Цикл "Любимому посвящается
__________________
Песни железнодорожных китов

Вы слышали когда-нибудь, как поют поезда?..
Их лучше всего слушать утром:
Когда на рассвете встает солнца немого гора,
А небо синеет уже совсем-совсем смутно.

Тогда они вздыхают, стонут, кричат, пищат -
Как будто киты в большом железнодорожном море -
Тогда поют поезда. Молча и трепеща,
Я слушаю песню об их нелюдимом горе.

Эпизоды весны

Ждала весну.
Был март, был снег.
Лишь в настроении людском,
В том запахе негородском
Витала радость.

И вдруг ветра.
Капель и лёд.
И черно-белые лежат
Остатки снега. Неспеша
Исходят в младость.

Стучит в окно:
"Пора! Пора!.."
Берёзы ветка в неглиже,
Её зеленое безе
Воздушно кроет.

И надо нам
Идти, цвести,
Поститься в непохожий срок,
Кормить с ладошки всех сорок
И плавать кролем...

***
В моем сердце живут стихи,
В свете солнца искрясь, журча,
Заливают мои грехи,
Догорают здесь, как свеча.

Забываясь, не грею их,
Не учу, не пою им вслух...
Станут немы - как для глухих,
Станут слепы - как жизнь старух.

Строю строки без рифм и строф,
Обижаю ритмичный строй.
Почему так поэт мой плох?
Не родился аль умер, злой?

Не воюю с пустой строкой,
Строя символы без огня.
Я, наверное, просто другой.
Пусть стихи живут без меня.

Грусть

Новый вечер приходит в мой дом,
Застывает остатками света.
Он приводит с собой шепотком
Темноокую Грусть незаметно.

Она встанет за гранью часов,
Платья длинного тень поправляя,
Её призрачность с запахом снов
За собой светлый след оставляет.

Прикоснувшись легонько к плечу,
Она трепетно-нежно зашепчет.
Прогонять я Её не хочу.
Пусть уснёт моя Радость покрепче...

(примечания к тексту см.в конце)

ПРОЛОГ

Одержимость - полное и всеобъемлющее подчинение
разума человека чему-то, какой-либо мысли или
желанию, а также духу или иному существу.

Пролог

- А ну как погуляем с тобой, красавица? - белозубо улыбнулся Малег, протянув руку черноглазой Иринке. Девица потупилась, улыбнувшись, и еле заметно кивнула в ответ. Малег был всем хорош: родом из соседнего богатого села, удалой и нрава доброго, он в первый раз увидел девушку на сегодняшних игрищах - и уже был готов засылать сватов в дом ее родителей.
Эх, хорошая пара будет! - с завистью смотрели им вслед Иринкины подружки.
- Погуляем пойдем, я на лодке тебя покатаю, хочешь? На розовый закат посмотрим... - соловьем заливался Малег, прекрасно зная, что солнце уже давно зашло. - А по жизни пойдешь со мной гулять - в парчу и атлас одену тебя, черноокая моя Иринка, будут в комнате твоей птички жить в клетках золотых, охранять тебя будут волки свирепые...
- Зачем же свирепые? – посмотрела на него девушка.
- А затем, чтобы не украл у меня никто такую красавицу! - еще шире улыбнулся парень.
За разговором они все дальше уходили от деревенского большого костра. Вот уже в половине версты позади виднеются огоньки домов, а вокруг степь да одинокая пустынная дорога.
- Ой! - в голосе Иринки послышался страх. - Как мы далеко!
Она потянула Малега за рукав кожанки:
- Пойдем обратно...
- Да что ты, милая! Я же с тобой, никто нас обидеть не посмеет! - и для пущей уверенности он вынул кинжал из-за голенища сапога, мастерски повертел его в пальцах: - Пусть только попробует кто лихой подойти!
Иринка улыбнулась, но продолжила тянуть юношу в сторону деревни.
- Все равно, пойдем домой. Поздно...
Сердце девушки не зря застучало чаще: спустя мгновение она заметила шевеление высокой степной травы и странную тень, поднимающуюся над стеблями.
- Малег! - вскрикнула она и умудрилась - откуда только силы взялись?! - рывком развернуть друга в сторону опасности. Парень вскинул кинжал и напрягся.

...С трудом вспоминала потом Иринка, захлебываясь слезами и заикаясь, как вытянулась из высокой травы черная рука-плеть, как успел оттолкнуть подругу Малег и хрипло крикнуть" Беги!", как мелькали перед испуганными глазами огоньки родной деревни и подстегивал сзади совершенно дикий крик несостоявшегося жениха.
Наутро в полверсте от деревни нашли только оброненный кинжал и следы крови, уводящие в густую траву.


Вечерело. Каррим шел по улочке Исры, местечка родного, но такого ненавистного. Шел торопливо, то и дело оглядываясь, скрываясь от случайных любопытных взглядов плащом с капюшоном. Под полой плаща он сжимал дрожащими руками увесистый мешок с монетами.
Найдя нужную дверь в грязном закоулке старых улиц, негромко постучал. Но ответом ему были лишь редкие звуки засыпающего поселка: ветер-непоседа поиграл с листьями на песчаной дороге, во внутреннем дворе соседнего дома звякнула какая-то посуда, кто-то ругнулся; вдалеке прокричал петух, извещая о наступлении темного времени суток.
- Эй, хозяин! – он постучал громче и, чтобы его услышали, наклонился к замочной скважине. – Отворяй!
- Рабочий день закончился, мил человек, - послышалось из-за двери чье-то кряхтение.
- Я хорошо заплачу за свой заказ.
- Мил человек, говорю же, закончил я работу на сегодня. Заказы на посуду принимаю с утра, на плетеные коврики – после полуденя. Приходи завтра, да не сюда, а со стороны лавки… - не открывая, проговорил ремесленник свое расписание, и звук его шагов начал удаляться.
- Тебе деньги нужны, рунодел, или нет?! – раздраженно рявкнул Каррим. Даже ветер стих.
Дверь открылась, оттуда выглянул седеющий карлик, прижал палец к губам и поманил посетителя внутрь. В доме горели жировые свечи вместо масляных ламп, и оттого в воздухе стоял прогорклый смрад. Вошедший сморщился от неприятного запаха; услышав щелчок дверной щеколды, обернулся.
- Та-ак… - карлик, держа в руке неизвестно откуда взявшийся нож, шагнул к незваному гостю. – И откуда ж ты выведал, рожа ненашинская, что ранеча я был руноделом, да где я живу?
- Эй, Сырук, успокойся, - Каррим отступил и скинул капюшон, открывая лицо. – Свой я!
- Каррим, съешь демон твои печенки! Тьфу! – карлик раздраженно сплюнул и кинул нож в угол. Тот даже с размаху не воткнулся в деревянный настил, оказавшись совершенно тупым. – Что за шутки дурацкие таки, э?
Каррим неслышно выдохнул. Не то чтобы он боялся этого старикана, который, правда, был годами значительно моложе, чем выглядел внешне… Просто он столько лет ждал этого момента! И все тело поневоле охватывала дрожь нетерпения.
- Какие шутки, Сырук? - нехорошо усмехнулся он. - Я и правда за рунным камнем к тебе пришел. Давно-о, давно я знаю, что ты раньше мастером в городе работал, да отошел от дел – жизнь все ж таки прожить захотел хоть до половины века…
Хозяин прищурился и долго молчал. Выражение его лица в тусклом дрожащем свете угадать было невозможно.
- Я ремесленник, не рунодел. Не к тому ты пришел.
- Не обманывай сам себя, - с издевкой произнес Каррим. – Ты обучен этому, и хочется тебе или нет – ты рунодел, и всегда им останешься.
- Не для того я покинул столицу, дабы какой-то полоумный здесь у меня руны заказывал! – глаза хозяина сверкнули. – Ехай в столицу, там мастера себе ищи, а меня оставь в покое!
- А ты упрям, Сырук, - Каррим вытащил из-под плаща массивный кошель. – Может быть, это переубедит тебя?
Лицо карлика вытянулось при виде позвякивающего мешка. Да, такие он мог видеть разве что в столице у знати, да и то издалека. В этой глуши простой люд и не знал, что в руках можно держать столько денег. Глаза мастера под седыми лохматыми бровями несколько раз обращались то к лицу Каррима, то к притягательному кошелю.
- Сколько?..
- Столько, что ты мог бы выкупить весь этот навозный поселок и основать здесь новый удел.
Сырук еще немного помолчал. Затем негромко проговорил:
- Зачем тебе руна сдалась, Каррим? Неужто угробить кого надумал? Ты ж лекарь, постыдился бы…
- Не наговаривай, чего не знаешь, Сырук! Я молюсь Цуми , и верен данному ей обету, - резко ответил Каррим. – Мне нужен дух знаний, который откроет мне тайны целительства и травничества.
Сырук, казалось, удивился еще больше:
- Знаний? А книги на что, а мастера-лекари, экие есь во крупных городах – иди да учись!
- Это все не то, - раздраженно помотал тот головой. – И не твое дело, для чего мне нужна руна! Я плачу столько, сколько ты здесь век не заработаешь. Я семь лет копил на нее, и ты ее для меня сделаешь!
- Да ты хоть понимашь, чо просишь, невежда? - хохотнул Сырук. - Руна духа, да не обычного, а духа лекарских знаний… Я даже не слыхал о таких, а ты просишь изготовить!
- Я знаю, чего прошу. И также знаю, что ты – да, ты! – способен ее изготовить. Мне нет дела до того, каким способом ты это сделаешь, какой ценой и как быстро, - зарычал Каррим, теряя терпение. Не помогли посулы – помогут угрозы. – Откажешь, и я сообщу Красной Гильдии, что ты скрываешь свою профессию!
- Тишь, тишь! – карлик выставил перед собой руки. Каррим выжидающе смотрел на него. Наконец тот качнул головой: - Будь по-твоему. Возьмусь, хоть и не уверен в исходе... Сферы могут потребовать слишком высокую плату.
- Я плачу много, ты сумеешь заказать у другого рунодела даже вызов духа Сэрмен, «молодителя», – самая дорогая руна из мне известных. И разрешенная, к тому же.
- Не самая, конечно, - с видом знатока усмехнулся Сырук. Добавил: - С тебя залог, половина твоей суммы. Иначе никакой сделки.
- Обижаешь, мастер, - Каррим развязал кошель и вынул оттуда заранее заготовленный отдельный мешочек с половиной суммы. – Здесь триста пятьдесят золотых.
Карлик присвистнул и жадно потянулся к монетам, они тут же исчезли в необъятных карманах его рабочих штанов.
- Ну все, сегодня же примусь за дело. До свидания, уважаемый, - Сырук засуетился, принялся открывать дверь, чтобы выпроводить гостя.
- Э, нет, - жестом остановил его лекарь. – Чтобы все было по-честному…
Он достал из кармана небольшой темно-серый камушек с будто бы выжженным на нем черным знаком.
- …Ос закрепит нашу сделку.
Карлик помрачнел и едва слышно чертыхнулся – явно не ожидал, что клиент заранее позаботится о чистоте сделки и раздобудет руну Оса. Этот небольшой демон призывается, чтобы засвидетельствовать условия сделки, затем возвращается в свою сферу, и второй раз появляется, когда стороны встречаются для исполнения договоренностей. Если какая-то из сторон нарушает условия или лжет, демон смертельно жалит виновного… Каррим знал, что отказаться Сырук уже не сможет. Довольная большая сумма звенела у него в кармане, и вернуть ее карлик был не в силах.
Лекарь произнес нужные слова, и использованная руна треснула пополам. Между мужчинами с тихим хлопком и клубами дыма появился черный демон с хвостом, напоминающим скорпионий. Чаровник подробно проговорил ему условия договора, тот внимательно выслушал, кивнул и исчез точно так же, как и появился.
Когда за спиной Каррима наконец-то закрылась дверь дома мастера, он застыл на месте с закрытыми глазами, не веря, что наконец-то сделал это. Когда рунодел изготовит руну, в его жизни изменится абсолютно все! Он станет мастером, будет знаменит и богат, будет жить в столице… Рой мыслей и желаний радостно завертелся в его голове. Через минуту, опомнившись, он заспешил к себе домой, в тепло, мучительно размышляя, как же сделать, чтобы дни ожидания прошли быстрее. Хотя, кому как не ему уметь ждать – семь лет он копил деньги, по сто монет в год, чтобы дать руноделу такую сумму, от которой тот просто не сможет отказаться…
А на ночной поселок серебристым пухом падал первый снег. И таял, не долетая до земли.

Глава 2

Через неделю наступила настоящая зима. Исру засыпало по самые крыши, замело все близлежащие дороги, и поселок замер, затих, как и вся природа вокруг. Казалось, еще несколько дней снегопада – и люди будут жить под снежным потолком, роя в толстом покрове кротовьи ходы.
В такое время неспешная, скучная жизнь Исры еще больше раздражала Каррима. Пациентов не было. Конечно, ни работы в поле, ни извечных уличных драк, какие тут травмы? Жители побогаче сидят в домах и носа на улицы не сунут, а победнее озабочены только тем, как сэкономить дрова и заготовленную пищу, чтобы хватило до весны, - тоже по холоду особо не разгуливают. Даже шахта по добыче сонного песка закрылась на несколько месяцев, потому что по занесенным трактам невозможно было вывозить товар.
Каррим целыми днями то мерил комнаты своего небольшого домишки шагами, слоняясь от стены к стене, то, как обычно, пытался штудировать различные книги по целительству, но в голове абсолютно ничего не откладывалось. Только руна, руна, руна – стучало в висках…
Изредка, когда одному становилось совсем тоскливо, он выбирался в местный трактир с глупым названием «Свиньи ушки». Не сразу, но там он услышал новости о Сыруке: стали поговаривать, что не берет он заказов на посуду, да и коврики не плетет. Сначала, мол, на болезнь ссылался – местные, завидев лекаря в трактире, осведомились у него. Но Каррим, ухмыляясь про себя, честно сказал, что Сырук к нему не обращался: пусть сам разбирается со своими проблемами, его они не волнуют.
- А шо ж тогда он делаит? – удивлялся местный дурачок, детина по прозвищу Бородач, любитель загадок; впрочем, в силу небольшого ума совершенно не умеющий их разгадывать.
- Ат вот я и спросил! – заявлял пьяный Фима, с грохотом ставя кружку на стол. – Так он эта… И дверь не отпер! Зар-раза…
- Забар… бар… рикадировался! – с трудом выговорил третий. - С девкой какой!
- Решил выдраить свою вонючую будку наконец-то!..
Несколько мужиков заржали в голос, выдвигая самые непристойные предположения. Каррим, сплюнув от отвращения, поспешил убраться обратно домой. Этот рабочий сброд, простодушный и лицемерный, опротивел ему за время существования в Исре. Век бы не видеть…

Аккуратно листая потрепанную книжицу про руны, Каррим в очередной раз думал о своем заказе. Эта драгоценная книга была куплена им еще в детстве у проезжающих торговцев за десяток спелых яблок. Она кратко рассказывала о том, кто такие руноделы и чаровники, и какие бывают руны и существа, с их помощью призываемые… Каким будет, интересно, этот демон ? Наверняка руна выйдет класса второго , не меньше, раз уж Сырук о таких даже не слышал. А демон, должно быть, будет редкий. И плату потребует соответствующую... Вряд ли рунодел платит жертвами. Старик он вредный, но мирный и честный. Скорее всего, своими годами и расплачивался всегда, оттого и постарел раньше времени, оттого и сбежал из Третьей столицы.
Кто-то мелко и часто застучал в дверь, и лекарь вздрогнул от неожиданности. Накинул на плечи потрепанный жилет, вышел в кухню, по совместительству служившую прихожей. Не так холодом веет с улицы, да и ест он всегда в комнате…
- Кто? – грубо спросил он, сильнее запахивая жилет.
- Господин лекарь, - зазвучал было снаружи детский голосок, но тут же посетитель закашлялся.
– Господин лекарь, - заново начал ребенок. – Там мама… кхе-кхе, болит. Плохо ей!
- В каком доме? – уточнил Каррим. По такой метели пусть сами идут, если в состоянии, у него нет никакого желания...
- Пятый по Синивой улице, - прохрипели снаружи.
Каррим открыл дверь: за ней стоял плохо одетый и совершенно окоченевший мальчик.
- Зайди, - скомандовал хозяин. – Рассказывай, чем больна.
Мальчонка присел на край кухонной лавки и опять закашлялся. Каррим покачал головой: только в своем доме болезни не хватало, придется потом проветривать хорошенько. Пока ребенок приходил в себя, он начал одеваться и собирать лекарства. Вряд ли с женщиной что-то серьезное…
- Кхе… горячая была два дня, да в остальном ничего. А сего дня встать не смогла, слаба да дышит еле…
- Деньги есть?
- Н-не знаю... – мальчик испуганно смотрел на него, с чего-то вдруг начал заикаться. – Я с-сам пришел, мать спит, сестренки маленькие, папка у старосты работит…
- Ясно, - раздраженно выговорил Каррим. – Спрошу со старосты, а отец с матерью пусть с ним сами разбираются. Пошли, чего расселся!
Каррим отправил было мальчика провожатым, но того вскоре едва не сдуло сильным ветром. Идти приходилось по узким кое-как расчищенным проходам среди заснеженных улиц, где яростно завывающая метель будто брала разгон, и колкие холодные снежинки заставляли полностью закрывать лицо и идти вслепую. Лекарь задвинул ребенка за спину и скомандовал дергать его за полы одежды, когда нужно будет сворачивать. Да, такой зимы он давно не помнил…
До Синивой улицы в хорошую погоду можно было добраться минут за пять. Однако сейчас Каррим с мальчиком потратили около получаса прежде чем, вздохнув с облегчением, ввалились в небольшой бедный домик с единственной комнатой.
Лекарь огляделся. Хижина уже давно вросла в землю, переживая поколение за поколением своих жильцов. Ее латали-то редко, а уж построить новую и подавно средств не хватало. Окна сейчас были завалены снегом, свечи никто не зажигал, даже в печи еле тлели вчерашние угли. И как только люди могут жить в таких домах, причем веками? Неужто их не раздражает настолько никчемная, страшная жизнь? Каррим брезгливо поежился.
На лавке возле печи стонала женщина. Рядом две девочки примерно лет пяти со страхом смотрели на вошедшего и не знали, куда им деться и что делать. Мальчик подбежал к сестрам и, что-то прошептав им, увел в другой угол дома. Оттуда они все вместе напряженно наблюдали за действиями лекаря.
Каррим скинул верхнюю одежду и подошел к больной. Она была без сознания, но стонала и что-то без конца бормотала. Он откинул одеяло, прощупал пульс и потрогал лоб. Жар, испарина, бред… Состояние тяжелое. Развязав верхние тесемки ее рубахи, чтобы прослушать сердце и легкие, Каррим с удивлением обнаружил, что тело женщины покрыто ярко-розовыми язвами. Что это такое?!
Он резко обернулся к детям:
- Мать уезжала куда-то в последнее время?
- Д-да, господин, - часто закивал мальчик. – С месяц назад… Ехала, кажись, продажу продавать, да с рудней увидаться… Далёко ехала…
- Ясно, - кивнул лекарь. Он еще раз внимательнее осмотрел женщину. М-да… Такого рода болезней в Исре он сроду не встречал. И где эта дура умудрилась заразиться? И ведь сейчас даже не узнать, что это за чума такая, даже в город не съездить за советом…
- Вашу мать сейчас вылечить нельзя, - произнес Каррим и открыл свой берестяной короб с лекарствами. В другом конце комнаты завыли девчонки, поняв его слова буквально.
- А ну-ка тихо! – прикрикнул он. Вот только слушать детские вопли ему тут не хватало! Кивнул мальчишке: - Принеси немного воды.
Тот сорвался с места, загремел в кухонной половине посудой, но довольно быстро вернулся, неся в оду в деревянной плошке.
- Укрой мать одеялом, - снова скомандовал лекарь. Сын сделал и это, оставшись стоять в ожидании около лавки.
Лекарь достал из короба два пузырька с жидкостями и плошку со ступкой. Кинул туда щепотку противожарного порошка, веточку марлики, влил на глаз мятного спирта и экстракта ладны; растолок и добавил воды.
- Эта микстура поможет снять жар, возможно, мать даже придет в себя, - пояснил он мальчику и показал, как нужно ее давать и в каком количестве.
- А с-совсем вылечить маму можно? – прозвучал сзади тоненький голосок одной из девочек.
Лекарь покачал головой:
- У нас в Исре – нет. А везти в город по такой погоде… Она и умереть может. Но вы скажите отцу, что если будет возможность, пусть везет.
Дети смотрели на него с немым страхом. Конечно, их стоило бы обнадежить, но за те деньги, что он увидит (либо же вообще не увидит) от этой семьи, у него не было никакого желания соблюдать тактичность.
- Как закончится лекарство, присылайте отца, - Каррим принялся одеваться. Обернулся на пороге: - Да, и с вас два серебряка, я отдал свои лучшие травы. Придете в следующий раз, несите двойную плату.
Мальчишка круглыми глазами посмотрел ему вслед. Наверняка ему самому даже в руках не доводилось держать две серебряные монеты.

Глава 3

Ему снился огонь иных сфер, красивый неестественно яркой, слепящей и смертоносной красотой… В нем кружили и пели духи и демоны всех вообразимых калибров… Они будто славили его, почитали и признавали одним из Владык… Вот он кружится, в ушах звенит многоголосое необыкновенное пение, он не понимает слов, но чувствует нарастающее напряжение. Его шею обвивает туманная искрящаяся лоза – и тут же мир погружается во тьму.

Каррим вскочил с постели, едва сдержав рвавшийся из горла крик. Перед глазами все еще стояли картины иных сфер, и мозг никак не хотел просыпаться и осознать, что все привидевшееся – лишь странный сон.
- Приснится же такое, - пробормотал он, немного придя в себя.
Демоны, волшебные песнопения, какой-то ритуал… Все так размыто, но невероятно красиво. Они что, убили его? Принесли в жертву? Точно убили – страх до сих пор не дает трезво мыслить. Он никогда серьезно не относился к снам и высмеивал гадалок. Но сейчас ощущения были настолько настоящими… Сердце все еще билось быстрее обычного. Наверное, он слишком много думал о своей руне, вот и привиделись иные сферы, будь они неладны… Когда же, наконец, закончатся эти мучительные дни ожидания?

Прошел месяц с тех пор, как он заказал руну. Зима немного отступила, но поселок все равно находился в некоем полусонном состоянии. Радовало лишь, что заработала шахта, и снова у Каррима появилась работа: кто ногу подвернет, кто инструментом поранится…
Несколько раз приходил мальчик, сын больной женщины. Его отец присылал два серебряка, остальное все обещал отдать, как только староста выплатит деньгами, а не припасами. Каррим злился, но готовил микстуру. Однако, через пару недель ей все равно стало хуже.
- Вот дрянь, - сквозь зубы выругался Каррим, снова осмотрев больную. Пришлось прийти, когда мальчик сказал, что мать снова не встает и бредит, а если прикасаешься к ней – громко стонет.
Язвы на ее теле набухли и гноились. Это уже даже не городская крысиная чума, на которую было подумал лекарь. Он стал приходить через день и накладывать женщине пропитанные марликой повязки, которые сушили гной и не давали заразе распространиться дальше. Детям же строго-настрого запретил касаться тела матери – только кормить и поить настойкой.
- Еще день, и я пойду к этому и карлику и выясню, где моя руна, - обещал он себе в очередной раз, нервно бродя по дому.
Как только потеплеет, болезнь вполне может распространиться, только эпидемии ему тут не хватало! Таких симптомов не было ни в одном справочнике, лекарь даже пытался припомнить, не говорил ли ему про такое городской учитель – но нет. Оставалось лишь гадать, где и как эта несчастная подхватила ее.
Но наступал день следующий, а идти к руноделу Каррим все медлил. Ведь если поторопить мастера, можно оказаться с носом.

Еще не рассвело, но заснуть Каррим больше не смог. Зябко поежившись, он подкинул в тлеющие угли печи несколько поленьев и не спеша принялся готовить сбор для травяного чая.
- Каррим! – от тяжелого удара в дверь с притолоки посыпались щепки.
Лекарь выругался: кого это принесло ни свет ни заря? Руки он успел измазать в соке мирницы, который не засыхал даже при сушке на солнце. Да еще чистой тряпки не оказалось под рукой…
- Каррим, отворяй, леший сын! – теперь он ясно различил голос мастера-рунодела. Каррим заторопился. Его наполнила бешеная, пьянящая радость: неужели, неужели скоро он увидит демона и получит от него все знания, так нужные ему?!
- Сырук!
Карлик так быстро юркнул внутрь, будто за ним шайка разбойников.
- Принес я твой заказ, лекарь, - зашипел рунодел, исподлобья глядя на Каррима. – Будь ты проклят вместе со своим демоном...
Карлик выглядел постаревшим еще на несколько лет и очень уставшим.
- Чуть не сгубил ты меня, ирод, местные балагурят, что не работю, и сферы… - голос Сырука дал петуха: - Да ты хоть знаешь, какую плату затребовал с меня твой демон? Ирод, зверь, монстр…
Мастер снова зашептал, весь как-то сник, и Каррим с изумлением увидел дорожку слез на его щеке.
- Успокойся, Сырук, - лекарь достал из тайника за печью причитавшиеся мастеру деньги. – Купишь пару исцеляющих рун, а местные – они отходчивые…
- Купишь? Купишь?! – карлик гневно сверкнул глазами, его довольно массивные кулаки сжались. – Твой демон! Забрал! У меня! Все!
- Что ты имеешь в виду? - Каррим отступил. Сырук был явно не в себе, а на кулаки его нарываться лекарю не хотелось.
- Все! Все! – надрывался тот. – Умение! Мастерство! Связь!..
- Связь со сферами? Разве такое возможно?!
- Возможно! Возможно… - кажется, карлик наконец-то выдохся.
Он присел на чурку возле печи и достал из кармана маленький черные мешочек, перевязанный шнурком. Таинственный мешочек притягивал взгляд Каррима, будто уже сам был руной.
- Слушь, - прокряхтел Сырук. – Внимательно.
Карлик еще немного помедлил.
- Демон энтот сильный. Если б сам он, по своим каким-то причинам не хотел быть зачарован в руну, я и не стал бы… Даже за твое золото.
Взгляд Сырука был тяжелым словно кузнечный молот. Что же это за демон такой? Неужели рунодел и не предполагал, какую плату тот затребует? Все же опытный мастер…
- Зовут его Бирен, кажется. Но лучше его никак не называть. Он ведает очень много, владеет могущественными знаниями, и что тебе надо – скажет… Но служить будет только одну ночь. Слышишь, лекарь? Ночь!
Каррим кивнул, не отводя взгляда от рук карлика.
- Начаруешь как тьма наступит, с рассветом он уйдет. А я сего дня же уеду, и не вздумай искать меня, коли исход тебя не устроит!
Сырук поднялся, сунул ему в руку мешочек и быстро вышел.


Шнурок легко развязался, и на руку Каррима выпала руна из серого камня; на одной из ее сторон черным шрамом был вычерчен загадочный знак.
- Бирен… - благоговейно прошептал лекарь, проведя большим пальцем по углублениям.
Скоро все свершится. В его голове будут знания, в руках - умения, и вся жизнь переменится. Отчего-то в представлениях Каррима демон должен был передать ему талант, некую волшебную целительскую силу…
Оставалось дождаться ночи. О, благословенная Цуми, как же долго тянутся часы ожидания!
Едва начало темнеть, Каррим запер дверь в дом на массивную щеколду и заставил окна досками, ибо штор у него отродясь не водилось. Центр комнаты нужно было расчистить от хлама: кто знает, какого размера будет демон? Достал редко используемую лампу и влил в нее все свои запасы масла, чтобы хватило на всю ночь. На табурет рядом с кроватью легли бумага и перо для письма.
Волнение накатывало на него морским прибоем тем сильнее, чем ближе был момент призыва. Странно, ведь он даже в первый раз «читал» руну, не особо затрудняясь. Чарование было делом нетрудным, несравнимым с умением руноделов. Сосредоточиться на рунном знаке и произнести заученные слова может каждый, умеющий контролировать свой разум, - и камень разломится, будто выпуская из себя демона. На деле же, естественно, в махонький камень никто духа заточить не сможет, рунодел лишь устанавливает связь между ним и миром нужного ему демона. И эта невидимая нить, сотканная договором, в момент призыва натягивает, будто дорога между мирами, а в мгновение окончания договора – рвется…
Каррим прислушался: точно, пропел первый ночной петух. Пора! В дрожащем свете масляной лампы он взял руну в ладонь.
- Perta le tora sar namar abre selira mirros, Sivre, obiente cre dolar tu spenito le fikos…
Серый камень с тихим треском развалился на две половинки. Несколько мгновений ничего не происходило, и Каррим обмер: неужели он что-то сделал не так?!
Молочно-голубой туман возник из ниоткуда и заполнил дом, превратив ночной полумрак в предрассветную пелену. Где-то на границе слуха раздался гул, будто вздохнул какой-то огромный зверь, и перед лекарем возник демон.
- Ну здравствуй, смертный, - негромко, но звучно пророкотал он, воззрившись обсидиановыми глазами на человека.
Никогда раньше Каррим не видел такого демона. Нет, к нему как раз больше подходило слово «дух»: его полупрозрачное темно-синее тело находилось в локте над полом, и заканчивалось растворявшимся в воздухе туманным «хвостом». Внешне он походил на человека, лишь цвет кожи да глаза… они притягивали, манили и отталкивали одновременно. Казалось, за ними скрываются все тайны возможных миров.
- Чего ты хочешь от меня?
Каррим обвел руками все пространство, куда мог дотянуться:
– Все! Я жажду услышать от тебя все, что ты можешь рассказать! О мастерстве лекарей и травников, о болезнях и проклятиях… Но у нас мало времени, начинай.
Губы духа скривились, и трудно было понять, что это – снисходительная улыбка или презрительно-кислая усмешка.
- Ты замахнулся на то, человек, что порой непостижимо даже для обитателей сфер. Посмотрим, сможешь ли достать…
Бирен заговорил. Его слова будто падали сверху каплями, отягощенными судьбоносной значимостью, и гулко отзывались в сознании Каррима. Он понимал, что до этого сосуд его знаний не был заполнен и на десятую часть.
Порой лекарь молниеносно строчил на бумаге, вносил в свою тетрадь незнакомые названия трав и болезней, неаккуратно и оставляя чернильные кляксы вместо букв. Порой – внимал речам демона, описывающим процесс лечения какой-либо болезни, и силился его запомнить. Один же раз Бирен сделал его образцом для учения, показав действие одного из сильнейших проклятий, у людей называемого «Зимица»…
Демон произнес слова проклятия, и Каррим вдруг почувствовал, как немеет его тело. Холодом сковало сначала ноги, затем руки и тело… Лишь голова довольно долго оставалась здоровой. Так проклятие незримо «замораживало» все тело, и человек умирал, выглядя при этом совершенно здоровым… Бирен не дал проклятию подействовать до конца. В его руках появились свеча и металлический выпуклый предмет, больше всего напоминающий ложку. На огне свечи содержимое сосуда стало дымиться и источать тяжелый, прогорклый запах.
- Это жир…
- Жир, - кивнул дух. – Жир редкой птицы, кою можно увидеть в вашем мире лишь летом, а где зимует она – неизвестно и мне. Как поймать, где искать – ты способен узнать сам. Я лишь ведаю секретом исцеления от проклятия…
- Что… - прохрипел лекарь, чье горло уже начала сковывать «Зимица». – Что за птица?
- Ксалинская сердцеедка.
Капля кипящего жира на «замороженную» часть тела – и Каррим снова смог двигаться. Оставалось разгадать, что же за птица такая, эта сердцеедка? Да и Ксалина давно не существует, это государство исчезло с лика Ронелии тысячи лет назад… Не искать же теперь его руины ради поимки какой-то птички.
- Наше время подходит к концу, смертный. Что ты хотел бы узнать напоследок?
- К концу? – Каррим запаниковал. Семь лет труда, семьсот золотых – и он так мало узнал! – Так мало всего ты успел рассказать! Столько секретов ты знаешь, тайн истинного целительства, граничащего с чудом…
Бирен издал странный смешок:
- Ты хочешь узнать, что такое истинное целительство?
Его полупрозрачная рука потянулась к Карриму, и тот сначала отшатнулся от таявших в полумраке пальцев. Но демон лишь вскользь коснулся головы лекаря, выдохнул – и огненный мотылек на конце фитиля, дававший в доме свет, умер.
- Ну смотри, человеческий лекарь Каррим, каким оно бывает… - прозвучал во тьме таинственный шепот.

Голову Каррима разорвала резкая боль, тьма пронзила его насквозь и унесла сознание в неизведанные края…

Вспышки света перемежались с яркими отрывками чьих-то жизней. Спасенные и умерщвленные, святые и проклятые, люди и нелюди – тысячи, тысячи жизней. Он метался в белом свете, заблудившись в собственных мыслях – или это были мысли Бирена? Страсть все познать, во всем преуспеть, овладеть чем не владеет никто более… Чьи это желания были желания? Его ли?..
Казалось, знания живут в самом существе его. Будто рощи волшебных дерев, вырастали в перед глазами могущественные исполины астрономии и астрологии, мироведения и травничества, науки о населяющих миры существах... И это лишь то, что Бирену было особенно любо. Сколько же всего он знает на самом деле, сколько вообще может знать дух?..
Он чувствовал, как в нем перекатывается, медом переливается сила… Сила иная, чем привыкли понимать ее люди… талант? Можно назвать и так. Это искусство познавать природу всего, впитывать в себя эту природу и помогать ей существовать… Вот что такое истинное целительство.
Каррим блуждал в воспоминаниях, в мировоззрениях Бирена. То в туманно-звездных мирах, в которых нет ничего твердого, оказывался он; то - бестелесным духом в тесной каморке шептал над чьим-то телом странные слова, и затем ощущал, как нити жизни в нем восстанавливаются, из них уходит вредоносное и приходит новое, животворящее...
А то переполненный солнцем луг, на котором ветер шутливо теребил верхушки странной иссиня-зеленой травы. Что это за место? И где-то рядом кому-то нужна помощь… Заглянуть в свое подсознание, найти на нужной полочке решение – и спасти. Там уже все есть, нужно всего лишь найти… Всего лишь найти…

Каррим вынырнул из видения, будто всплыл с многометровой глубины: легкие жгло от нехватки воздуха, и лекарь судорожно втянул в себя живительную порцию. Кашляя и хрипя, он несколько мгновений не мог прийти в себя. Проклятье, что это было?! И неужели он все это время не дышал?
Царившую в доме тьму озарил мерцающий голубоватый свет – по коже демона забегали светлячки. Сквозь щели в досках, загораживающих окна, с боем прорвался первый тусклый луч утреннего солнца.
- Прощай, смертный. Считай, что ты счастливец – то, что смог увидеть и почувствовать ты, доселе не довелось изведать никому из людей… Это знание может погубить, а может освятить твою жизнь, человек. Помни. И прощай.
Лекарь лишь успел поднять взгляд на Бирена, и тот растаял в воздухе, не оставив и следа.


Каррим закрыл глаза: нет, неужели это все? Он столько времени и сил потратил, столько денег заплатил… И это – все?! Конечно, демон рассказал ему то, чего могут не знать лучшие умы Ронелии, а о существовании некоторых вещей они просто и не догадываются… Но это так несоизмеримо мало по сравнению с тем, что Бирен мог ему дать!
Заказывая руну, лекарь думал, что дух будет послушен столько, сколько понадобится, передаст все свои знания – и тогда Карриму не составит труда стать всемирно известным целителем. Ему даже не пришлось бы делать всю эту черную работу: никогда не любил он сбор и заготовку трав, обработку склянок, варку снадобий… Можно лишь быть мудрым советчиком при светских особах и брать в ученики сынков богатых торговцев. Да что там говорить…
А оказалось, что он заплатил семьсот золотых за одну только ночь! Каррим усмехнулся: столько не стоила бы даже ночь с фавориткой правителя Первой столицы, которая, по слухам, порой продавала себя знатным господам за разнообразные политические сведения. А эти воспоминания? Какой смысл был в них?.. Сейчас, спустя некоторое время, они казались Карриму не более чем красивой картинкой, которую он с большим желанием заменил бы несколькими крупицами бесценных знаний.
Лекарь прошелся по дому. В задумчивости снял с одного окна доску, прищурился – уже совсем рассвело, солнце отражалось от снега и слепило глаза.
Листы бумаги зашуршали в его руках, демонстрируя строчки некрасивого шрифта, мудреные сокращения и значки. Каррим попробовал вспомнить все то, что демон успел ему рассказать, но что не успело лечь на бумагу. Однако воображаемые полочки знаний никак не желали систематизироваться; мысли, отягощенные бессонной ночью, плавали в голове, будто мухи в меду. Сделав еще пару пометок в тетради, лекарь прилег на кровать и уже спустя несколько минут забылся тяжелым сном.

Его разбудила какая-то очень важная, но упорно убегавшая мысль. Не открывая глаз, он попытался схватить ее. В голове мелькали жутковатые образы: кровь, язвы на теле, болезнь, женщина… Женщина!
Каррим вскочил: ну конечно, она больна Rossimus kpirre! Кажется, давным-давно в народе эту болезнь называли «кровной простудой». Симптомы, время развития, временные улучшения – все сходится. Лекарь даже не успел подумать, откуда он это знает, ведь Бирен, кажется, напрямую про такое заболевание не говорил. В сумку были скиданы необходимые травы и склянки – ничего экзотического, нужно только приготовить хитрую микстуру… Забыв одеться теплее, Каррим выскочил на улицу в льняных штанах и рубахе, но вернуться и не подумал: важно было скорее убедиться в правильности своей догадки. Бегом он понесся по улице, не обращая внимания на въедливый мороз, постепенно подбирающийся к телу сквозь одежду, посылающий своих ледяных мурашек острыми иголочками прокалывать тонкую человеческую кожу.

Ко времени, когда лекарь добежал на бедного домишки на Синивой улице, его уже колотило от мороза. Кулак с силой ударился в тонкую деревянную дверь.
- Кто? – опасливо проблеял изнутри детский голосок.
- Лекарь, открывай!
- Дяденька… - мальчишка отпер дверь и отскочил, когда Каррим валился внутрь. – Так вчерась же мик… микост… снадобью давали.
- Вылеч-чу, - скулы сводило, и язык не желала выговаривать нужные слова.
В доме у больной было ненамного теплее - будто неделю нетоплено. Пританцовывая, чтобы согреться, Каррим принялся выкладывать на единственный стол, загроможденный грязной посудой с остатками уже замерзшей пшенки, прихваченное имущество. – Топ-пи печь, надо в-воду согреть.
- У нас малым дров, дяденька лекарь, папке некогда запасать... бережём...
- Вылечу мамку, говорю ж тебе! – прикрикнул Каррим. – Жить будет, и дрова у вас будут, и еда горячая…
Вняв наконец радостной вести, мальчонка бегом кинулся растапливать печь. Засунул в топливник сухую древесную кору, мелкие щепки и пару дровишек покрупнее и принялся рьяно дуть, оживляя уснувшие среди золы уголья. Пока разогревалась печь, медленно наполняя воздух выстуженного дома приятным запахом жара, лекарь готовил микстуру, попутно раздавая детям указания:
- Ты – не стой столбом, расчисти стол! Ты – найди чистую глубокую плошку или помой! Ты – приведи в чувство мать. Да не тряси ты ее! Прысни водой на лицо…
Женщина, умытая холодной водой, со стоном пришла в себя. Ее взгляд еще какое-то время непонимающе блуждал по стенам и потолку, худые длинные пальцы рук судорожно сжимали одеяло на груди.
- Святая Мсале… - едва слышно прохрипела она. – Защити моих… деток… когда не станет… меня…
- Успокойся, женщина, я знаю лекарство от твоей болезни.
Взгляд несчастной матери непонимающе уставился на него:
- Гос… господин лекарь?
Каррим кивнул, не особо заботясь о том, что она могла кивка и не увидеть. Лекарство требовало от него сосредоточенности: лишняя крупинка там да недостаток травинки здесь могли сыграть губительную роль. Только бы получилось, только бы его догадка была верна…
Его руки действовали споро и четко, создавая лекарство, которого Каррим раньше никогда не знал и не делал. Пальцы сами крошили сухие листья гнилицы, щепотками кидали в глубокую плошку сонный песок и кристаллы арсской соли, выпаренной из корней редкой крапивы, растущей только в Арссе. В небольшом горшке в печи постепенно закипал марликовый взвар, в котором после растворится приготовленная смесь.
- Вам нужно сесть, - проговорил лекарь, приподнимая больную.
Она была очень слаба, и пришлось посадить рядом с ней сына, иначе без поддержки она бы упала обратно на лавку. Каррим дал ей пожевать небольшой лист мирницы, его кислый вкус и бодрящие свойства немного привели женщину в чувство.
Когда взвар с марликой забулькал, зашипел убегавшими каплями об угли, лекарь вынул горшок с помощью ухвата и выждал несколько минут, покуда тот остыл. Оставалось добавить лекарственную смесь, тщательно все размешать, пока ингредиенты не растворятся и не образуют в своем соединении густой отвар, немного пахнущий морской водой и прелым сеном.
Каррим придвинул вторую лавку к лежанке больной женщины и аккуратно поставил на нее горшок с варевом и взял со стола чистую глубокую ложку.
- Возможно, это очень неприятно пить, - осторожно произнес Каррим – он даже не мог предположить, каково на вкус это неизвестное лекарство. – Но Вам нужно выпить три, а лучше четыре ложки.
Слегка приподняв вверх ее подбородок, лекарь поднес к губам матери наполненную ложку. Она взяла немного лекарства в рот и судорожно сглотнула. Лицо дернулось, будто от испуга, но, пересилив себя, женщина потянулась за следующей порцией. В таком же темпе она выпила еще три ложки, после чего без сил упала на свою подушку.
- Дядя… дяденька… - подал голос ее сын. – А это поможет?
Каррим, сосредоточенно наблюдавший за больной, только кивнул.
- Дяденька лекарь, а как скоро? – впервые обратилась к нему одна из девочек.
- А она совсем-совсем выздоровеет? – вторила другая.
- Тихо! – лекарь сердито посмотрел на детей. Привел самый действенный довод: - Маме нужен покой.
Малыши понятливо примолкли и тоже стали неотрывно смотреть на мать. Некоторое время в доме было слышно лишь дыхание людей да потрескивание печного пламени.
Женщина глубоко вдохнула и открыла глаза. По ее ясному взгляду невозможно было сказать, что она больна.
- Действует… - пораженно смотрел на нее Каррим. – Действует!
Он вскочил, подхватил на руки первого попавшегося ребенка – это оказалась младшая девочка – и закружил ее в комнате. Его переполняла гордость и радость: он вылечил пациента, которого еще вчера считал безнадежно больным! Он вылечил болезнь, о которой раньше даже не догадывался! Семь лет труда потрачены не зря!
Его привели в чувство крики приподнявшейся матери и рев малолетки.
- Отпустите ее, пожалуйста! – повторила женщина. – Она боится высоты!
Каррим поставил напуганного ребенка на пол, и та сразу кинулась к маме. А лекарь автоматически дал указания матери и сыну, как лечиться дальше, и не помня себя от счастья, вернулся домой.

День прошел – по часам, по минутам мучительно вырывая у Каррима свое имущество. Лекарь не находил себе места. Он был счастлив от того, что его мечта вызвать демона и обрести знания сбылась, он теперь может пройти посвящение в мастера в Зеленой Гильдии целителей, переселиться в город и стать одним из лучших; от был в отчаянии от того, что смог узнать так мало, и его сжигало жгучее желание стать не просто мастером-лекарем, но лучшим мастером Ронелии.
Организм требовал сна, но Каррим не мог заснуть, как ни пытался – перед глазами, стоило только положить голову на подушку, вставали картины иных сфер и миров, показанных ему Биреном. Он снова поднимался, в который раз пролистывал свои записи…
На глаза попался обломок серо-черного камешка, валявшийся на деревянном полу. Руна! Помимо воли лекарь потянулся к ней, заметил поодаль вторую ее половинку и поднял обе. Повертел осколки в пальцах, вглядываясь в черные выжженные черточки на поверхности. Собственно, все, что осталось от «руны» - связующего миры знака. Такого маленького и такого могущественного…
- Если бы только можно было еще раз использовать тебя… - покачав головой, пробормотал Каррим камешку.
Использовать… Говорят, второй раз руну использовать невозможно. Когда она раскалывается, демон слышит зов и приходит в наш мир исполнить условия заключенного с руноделом договора. А когда он уходит, эта связь, созданная с помощью знака на камне, навсегда разрывается. Но что… что если связь теряется не до конца? Ведь демон был в этом мире, он пришел по условной дороге от своей сферы и ушел потом тоже по ней… Он должен знать эту дорогу, пусть она и закрыта для него. Сферы должны знать эту дорогу.
Идея, пришедшая в голову Карриму, была совершенно безумной. Но, подумав о таком, он уже не мог не попытаться. Лекарь метнулся к печи, ко входной двери, осматривая пол, но обнаружил на досках лишь растаявший снег. Тогда, накинув плащ, он выбежал на улицу и в сгущающихся зимних сумерках принялся раскапывать большой сугроб у дороги. На том месте должна была быть свалена крупная галька, которой он когда-то давно собирался вымостить дорогу к дому, да все никак не не мог собраться… Да! Онемевшими пальцами, обдирая кожу. Каррим отколупал из-под снега один полукруглый камешек и бережно, держа в ладонях и дыша на них, понес в дом.
Выжечь руну… Лекарь в отчаянии оглядел свой скупой на подарки дом. А что ели не выжечь, а нарисовать? Он выхватил из топливника уголек и, сверяясь со сложенными вместе обломками старой руны, аккуратно вырисовал на гальке такой же знак. Отбросив уголек, он несколько минут стоял посреди дома, на раскрытых ладонь держа свою новую надежду. Когда же Каррим решился, его так колотило от возбуждения, что произнести нужные слова получилось только с третьего раза…
- Perta le tora sar namar abre selira mirros, Sivre, obiente cre dolar tu spenito le fikos…
Едва последний звук вылетел из его уст, воздух в комнате задрожал и наполнился серебристым свечением. Нарастающий гул страшным, казалось, от него вибрировали стены… О Цуми, что же он натворил?!
Уши заложило, галька рассыпалась в его руках мелким песком – последним, что видел Каррим был завывающий Бирен, корчившийся в лучах света иных сфер.



__________________________________
[1] Цуми (ударение на второй слог) – богиня-покровительница лекарей, целителей и травников, защитница всех больных и бедных. Легенда гласит, что много веков назад ее призвал из иных сфер один чаровник, после чего этот могущественный дух остался в этом мире.
[2] Cферами условно называют иные пространства, миры, откуда люди с помощью рун могут призывать демонов и духов.
[3] Чаровник – тот, кто использует руны, т.е. высвобождает заключенные в нее чары призыва.
[4]Демон – в данном тексте значение этого слова восходит к греч. daimwn – «знающий, сведущий».
[5]Классы рун – руны делятся на классы в зависимости от сложности их изготовления и могущества призываемого существа. Существует пять классов, первый – самый сильный. Принято также считать, что возможно изготовить руны «нулевого» класса, призывающие самых могущественных созданий – демонов-владык.
[6]Разбитым камнем пополам открой врата вселенных,
Служи, послушен будь творцам твой дух и тлен бессмертный…
(примерный перевод с «мертвого» древнего языка Ронелии).

Глава 4
Шнурок легко развязался, и на руку Каррима выпала руна из серого камня; на одной из ее сторон черным шрамом был вычерчен загадочный знак. - Бирен… - благоговейно прошептал лекарь, проведя большим пальцем по углублениям. Скоро все свершится. В его голове будут знания, в руках - умения, и вся жизнь переменится. Отчего-то в представлениях Каррима демон должен был передать ему талант, некую волшебную целительскую силу… Оставалось дождаться ночи. О, благословенная Цуми, как же долго тянутся часы ожидания! Едва начало темнеть, Каррим запер дверь в дом на массивную щеколду и заставил окна досками, ибо штор у него отродясь не водилось. Центр комнаты нужно было расчистить от хлама: кто знает, какого размера будет демон? Достал редко используемую лампу и влил в нее все свои запасы масла, чтобы хватило на всю ночь. На табурет рядом с кроватью легли бумага и перо для письма. Волнение накатывало на него морским прибоем тем сильнее, чем ближе был момент призыва. Странно, ведь он даже в первый раз «читал» руну, не особо затрудняясь. Чарование было делом нетрудным, несравнимым с умением руноделов. Сосредоточиться на рунном знаке и произнести заученные слова может каждый, умеющий контролировать свой разум, - и камень разломится, будто выпуская из себя демона. На деле же, естественно, в махонький камень никто духа заточить не сможет, рунодел лишь устанавливает связь между ним и миром нужного ему демона. И эта невидимая нить, сотканная договором, в момент призыва натягивает, будто дорога между мирами, а в мгновение окончания договора – рвется… Каррим прислушался: точно, пропел первый ночной петух. Пора! В дрожащем свете масляной лампы он взял руну в ладонь. - Perta le tora sar namar abre selira mirros, Sivre, obiente cre dolar tu spenito le fikos… * Серый камень с тихим треском развалился на две половинки. Несколько мгновений ничего не происходило, и Каррим обмер: неужели он что-то сделал не так?! Молочно-голубой туман возник из ниоткуда и заполнил дом, превратив ночной полумрак в предрассветную пелену. Где-то на границе слуха раздался гул, будто вздохнул какой-то огромный зверь, и перед лекарем возник демон. - Ну здравствуй, смертный, - негромко, но звучно пророкотал он, воззрившись обсидиановыми глазами на человека. Никогда раньше Каррим не видел такого демона. Нет, к нему даже больше подходило слово «дух»: его полупрозрачное темно-синее тело находилось в локте над полом, и заканчивалось растворявшимся в воздухе туманным «хвостом». Внешне он походил на человека, лишь цвет кожи да глаза… они притягивали, манили и отталкивали одновременно. Казалось, за ними скрываются все тайны возможных миров.
- Чего ты хочешь от меня?
Каррим обвел руками все пространство, куда мог дотянуться:
– Все! Я жажду услышать от тебя все, что ты можешь рассказать! О мастерстве лекарей и травников, о болезнях и проклятиях… Но у нас мало времени, начинай.
Губы духа скривились, и трудно было понять, что это – снисходительная улыбка или презрительно-кислая усмешка.
- Ты замахнулся на то, человек, что порой непостижимо даже для обитателей сфер. Посмотрим, сможешь ли достать…
Бирен заговорил. Его слова будто падали сверху каплями, отягощенными судьбоносной значимостью, и гулко отзывались в сознании Каррима. Он понимал, что до этого сосуд его знаний не был заполнен и на десятую часть.
Порой лекарь молниеносно строчил на бумаге, вносил в свою тетрадь незнакомые названия трав и болезней, неаккуратно и оставляя чернильные кляксы вместо букв. Порой – внимал речам демона, описывающим процесс лечения какой-либо болезни, и силился его запомнить. Один же раз Бирен сделал его образцом для учения, показав действие одного из сильнейших проклятий, у людей называемого «Зимица»…
Демон произнес слова проклятия, и Каррим вдруг почувствовал, как немеет его тело. Холодом сковало сначала ноги, затем руки и тело… Лишь голова довольно долго оставалась здоровой. Так проклятие незримо «замораживало» все тело, и человек умирал, выглядя при этом совершенно здоровым… Бирен не дал проклятию подействовать до конца. В его руках появились свеча и металлический выпуклый предмет, больше всего напоминающий ложку. На огне свечи содержимое сосуда стало дымиться и источать тяжелый, прогорклый запах.
- Это жир…
- Жир, - кивнул дух. – Жир редкой птицы, кою можно увидеть в вашем мире лишь летом, а где зимует она – неизвестно и мне. Как поймать, где искать – ты способен узнать сам. Я лишь ведаю секретом исцеления от проклятия…
- Что… - прохрипел лекарь, чье горло уже начала сковывать «Зимица». – Что за птица?
- Ксалинская сердцеедка.
Капля кипящего жира на «замороженную» часть тела – и Каррим снова смог двигаться. Оставалось разгадать, что же за птица такая, эта сердцеедка? Да и Ксалина давно не существует, это государство исчезло с лика Ронелии тысячи лет назад… Не искать же теперь его руины ради поимки какой-то птички.
- Наше время подходит к концу, смертный. Что ты хотел бы узнать напоследок?
- К концу? – Каррим запаниковал. Семь лет труда, семьсот золотых – и он так мало узнал! – Так мало всего ты успел рассказать! Столько секретов ты знаешь, тайн истинного целительства, граничащего с чудом…
Бирен издал странный смешок:
- Ты хочешь узнать, что такое истинное целительство?
Его полупрозрачная рука потянулась к Карриму, и тот сначала отшатнулся, разглядев в полумраке таявшие в воздухе пальцы. Но демон лишь вскользь коснулся головы лекаря, выдохнул – и огненный мотылек на конце фитиля, дававший в доме свет, умер.
- Ну смотри, человеческий лекарь Каррим, каким оно бывает… - прозвучал во тьме таинственный шепот.
Голову Каррима разорвала резкая боль, тьма пронзила его насквозь и унесла сознание в неизведанные края…

Вспышки света перемежались с яркими отрывками чьих-то жизней. Спасенные и умерщвленные, святые и проклятые, люди и нелюди – тысячи, тысячи жизней. Он метался в белом свете, заблудившись в собственных мыслях – или это были мысли Бирена? Страсть все познать, во всем преуспеть, овладеть чем не владеет никто более… Чьи это желания были желания? Его ли?..
Казалось, знания живут в самом существе его. Будто рощи волшебных дерев, вырастали в перед глазами могущественные исполины астрономии и астрологии, мироведения и травничества, науки о населяющих миры существах... И это лишь то, что Бирену было особенно любо. Сколько же всего он знает на самом деле, сколько вообще может знать дух?..
Он чувствовал, как в нем перекатывается, медом переливается сила… Сила иная, чем привыкли понимать ее люди… талант? Можно назвать и так. Это искусство познавать природу всего, впитывать в себя эту природу и помогать ей существовать… Вот что такое истинное целительство.
Каррим блуждал в воспоминаниях, в мировоззрениях Бирена. То в туманно-звездных мирах, в которых нет ничего твердого, оказывался он; то - бестелесным духом в тесной каморке шептал над чьим-то телом странные слова, и затем ощущал, как нити жизни в нем восстанавливаются, из них уходит вредоносное и приходит новое, животворящее...
А то переполненный солнцем луг, на котором ветер шутливо теребил верхушки странной иссиня-зеленой травы. Что это за место? И где-то рядом кому-то нужна помощь… Заглянуть в свое подсознание, найти на нужной полочке решение – и спасти. Там уже все есть, нужно всего лишь найти… Всего лишь найти…

Каррим вынырнул из видения, будто всплыл с многометровой глубины: легкие жгло от нехватки воздуха, и лекарь судорожно втянул в себя живительную порцию. Кашляя и хрипя, он несколько мгновений не мог прийти в себя. Проклятье, что это было?! И неужели он все это время не дышал?
Царившую в доме тьму озарил мерцающий голубоватый свет – по коже демона забегали светлячки. Сквозь щели в досках, загораживающих окна, с боем прорвался первый тусклый луч утреннего солнца.
- Прощай, смертный. Считай, что ты счастливец – то, что смог увидеть и почувствовать ты, доселе не довелось изведать никому из людей… Это знание может погубить, а может освятить твою жизнь, человек. Помни. И прощай.
Лекарь лишь успел поднять взгляд на Бирена, и тот растаял в воздухе, не оставив и следа.

___________________________________________
* Разбитым камнем пополам открой врата вселенных,
Служи, послушен будь творцам твой дух и тлен бессмертный…
(примерный перевод с «мертвого» древнего языка Ронелии).

Демон. Демон и дух используются как слова-синонимы. Значение слова "демон" восходит к греч. daimwn – «знающий, сведущий». Демоны обитают в местах, которые люди условно называют "иными сферами". Их существование как таковое никак не связано с людьми, однако одаренные и обученные люди могут призывать их для службы с помощью специально созданных рун.
Классы рун. Руны делятся на классы в зависимости от сложности их изготовления и могущества призываемого существа. Существует пять К., первые – самые сильные. Принято также считать, что возможно изготовить руны «нулевого» К., призывающих самых могущественных созданий – демонов-владык.
Плата. Принято говорить, что за создание рун "сферы требуют плату". На самом деле, П. требуют не сами сферы, а демон, с которым заключается договор. Размер П. соответствует классу демона - больше, чем он может взять, он не имеет права требовать. П. может служить жизнь рунодела: жизнь живого телесного существа (а также знания, таланты и умения человека), для демонов является эквивалентом их силы, могущества. Но точно известно, что рядовой демон не может забрать у человека всё и вмиг стать владыкой - четкая иерархия в их мире не позволяет "прыгнуть выше", чем они есть.
Руна. Как правило, представляет собой небольшой камень белого или серого цвета (подходит любой достаточно прочный природный материал) с черным знаком, будто бы выжженным или выгравированным на одной их сторон. Этот знак появляется при проведении "ритуала связи", который могут совершать только одаренные и обученные люди - руноделы. Рунодел создает связь, ниточку между мирами, которая укрепляется, если ему удалось договориться с нужным демоном. Если договор заключен и обговорена плата за вызов, в Р. заключаются так называемые "чары призыва", и с этих пор любой чаровник может высвободить их, тем самым призвав данного конкретного демона на службу.
Рунодел. Всех официально рожденных детей в Ронелии мастера-руноделы сразу же проверяют на наличие "дара связи". Как это происходит - хранится в строжайшей тайне для предотвращения появления руноделов-самоучек. Все талантливые дети записываются в международный реестр и по достижении совершеннолетия отдаются на обучение к выбранному мастеру. Р. способен устанавливать связь с иными сферами и заключать договоры с демонами. Как правило, за это сферы требуют плату (см. Плата).
Сфера. Сферами условно называют иные пространства, миры, откуда люди с помощью рун могут призывать духов и демонов.
Типы рун. Существует 4 основных типа рун: руны войны, руны мудрости, руны куначества (см.Куначество) и руны-веды (см.Руны-веды). Последние – самые редкие, знания о них практически утрачены. Каждый тип объединяет множество рун (а, соответственно, и элементалей) различной специализации: к примеру, руны мудрости включаются в себя всех духов, помогающих чаровникам в различных науках, делящихся своей мудростью, умениями. Как правило, такие духи бестелесны, ибо их сила нематериальна.
Куначество (руны куначества). Куначество – (от «кунак» - название самого распространенного в Ронелии клана горцев) обычай, связывающий кунаков обязательством взаимной дружбы, защиты, помощи, гостеприимства. В случае с определением типа руны под куначеством понимается все, так или иначе касающееся отношений между людьми, чувств и пр.
Руны-веды. Руны, вызывающие духов-прорицателей, судьбоносных духов, а также защитников, служащих чаровнику до конца его жизни. Очень редкие руны, знания о них практически утрачены, а новых не находили уже несколько сотен лет.
Чаровник. Человек, который использует руны, т.е. высвобождает заключенные в нее чары призыва.

Каррим закрыл глаза: нет, неужели это все? Он столько времени и сил потратил, столько денег заплатил… И это – все?! Конечно, демон рассказал ему то, чего могут не знать лучшие умы Ронелии, а о существовании некоторых вещей они просто и не догадываются… Но это так несоизмеримо мало по сравнению с тем, что Бирен мог ему дать!
Заказывая руну, лекарь думал, что дух будет послушен столько, сколько понадобится, передаст все свои знания – и тогда Карриму не составит труда стать всемирно известным целителем. Ему даже не пришлось бы делать всю эту черную работу: никогда не любил он сбор и заготовку трав, обработку склянок, варку снадобий… Можно лишь быть мудрым советчиком при светских особах и брать в ученики сынков богатых торговцев. Да что там говорить…
А оказалось, что он заплатил семьсот золотых за одну только ночь! Каррим усмехнулся: столько не стоила бы даже ночь с фавориткой правителя Первой столицы, которая, по слухам, порой продавала себя знатным господам за разнообразные политические сведения. А эти воспоминания? Какой смысл был в них?.. Сейчас, спустя некоторое время, они казались Карриму не более чем красивой картинкой, которую он с большим желанием заменил бы несколькими крупицами бесценных знаний.
Лекарь прошелся по дому. В задумчивости снял с одного окна доску, прищурился – уже совсем рассвело, солнце отражалось от снега и слепило глаза.
Листы бумаги зашуршали в его руках, демонстрируя строчки некрасивого шрифта, мудреные сокращения и значки. Каррим попробовал вспомнить все то, что демон успел ему рассказать, но что не успело лечь на бумагу. Однако воображаемые полочки знаний никак не желали систематизироваться; мысли, отягощенные бессонной ночью, плавали в голове, будто мухи в меду. Сделав еще пару пометок в тетради, лекарь прилег на кровать и уже спустя несколько минут забылся тяжелым сном.

Его разбудила какая-то очень важная, но упорно убегавшая мысль. Не открывая глаз, он попытался схватить ее. В голове мелькали жутковатые образы: кровь, язвы на теле, болезнь, женщина… Женщина!
Каррим вскочил: ну конечно, она больна Rossimus kpirre! Кажется, давным-давно в народе эту болезнь называли «кровной простудой». Симптомы, время развития, временные улучшения – все сходится. Лекарь даже не успел подумать, откуда он это знает, ведь Бирен, кажется, напрямую про такое заболевание не говорил. В сумку были скиданы необходимые травы и склянки – ничего экзотического, нужно только приготовить хитрую микстуру… Забыв одеться теплее, Каррим выскочил на улицу в льняных штанах и рубахе, но вернуться и не подумал: важно было скорее убедиться в правильности своей догадки. Бегом он понесся по улице, не обращая внимания на въедливый мороз, постепенно подбирающийся к телу сквозь одежду, посылающий своих ледяных мурашек острыми иголочками прокалывать тонкую человеческую кожу.

Ко времени, когда лекарь добежал на бедного домишки на Синивой улице, его уже колотило от мороза. Кулак с силой ударился в тонкую деревянную дверь.
- Кто? – опасливо проблеял изнутри детский голосок.
- Лекарь, открывай!
- Дяденька… - мальчишка отпер дверь и отскочил, когда Каррим валился внутрь. – Так вчерась же мик… микост… снадобью давали.
- Вылеч-чу, - скулы сводило, и язык не желала выговаривать нужные слова.
В доме у больной было ненамного теплее - будто неделю нетоплено. Пританцовывая, чтобы согреться, Каррим принялся выкладывать на единственный стол, загроможденный грязной посудой с остатками уже замерзшей пшенки, прихваченное имущество. – Топ-пи печь, надо в-воду согреть.
- У нас малым дров, дяденька лекарь, папке некогда запасать... бережём...
- Вылечу мамку, говорю ж тебе! – прикрикнул Каррим. – Жить будет, и дрова у вас будут, и еда горячая…
Вняв наконец радостной вести, мальчонка бегом кинулся растапливать печь. Засунул в топливник сухую древесную кору, мелкие щепки и пару дровишек покрупнее и принялся рьяно дуть, оживляя уснувшие среди золы уголья. Пока разогревалась печь, медленно наполняя воздух выстуженного дома приятным запахом жара, лекарь готовил микстуру, попутно раздавая детям указания:
- Ты – не стой столбом, расчисти стол! Ты – найди чистую глубокую плошку или помой! Ты – приведи в чувство мать. Да не тряси ты ее! Прысни водой на лицо…
Женщина, умытая холодной водой, со стоном пришла в себя. Ее взгляд еще какое-то время непонимающе блуждал по стенам и потолку, худые длинные пальцы рук судорожно сжимали одеяло на груди.
- Святая Мсале… - едва слышно прохрипела она. – Защити моих… деток… когда не станет… меня…
- Успокойся, женщина, я знаю лекарство от твоей болезни.
Взгляд несчастной матери непонимающе уставился на него:
- Гос… господин лекарь?
Каррим кивнул, не особо заботясь о том, что она могла кивка и не увидеть. Лекарство требовало от него сосредоточенности: лишняя крупинка там да недостаток травинки здесь могли сыграть губительную роль. Только бы получилось, только бы его догадка была верна…
Его руки действовали споро и четко, создавая лекарство, которого Каррим раньше никогда не знал и не делал. Пальцы сами крошили сухие листья гнилицы, щепотками кидали в глубокую плошку сонный песок и кристаллы арсской соли, выпаренной из корней редкой крапивы, растущей только в Арссе. В небольшом горшке в печи постепенно закипал марликовый взвар, в котором после растворится приготовленная смесь.
- Вам нужно сесть, - проговорил лекарь, приподнимая больную.
Она была очень слаба, и пришлось посадить рядом с ней сына, иначе без поддержки она бы упала обратно на лавку. Каррим дал ей пожевать небольшой лист мирницы, его кислый вкус и бодрящие свойства немного привели женщину в чувство.
Когда взвар с марликой забулькал, зашипел убегавшими каплями об угли, лекарь вынул горшок с помощью ухвата и выждал несколько минут, покуда тот остыл. Оставалось добавить лекарственную смесь, тщательно все размешать, пока ингредиенты не растворятся и не образуют в своем соединении густой отвар, немного пахнущий морской водой и прелым сеном.
Каррим придвинул вторую лавку к лежанке больной женщины и аккуратно поставил на нее горшок с варевом и взял со стола чистую глубокую ложку.
- Возможно, это очень неприятно пить, - осторожно произнес Каррим – он даже не мог предположить, каково на вкус это неизвестное лекарство. – Но Вам нужно выпить три, а лучше четыре ложки.
Слегка приподняв вверх ее подбородок, лекарь поднес к губам матери наполненную ложку. Она взяла немного лекарства в рот и судорожно сглотнула. Лицо дернулось, будто от испуга, но, пересилив себя, женщина потянулась за следующей порцией. В таком же темпе она выпила еще три ложки, после чего без сил упала на свою подушку.
- Дядя… дяденька… - подал голос ее сын. – А это поможет?
Каррим, сосредоточенно наблюдавший за больной, только кивнул.
- Дяденька лекарь, а как скоро? – впервые обратилась к нему одна из девочек.
- А она совсем-совсем выздоровеет? – вторила другая.
- Тихо! – лекарь сердито посмотрел на детей. Привел самый действенный довод: - Маме нужен покой.
Малыши понятливо примолкли и тоже стали неотрывно смотреть на мать. Некоторое время в доме было слышно лишь дыхание людей да потрескивание печного пламени.
Женщина глубоко вдохнула и открыла глаза. По ее ясному взгляду невозможно было сказать, что она больна.
- Действует… - пораженно смотрел на нее Каррим. – Действует!
Он вскочил, подхватил на руки первого попавшегося ребенка – это оказалась младшая девочка – и закружил ее в комнате. Его переполняла гордость и радость: он вылечил пациента, которого еще вчера считал безнадежно больным! Он вылечил болезнь, о которой раньше даже не догадывался! Семь лет труда потрачены не зря!
Его привели в чувство крики приподнявшейся матери и рев малолетки.
- Отпустите ее, пожалуйста! – повторила женщина. – Она боится высоты!
Каррим поставил напуганного ребенка на пол, и та сразу кинулась к маме. А лекарь автоматически дал указания матери и сыну, как лечиться дальше, и не помня себя от счастья, вернулся домой.

День прошел – по часам, по минутам мучительно вырывая у Каррима свое имущество. Лекарь не находил себе места. Он был счастлив от того, что его мечта вызвать демона и обрести знания сбылась, он теперь может пройти посвящение в мастера в Зеленой Гильдии целителей, переселиться в город и стать одним из лучших; от был в отчаянии от того, что смог узнать так мало, и его сжигало жгучее желание стать не просто мастером-лекарем, но лучшим мастером Ронелии.
Организм требовал сна, но Каррим не мог заснуть, как ни пытался – перед глазами, стоило только положить голову на подушку, вставали картины иных сфер и миров, показанных ему Биреном. Он снова поднимался, в который раз пролистывал свои записи…
На глаза попался обломок серо-черного камешка, валявшийся на деревянном полу. Руна! Помимо воли лекарь потянулся к ней, заметил поодаль вторую ее половинку и поднял обе. Повертел осколки в пальцах, вглядываясь в черные выжженные черточки на поверхности. Собственно, все, что осталось от «руны» - связующего миры знака. Такого маленького и такого могущественного…
- Если бы только можно было еще раз использовать тебя… - покачав головой, пробормотал Каррим камешку.
Использовать… Говорят, второй раз руну использовать невозможно. Когда она раскалывается, демон слышит зов и приходит в наш мир исполнить условия заключенного с руноделом договора. А когда он уходит, эта связь, созданная с помощью знака на камне, навсегда разрывается. Но что… что если связь теряется не до конца? Ведь демон был в этом мире, он пришел по условной дороге от своей сферы и ушел потом тоже по ней… Он должен знать эту дорогу, пусть она и закрыта для него. Сферы должны знать эту дорогу.
Идея, пришедшая в голову Карриму, была совершенно безумной. Но, подумав о таком, он уже не мог не попытаться. Лекарь метнулся к печи, ко входной двери, осматривая пол, но обнаружил на досках лишь растаявший снег. Тогда, накинув плащ, он выбежал на улицу и в сгущающихся зимних сумерках принялся раскапывать большой сугроб у дороги. На том месте должна была быть свалена крупная галька, которой он когда-то давно собирался вымостить дорогу к дому, да все никак не не мог собраться… Да! Онемевшими пальцами, обдирая кожу. Каррим отколупал из-под снега один полукруглый камешек и бережно, держа в ладонях и дыша на них, понес в дом.
Выжечь руну… Лекарь в отчаянии оглядел свой скупой на подарки дом. А что ели не выжечь, а нарисовать? Он выхватил из топливника уголек и, сверяясь со сложенными вместе обломками старой руны, аккуратно вырисовал на гальке такой же знак. Отбросив уголек, он несколько минут стоял посреди дома, на раскрытых ладонь держа свою новую надежду. Когда же Каррим решился, его так колотило от возбуждения, что произнести нужные слова получилось только с третьего раза…
- Perta le tora sar namar abre selira mirros, Sivre, obiente cre dolar tu spenito le fikos…
Едва последний звук вылетел из его уст, воздух в комнате задрожал и наполнился серебристым свечением. Нарастающий гул страшным, казалось, от него вибрировали стены… О Цуми, что же он натворил?!
Уши заложило, галька рассыпалась в его руках мелким песком – последним, что видел Каррим был завывающий Бирен, корчившийся в лучах света иных сфер.

ЧАСТЬ 2. *пока без названия*
Глава 1

- Дяденька, дяденька! – кто-то тормошил его, больно впиваясь в плечо тонкими пальцами.
Он с трудом разлепил глаза. Голова звенела, будто медный колокол, тело ныло и совершенно не слушалось. Несколько раз моргнув, он разглядел перед собой лицо мальчика, одетого в какие-то лохмотья.
- Мама, он здесь! – махнул ребенок рукой.
- Ну нахонец-то! – на колени перед ним кинулась какая-то женщина. – Мы уж думали, похибли вы, хаспадин лекарь, блаходарить вас пришли – а тут накось, пожарище!
Так вот почему так тяжело дышать, а в воздухе витает призрачно-серая дымка… До сознания пострадавшего все доходило медленно. Он тщетно пытался понять, кто он и где находится, но в голове лишь упорно мелькали повторяющиеся образы: слепящий свет, чьи-то завывания, грохот, звезды на иссиня-черном небе и ярко-зеленая трава…
- Какая трава, дяденька, - оказывается, последние слова он произнес вслух. – Зима же ж.
Он приподнялся на локтях и, превозмогая боль, растерянно осмотрелся. Мир вокруг казался совершенно незнакомым. Он лежал недалеко от догорающего дома, крыша его уже обвалилась, деревянные стены карточным домиком сложились вокруг печной трубы. Пропахшая гарью одежда была почти не повреждена; из сильно оцарапанной ноги сочилась кровь, обагряя снег. Странно, раз снег – должно быть холодно… Но его тело будто онемело, не чувствуя ни боли, ни холода. Хотя, на удивление, он не так уж сильно пострадал. Наверное, успел вовремя выбраться из дома…
- Хаспадин лекарь, за вашу помочь позвольте у себя вас приютить, покудова дом новый не найдете…
Пострадавший хмуро смотрел на лебезящую перед ним женщину. Собственная голова казалась ему пустой бутылкой из-под вина: все драгоценное содержимое кто-то выпил, осталось лишь звенящее стекло. Совершенно бесполезное... совершенно пустое…
- Кто… - он облизнул пересохшие губы и посмотрел в глаза женщине. – Кто я?

Когда создается руна и заключается договор с демоном, создается связь между сферами - условно говоря, "путь", по которому демон приходит в мир людей, а после уходит, и эта дорога исчезает (обо всем этом было сказано в тексте). Порой, когда демон достаточно сильный, связь истаивает постепенно, и умелый рунодел даже может ее увидеть в течение какого-то времени. Однако, полностью восстановить ее снова и заставить демона появиться еще раз, когда договор уже исполнен, невозможно. Последствия непредсказуемы.
Когда же Каррим, идя на поводу у своего желания стать самым искусным лекарем, обрести славу и богатство, сам рисует знак и использует руну второй раз, обстоятельства складываются роковым образом: оставалась еще слабая связь между сферами; сам Бирен, заинтересованный человеческим миром, хотел побывать в нем еще раз и изучить его; жгучее желание Каррима усилило связь между сферами.
В итоге демон снова попал в человеческий мир, но "ниточка" оказалась все же недостаточно сильна и порвалась. Бирен потерял связь со своим миром, потерял часть своего могущества и, чтобы выжить, вселился в тело Каррима. Оба пострадали: Бирен потерял рассудок, осталась только неконтролируемая демоническая сущность в человеческом теле; Каррим потерял память.
Далее по сюжету следуют не очень приятные последствия такого соседства и долгие поиски героем не только способа узнать, что с ним случилось и как от этого избавиться, но и своего собственного "я".

ЧАСТЬ 2. *пока без названия*
Глава 1

- Дяденька, дяденька! – кто-то тормошил его, больно впиваясь в плечо тонкими пальцами.
Он с трудом разлепил глаза. Голова звенела, будто медный колокол, тело ныло и совершенно не слушалось. Несколько раз моргнув, он разглядел перед собой лицо мальчика, одетого в какие-то лохмотья.
- Мама, он здесь! – махнул ребенок рукой.
- О, славься, Мсале и сестра ее Цуми! – на колени перед ним кинулась какая-то женщина. – Мы уж думали, похибли вы, хаспадин лекарь, блаходарить вас пришли – а тут накось, пожаришше!
Так вот почему так тяжело дышать, а в воздухе витает призрачно-серая дымка… До сознания пострадавшего все доходило медленно. Он тщетно пытался понять, кто он и где находится, но в голове лишь упорно мелькали повторяющиеся образы: слепящий свет, чьи-то завывания, грохот, звезды на иссиня-черном небе и ярко-зеленая трава…
- Какая трава, дяденька, - оказывается, последние слова он произнес вслух. – Зима же ж.
Он приподнялся на локтях и, превозмогая боль, растерянно осмотрелся. Мир вокруг казался совершенно незнакомым. Он лежал недалеко от догорающего дома, крыша его уже обвалилась, деревянные стены карточным домиком сложились вокруг печной трубы. Пропахшая гарью одежда была почти не повреждена; из сильно оцарапанной ноги сочилась кровь, обагряя снег. Странно, раз снег – должно быть холодно… Но его тело будто онемело, не чувствуя ни боли, ни холода. На удивление, он не так уж сильно пострадал. Наверное, успел вовремя выбраться из дома…
- Да как же такое случилось, хаспадин лекарь? – запричитала женщина. – Что ж за напасть свалилась на такого человека… Слава бохам, вы уцелели, выбрались… Не иначе Цуми заступилась, посланника своего спасая…
Ее реплики зависали в воздухе, разделяя участь с постепенно таявшим дымом. Поняв, что ответа не дождется, женщина предложила:
- Хаспадин лекарь, за вашу помошшь позвольте у себя вас приютить, покудова дом новый не найдете.
Пострадавший хмуро посмотрел на лебезящую перед ним женщину. Собственная голова казалась ему пустой бутылкой из-под вина: все драгоценное содержимое кто-то выпил, осталось лишь звенящее стекло. Совершенно бесполезное... совершенно пустое…
- Кто… - он облизнул пересохшие губы и посмотрел в глаза женщине. – Кто я?
Мальчик переглянулся с мамой. Несмело выговорил:
- То как же… лекарь вы, господин… Неужто не помните?
Он осторожно, будто стараясь не расплескать остатки памяти, покачал головой.
- Ничего… ничего не помню…
- Каррим ваше имя, хаспадин, - женщина явно не знала, что же теперь с ним таким делать. – Может, вспомнитса ишшо, вам покой нужен, раны залечить…
Под ее растерянное бормотание и с ее помощью Каррим поднялся на ноги. Он не видел серьезных ранений, кроме глубокой царапины на ноге, но отчего-то все тело ныло и отказывалось подчиняться. Будто и не его вовсе… Опираясь на плечи матери и сына, Каррим кое-как поковылял прочь от сгоревшего дома, когда-то, кажется, бывшего его собственным. Сейчас было слишком сложно осмыслить, кем он был и кем будет, где будет жить дальше. Он даже не мог знать, насколько удобно пользоваться помощью этих людей. И что он сделал для них такого, Каррим не решился спросить…
Его спасители привели пострадавшего в свой худой, бедный домик. Женщина беспрестанно извинялась, что не может предложить ему что-то лучшее, чем миска пустой картофельной похлебки да жесткая лавка около печи, но Каррим сейчас был бы благодарен и за меньшее. Для него даже нашлась другая одежда, простая, но чистая и оттого приятная вдвойне – наверное, мужа. Забота Сэйфулии – так звали женщину, – чужая и какая-то пресмыкающаяся, тем не менее, на время изгоняла из его души чувство потери и опустошенности. Терпя омовение раны жесткой губкой, он даже старался шутить с двумя девочками, со страхом поглядывающими на него из противоположного угла. Казалось, они его боялись. Неужто он когда-то посмел их обидеть? О боги, сколько вопросов… Не думать, не думать, не думать…
День прошел в относительном спокойствии. Семейство, спасшее его, ходило вокруг на цыпочках, а Каррим пытался хоть немного поспать, восстановить силы. Ведь не вечно же здесь оставаться… Но куда идти? Есть ли у него родные, хотя бы не здесь, но где-то еще? Есть ли вообще хоть кто-нибудь в его жизни? Судя по тому, что он жил один, и после возгорания дома никто не спохватился – нет…
Каррим снова и снова старался отогнать тяжелые мысли. От них еще сильнее болела голова, а при малейшей попытке рассудка погрузиться в спасительную тьму, перед глазами вспыхивали жуткие, яркие и непонятные видения. К вечеру Карриму становилось все хуже. Он уже не мог закрыть глаза, чтобы не увидеть ярких вспышек памяти. Синее сияние, огонь, какие-то камни и какие-то закорючки на бумаге… Секундные, недолгие видения сменяли друг друга, сопровождаясь то чьим-то монотонным бормотанием, то дикими криками…
- Куда ж вы, хаспадин мой… - Сэйфулия поймала его у двери, и Каррим на мгновение пришел в себя.
- Пусти… - он запоздало понял, что с силой оттолкнул добрую женщину, и снова потерял контроль над собой.
Он был болен и устал, половина его рассудка хотела остаться и поспать – а другая половина рвалась куда-то, заполняя все мысли только стремлением убежать подальше от людей. Каррим будто терял сознание, все реже и реже приходя в себя, и уже был не в состоянии контролировать свое тело. В краткие моменты просветления он обнаруживал себя то бегущим по улице – было уже темно, и он не мог понять, куда направляется, - то упавшим в снег, то мечущимся среди деревьев в темном лесу…

Луч утреннего солнца пощекотал его ресницы и заставил проснуться. Позднее утро вовсю щебетало, блестело и радовалось жизни. Каррим, щурясь, приподнялся и попытался понять, где находится.
- О, милосердная Цуми… - непроизвольно повторил он молитву Сэйфулии.
Он сидел на снегу посреди лесной поляны. Точнее, лишь недавно бывшие здесь заросли стали поляной… Создавалось впечатление, что здесь поработало войско безумных лесорубов: снег на десяток метров окрест был плотно втоптан, все деревья повалены и исцарапаны, а кусты попросту искрошены в щепы… Кое-где на грязном снегу алела недавно пролитая кровь. И этот небольшой кусочек бывшего леса как будто вымер – даже птицы пели где-то вдалеке.
Голова Каррима снова звенела, а от увиденного ему стало еще хуже. Он приложил пальцы к вискам и с силой потер, надеясь хоть как-то унять боль. Постепенно холод, который отчего-то раньше пощадил его, стал пробираться глубже в кожу. Именно он и помог лекарю опомниться, и к нему понемногу возвратилась способность трезво мыслить, не обращая внимания на звон в ушах. Он с отвращением и ужасом оглядел себя: одежда, которую вчера ему дала Сэйфулия, за ночь превратилась в лохмотья; на теле там и тут виднелись порезы, на руках же запеклась кровь, и все пальцы ныли от древесных заноз. Каррим снова медленно обвел взглядом поляну. Еще раз посмотрел на свои руки.
- О боги… - прошептал он, чувствуя, как по щеке скатилась слеза. – Что же вы сделали со мной? Что я сам с собой мог сделать?!..

Мы начинаемся с чуда. А заканчиваемся или пустотой, или памятью.

Природа непознанна даже когда изучена. Мы знаем, как появляется на свет любое живое существо - от лягушки до человека. Но что заставило нас появляться на свет? Что заставляет обычный желток и белок становиться пушистым цыпленком, состоящим, в сущности, из мяса и костей, когда чуть ранее он был некоей жидкой субстанцией? Что заставляет яйцеклетку становиться человеком - разумным, думающим, чувствующим? Хотя до этого она была, в сущности, ничем. ЧУДО. У меня нет другого ответа.
Чудо природы неповторимо. Мы с радостью и улыбкой смотрим, как растет наш домашний котенок, игривый и беззаботный. Мы ненавидим вредных насекомых и хищных животных. Мы дружим и враждуем друг с другом. Возможность всего этого нам подарила природа - великая, могущественная и неповторимая.
Но мы живем, часто не думая об этом и не придавая ей ценности.

...И вот мы появились на свет. Нас чему-то учат, хорошо или не очень, мы сначала учимся идти по проторенной дорожке, а потом или идем по ней всю жизнь, или смело ступаем на новые тропы. Мы выбираем, как жить и как поступать.
Мы мечтаем. О больших ли деньгах и муже-милиардере, о дорогой ли тачке и вечной холостяцкой свободе, о семье ли или о домике на берегу моря - у каждого мечта своя. Какая-то более правильная, какая-то менее...
Мы строим планы. Что-то можем сделать завтра, что-то через месяц, а что-то, возможно, будет у нас через пять лет. Ах, скорее бы!

...Но вдруг нас не стало. Оборвалась ниточка судьбы, пропала жизнь, стоят недостроенными начатые замки... Где мы теперь? Нет и не будет уже жизненного тепла. А в памяти? Есть ли?
О нас могут помнить родные. Друзья. Знакомые. Даже кто-то еще, если мы исчезли публично. Но что мы сами помнили бы о себе? И как долго?
Ведь рано или поздно все забудется, и только имя да старые фото расскажут близким о том, что мы были...
И только страшно за родных, которые останутся существовать уже после... Больно. Но и боль вскоре заменится пустотой...

***

Я не боюсь смерти. Я боюсь пустоты, которая может остаться, когда меня не станет. Боюсь неосуществленных мечтаний и планов, которые не успею выполнить - кто их выполнит за меня? Боюсь обрыва нити.
Именно поэтому страшно, когда умирают молодые... Не успевшие создать семью и родить детей, не успевшие добиться хотя бы части того, к чему стремились... Даже не так страшно, когда умирают в расцвете лет уже сложившиеся люди - да, они могли бы сделать еще много, но и оставить после себя что-то успели.
Пожалуй, именно этого я боюсь больше всего... Беспамятства. О самой себе.

Тонкий холодный луч тянулся сквозь комнату, разделяя пополам ковер, большую двуспальную кровать и двух людей, сидящих по разные стороны. В приоткрытое окно морозный ветер приносил редкие снежинки, устилавшие пол прозрачными блестками.
- Я больше не вернусь.
Женщина, такая бледная и тонкая, что казалась призраком, продолжала молчать.
- Ты слышишь, Садди? – мужчина резко встал, в его голосе сквозили злость и напряжение. – Я. Не. Вернусь!
- Ты всегда возвращаешься.
- Не в этот раз! Твои чары иссякли. Ты не сможешь больше удерживать меня.
- Я никогда тебя не удерживала. Почти никогда. Ты возвращался сам. И ты прекрасно знаешь, почему…
- Потому что «люблю»?! – он будто выплюнул это слово. – Какая, к вшивым псам, любовь? Сотни лет я никого не любил – и вдруг полюбил тебя?! Ты льстишь себе, дорогая.
- Тогда зачем ты ждешь моей реакции? – Садди на миг посмотрела в его янтарные глаза и отвела взгляд. – Я не буду уговаривать тебя, Курт. Ты волен идти куда угодно и когда угодно.
До невозможности яркая луна наконец добралась до края кровати: раздался вздох, короткий хрип – и вот уже луч зовет за собой серебристого волка. В воздухе отчетливо запахло зверем и лесом. Садди не любила этот запах – он всегда означал одно и то же. Как и полная луна.
«Прощай», - кратко прозвучало у нее в голове.
Хвост мелькнул в окне, затем на соседней крыше и сгинул. За волком закружилась и опала легкая снежная шаль воспоминаний: нити из радостных встреч и сложных расставаний, узелки из напряженных ссор и разговоров. Час мира легко сменялся часом войны. Колдунья, теряющая свою молодость так же быстро, как и магическую природную силу, и вечно живущий оборотень только в порыве страсти могли найти общий язык – но боги, как сладостны были ее плоды!
Садди еще долго сидела неподвижно. Вспоминала. Качала головой в ответ своим мыслям. Медленно встала, подошла к окну. Бледный свет, отражавшийся от белоснежных крыш, делал ее еще более хрупкой, но взгляни кто в эти колючие черные глаза, он вряд ли рискнул бы сделать этой женщине больно.
- Вернется… - прошептала она сопернице-луне и задернула шторы.
Только сердце все равно ныло брошенным волчонком.




Она судорожно сжимала пальцы, до крови впиваясь ногтями в кожу. Вглядывалась в белизну снегов на крышах города. Потом в слякоть и серость улиц и первую листву. В яркую зелень травы и радугу людских одежд. В багрянец и золото, опавшие на землю – и снова в белизну снегов. Она ждала.
А волк сдержал свое слово. Он не вернулся.
- Выходит, мои чувства ничего не значили для тебя? – шептала Садди, ночами подолгу глядя в потолок. Размышляла, что сказала не так. Убивалась, считая себя виноватой…
Потом убеждала себя, что он – сволочь, вшивый волк, неблагодарный пес, бросивший ее ради своей свободы. Что он ее недостоин, и видеть его больше не желает...
- И как только мне могло прийти в голову, что это любовь?! – колдунья смотрела на себя в зеркало и представляла Курта. - Страсть – может быть. Увлечение. Морок. Нечистая сила. Это не я околдовала тебя, Курт, а ты – меня! И тот единственный раз в нашу первую встречу, когда я подмешала тебе в вино порошок из любистока, он действовал-то всего несколько дней. Тогда я просто хотела, чтобы ты ушел не сразу. Так может, и надо было приворожить тебя навсегда, а, оборотень?..

Вокруг только студеный лес. Белоснежный, в алмазных блестках. Бесконечный…
Сквозь заиндевевшие ресницы Садди уже плохо видела, куда идет, и еще хуже соображала. Но где-то там, еще совсем чуть-чуть… где-то там за деревьями стояла та самая избушка. Там они с Куртом отбивались от стаи гарпий несколько лет назад. Против острых когтей и кровожадных клювов не выстоять поодиночке – значит, не просто так свела их судьба…
Солнце село, и Садди перестала слепнуть от искрящегося снега. Скоро станет холоднее, нужно торопиться… Она медленно вытащила из рукавицы негнущиеся пальцы и заставила их стряхнуть иней с ресниц и мехового капюшона. Огляделась: кругом только ели и сосны; закрыла глаза и сосредоточилась на воспоминаниях.
- Ну же, ну… Кровь моя, сила моя, путь подскажи… Sangiri mi, forta mi, dogory vinnita…
Спустя полчаса Садди с облегчением прислонилась изнутри к деревянной двери. Здесь давно никого не было: пыль и изморозь толстым слоем покрывали пол и окна. Но за печкой нашлось немного дров – хороший знак, не придется тратить время на поиск хвороста. Можно сразу приступить к подготовке. Пятница и полная луна не будут ждать другого случая… то есть это она не могла ждать больше. Ее природная магия имела силу с расцветом женской красоты и начинала угасать к старости.
- Нет, я не лишена еще сил – в мои-то тридцать пять, - шептала колдунья, укладывая дрова в печь. – Ты слишком рано списал меня со счетов, волк. И я покажу тебе, на что еще способна моя сила, на что способна любовь, которой ты пренебрег…
Пока в печи грелась вода, Садди обошла кругом дома и нашла подходящую поляну в лесу. Принесла туда несколько поленьев и сложила их кругом, со «звездочкой» в центре. Вернувшись обратно в дом, колдунья не спеша разделась, сложив одежду на печи – может, сохранит хоть немного тепла. Кожа сразу покрылась мурашками, но она уже не замечала холода, погрузившись во внутреннюю подготовку к ритуалу. Добавила в таз с теплой водой настойки любистока, ятрышника и хмеля. Шагнула в воду… от ступней к голове поднялась теплая волна. Мягкой губкой Садди набрала воды, выжала над головой и полностью погрузилась в себя. …К моменту, когда она закончила омовение, вода успела остыть.
Длинная белая рубаха прилипла к мокрому телу. Садди взяла в железный совок несколько углей и вышла на мороз. Закрыв глаза на несколько мгновений, вдохнула колючий воздух и впилась босыми пальцами в снег, будто в песок.
Полная луна серебрила хвойный лес. Высокие верхушки деревьев пританцовывали в такт ветру, несущему с севера высокие облака, которые превращали звезды в мигающие лампочки. Ее колдовство набирало силу, и будто вместе с ним крепчал мороз.

Пламя, послушное древним словам, взметнулось выше нее, жадно схватило в свои объятия узелок волос Садди, переплетенных с шерстью Курта. Воздевая руки ввысь, то ускоряя, то замедляя шаги, она больше не замечала окружающего мира. Вокруг не было ничего: только стена ритуального огня, только стук крови в висках в ритм танцу, только зов одинокого сердца.
- Забери мою силу, пламя! Призови того, кто меня предал! Верни мне мою любовь!.. Bekil sile, avrassa, akkırı bena thheri amu...
Ножом по ладоням – кровь в огонь. Забирай… забирай меня всю… Только его верни.

Танец колдовства, пляска крови, зов…


Молодой олень выдохся, Курт чувствовал запах его отчаяния. Малыш, должно быть, метался между деревьями, проваливаясь в сугробы и судорожно зовя своих… Можно больше не напрягаться – догонит.
Волк ел по необходимости – даже свежее, теплое мясо не приносило такого удовольствия, как раньше. Он пробовал жить и в городе, питаться, как люди – было еще хуже. Среди толпы ему то и дело мерещилось лицо Садди… Лучше уж дикая свобода и звериное одиночество.
Он все время пытался убежать далеко, в чужие земли, но все равно оказывался ближе, чем рассчитывал. Злился на самого себя – тысячелетний оборотень привязался к женщине! Пф, смешно! Пусть даже это была женщина с волчьим сердцем.
Но в памяти постоянно вставала их первая встреча. Как она мимоходом, прикладывая снег к следам гарпиевых когтей на его плече, спросила: «А какая у тебя душа – волчья или человеческая?»
Курт яростно рвал олененка на части, забывая глотать. Вновь убеждал себя, что ему никогда не нравились их отношения – напоминавшие страстное и жесткое танго, танец двух людей, которые любят и ненавидят друг друга.
Он ушел, когда окончательно понял, что не хочет смотреть, как она стареет и умирает.

Курт поднял окровавленную морду к полной луне, учуяв в воздухе что-то странное. Пахло пламенем, паленой шерстью и человеческой кровью… Не близко. Но очень отчетливо. И кровь… это была кровь Садди! Он встряхнулся, даже не сразу поверив собственному чутью. Но спустя мгновение уже несся на запах.
Он забыл про оленя, про голод, про весь мир. Понимая, что это колдовство, – как иначе волк мог почувствовать жар пламени и запах крови на расстоянии десятка километров? – он все равно не мог пренебречь опасностью, грозившей когда-то любимой женщине. Все еще любимой?..
«Садди… Куда занесло тебя и что ты творишь?!» - стучало в голове волка, быстрее ветра мчавшегося по лесу. Глубокий снег не успевал проседать под лапами. Он был гораздо более вынослив и быстр, чем простые волки. Но то ли так влияла магия, то ли расстояние оказалось больше, чем ему показалось, к моменту, когда Курт увидел зарево костра, поднимающегося над соснами, его глаза уже застилал туман.
Шагом, тяжело дыша, волк вышел на поляну… Окружающее пространство заполнял жар огня и колдовской запах, сводивший с ума.
И тут он увидел Садди.
Худая, босая, в насквозь промокшей и местами прогоревшей длинной рубахе. Снег вокруг нее растаял, и колдунья лежала на боку, протягивая к костру окровавленные руки. Сердце Курта пропустило удар – опоздал! Но нет, она медленно и тихо повторяла странные слова.
- Bekil sile, avrassa, akkırı bena thheri amu... Bekil sile, avrassa, akkırı bena thheri amu...
- Садди… - мужчина опустился рядом с ней, тронул рукой за плечо.
Колдунья не пошевелилась, только выдохнула:
- Ты пришел…
Он осторожно перевернул ее на спину, положив голову себе на колени. Убрал мокрый черный локон со лба. Она стала почти прозрачной, глаза и щеки ввалились, ладони и запястья исполосованы ножом…
- Ты потеряла слишком много крови…
- Ты пришел…
Она наконец открыла глаза. Курт не узнал их.
- Что ты сделала с собой, глупая?
- Ты… не вернулся… - ее голос был хриплым, слова выпархивали в воздух нехотя, будто боялись умереть, не долетев до его слуха. – Бросил… подлец…
Сильный кашель сотряс ее тело, и она судорожно вцепилась в Курта, на губах появилась кровь. Он обнял ее сильнее, успокаивая:
- И ради того, чтобы сказать мне это, ты сотворила Зов сильнее, чем могла даже десять лет назад? Сумасшедшая моя Садди…
- Я… - из-под сомкнутых ресниц ее покатились слезы. – Только хотела… заколдовать… увидеть еще хоть раз…
Он покачал головой: как сказать ей, что никогда не под силу было колдунье приворожить бессмертного оборотня? Произнес вслух:
- Я пришел.
- Теперь мы… всегда будем вместе?..
Ее пальцы ослабли, последние слова Курт угадал по движению губ.

Огонь опал, превратившись в обычный лесной костер. Растаял в воздухе невыносимый запах колдовства. Курт поднялся, держа на руках легкое тело, и медленно пошел к деревянной избушке.
- Да, теперь мы всегда будем вместе, - прошептал он, поцеловав ее остывающий лоб.
Только в сердце ничему не останется места, кроме холодной печали.