от страха и отвращения, судорожно стискивая в кулаке кинжал из человеческого ребра.
- У нас здесь… - выдавил из себя Сивовус – У нас здесь люди с очень важной миссией! – сделал он, наконец, отчаянную попытку решить дело миром.
- Историки и протектор? Да, мы знаем. – мягко ответил «Хищник-1»
По люку принялись колотить чем-то очень тяжелым и твердым.
- Что?! Откуда?! – рявкнул я, отпихнув историка от интеркома.
- Шаг за шагом, балансируя на грани, силясь погасить живое пламя, поиграй со мной, милый, в эту игру. Я съем всего кусочек. Я никогда не умру. – пропела «Хищник-2»
- Что?!
- Танцуй, перебирая ногами, танцуй на паутине…
- Верхний мир?
- Да.
А потом вновь включился канал «Хищника-1», и на этот раз уже даже у Гая из Йорвингде волосы встали дыбом, потому что голос, обратившийся к «Хищнику-1», был детским.
- Папа, папочка, ну когда уже ты их откроешь? Когда?! Мы так хотим кушать. – и вдруг этот голос распался сразу на несколько, какой-то темной акустической гармоникой - на два, три…дюжину?! Или это мне показалось? – Да, да, отрывай их скорее, открывай! Мы так хотим есть! Мы так голодны…
Гай вырубил интерком, со всей силы проткнув его копьем с каменным наконечником.
А потом, люк заскрипел, и стал медленно открываться.

11

В тот день мне не удалось окончить свой рассказ.
После того, как я закончил описывать наши первые дни в нижнем мире, Корпоративный центр прервался на обеденный перерыв. Как ни интересовал Одина мой вояж, обеденный перерыв в бюрократизированных ведомствах – святое. Быстро распрощавшись со мной (как он заверил, ненадолго), чиновник сдал меня на руки конвоирам, и поспешил откланяться. Как он пояснил, ему нужно было успеть заскочить домой до окончания перерыва. Силовики, безликие и угрюмые в своем тяжелом снаряжении и глухих шлемах с зеркальными визорами, повели меня в столовую.
Совсем скоро, мы уже спускались на лифте к цокольному этажу Корпоративного центра. Лифт ходил по внешней стороне здания, и из его окон открывался замечательный вид на сердце города. Наслаждаясь работой могучей машины, которая уберегла меня от долгого и мучительного путешествия по лестнице, я в который раз подивился тому хитромудрию, с которым жители нижнего мира тщатся развернуть населенную ими плоскость в трехмерное пространство. Хотя центр города занимал лишь несколько квадратных стадиев, его дома были нагромождением десятков и сотен этажей. Дом над домом, и над домом…Без всякого, кажется, порядка и иерархии. На каждом этаже люди жили и работали, ходили по тверди пола, словно по поверхности планеты, и не задумывались о тех, кто живет под их ногами, или над их головой.
Столовая Корпоративного центра была одним из самых интересных мест, которые я успел повидать в нижнем мире. Живое воплощение сытости. Памятник изобилию. Это был огромный зал, равномерно заполненный сотнями пластиковых столов. Вокруг каждого стояло по четыре гибких пластиковых стула, хотя, кажется, нормально разместиться с подносами еды за таким столом могли, самое большее, два человека. Но удивительнее всего было, разумеется, не это, а торцевая часть зала, вдоль которой тянулась длинная череда крытых оргстеклом стеллажей, плит и холодильников. Каждый из них хранил еду. Самую разнообразную еду. Войдя в зал, человек, обыкновенно, брал в руки поднос, после чего шел вдоль ряда с блюдами, выбирая, что ему хочется съесть. Первая часть ряда включала в себя холодильник со всевозможными салатами, за ним шла горячая зона, в которой грелись огромные кастрюли с борщами разных окрасов, шурпой, лагманом, солянкой. Дальше, на обширных противнях, лежали гарниры – каши из зерновых и из бобовых, пюре из корнеплодов, овощные рагу, и прочие, которые я даже не мог распознать. А еще дальше, истекая соком на тарелках, грелось…
- Мясо! – воскликнул я.
- А то! Все сегодняшнее! – заверил меня, было, повар, но тотчас же осекся, разглядев ужас в моих глазах.
Виниловый поднос с грохотом рухнул на кафель, выпав из моих рук. Я отшатнулся от раздачи.
- Чье оно? – шепотом спросил я.
На мгновение, в столовой повисла тишина, а потом, один из моих конвоиром расхохотался.
- Он думает, что оно человеческое! – пояснил он повару, и своему товарищу – Эй, мы не людоеды.
Он отстегнул и снял шлем, оказавшись достаточно приятным на вид светловолосым парнем.
- Это все мясо животных. Можно есть – сделал попытку успокоить меня повар.
Я ошарашенно сел на ближайший стул, с противным скрипом вытянув его из-за стола.
- Священных животных? – обескураженный, спросил я. Разумеется, я знал о том, что кулинарные традиции Сина далеки от приемлемых в Кластере. Слыхал я также и о том, что здесь едят мясо. Но я вовсе не был готов к тому, что столкнусь с этим вот так вот, без подготовки.
- А каких животных вы считаете священными? – с интересом спросил силовик, садясь против меня. Его напарник, тем временем, накладывал в наши подносы какую-то снедь.
- Ну, кот, там, собака… - пробормотал я.
- Собака – друг человека! – важно произнес силовик.
- Это все мясо специальных сельскохозяйственных животных. – присоединился к нашему разговору повар – Свиней, в основном, и коров. Есть еще коза, и баран. Или это овца?
- Они все хотят, чтобы их ели?
- Они рождены для этого! – убежденно ответил силовик.
Повар хотел, было, что-то ему на это ответить, но тут двери столовой с грохотом распахнулись, и в столовую буквально ворвалась делегация незнакомцев в строгих деловых костюмах. Быстро углядев нас, они окружили наш столик. Тот из пришельцев, который выглядел главным, извлек из кармана ламинированную бумажную карточку с собственной фотографией анфас, логотипом Нового Нового Йорка, и какими-то надписями линейным письмом.
- Я – доктор Светозар Овсепян! Я представляю Колониальную администрацию! Вы должны пройти с нами.
- Дайте, сперва, покушаю. – робко попросил я.
Наклонившись над тарелкой, я принялся шумно хлебать борщ, под тяжелым взглядом пришельца, который явно хотел бы меня поторопить.
Я еще не успел закончить порцию, как двери столовой вновь отворились, и в нее забежал всклокоченный Один, в сопровождении целой банды силовиков.
- Что здесь происходит? Ни на минуту нельзя оставить! Овсепян?!
Чиновник Колониальной администрации обернулся к вновь вошедшему.
- Мы забираем задержанного. Согласно декрету об опасных пришельцах, мы должны…
- Эй, так, во первых, это не задержанный, и не арестованный! – Один встал передо мной, загородив стол своим массивным туловищем, и всем своим видом показывая, что никого ко мне не подпустит.
- То есть, Корпоративный центр даже не удосужился его арестовать? – едко поинтересовался Овсепян.
- Основания?! Основания какие?! У нас здесь правовое общество, если что.
Овсепян вдруг совершенно по дружески подмигнул мне.
- Построить индустриальную цивилизацию – голубая мечта Корпоративного центра. Это то, чем они бредят поколениями. Такие, как Один думают, что ты им в этом поможешь. Ха-ха! – он вдруг резко сделался очень серьезен – Это ведь не так, правда?
Я ничего не ответил, не желая вмешиваться в конфликт, суть которого мне была не вполне ясна.
- Этот человек исследовал реликт эпохи Утопии! – воскликнул Один – Реликт, настолько важный, что даже эти шизики из верхнего мира в кое-то веки решили обратить свое внимание на наш бренный мир, и вмешаться.
- Я не из верхнего мира, я из среднего… - пробормотал я.
Обое – Один и Овсепян – замерли, обернулись ко мне, и почти синхронно выдохнули:
- Не о тебе речь!
Я совсем запутался.
- Что вы нашли за кольцевыми горами, пришелец? – накинулся на меня с вопросами Овсепян – Древнее знание? Технологию? Научную разработку?
- Может, какие-нибудь ценные ресурсы? – буркнул ему под руку Один.
- Оружие? – предположил Овсепян.
И в этот миг, все для меня встало на свои места.
Я усмехнулся, и принялся за второе блюдо.

1

Внутри корабля были тысячи скелетов. Исполинская часовня Смерти. Костница. Кто-то долго и тщательно украшал его палубы и переборки наборными барельефами из хребтов, черепов, мослов и фаланг. Причудливые орнаменты тянулись по отсекам и коридорам, словно след некоего неведомого языческого ритуала. Много, очень много скелетов.
Намного больше, чем могло быть членов экипажа.
Помню тот вечер, когда мы впервые увидели «Нагльфар». Это было поздним вечером, солнце уже клонилось за горизонт, озаряя равнину своими голубыми лучами. Я толкал телегу вверх по склону, на гребень песчаной дюны. Погонщик, идущий в голове каравана, подстегивал волов. В какой-то момент, он вдруг перестал тянуть лямку, и замер, оборвав ругательство на полуслове.
Высвободившись из под телеги, я быстро вскарабкался на верхушку дюны.
Моим глазам открылась бескрайняя, плоская как стол песчаная равнина, поросшая чахлой травой и невысокими кустарниками. Ближе к линии кольцевых гор, она шла высокими волнами – это ветер гонял по равнине дюны из песка, нанесенного тысячелетиями с гор. В самом центре равнины высилась пологая, выветренная гора – останец метеорита, рухнувшего в Син эоны тому назад.
А прямо на склоне Лысой горы, накренившись под крутым углом, лежал Звездный корабль.
Уму непостижимо, как древние люди имели смелось и силу создавать нечто подобное. До Звездного корабля было еще не меньше дня пути, однако, уже отсюда он отчетливо просматривался, поражая своей грандиозностью. Размером, должно быть, крупнее самого большого контейнерного города, но по структуре – нечто гораздо более сложное. Сочленения множества элементов, присоединенных друг к другу гибкими адаптерами. Вьющиеся трубчатые узлы. Кабели? Трубы? Шланги? Тоннели? Периферийные устройства загадочной конфигурации окружали блоки и узлы сложной формы. Бабочка со сломанными крыльями действительно напоминала насекомое. Очень большое, и очень сложное космическое насекомое. Ее формы, при всей их сложности, были полны некоей биотической гармонии. Даже брошенный на пустошах вот уже много поколений, Звездный корабль казался не мертвым, но лишь уснувшим.
Но чем ближе мы приближались к «Нагльфару», тем яснее нам становилось, что это впечатление обманчиво. Вблизи, «Нагльфар» напоминал уже не бабочку, но скорее, дракона. Мертвого дракона, сраженного отважным рыцарем, и павшего, накрывшего бьющимися в предсмертных судорог крылами гору кровавых сокровищ.
При строительстве Звездного корабля были задействованы не только металл и керамика, но и живая органика. Теперь, спустя поколения после смерти корабля, его живая часть давно истлела, или иссохлась. То, что мы видели перед собой было, по большей части, скелетом – или мумией. Ветер хлопал клочьями иссохшейся плоти, провисающей между костлявыми шпангоутами металлических опорных конструкций.
Это был корабль-склеп, и приближаясь к нему, мы не рассчитывали найти ничего иного, кроме царства смерти.

2

На подступах к Лысой горе, основная часть Звездного Корабля оказалась скрыта он нас бескрайней плоскостью из сверкающего металла. Начинаясь где-то в центральной оси «Нагльфара», она огибала весь его корпус, и уходила глубоко в землю. Очевидно, этой частью Звездный Корабль вошел в грунт при посадке. Хотя издалека эта поверхность выглядела абсолютно гладкой, подойдя ближе, мы быстро поняли, что она бугристая и оплавленная, вся покореженная, очевидно, атмосферным жаром.
- Что это? – спросил один из погонщиков.
- По этому вот крылу лезть наверх будет? Вроде, самый удобный способ выходит? – предположил второй.
- Это раструб прямоточного фотонного двигателя… - начал, было, пояснять Фуко, но я слушал его вполуха.
Крыло дракона. Это было крыло дракон.
Взяв необходимое оборудование, мы оставили хуры и волов у подножия крыла, и начали долгий подъем.
У подбрюшия дракона, нашим глазам открылась двухстворчатая дверь, нависающая над нашими головами. Размеры ее были таковы, что иной современный парусник мог бы, должно быть, войти в нее, не сложив парусов. Историк Фуко назвал ее «грузовая аппарель инженерного сектора», но для себя, я подобрал ей совсем другое имя.
- Мастер Десентэтьен – наш специалист по информационным технологиям и высокоточной электронике – сказал Фуко – Полагаю, он сможет справиться с этой машиной.
«Это машина. Да. Всего лишь машина.»
Десентэтьен, весь увешанный шнурами переходников, инструментами, и какими-то электронными устройствами, с интересом поковырял стойку аппарели. Вскоре, он обнаружил в одной из ее темных ниш пульт управления. Тусклый и безжизненный, под воздействием манипуляций Дэсентэтьена он озарился светом тревожных красных светодиодов, а еще спустя некоторое время, их багрянец сменился зеленым светом.
Дверь над нашими головами лязгнула, и издала душераздирающий скрип, пронизывающий, кажется, всю равнину, аж до самых кольцевых гор.
- Поберегись!
Дверь начала отпираться.
Изначально она, наверное, должна была открываться в пустоту, но теперь, Звездный Корабль лежал на Лысой горе, и она рухнула прямо на склон, подняв гигантское облако песка. Когда пыль рассеялась, подняв голову, я убедился в том, что дверь плашмя лежала на склоне, и вела теперь в «Нагльфар», как длинный, пологий пандус.
- Заходим! – скомандовал я.
И мы пошли внутрь.

2

Это двор костей.
Десентэтьен первым вошел в трюм, и осветил его, разбросав по темным углам фальшфейеры.
Когда-то в трюмах инженерного сектора хранились сменные компоненты для базовых систем Звездного Корабля. Полет продолжался века, много-много пустых веков. Покуда экипаж спал в своих ледяных саркофагах, усердные машины трудились. Монотонно, век за веком. Покуда человек спит, машина трудится. В этом была и сила, и слабость Утопии.
Со временем, узлы изнашивались, и чтобы система не начала отказывать, была необходима их замена. Космическая пыль, собранная в полете, обеспечивала Звездный Корабль рудами, минералами. Сложные, высокотехнологические элементы были заготовлены заранее. Они лежали здесь, в трюме, и извлекались из него, когда подходил срок текущего ремонта.
Сейчас деталей в трюме почти не было. Но он и не был пуст. Словно в насмешку, кто-то аккуратно разложил останки в резные ячейки для элементов. Черепа. Кости.
- Кем могли быть все эти люди? – с опаской спросил Десентэтьен, оглядывая склеп.
Фуко ошарашенно оглядывал помещение.
- Не может быть. Такого просто не может быть! Не могло быть на «Нагльфаре» столько людей!
В его глазах – паника.
Я трясу его, схватив за грудки.
- Успокойтесь! Успокойтесь, Фуко. Уверен, вы ведь и не ожидали найти здесь идиллию.
Он вымученно улыбается, кивает.
- Сколько человек должно было лететь на «Нагльфаре»? – спрашиваю я.
- Н-не знаю…точно не скажу. Несколько сотен.
Десентэтьен бочком пробирается к выходу. Я одергиваю его.
- Эй! Делайте свое дело. Чем раньше закончите – тем скорее мы уберемся отсюда.
Десентэтьен понуро идет через трюм, напуганно-брезгливо обходя останки. Он подходит к одному из терминалов управления, подключает к нему переносной источник питания, и активирует. Зажигается проектор. В воздухе появляются пляшущие диаграммы, потоки линейного текса, и объемная проекция «Нагльфара» - такого, каким он был до катастрофы.
Красивого.
- Куда вам нужно идти? – спрашиваю я его.
- Мне бы вообще никуда отсюда идти не хотелось, честно говоря… - бормочет себе под нос Десентэтьен, оперируя какими-то элементами управления на трехмерной проекции в воздухе – Кт знает, что там дальше? Я могу постараться хакнуть систему прямо отсюда.
- Положим, для начала этого должно будет быть достаточно. – подхватывает Фуко.
Десентэтьен пристально изучает графики и идеограммы.-
- Похоже, протектор, вам все-таки придется прогулятся по «Нагльфару»…
- Что? Почему мне?
- Главная силовая установка отключена. Энергии на Звездном Корабле почти нет.
- Мне ее что, включить?
Он глухо хохотнул.
- А вы умеете? Работали раньше с реакторами холодного термоядерного синтеза, да?
- Не знаю даже, что это такое.
- Никто не знает. В наше время.
- Тогда как?..
- На каждой палубе есть резервный блок питания. Они рассчитаны на то, чтобы подключить их смог даже чайник. Просто идите туда, и сделайте это.
Я прошел по галерее скелетов, и вышел к лестнице. Крутой такой лестнице, за которую нужно было держаться всеми четырьмя конечностями, как в Сине.
- Люди со Звездного Корабля были родом с Земли. – пояснил Фуко, шагавший рядом со мной – Они были так привычны к жизни на дне гравитационного колодца, что даже здесь, в «Нагльфаре» поддерживалась искусственная гравитация.
Лестница вела к круглому герметическому люку. Люк был заперт. На электронном замке светился красный огонек, и какие-то надпись линейным письмом.
- Десентэтьен! – крикнул я через весь трюм – Здесь заперто!
- Момент! – проорал он издалека – Сейчас законнекчусь!
Электронный замок замерцал, потом возле него появилась маленькая проекция Дементэтьена, делающего что-то с очень сосредоточенным лицом.
- Очень странно. – сказала маленькая проекция – Все люки и шлюзы «Нагльфара» заперты. Центральный компьютер запустил какой-то карантинный протокол, еще до того, как здесь все накрылось. Наверное, это из-за аварийной посадки.
- Сможете открыть?
- Конечно! Сейчас, еще один момент…
Замок мигнул зеленым светом, и люк с шипением отошел в сторону, открыв нашим взорам темный коридор.
Фуко передал мне зажженный шахтерский фонарь.
- Полагаю, вам туда, протектор.
- Пойдемте со мной, Фуко. – попросил я.
Он грустно вздохнул.
- Пойдемте.
Проекция Десентэтьена помахала нам маленькой ручкой.
- Удачи!

3

Это темный осевой коридор, разделяющий палубу от кормы до носа. Через неравные промежутки, в стороны от него отходят еще более темные проходы, ведущие в недра Звездного Корабля. Свет наших безопасных шахтерских фонарей туда не проникает.
Пол здесь из гофрированного металла. Наши шаги громом разносятся по нутру «Нагльара».
- А давайте споем песню, Фуко?
- Давайте! – отвечает он, и чуть задумавшись, заводит:
ЗДЕСЬ БУДЕТ ПЕСНЯ
Доисторические слова и Боге, и сидящих одесную него, о порядке и хаосе, и о рождении мира из огня и воды затихают в темных переходах.
Я останавливаюсь около небольшого люка в полу, прямо посреди коридора. Люк выкрашен в красный цвет (краска местами облезла, обнажая стальную серость под ней). По ободу люка идет черно-желтая штриховка, и линейные надписи.
- Это похоже на то, что нам нужно.
- Угу…
- Что здесь написано, Фуко?
- «Техническое обслуживание».
- Сейчас откроем.
Я просовываю острие костяного ножа в щель между двойными створками люка, и осторожно пробую расклинить их. Однако, при малейшем же напряжении, нож лопается, словно подтаявший лед.
- Ай! На заре Утопии знали толк в металлах!
- Это точно! – подтверждает Фуко – Давайте-ка попробуем вот так…
Он извлекает из своих ножен обсидиановый кинжал, и осторожно надрезает им гидравлический шланг под рамой люка. Затем, пытается подцепить сами створки.
Кинжал тотчас же ломается, однако, перед этим, он все же успевает немного раздвинуть люк.
Я вставляю пальцы в образовавшуюся щель, и начинаю раздвигать. Из шланга толчками бьет гидравлическая жидкость. Сопротивления больше нет.
- Хороший был нож.
- У вас связанны с ним какие-то особенные воспоминания?
- Да не то, чтобы…
Внизу – небольшое техническое помещение с рядом массивных агрегатов. Я спускаюсь, пригибая голову под трубами и кранами, и нахожу колесо ручной динамо-машины.
- Похоже, вот это оно!
- Пробуйте. – предлагает мне Фуко, глядящий в люк сверху.
Я принимаюсь вертеть колесо, ручной генератор начинает вырабатывать энергию. В какой-то момент, на лицевой панели генератора загорается желтая лампочка. Она освещает ряд кнопок и простых аналоговых индикаторов.
Не переставая вертеть ручку, я жму на ту кнопку, что отмечена загоревшейся лампочкой, надеясь, что линейная надпись над ней означает нечто вроде «запуск аварийного генератора».
Очевидно, так оно и было, поскольку агрегат передо мной вздрогнул, закашлялся, и начал гудеть – сперва сбивчиво, а потом ровно.
Я поднял голову, и обратился, было, к Фуко:
- Кажется… - но продолжить мне не пришлось, поскольку, в этот момент, весь исполинский корпус Звездного Корабля дрогнул, и пронзительно завибрировал, как запускающийся холодильник. Мгновение спустя, дрожь прекратилась, но тишина уже не наступала. Где-то вдалеке, а потом и ближе – по всему кораблю, что-то щелкало, клацало, гудело, жужжало, запускалось.
«Нагльфар» просыпался.
- Кажется, вы что-то включили! – обрадовался Фуко.
Я оперся на края люка, выбираясь наружу. В этот момент, над нашими головами что-то громко щелкнуло, и зажегся свет.
- Ух ты.
Он сразу же погас. Потом снова зажегся. Замерцал. Стабилизировался.
- Надеюсь, компьютеры будут работать лучше освещения.
Мы направились обратно к складу костей. Все отсеки, которые мы проходили, были озарены мерцающим, то и дело гаснущим отблеском аварийного освещения в осевом коридоре. Фуко с интересом бросал взгляды на артефакты эпохи Утопии в этих отсеках.
- Сколько мы прошли по пути сюда? – задал я вопрос – Должно быть, несколько сотен шагов?
- Не меньше тысячи. «Нагльфар» подлиннее иных контейнерных городов.
- Чтобы изучить его целиком, потребуются годы…
- Это так. Но меньше, если будем искать что-то вполне конкретное.
Я пожал плечами.
- Общественность ничего не знает. Они не давали мне никакой конкретики.
- Вам, может, и не давали…
Мы возвращаемся на склад инженерного сектора, но в тот момент, когда мы проходим через дверь, нам машет, привлекая внимание, мелкая проекция Десентэтьена.
- В общем, электрику мы запустили. Это хорошо. Слушайте дальше.
Мы остановились.
- Что еще? – спросил я – Вы сможете теперь добыть все необходимые вам данные?
- Тут что-то очень странное…Вам нужно будет еще немножко прогуляться.
- Ну конечно! Мы же именно за этим преодолели пустыню, море, и космическую пустоту!
- Понимаете, похоже, их центральный компьютер был загружен все это время. Он даже грузит какие-то данные в сеть – я могу их скачать, но кодировой и форматов таких все равно не знаю.
- Тогда что?..
- Здесь есть система базовых контроллеров, управляющих всем корабельным хардваром. Это вроде спинного мозга «Нагльфара». Я попытался получить к ним удаленный доступ, но последовательное соединение не работает, так что, похоже, по меньшей мере один из них накрылся. Придется подсоединяться через один из контроллеров параллельно. Можно с любого из них. Будем надеяться, что первый же окажется рабочим. Я сейчас скину вам карту…
- Стоп! – рявкнул я – Так дело не пойдет! Мы не будем лазать по всему Звездному Кораблю, покуда вы там прохлаждаетесь! Я сейчас подойду, ждите, спланируем наши дальнейшие действия. И найдите мне новый нож!

4

Мы собрались в круг неподалеку от люка, ведущего из костяного склада в центральный коридор. Десентэтьен прошелся вдоль переборки, пристально изучая длинные коробы коммуникационных линий, вьющиеся по ней. Затем, достал обсидиановый нож, и поддев кончиком лезвия край короба, сковырнул его.
- Нет, не то… - бурчит он себе под нос, осмотрев связку разноцветных проводов, открывшуюся ему под коробом. И сразу же берется за следующий.
- Вы что хотите найти? – спрашиваю его я.
- Это! – показывает он содержимое очередного короба. Под ним – толстый оптоволоконный кабель, пульсирующий золотистым сиянием.
- И что теперь?
- Нужно просто идти по линии. Мы выйдем к контроллеру.
- Рано или поздно.
- Да, рано или поздно! – он, похоже, не понял моей иронии.
Следующие несколько часов мы брели по коридорам из гофрированного металла, заполненных мерцающим светом и резкими звуками. Блики лампочек, повсеместные из-за перепадов напряжения, пляшущие тени, лязг и шипение запускающейся после долгого сна машинерии создавали тревожную атмосферу – казалось, словно в зыбких сумерках отсеков «Нагльфара» таится нечто враждебное. И в то же самое время, я не мог отделаться он некоего неуловимого ощущения домашнего уюта – казалось, мы снова в среднем мире! Очень во многом, нутро Звездного Корабля до боли напоминало Эротический Кластер.
Это навело меня на какую-то неожиданную мысль, но прежде чем я успел осознать ее, Десентэтьен остановился возле массивного агрегата, занимавшего целый небольшой отсек.
- Это? – спросил я, кивнув на штуковину.
- Да! – ответил он, извлекая из кармана переходник, и подключаясь к устройству – Контроллер!
Мне он напомнил, по сути, черную полусферу, растущую из решетчатого цоколя, и увитую то ли кабелями, то ли шлангами.
Прибор ожил, и тотчас же весь отсек заполнился трехмерными проекциями. По центру – прямо над полусферой, возникла схематическая модель Звездного Корабля – такого, каким он был до посадки в Син. Вокруг него плясали, изгибались графики, диаграммы, схемы, быстро бегущие потоки линейных данных. Судя по всему, данные были не самыми благостными – в проекциях доминировал багряно-красный цвет, многие показатели тревожно мерцали, словно бы пытаясь привлечь внимание оператора.
Руки Десентэтьена забегали по виртуальным клавишам и виньеткам управления, спроектированных на пространство перед ним.
- Так…здесь все совсем плохо. Этот контроллер сгорел к чертовой матери. Хорошо, хоть терминальный доступ работает.
- А где остальные? – с интересом спросил Фуко.
- Сейчас, сейчас… - в воздухе перед Десентэтьеном развертывались какие-то сложные схемы - …Одну минутку. Ага! Вот. Контроллер в головном отсеке. Контроллер на обитаемой палубе. – его руки метались, указывая на мерцающие маркеры в недрах спроектированного корабля – Контроллер в астронавигации. Контроллер в энергетическом модуле. Контроллер в вычислительном ядре. Ну, и этот, в инженерном секторе. Но он, как вы можете видеть…
- Сгорел! – подытожил я. – Ближайший где?
- Сейчас…хмм…сейчас скажу…Так, стоп! Нет! Так мы не пройдем.
- В чем еще проблема?
- Это протокол карантина. Все люки, двери, шлюзы заперты. Система безопасности активирована, и сейчас как раз пробуждается. Мы ведь не хотим, чтобы нас поджарили, как не имеющих права доступа чужаков?
- Конечно, не хотим! – убежденно закивал головой Фуко.
- Момент! Сейчас я его вырублю. Только… - он вдруг прервался, и обернулся на нас, отвлекшись от своих диаграмм – Вы же ведь понимаете, не так ли? Есть нюансы.
- Во первых, когда двери будут отперты, а система безопасности отключена, кто угодно сможет забраться в «Нагльфар» - догадался Сивовус – А во вторых, что угодно, из того, что может обнаружиться на «Нагльфаре», сможет добраться до нас.
Он всего лишь озвучил мысли, которые пронеслись в голове каждого из нас.
- Что скажите, протектор? – все посмотрели, не сговариваясь, на меня.
- Не будем колебаться! Мы пришли сюда не для того, чтобы уйти в страхе перед призраками космонавтов Утопии, злыми инопланетянами, или еще какой-то дрянью. Эта штуковина рухнула в Син в те времена, когда Эрос еще был цельным и необитаемым камнем. Что бы не происходило здесь в ее последние дни, не осталось ничего. И никого. Ни один человек, ни одно чудище не смогло бы прожить столько веков в темных холодных отсеках, дожидаясь нашего прихода.
- Уверены? – с сомнением протянул Фуко.
- Любая живая угроза за это время или сгинула бы, или нашла бы путь наружу, и сбежала в Син. Нет, Фуко, самая страшная угроза на «Нагльфаре» - это не люди, и не призраки. Это знание! И именно это мы и должны забрать.
Я дал отмашку Десентэтьену, и он переключил что-то в своих схемах.
На вид, ничего вокруг не поменялось, однако, он радостко закивал головой.
- Да. Да! Система безопасности отключена. Протокол карантина отменен. – он отключился от контроллера. Тот сразу же погас, вновь став черной и безжизненной полусферой – Можно идти!