Пасмурным воскресным утром Алексей Филин, двадцати семи лет, крепкий, широкоплечий но с отъевшимся животиком, сидел на просторной недавно отремонтированной кухне за обеденным столом, покрытым красно-белой скатертью. Белые обои с золотым рисунком, бледно-розовые панельные потолки... Мама сама подбирала. Линолеум менять не стали. И этот, жёлтый, ещё сгодиться.
Алексей, сидя за обеденным столом, разглядывал свой новый паспорт. По возрасту менять его не надо было, но первая страничка предыдущего начала отрываться, и он стал не действителен. Конечно, Алексей сам виноват. Недосмотрел. Но теперь будет умнее. Обложку будет менять вовремя.
- Что там увидел? - спросил Алексея вошедший на кухню отец. Когда тот вошел, молодой человек не заметил, так как был поглощен новеньким документом и поэтому от неожиданности вздрогнул.
Михаил Филин пятидесяти четырёх лет, по объёмам в два раза уступал сыну. Был поджар и жилист. Русые с сединой волосы без намёка на лысину. Михаил уверял, что они даже не поредели, а были густы, как и тридцать лет назад. Отремонтированной кухней он гордился, и считал, что без его командного голоса ремонт таким качественным не получился бы. Домочадцы правда считали по другому, но помалкивали. Зачем нарываться? Всё равно ничего не докажешь.
Алексей улыбнулся.
- Да вот, уже третий раз получаю паспорт, и каждый раз место его выдачи называется всё длиннее и длиннее.
- Дай посмотреть, - сухо попросил отец.
Алексей протянул документ.
- Отделение в городе Снегопрядном ОУФМС России по Московской области в Мытищенском районе. А раньше как называлось?
- Отделение ОВД города Снегопрядный Московской области Мытищенского района. Я и ту-то надпись еле вмещал в графе паспортных данных о месте выдачи. А теперь вообще не знаю как эту вписывать буду в две малюсенькие строчки, - ещё больше расплывшись в улыбке пояснил Алексей. Ему это казалось смешным.
Филин старший вернул документ сыну, но ничего смешного в изменённом названии не увидел.
- Бюрократы хреновы! Развалили всю Россию! Куда ни плюнь, везде разруха и запустение! - каждое следующее предложение проговаривалось всё с большим жаром.
«Ну вот. Началось, - вздохнул Алексей. Лучше б вообще ничего не показывал. И сколько раз мама предупреждала: чем меньше знает папа, тем крепче спишь ты. И вот на тебе. Опять напоролся на те же грабли».
Он вертел в руках новенький паспорт и думал, как бы закончить этот разговор. А Михаил Филин между тем распалялся всё больше:
- Коррупция процветает! - потрясая над головой Алексея жилистыми руками яростно вещал он. - Экономика разваливается! Ещё немного и кризис отбросит нас в послевоенное время! Скоро народ голодать начнёт! По карточкам питаться будем! Разруха! Везде разруха!
- Почему разруха? - вмешалась в разговор вошедшая на кухню Маргарита Филина. Маргарита была на год старше Михаили. Невысокая и полная. С первого взгляда становилось ясно в кого из родителей пошёл сын.
- Вот, посмотри!
Михаил выхватил у Алексея документ и протянул жене.
- А раньше называлось короче!
- Ну правильно, Мытищенский район - это Москва. А мы принадлежим к Московской области, хоть и филиал внутренних органов находится в Москве. Просто уточнили. И аббревиатуру новую поставили, я не знаю такую.
- Видишь! Никто не знает, зачем это сделано! Вот! Голосовали за Путина! Получите!
«Да не голосовал я за твоего Путина,» - мысленно возмутился Алексей. Маргарита только вздохнула. Оба знали, что спорить бесполезно, поэтому молчали. Маргарита вернула паспорт сыну, показывая всем видом: «И чего ты добился?»
- Разрушили страну! Довели до точки! Разруха! Везде разруха! - всё ещё кипел Михаил Филин. Но видя, что его пыл никто не поддерживает, махнул рукой и вышел из кухни.
Алексей посидел, дожидаясь, пока папа уйдёт на улицу. Потом подошёл к маме, которая у плиты готовила завтрак, и потрясая в воздухе руками, точно так же как отец, яростно скандировал:
- Разруха! Кругом разруха!
- Ой, уйди ты! - нахмурилась Маргарита Филина. - От одного идиота еле избавились, теперь ты ещё.
Алексей засмеялся.
- А что, весело же. Такой цирк с утра бесплатно!
Потом подхватил новенький документ, чмокнул маму в щёчку и вышел, радуясь, что у него опять есть паспорт!

Алексей сидел за столом на кухне и с интересом разглядывал свой паспорт. На фоне красно-белой скатерти, новый документ смотрелся особенно празднично. По возрасту менять его не надо было, но первая страничка предыдущего начала отрываться, и он стал не действителен. Конечно, Алексей сам виноват. Недосмотрел. Но теперь будет умнее. Обложку будет менять вовремя.
- Что там увидел? - спросил вошедший на кухню отец.
Алексей вздрогнул от неожиданности. Потом улыбнулся.
- Да вот, уже третий раз получаю паспорт и каждый раз место его выдачи называется всё длиннее и длиннее.
- Дай посмотреть.
Алексей протянул документ отцу, рассчитывая, что тот посмеётся вместе с ним.
- Отделение в городе Снегопрядном ОУФМС России по Московской области в Мытищенском районе. – Прочитал отец и вернул документ. - А раньше как называлось?
- Отделение ОВД города Снегопрядный Московской области Мытищенского района. Я и ту-то надпись еле вмещал в графе паспортных данных о месте выдачи. А теперь вообще не знаю, как эту вписывать буду в две малюсенькие строчки, - ещё больше расплывшись в улыбке, пояснил Алексей.
А ведь действительно смешно! Если так пойдёт и дальше, то лет через пять название даже в самом паспорте помещаться не будет.
Реакция отца, была как всегда не предсказуема.
- Бюрократы хреновы! Развалили всю Россию! Куда ни плюнь, везде разруха и запустение! - каждое следующее предложение проговаривалось всё с большим жаром, и стало понятно, что Филин-старший ничего смешного в этом не видит.
Ну вот. Началось, - вздохнул Алексей. Лучше б вообще ничего не показывал. И сколько раз мама предупреждала: чем меньше знает папа, тем крепче спишь ты. И вот на тебе. Опять напоролся на те же грабли. Алексей вертел в руках новенький паспорт и думал, как бы закончить этот разговор.
- Коррупция процветает! – Продолжая трясти над его головой руками, яростно вещал отец. - Экономика разваливается! Ещё немного и кризис отбросит нас в послевоенное время! Скоро народ голодать начнёт! По карточкам еду получать будем! Разруха! Везде разруха!
- Почему разруха? - поинтересовалась вошедшая на кухню мама.
- Вот, посмотри!
Отец выхватил у Алексея паспорт и протянул маме.
- А раньше называлось короче!
- Ну правильно, - начала объяснять мама, - Мытищенский район это Москва. А мы принадлежим к Московской области, хоть и филиал внутренних органов находится в Москве. Просто уточнили. И аббревиатуру новую поставили, я не знаю такую.
- Видишь! Никто не знает, зачем это сделано! Вот! Голосовали за Путина! Получите!
Да не голосовал я за твоего Путина, - мысленно возмутился Алексей. Мама только вздохнула. Она тоже знала, что спорить бесполезно, поэтому молчала. Потом вернула паспорт сыну, показывая всем видом: ну чего ты добился?
- Разрушили страну! Довели до точки! Разруха! Везде разруха! - Всё ещё кипел отец. Но видя, что его пыл никто не поддерживает, махнул рукой и вышел из кухни.
Алексей дождался, пока он уйдёт на улицу. Потом подошёл к маме, готовившей у плиты завтрак, и потрясая в воздухе руками, подражая отцу, яростно скандировал:
- Разруха! Кругом разруха!
- Ой, уйди ты! - Нахмурилась она. - От одного идиота еле избавились, теперь ты ещё.
- А что, весело же, - засмеялся Алексей. - Такой цирк с утра бесплатно!
Потом подхватил новенький документ, чмокнул маму в щёчку и вышел. Главное, что у него опять есть паспорт!

Утром в воскресенье я пришёл на кухню. За окном было пасмурно, но сама кухня радовала глаз новыми обоями. Поклеены отменно! Обоинка к обоинке, без пузырей и складок. Сам командовал! Без меня бы точно не справились. С ними же как надо? Я командую – они выполняют. Сами же думать ни черта не умеют! Во, сидит. Тридцати ещё нет, а уже пузом обзавёлся. То ли я в его время!
Сын, видимо не замечал меня и продолжал разглядывать новый паспорт. Вот! Один из примеров его расхлябанности. Я никогда так безалаберно к документам не относился. И не терял ничего.
- Что там увидел? – решил я привлечь его внимание. Алексей вздрогнул.
- Да вот, уже третий раз получаю паспорт, и каждый раз место его выдачи называется всё длиннее и длиннее, - неизвестно чему обрадовался он.
- Дай посмотреть. Отделение в городе Снегопрядном ОУФМС России по Московской области в Мытищенском районе, - прочитал я. - А раньше как называлось?
- Отделение ОВД города Снегопрядный Московской области Мытищенского района. Я и ту-то надпись еле вмещал в графе паспортных данных о месте выдачи. А теперь вообще не знаю как эту вписывать буду в две малюсенькие строчки.
И ему это кажется смешным? То, что творится в этой стране, не поддаётся никаким законам логики!
- Бюрократы хреновы! – Не выдержал я. - Развалили всю Россию! Куда ни плюнь, везде разруха и запустение! Коррупция процветает! Экономика разваливается! Ещё немного и кризис отбросит нас в послевоенное время! Скоро народ голодать начнёт! По карточкам питаться будем! Разруха! Везде разруха!
- Почему разруха? – перебила меня Ритка.
Ничего, я сейчас покажу этой толстухе, почему разруха. Я выхватил у Алексея паспорт, который он мял в руках и протянул ей.
- Вот, посмотри! А раньше называлось короче!
- Ну правильно, Мытищенский район - это Москва. – Начала городить чушь эта дура. - А мы принадлежим к Московской области, хоть и филиал внутренних органов находится в Москве. Просто уточнили. И аббревиатуру новую поставили, я не знаю такую.
- Видишь! Никто не знает, зачем это сделано! Вот! Голосовали за Путина! Получите! Разрушили страну! Довели до точки! Разруха! Везде разруха!
А в ответ тишина. Мягкотелые ничтожества! Вместо того, чтоб идти на баррикады, добиваться правды, они так и будут смотреть на меня тухлыми рыбьими глазами и молчать. Так и есть. Ничтожества.
Я махнул рукой и вышел из кухни. Надо прогуляться.

ТИМ.

Стеклянная сфера, увенчивающая здание Центра, была сегодня, как никогда, похожа на аквариум. Шпили высоток, словно крупная терка, натирали тяжелые свиновые тучи. С неба сыпалась невразумительная морось.
Дар Ветер сидел в удобном гиперпластовом кресле в центре зала, располагавшегося в сфере на самом верху Центра. Он мог бы чувствовать себя царем горы. Но пока ощущал себя загнанным в ловушку тигром. Ногти возились в подлокотники кресла, а в голове билась одна мысль: "Знает? Не знает?" Почти не моргая, он смотрел на высокую фигуру Зар Ора, который стоял у самого стекла.
Зар Ор заложил руки за спину, повернулся к собеседнику и продолжил:
- И всё-таки, Дар, мне бы было интересно узнать, что вы делали сегодня ночью. И почему мой заместитель нашел у вас это...- скупым движением кисти он указал на толстую тетрадь, лежавшую на столике.
Ветер повернул голову, повинуясь жесту, хотя мог бы и не смотреть. Он очень хорошо знал эту допотопную, потрепанную тетрадь в коричневом переплете. Несколько ночей она провела у него под подушкой. До этого, вероятно, путешествовала чуть ли не от края до края Системы, а теперь мирно лежала на пластиковом столике рядом с прозрачной вазочкой.
Если бы Дар обладал более развитым воображением, он мог бы недоумевать, почему изящный столик не прогибается под тяжестью страшных тайн, хранившихся в тетради.
Зар Ор долгим взглядом окинул напряженную фигуру Дара
- Пожалуйста, отвечайте...моё время слишком дорого, чтобы тратить его на свидания с вами...- о, если бы кто-нибудь мог заглянуть под эту маску ледяного спокойствия! Он бы отшатнулся от опаляющего жара, бушевавшего сейчас в сознании непоколебимого Ора. Зар Ор боялся и жаждал услышать ответ. Он знал, что Ветер может сказать только одно. И это разом бы решило те вопросы, которые мучали Ора, он бы больше не был одинок в своей крамоле, в своем тайном ренегатстве.
- Господин Ор - горло захрипело - Господин Ор, я могу всё объяснить...Это ..
Громко стукнули раздвижные створки двери.Мужчины мгновенно обернулись. В дверном проеме стоял офицер в форме Звездной Гвардии, против обыкновенного щегольства, помятый и запыхавшийся.
- Господа, Армада Фомальгаута! Нас предали! Ночную сторону планеты уже бомбардируют!!
В подтверждение его слов, присутствующие ощутили вибрацию, исходящую от стенок сферы и пола, она нарастала. Хрустальная вазочка, не выдержав сотрясений, покончила с собой, упав со стола.
Взгляды Зар Ора и Дара Ветра скрестились на мгновение и упали на тетрадь в коричневом переплете.

Это была замечательная хрустальная вазочка. Из самого лучшего хрусталя. И вдобавок, весьма древняя. Если бы она могла чувствовать, она несомненно, преисполнилась бы законной гордости. Тем более, что стояла она не где-нибудь в будуаре у пресыщенной красотки из жен Генералитета Звездной Гвардии, а украшала собой рекреационный зал Зар Ора, Товарища Министра Пропаганды Солнечной Системы. Но вазочка ничего этого не знала, да и знать не могла, а посему честно исполняла свой долг - радовала глаз немногочисленных посетителей Аквариума, как его называли в министерстве.
Сегодня для вазочки выдался тяжелый день. Солнце не играло на ее гранях, не отбрасывало радужных бликов на пол. Тяжелые шаги Зар Ора потревожили покой застывший в ее хрустале. А тяжелая тетрадь, в чьем отвратительного цвета переплете не было ничего прекрасного, рухнув на столик рядом, чуть не сбила вазу на пол.
Если бы вазочка умела рассуждать, она несомненно, удивилась тому значению, которое Зар Ор придавал мерзкой тетради. Тот долго держал коричневый переплет в руках, прежде чем кинуть его на стол.
И конечно же, она бы почувствовала напряжение, царившее в зале некоторое время спустя. Настолько сильным и насыщенным оно было, что воздух, казалось, сгустился.
Тетрадь, лежавшая рядом с вазой, казалось, источала ароматы тайны и недостижимых звезд.
Хорошо, что хрустальным вазочкам не дано мечтать, иначе бы еще одна душа соблазнилась бы обещанием тайной власти над миллионами светил этой Вселенной.
И пропала, пропала бы она в недрах всесильного Министерства, которое своим долгом мнит чтение мыслей и намерений всех мыслящих существ Системы.
Пламенные взгляды людей, что сверкали над столиком не смогли расцветить позрачность вазочки россыпью радужных бликов. Стук крови в висках не мог поколебать хрустальной гармонии граней.
И даже удар рывком раздвинутых половинок двери лишь слегка нарушил ее внутренее равновесие.
Всему во Вселенной есть свой тайный смысл и свой срок. И он был, разумеется, и для хрупкого воплощения фантазии неведомого мастера. Тысячелетие ваза хранила свою красоту для того, чтобы возвестить нескольким людям о начале катастрофы. Она сама, разумеется об этом не подозревала. Ведь вазочки, даже такие древние и дорогие, не могут мыслить в силу свой ограниченности. И потому, когда орбитальные бомбы рвали на части тело планеты, она не могла сказать сама себе - вот оно, страшный Судный День.
И потому, когда дрожь земли передалась сверхпрочному зданию Министерства, заставив вибрировать все поверхности, мир для вазочки не перевернулся. Она просто сдвинулась к краю столика и вспорхнула прозрачным коконом, прощально звякнув хрустальными брызгами.
Если бы душа вазочки могла бы взглянуть на тело сверху, как это бывает с людьми, она бы наверняка бы расстроилась. Ведь даже в посмертии прекрасной хрустальной вазочке 20 века отказали во внимании. Всё оно опять досталось невзрачной коричневой тетради.

тут в скором времени что-то будет))))

Лес трепещет. Лес встречает вечер. Хмурый такой лес. И неспокойный.
Деревья вяло шевелят ветками. То ли манят, то ли отгоняют они незваных пришельцев. Хрустит под сандалиями гравий. Древний аггер почти сравнялся с землёй. Покосилась, уткнувшись в болото, гранитная колонна. Шуршит в кустах ядовитый змей.
Старик в длинном рубище шагает, опираясь на ясеневый посох. Из-под кустистых бровей задорно смотрят живые, молодые глаза.
Лязг кресала. Искры рассыпаются по гранитной плите. И растекаются живым пламенем. Огромный алтарь, наполовину поглощённый болотом, раскрывает свои тайны. Угловатые, неумолимо-монотонные лабиринты тянутся по краю плиты. Чья рука их высекла? Грека? Римлянина? Этруска?
Резкие, изломанные, как молнии, литеры обрамляют пылающую печать. Футарк? Надпись смыкается в кольцо. Конец последнего слова – начало первого.
Ветер поднимается. Гнилостные порывы несутся с болот, и радостно воют в руинах.
Лес больше не сдерживается. Лес буйствует, исступлённо машет тысячами лап. Лес чует перемены.
Сухие листья носятся под ногами. Раскат грома. Тьма сгущается над руинами. Луна испуганно прячется за мохнатыми тучами.
Шипит ядовитый змей.
Спутник старика жмётся к пылающему камню. Ужас на его лице. Руки лихорадочно перебирают сухие пергаменты. Змеятся буквы забытых алфавитов. Жуткие гравюры. Пятна, оставленные столетиями. Взгляд бездумно скользит по строкам. Только, чтобы не видеть происходящего.
Болото клокочет. С чваканьем расходится вязкая бездна, открывая неведомые человеку веси. Ветер носится по руинам, словно ища выход.
Старик бросает свой посох. Воздев руки, он произносит сокровенные слова. И огненная печать лопается, с хрустальным звоном разлетаясь множеством осколков чистого пламени. Эти огоньки медленно угасают на сырой земле.
Человек с пергаментами склоняется, и осторожно касается осколка. Холодный! Человек поднимает его – слабые глаза не в силах пронзить сгустившийся мрак. Он подносит осколок к лицу.
Игра багрянца. Пляска чистого пламени. Огненный опал в его ладони!
Бесформенные тени падают в освещённый круг у алтаря. Тихие шепотки. Их сотни! В них – тревога и предвкушение, ярость и надежда, ликование и вопрос.
Время пришло?
Человек падает на колени. Свитки и кристалл вываливаются из его рук. Не шевелясь, не издавая ни звука, он смотрит.
Они идут к старику. Шеренга за шеренгой, выходят они из руин. Тяжёлые ботинки срывают мох с истёртых ступеней.
Их хоругви – ветер. Их доспехи – мрак. Их взгляд – пламя.
А иные покидают болото. Они крадутся, лоснясь, поблёскивая в ночи. Они влажно шлёпают по гравию, перебираясь через аггер.
Их глаза – сизые пузыри, увитые венами. Их руки – бескостные плети, влекущие тяжёлые тела. Их голоса – клокот оседающих торфяников.
Третьи – приходят из леса. Стройные тела прикрыты гирляндами цветов. Кожа – бледный шёлк, покрытый татуажем. И шрамами.
Их глаза – призраки звёзд. Их пот – сок разнотравья. Их кинжалы – отблески лунного света.
Со всех сторон они окружили алтарь. Медленно, неуверенно подступают к людям.
Старик улыбается. Его спутник – застыл в ступоре, не веря в происходящее.
Сотни, сотни шёпотков.
Время пришло?

* * * *
- Видишь эти руины, Якоб? Римляне пытались построить здесь свою крепость. Давно, очень давно…Они были сильные люди. И гордые. Гляди, тысяча лет прошла, а над аркой до сих пор можно разобрать имя мастера!
Старикашка явно нервничал. Он, конечно, вёл себя нагло и уверенно, пузырь надутый, но Якоб успел изучить повадки колдуна. Болтает – значит, нервничает! Плевать. Осталось потерпеть его ещё только самую малость. Очень скоро – Якоб станет богат, колдун – мёртв, а смехотворная груда камней – безлюдной. Каковой она и была раньше. Ну а пока, старичка, пожалуй, стоит задобрить. А то ещё передумает.
- Эге, и что сталось с римлянами?
- С римлянами? – старикашка погладил бороду. Делает вид, что уже забыл, о чём шла речь. Старый козёл! – Ах, да! Римляне. Я говорил им… - Якоб, не выдержав, заржал - …я говорил им – степенно продолжал старик – что это место проклято…
- Так они тебе и поверили б…долгожитель…хи-хи-хе-хе! – Яков снова засмеялся.
- Зря ты так. Комес Келсий был умным человеком. А их народ с почтением относился к духам покорённых земель.
Яков вдруг понял, что эта насыпь, по которой они идут уже добрый час – остатки дороги. Он представил себе, что это болото было когда-то богатейшей провинцией. Вокруг колосились поля, а там, впереди – процветал город-крепость. Неужто, и в правду?
- Ну? И что? – буркнул он. Старику удалось заинтриговать его.
- Я показал ему Печать. Это произвело достаточно сильное впечатление. Легионеры возвели над ней алтарь, на котором ежедневно приносили жертвы духам-хранителям. Вот, только, Печать постепенно просачивалась наверх, сквозь камень.
Старик сошёл с насыпи, и приблизился к мегалиту, наполовину погрузившемуся в болотистую почву. Якоб последовал за ним, ожидая увидеть диковинную Печать.
Нет. Ничего интересного. Просто старый камень.
- Это оно скрывает сокровищницу? – он недоверчиво пнул каменюку.
- Хранилище – поправил его колдун так, словно была разница.
- Ну, хранилище, так хранилище…так как, говоришь, оно отпирается?
Старик помрачнел, стиснул свою палку.
- Дай мне пергамент, школяр. Дай, и уходи. Обещаю тебе, ты своё получишь! Непременно!
- Хе-хе! Ну уж нет. Я получу своё здесь! – среди пражских студентов Якоб был известен как «Хват». Он своего никогда не упускал. Кто бы ещё согласился воровать для колдуна замшелые свитки из вивлиотики?
- Пусть будет так! – неожиданно легко согласился старик. Давай заклинание! – он протянул скрюченные пальцы – я ждал этого веками…
- Погоди! – отдёрнул свиток Якоб – А что сталось с римлянами? Это ведь не…
- Нет – прервал его колдун – То была другая тень. Неодолимая и свепоглощающая. Тень от креста. Крест сломил Империю. И крест сгубил эти земли…
Якоб протянул ему пергамент. Старик алчно впился глазами в странный текст, продолжая бормотать вполголоса:
- Древние были забыты, Старая мудрость утратила силу. Новый Бог вовсю мерялся силой с нами. Ровно тысячу лет назад, некто Амвросий, которого велели почитать святым – нарушил печать. Я сделал всё, что мог…но я был бессилен…остановить… - он умолк. Отдал свиток Якобу. Достал кресало. Это ещё зачем?
Полетели искры.
Старик отбросил палку, и принялся распевать непонятные слова, смешно подняв руки в воздух. Он читал заклинание.

Выбрали самое последнее задание, честно говоря - зря. Очень много недочетов, которые мы уже разбирали. Но, как говориться, повторенье-мать ученья. Повторим.
«как никогда, похожа на аквариум. Шпили высоток, словно крупная терка…» - Если используете образы, то они должны быть яркими и краткими. Разъяснять их и показывать, что означает или делает ваш образ не нужно. Только навредите образу, что собственно и получилось.
«Дар Ветер» -имена. Имена должны звучать и не иметь ничего общего с принятыми образами. Иначе их легко путать. Дар Ветер неудачное имя. Сразу два смысла несет в себе.
«сидел в удобном гиперпластовом кресле в центре зала» Удобном? Для кого удобном? И что для героя есть удобство? У читателя нет никакой картинки, чтобы зацепиться за логику автора. Таких вещей нужно избегать.
«что вы делали сегодня ночью.» ошибки в пунктуации . Вопрос заканчиваем вопросительным знаком. Видимо, опечатка.
«долгим взглядом окинул» - взгляды не кидаем. Их лучше вообще не использовать. Если хотите подчеркнуть напряженность ситуации, используйте те же образы, которые удачно придумали в самом начале.
«- Пожалуйста, отвечайте...моё время слишком дорого, чтобы тратить его на свидания с вами...» - диалоги необходимо использовать только для отображения характеров героев или для побуждения к действию. У вас побуждение, но высказанное в такой вежливой форме, что я даже представил, как герой очень извиняется, за то, что вообще смог произнести свою реплику.
«Крамоле», «в своем тайном ренегатстве.» - это специально так слова подобрали? Это видение автора? Хм… очень странное надо заметить видение. Все равно, что увидеть объяснения теории вероятностей в школьном сочинении. Пишите проще и если излагаете мысли автора, не показывайте свою начитанность. Это никому не нужно. Даже наоборот это вредит. Философия должна исходить либо от героя, либо от самой ситуации в которой находиться герой. Автор лишь четко и без умысла показывает читателю всю обстановку, оставляя выводы для читателя.
«- Господин Ор - горло захрипело» Холодильник зашумел, машины заревели и еще много-много чего. Только одно не видно: чтотам случилось, чье горло и из-за чего захрипело? С такими вещами надо быть внимательными. Написали А, пишите и Б, никаких невидимых труб читатель вам не простит.
«Мужчины мгновенно обернулись.»- С «мгновенно, вдруг, внезапно»- поосторожнее. Мгновенно мало что бывает в природе. Не вводите в заблуждение читателя.
«Хрустальная вазочка, не выдержав сотрясений, покончила с собой, упав со стола.»
Это стойкий образ. Допустим, что он получился. И что же вы делаете.
Вы на этом образе строите весь второй блок!
Возвращаемся к самому первому абзацу. «Разъяснять их и показывать, что означает или делает ваш образ не нужно.»
Собственно это и ответ. К тому же вазочка не может быть фокальным персонажем. Ее чувства и реакции-всего лишь образы для читателей, чтобы придать картинке живость и яркость. Оживлять и ввести повествование от ее лица- это лишнее.
В заключении скажу, что все –таки вы молодец. Работа большая, но еще не цельная. Рекомендую продолжать. В конечном итоге, с каждым разом будет все лучше и лучше.
Удачи вам!

«Лес трепещет. Лес встречает вечер. Хмурый такой лес. И неспокойный.» «Такой» «И» -Лишние.
Четыре образа. Четыре коротких предложения. Как это у Гоголя было : « и поскакала моя мысль по закаулкам». Все четыре образа об одном и том же, но все они противоречат друг другу. Хоршо, что короткие и глаз не цепляется.
«То ли манят, то ли отгоняют они незваных пришельцев.» «Они» –лишнее.
«Шуршит в кустах ядовитый змей.» Шипит ядовитый змей.»со змеем непонятно.
Очень часто используешь этот образ, но к чему он и что за роль играет , так и не пояснил. Если для придания зловещей обстановки, то более одного раза- уже много.
Теперь о задании: первый отрывок, как я понимаю нулевой. То есть взгляд автора- яки бога.
Вот божественное начало, и буйство природы получилось, молодец, а вот взгляда автора нету. Человек так устроен, что даже великое неопознанное, то есть божественное, он рассматривает с точки зрения простого человека, наделяя своими чувствами и т.д.
У тебя же получилось сродни песне Буревестника, только обрезанное и разбросанное по всему тексту. Нет логичной точки повествования, за которую читателю можно зацепиться. Сплошные образы несвязанные друг с другом.
Зато яркие, потому и читается, почти на одном дыхании. Смело можно сказать, что урок с деталями ты освоил на хорошо. Если еще бы связывал эти образы в логическую, понятную читателю цепочку, то было бы просто супер! Однако к нулевой точки твой отрывок пока не относится.
Второй отрывок- он же третий получился удачно. Здесь и автор и герой высказываются.
« конечно, вёл себя нагло и уверенно, пузырь надутый,» Старикашка явно нервничал.» времена напутал в одном абзаце. Слишком резко и быстро перепрыгиваешь от первого лица к автору. Хотя бы абзацами раздели. А так-молодец!

Поздний вечер. В такое время кто-то взахлеб смотрит телепрограмму, кто-то беснуется в неоне танцпола, кто-то сидит над диссертацией, кто-то занимается домашними делами, а скучным людям, вроде этих двоих, уже пора баиньки.
- Давай спать?
- Давай.
Она со вздохом выкатывает половину дивана, откидывает подушку, сбросив тапочки, переходит по пушистому ковру к другой половине.
-Ну, что встал, помоги! Доставай одеяла.
На разостланный диван плюхаются, одно за другим, пара одеял, а подушки летят в Нее. Хохот, возня, тяжелые красные шторы колышутся в мягком свете бра... Внезапно откуда-то сверху доносится приглушенный звук выстрела, автоматная очередь, дикие вопли, то ли "Урааа!!!", то ли что-то другое, созвучное.
- Черт, опять этот...кхм... урод телек смотрит! Мы ж спать не сможем. - бросив страдальческий взгляд на потолок, Она кривится и накручивает на палец длинный черный локон.
- Может, участковому этого толстопуза сдать? Как в рекламе "Шумные соседи? Звоните, поможем!" Как думаешь, сладкий?
- Нет, малыш, участковым тут не возмешь. Давненько я ему не устраивал ночных "бесед"... Распустился гад, совсем страх потерял. Ничего, эмпирически доказано, что этот тип поддается дрессировке. Ночью позвоню непременно. - Потянувшись, Он надевает пижаму с медвежатами и забирается под одеяло. - Иди сюда, кошечка...
... Звонок будильника, нежная мелодия Moby не вырывает, а словно берет под руку и выводит из сладкого утреннего сна. Солнце оранжевым пламенем проникает сквозь шторы, рождая теплые блики и пятна на лаковой поверхности мебели, на светлых стенах, на стекле дверей. Она, зевнув, подбирается к Нему ближе, осторожно поглаживает по коротко стриженым черным волосам и мурлычет:
- Rise and shine my dear professor... Вставай, милый, опоздаем. Я пока кофе сварю.
Он довольно кивает и сворачивает калачиком. Пижамная рубашка плотно обхватывает широкую спину с выступающими мышцами. Как же приятно вот так поваляться с утра, зная, что пора вставать! В этом есть какая-то изощренная прелесть. Из коридора сквозь приоткрытые двери зала проникает аппетитный запах кофе и свежих тостов. Он нашаривает тапочки и идет на этот божественный аромат.
- Как хорошо! А то кофе уже стынет. Садись скорее! - Она уже успела умыться и заплести косу. - Знаешь, я в окно видела Толстопуза. Какой-то он недовольный прошел. Ты звонил? - небрежно смахнув со скатерти крошку, осведомляется Она.
- Да. - Он отпивает глоток и мечтательно улыбается. - Часа в два. А потом около пяти. Слышал, как зазвонил телефон, а потом так "топ-топ-топ-топ- *ля!" Как-то даже приятно стало. А если не подействует, я...
- Чтоо? - Она склоняет голову к плечу и дарит Ему взгляд, полный обожания. - Ты придумал что-то новое. По глазам вижу.
- Да. Если не подействует, то можно ему в почтовый ящик гипсовой штукатурки набить. Доверху. И черта с два ее оттуда достанешь! Разбивать, если только.
- Разведенную штукатурку, или сухую? - Недавний ремонт оставил глубокие технические познания даже в Ее легкомысленной головке. - Сухая-то еще осталась, а готовую для этого урода жалко покупать...
- А самый мощный вариант - не слушая, продолжил Он - самый мощный вариант - это запенить ему замок на "сейфе". Ну, помнишь, ты еще шутила, что он не просто отгородился решеткой, как все нормальные люди, а поставил перед квартирами сплошную дверь, а сверху еще стеклом забрал, ну, что живет, как в бункере? Вот на этой конструкции запенить ночью замок, и фиг он оттуда выйдет. Или, еще лучше, подождать, когда он уйдет на работу, а в квартире одни бабы останутся, и запенить. Он на них орать будет, дуром просто, а сделать ничего не сможет. Снаружи-то ничего не получится. Изнутри только еще как-то...
- Вот, что значит инженерное образование! - восхитилась Она и запечатлела на Его небритой щеке трепетный поцелуй. - Теперь есть готовый план...
Через полчаса они вышли из дома. На лицах светились счастливые улыбки, прохожие улыбались в ответ и провожали красивую пару взглядами.

Что-то поздно уже, спать хочется. Голова тяжелая, завтра вставать, идти учить дубиноголовых студеров... Не забыть флэшку с материалами.
- Давай спать?
- Давай. "Конечно, давай, солнышко, ты всегда знаешь, что мне сейчас нужно... Так, положить флэшку в сумку."
- Ну, что встал, помоги! Доставай одеяла.
Одеяла оказались плотно скрученными. Ну, ясное дело, кто их в тумбочку запихивал-то? "Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка". Что-то благоверная недовольная какая-то, ну-ка...
Взвешиваю в руке подушки и осторожненько так запускаю в свободный полет. Ну надо же! Поймала! Улыбается. Какая же она соблазнительная в этом халатике!
Внезапно сверху доносится приглушенный звук выстрела, автоматная очередь, дикие вопли, то ли "Урааа!!!", то ли что-то другое, созвучное. С потолка, кажется, падают хлопья побелки. Все. Остаток вечера испорчен. Она тоже так считает.
- Черт, опять этот...кхм... урод телек смотрит! Мы ж спать не сможем. Может, участковому этого толстопуза сдать? Как в рекламе "Шумные соседи? Звоните, поможем!" Как думаешь, сладкий? - Она, состроив гримаску, накручивает на палец длинный черный локон. Этого нельзя
спускать на тормозах, сосед сверху должен быть наказан.
- Нет, малыш, участковым тут не возмешь. Давненько я ему не устраивал ночных "бесед"... Распустился гад, совсем страх потерял. Ничего, эмпирически доказано, что этот тип поддается дрессировке. Ночью позвоню непременно. - Да, только так. Кто, если не я сам, поставит этого мерзкого типа на место? А сейчас надо лечь и попытаться уснуть. Где там моя любимая пижамка? - Под одеялом прохладно. Но ничего, "Два индейца под одним одеялом не замерзнут, а один может и умереть" - Иди сюда, кошечка...
... Кажется, будильник. Черт, глаза открывать не хочется. Просыпаться не хочется. А нежные пальчики уже гладят волосы.
- Rise and shine my dear professor... Вставай, милый, опоздаем. Я пока кофе сварю. - и топоток босых ног по ковру. Значит, есть еще пятнадцать минут. Пятнадцать минут блаженного безделья. Пятнадцать минут на планирование дня. Пятнадцать минут на то, чтобы ухватить и оформить одну интересную идейку...
Чуть не заснул снова. Если бы не этот запах, точно бы заснул. Что может быть лучше запаха кофе ранним утром? Только вкус кофе! Уже иду!
Она уже причесалась. Жалко. С распущенными волосами ей больше идет.
- Как хорошо! А то кофе уже стынет. Садись скорее!
На столе чашки с кофе, горка теплых тостов, сыр, масло. Кофе! Еще!
- Знаешь, я в окно видела Толстопуза. Какой-то он недовольный прошел. Ты звонил?
Вот оно! Да, я сделал это!
- Да. - Со значением смотрю ей в глаза, поверх чашки. - Часа в два. А потом около пяти. Слышал, как зазвонил телефон, а потом так "топ-топ-топ-топ- *ля!" Как-то даже приятно стало. А если не подействует, я...
До чего же приятно увидеть радость на Ее лице!
- Чтоо? Ты придумал что-то новое. По глазам вижу.
- Да. Если не подействует, то можно ему в почтовый ящик гипсовой штукатурки набить. Доверху. И черта с два ее оттуда достанешь! Разбивать, если только.
- Разведенную штукатурку, или сухую? Сухая-то еще осталась, а готовую для этого урода жалко покупать...
- А самый мощный вариант - это запенить ему замок на "сейфе". Ну, помнишь, ты еще шутила, что он не просто отгородился решеткой, как все нормальные люди, а поставил перед квартирами сплошную дверь, а сверху еще стеклом забрал, ну, что живет, как в бункере? Вот на этой конструкции запенить ночью замок, и фиг он оттуда выйдет. Или, еще лучше, подождать, когда он уйдет на работу, а в квартире одни бабы останутся, и запенить. Он на них орать будет, дуром просто, а сделать ничего не сможет. Снаружи-то ничего не получится. Изнутри только еще как-то...
- Вот, что значит инженерное образование! Теперь есть готовый план... - Как же мило она целуется!
Всего через через полчаса мы, в отличном настроении, вышли из дома.

«скучным людям, вроде этих двоих» Сразу охарактеризовала персонажей, назвав их скучными. Но никак не объяснила, не рассказала -почему. Вид от бога - он предполагает постоянный отход от действия и вставления описаний автора, говорящих о том, что было, что будет, что видим, и что чувствуют герои. Если бог сказал, что герои скучные. Читателя это сразу оттолкнет. Не правда. Где доказательства?

«выкатывает половину дивана» Поверь, не у всех диваны раскладываются так , как у тебя. Многие не поймут. А потому, для некоторых, это будет соринкой в глазу.

«то ли что-то другое, созвучное.»- бог не смог подобрать слов?

Она, Он – не хватает имен и фото персонажей. Бог он что видит , то и называет. Думаешь, ему не ведомо имена героев?

«Как в рекламе "Шумные соседи? Звоните, поможем!"» столь большие названия телепередач в разговорной речи люди заменяют короткими кличками.

«нежная мелодия Moby» не все читатели слышали Moby , у них будет ступор на этом. Или несколько куплетов в переводе желательно или чувства героев от музыки здесь желательно показать.

«Как же приятно вот так поваляться с утра, зная, что пора вставать! В этом есть какая-то изощренная прелесть.» Про это Лекс уже сказал. Чистой воды эмоции персонажей, но высказанные от лица автора.

«Он нашаривает тапочки и идет на этот божественный аромат.» Он нашаривает тапочки и идет на этот аромат: -Божественно. Та же ошибка. Автор вставляет свои чувства , но описывает при этом героев. Надо отделить.

Все действия ты вставила в диалоги. У тебя получился сплошной диалог, разбавленный мнением автора. Это и есть основная ошибка.
Вот так примерно.

Из-за угла по стене растеклась тень. На крыше замяукал кот. Тень вздрогнула и замерла в прожекторе Луны. В отдалении гудели провода, в окнах зажигался и гас свет. С крыши с громкими хлопками капало на асфальт, выдалбливая небольшие ямки, в которых скапливалась вода. Затем крошечные озерка растекались, сливались, образуя тонкую пленку лужи. На рваном краю воды отразился лоснящийся бок полной Луны. Потом в луже отразилось остроносое лицо человека в пальто с высоко поднятым воротником. Он опасливо взглянул на Луну. То ли от яркого света, то ли от нервного напряжения у него задергался глаз. Остроносый плотно сжал руку в кармане и пошел в сторону заброшенной пятиэтажки. Он наступил в лужу, прогнав из нее Луну, и намочил ботинки. Процедив сквозь зубы пару ругательств, он еще крепче вцепился в карман и быстрее пошел к повисшей на одной петле двери. Кот замяукал вновь - остроносый замер. Пока ободранный бродяга напряженно урчал, человек вперил в него растерянно-сердитый взгляд. Их глаза встретились, и кот, зашипев, соскочил с одной крыши на другую и побежал прочь. Его лапы барабанили по жести, удаляясь к Луне. Сын улицы побежал жаловаться хозяйке всех бездомных котов и кошек. Остроносый поднял воротник так высоко, как только мог, и, прижавшись к белой стене, бочком двинулся к двери.
Ночь застыла. Только иногда потрескивала проводами на соседней улице да подмигивала редким прохожим зажигающимся и гаснущим светом в узких оконцах. Тень оторвалась от стены и забежала в подъезд, махнув на прощанье Луне белым пятном спины. Тяжело дыша, остроносый бежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, придерживая карман двумя руками, иногда отрывая одну, чтобы обтереть от пота глаза. На чердаке он остановился: распахнутое пальто, потрепанные волосы, грязные ботинки, носы которых облупились о торчащие на лестничных поворотах камни. Дважды вдохнув и выдохнув, он быстрым шагом пошел к оконному проему, от которого осталась кирпичная рогатка, с обугленными остатками деревянной крыши. Смахнув с сохранившегося куска подоконника кусочки кирпича и штукатурки, остроносый поставил на него небольшую коробочку, напоминающую копию пиратского сундука, которую до этого он сжимал в
кармане. Без церемоний и с все большей поспешностью человек раскрыл сундучок, развернул бархатную тряпку, находившуюся внутри, и достал небольшую подзорную трубу. Протерев линзы, запотевшие от перепада температур (ранней осенью ночами уже отдавало холодом), он прижал трубу к глазу. Вернувшийся кот, усевшись на крыше соседнего дома, наблюдал, как бликующая в свете Луны линза блуждает из стороны в сторону. Неожиданно труба замера, а дыхание ее хозяина стало едва различимым на фоне проснувшегося ветра. Человек сквозь линзы трубы наблюдал, как милая девушка, опершись на поручни небольшого балкончика, смотрит на Луну. Он сам часто приходил на этот чердак, чтобы через отцовский телескоп понаблюдать за звездами - это был лучшая естественная площадка в городе. Увидев девушку в первый раз, остроносый оставил звезды там, где им самое место - на небесах, а сам полностью вернулся на землю. "Куда бы я ни взглянул - везде я вижу Луну. Либо светило, либо тебя одну" - прошептал он. В полнолуние девушка казалась особенно прекрасной: лунный свет вплетался в ее волосы, создавая легкое свечение над головой, а лунные зайчики скакали отблесками по поручням балкона рядом с ее руками.
Окно в доме напротив вспыхнуло ярким светом. Кот вжался в лист жести, метнул взгляд по сторонам и ретировался через мусорные баки, смягчившие приземление с крыши. Остроносый вздрогнул и перевел око подзорной трубы на новое уличное светило. Какое-то время слышались голоса - громовой отголосок ссоры, происходящей в другой комнате. Грубый мужской голос кричал на кого-то. Через какое-то время в оконном проеме появился худой высокий старик. Преследуя его по пятам, за ним шел крепкий рыжий бородач, во весь голос отчитывая за что-то. Седой старик отмахивался дрожащими ладонями, изредка приоткрывая рот, - слов был не слышно. Обессилев от спора, который, по наблюдениям остроносого, длился уже долго, седой сел в кресло. Оно стояло рядом с торшером, от которого исходил свет: стена напротив окна, большей частью попадавшая в поле зрения стороннего наблюдателя, обросла темной сгорбленной тенью. Черная фигура не шевелилась, а остроносый вскочил и замер. "Ты не должен был так поступать со своим сыном" - вылетело из комнаты. Бородач подошел к окну и задернул полупрозрачные занавески. Тень в кресле скорчилась. Рыжий исчез из окна, но его тень более темным пятном осталась на стене. Тени двух мужчин будто прилипли к обоям, залакированные светом торшера. Тут же ругань стихла, а на стене появилась еще одна тень - небольшого продолговатого предмета.
- Осторожно, у него нож! - выкрикнул остроносый, высунувшись из остатков окна. Он наступил на подоконник, которые не преминул обвалиться и сыграть раскат грома на жестяной крыше балкона снизу.
На улице вспыхнули окна, подслеповатыми глазами зашарив по соседним бойницам жилых домов, тени, за которыми наблюдал мужчина, замерли, а девушка, о которой он позабыл, тихо вскрикнув, убежала в комнату. В торшере с легким хлопком перегорела лампочка. «Занавес» - прошептал остроносый.

Я ждал отца возле квартиры. Ключ был только у него, поэтому без старика внутрь было не попасть, а нам следовало серьезно поговорить.
На улице было уже темно и довольно мрачно. Ветер прохладный, что аж – бррр! – мурашки по коже. Топчутся по спине целыми племенами.
На лестничной площадке – на пролет внизу – лужей растекается лунный свет. Противная влага повсюду. Даже с протекающей крыши капает за воротник. С улицы раздался какой-то шум – будто камни падают на жестяную крышу. Удалился и стих.
Я потер руки, чтобы согреться, а старик все не шел. За время пока его жду, измерил шагами всю лестничную площадку перед квартирой – двадцать на семь. Если он не придет в течение пяти минут, я его убью без всяких разговоров. Сколько можно его ждать?! Разговор нужен ему, а не мне.
Внизу послышались шаркающие шаги, и кто-то стал подниматься по лестнице. Медленно, с легким налетом подходящего безумия. Наверное, Смерть так же медленно приближается к каждому из нас. И минуты ожидания сводят с ума.
По лунной луже растеклась худосочная тень старика. - Извини, что опоздал, - прошептал он, поднимаясь на последний пролет. – Сердце прихватило.
Сердце, конечно. Нет у тебя никакого сердца. Обратиться к наемным убийцам и заказать смерть собственного сына. А теперь мистер Смерть жалуется, что у него проблема с сердцем. И с суставами – устали от косы.
- Открывай дверь! Нам нужно поговорить.
Старик прошел мимо меня, тяжело вздохнул – думает, я пожалею его – и отворил дверь. Ключ был сразу у него в руке – предусмотрительный старикан.
- О чем ты хочешь со мной…
- Как ты мог заказать меня?! – закричал я, как только закрылась дверь. Не хочу, чтобы наши милые соседи – пожилая пара – узнали, какой у них отвратительный сосед. Больше не принесут они тебе свой вкусный пасхальный кулич. Такие славные люди. Как только живут на одном этаже с таким животным? – Меня, твоего сына…
Я еще долго на него кричал. Вышло немного обыденно: старик прошел на кухню, заварил себе чаю, потом прошел в комнату и зажег торшер. Все время пока я на него орал, срывая горло, он ходил по квартире, притрагиваясь к каждому предмету и шепча им что-то вроде «Прощай». Когда я начал выходить из себя, отец сел в кресло рядом с торшером и устало прикрыл глаза:
«Мне все это надоело, сын. Друзья, враги, вещи, свет. И ты. Я терпел твой бурный нрав и короткий ум много лет. Последние годки ты меня совсем извел. Много пил… а еще доверял первому встречному. Ты веришь бармену за стойкой больше, чем своему отцу».
Пока он это говорил, я прошел к окну и закрыл шторы. Ох уж этот старик! Разозлившись, я нашарил в кармане нож – подарок старого друга. Мое отвращение к старику росло…А его уродливая тень… отвратительно скукожилась на стене, вызывая еще большее презрение. Когда я сделал шаг к креслу, с улицы раздался безумный крик:
- Осторожно, у него нож!
Я замер в испуге: за нами следили. Скорее всего, убийца, которого нанял отец. Еще шаг и у меня появится третий глаз. Дома вокруг зашумели, засветились окна соседних зданий. Раздался чей-то негромкий вскрик. Или это мне показалось…Затем кто-то забарабанил по крыше…
Почувствовал себя как на сцене. Вдруг в торшере хрустнула лампочка, и свет погас. Ничего не видно, даже старика. Занавес опущен.

На Желтой улице погас свет. Местные жители друг друга хорошо знают и, по старой доброй традиции, ложатся спать в один час – ровно в полночь.
На небе сияет ликом полная Луна, на крыше второго дома отдыхает кот Нарцисс – потрепанный и облезлый. Хозяйка выгнала его на улицу несколько лет назад. Новой владелицей кота стала Луна, которая берет шефство над всеми бездомными животными.
Мимо Нарцисса, опасливо пряча лицо за стенками воротника, крадется звездочет-любитель Константин. Он приходит на Желтую улицу почти каждую ночь, потому как лучше площадки для любования звездами найти практически невозможно. Звездочет крадется в тени, чтобы не попасть кому-нибудь из местных жителей на глаза: чужих они не сильно жалуют. Легкий всплеск – вот незадача! – Константин поминает в мыслях нехорошие слова адрес лужи, из которой он только что изгнал отражение Луны.
Пока Константин крадется к заброшенному дому, с чердака которого он обычно наблюдает за звездами, на лестничной площадке одного из домов стоит и мерзнет Ивор – крепкий рыжебородый сын Валдиса Крапелло. Граф Крапелло – таков его титул – сухой старик, который на закате лет устал от всего и от жизни в том числе. Ивор ждет отца уже около часа, но старик где-то задерживается. Бородач нервно меряет шагами лестничную площадку - двадцать шагов в длину и семь в ширину - и ругает про себя графа.
Константин встречается взглядами с Нарциссом. Пронзительный взгляд звездочета, как взор капитана в миноискатель. Кота пугается и убегает жаловаться хозяйке, гулко стуча лапами по жести крыш. Звук потихоньку тонет вдали.
Луна с любопытством наблюдает за трехактным представлением, разворачивающимся у нее под носом. Константин, измазав свое единственное пальто в промокшей от влаги побелке, вбегает в подъезд и, перепрыгивая через две ступеньки, мчится к заветному чердаку; Ивор слышит шаги отца и мысленно сравнивает его со Смертью, которая всегда заставляет ждать пациента, а потом медленно приближается к нему; на балкон дома на Зеленой аллее, соседнего с домом графа по Желтой улице, вышла красивая девушка с золотистыми локонами. Девушке душно и скучно, она надеется увидеть что-нибудь интересное в отблеске Луны. Вдруг сегодня будет фейерверк на Фиолетовой площади с красивыми, похожими на кошек, драконами, изящно глотающими хвосты друг друга. Девушка замечталась, жмурясь в сиянии Луны. На соседней крыше замер вернувшийся Нарцисс. Пожаловавшись хозяйке, он решил посидеть на остывающей жестяной крыше и погреться перед холодной ночью. Уже осень, а осенней ночью котам приходится несладко. За девушкой Константин уже несколько минут как пристально наблюдал. Его интерес к звездам в полной мере спроецировался на это чудесное создание, сияющее в лунном свете. На покосившемся и обломанном временем подоконнике лежала небольшая коробка, эдакий уменьшенный пиратский сундучок, из которого выглядывает край бархатной ткани. С собой звездочет принес подзорную трубу, которую тщательно сжимал в кармане, пока не достиг чердака. "Куда бы я ни взглянул - везде я вижу Луну. Либо светило, либо тебя одну" – подумал Константин. Ему понравилась эта корявая поэзия – отголосок его поэтических опытов детства. Он повторил эту строчку шепотом вслух.
Граф и его сын зашли в комнату. Ивор пришел к старику, как только прослышал от одного едва знакомого бармена, что отец хочет его убить, а для этого обратился к наемнику. Рыжебородый был вне себя от ярости: Как его отец может так с ним поступить? Бармен был слегка пьян и плохо разглядел своего собеседника, когда сообщал ему эту новость. Когда Ивор, окрыленный алкоголем и ненавистью к отцу, выбежал из питейного заведения, пьяный бармен продолжил свою исповедь…
В квартире Ивор пытался выяснить у отца, почему тот решил избавиться от него. Крики сына графа и зажегшийся свет привлекли внимание Константина и Нарцисса. Пока сын распылялся о том, как неблагородно со стороны отца убивать его, старик ходил по комнатам. Он заварил себе чай, прикоснулся ко всем предметам в квартире. Здесь он прожил долгие годы, здесь он познакомился со своей женой, здесь же она умерла, под торшером, который стоит рядом с креслом. В этой квартире родился Ивор. У этого окна с графом случился первый сердечный приступ. У старика сегодня было тяжело на сердце, даже прихватило немного с вечера – пришлось зайти в аптеку за лекарством. Допив чай, граф сел в кресло, в котором любила сидеть его покойная жена. В этом кресле он любил читать вслух ее рассказы маленькому Ивору. Теперь ничего не осталось: Ивор вырос и стал изрядно выпивать, мебели в квартире почти не осталось… Только воспоминания витали в воздухе, складываясь в силуэты людей и предметов, которые когда-то здесь были.
Пока старик, погруженный в свои мысли, сидел в кресле, Ивор закрыл окна занавесками, а сам, обезумев от ненависти, достал из кармана нож. Ненависть в нем вызывало все: квартира, комната, старое кресло, старинный торшер, старик-отец и его уродливая, скорчившаяся в кресле тень, пачкающая собой белую обои.
Константин при виде ножа пришел в ужас и, желая предупредить старика, крикнул:
- Осторожно, у него нож!
Из-под ноги Константина посыпались куски кирпича, когда он в порыве отчаянья наступил на подоконник. Громовой шум разбудил близлежащие дома. Жители улицы проснулись почти одновременно. В домах вспыхивал свет, и сонные люди высовывались из окон. Девушка из дома по Зеленой аллее испуганно вскрикнула и убежала в комнату: она страшно боялась вида крови и любого оружия. Тени старика и бородача застыли на стене, как и их хозяева – у графа стало плохо с сердцем, - а Ивор страшно испугался, что за ним следит заказанный отцом убийца.
Вся улица замерла в немом ожидании: все смотрели и слушали, ожидая следующего хода судьбы под полной Луной.

Мрачные своды пещеры. К одной из стен прикован цепями какой-то большой, двух метровый и бодибилдерской комплекции, голый человек. Он осмотрелся по сторонам ,и понимая что капеллан-дознаватель где-то в тени, сказал:
- Выходи. У меня всё равно, нет привычки, говорить самому с собой. – уставшим голосом сказал висящий.
- Я вам не верю. Все вы хаоситы одинаковые. – на этих словах из тени вышла почти трёхметровая фигура в чёрном, с белыми костьми и черепами, силовом доспехе. Шлем был также в форме черепа. – Ты понимаешь, что ты сделал 10 000 лет назад? Ты понимаешь, что тебе нет прощенья? Ты понимаешь, что ты обречён на муки в элекзерархии? Но я, могу оказать тебе услугу. Если ты нам всё расскажешь, то я милосердно убью тебя, одним движением руки.
- Да пошёл ты!!!! Да пошёл ты в варп!!! Я не раскрою тебе свет истины, но если хочешь, я поведаю тебе правду о трупе на Золотом Троне! Хочешь?
Через пять минут из пещеры стали, как и обычно в это время вот уже на протяжении 10 лет, крики.

«Эх… что за жизнь у меня такая. Пытать, калечить, мучить! Хотя… такова воля бога-Императора, да и те кого я мучаю, являются Его врагами. А если нет. А если они правы?» в раздумьях шёл капеллан-дознаватель по мрачным подземельям своего ордена. «Надеюсь, технодесантники обновили защитные руны на моём доспехе» продолжал размышлять он. Он подошёл к эбонитовой двери. Он открыл её, а когда прошёл, тихо прикрыл.
- Выходи. У меня всё равно, нет привычки, говорить самому с собой. – раздался голо предателя. «Судя по голосу, он устал. А может он притворяется. Может его уже, о чём ни будь спросить?»
- Я вам не верю. Все вы хаоситы одинаковые. Ты понимаешь, что ты сделал 10 000 лет назад? Ты понимаешь, что тебе нет прощенья? Ты понимаешь, что ты обречён на муки в элекзерархии? Но я, могу оказать тебе услугу. Если ты нам всё расскажешь, то я милосердно убью тебя, одним движением руки. – как можно более правдоподобно сказал капеллан.
- Да пошёл ты!!!! Да пошёл ты в варп!!! Я не раскрою тебе свет истины, но если хочешь, я поведаю тебе правду о трупе на Золотом Троне! Хочешь? – почти тоже самое ответил ему предатель. «Ну гад… я с ним по-хорошему хотел. А он… так… где мой нож?»
Через пять минут из пещеры стали, как и обычно в это время вот уже на протяжении 10 лет, крики.

«Эх… что за жизнь у меня такая. Пытать, калечить, мучить! Хотя… такова воля бога-Императора, да и те кого я мучаю, являются Его врагами. А если нет. А если они правы?» в раздумьях шёл капеллан-дознаватель по мрачным подземельям своего ордена. «Надеюсь, технодесантники обновили защитные руны на моём доспехе» продолжал размышлять он. Он подошёл к эбонитовой двери. Он открыл её, а когда прошёл, тихо прикрыл.
«Когда же меня спасут? Никогда? Нет… быть такого не может. Хотя… вообщем надо выбираться самому.» размышлял прикованный к стене «предатель». Затем он услышал тихий шорох.
- Выходи. У меня всё равно, нет привычки, говорить самому с собой. – уставшим голосом сказал висящий. «надеюсь он войдёт в ступор от моей интонации»
- Я вам не верю. Все вы хаоситы одинаковые. Ты понимаешь, что ты сделал 10 000 лет назад? Ты понимаешь, что тебе нет прощенья? Ты понимаешь, что ты обречён на муки в элекзерархии? Но я, могу оказать тебе услугу. Если ты нам всё расскажешь, то я милосердно убью тебя, одним движением руки. – как можно более правдоподобно сказал капеллан.
- Да пошёл ты!!!! Да пошёл ты в варп!!! Я не раскрою тебе свет истины, но если хочешь, я поведаю тебе правду о трупе на Золотом Троне! Хочешь? – «ведь надо же ему знать правду! Или я что-то не то сказал? Что он делает?»
Через пять минут из пещеры стали, как и обычно в это время вот уже на протяжении 10 лет, крики.

От третьего лица:
Очень большое вступление. Детали описаны интересно, есть сравнения, хотя в некоторых случаях и спорные (с громкими хлопками капало на асфальт). Очень много Луны. Вначале даже подумал, что она является главным персонажем. Потом Кот вылез на первый план. Если было желание сделать из животного ярко рисующую деталь, то успешно. Но как Основной персонаж-это тема другого задания. :-)
Что касается третьего лица. Приведу цитату из обучающей статьи «всё происходящее описывается как бы глазами конкретного персонажа.»
В Вашем же тексте идет чистое авторское описание. Как в кино. Движется картинка, мелькают Луны, тени, остроносые люди бегают за котами. И только под конец, несколько вскриков относящихся к основному сюжету.
Ах, да, девушка понравилась. ;-)
От первого лица:
Не в пример первой части- лучше читается. По крайней мере, понятнее.
Нулевая точка:
Вот и разъяснилось все. Я бы эту часть первой поставил.

Подводим маленький итог. Получилось. С оговорками, с огрехами, ляпами, но получилось. Потренируйтесь еще с третьим лицом. И конечно обратитесь к первым заданиям.

По поводу третьего лица. Из той же статьи:

Мы с Максом сидели в столовой, когда мне стало плохо. Желудок сжался, из горла хлынула горечь. Я мгновенно покрылась холодной испариной, зажала рот ладонями и вскочила на ноги, опрокинув стул. Мир перед глазами зыбко качнулся.
Макс вскочил одновременно со мной.
- Инга?
Я неопределённо махнула рукой и бросилась в туалет. Когда влетела в кабинку, меня прорвало, и весь завтрак, только что съеденный, оказался на дне унитаза. От напряжения кружилась голова, боль долбилась в висках.
И тут я увидела…
Это было странное чувство раздвоения сознания, по-другому просто не назовёшь. Одна я понимала, что всё ещё сижу, привалившись спиной к закрытой двери кабинки служебного туалета. Я видела белый фаянс унитаза и слышала, как шумит вода в неисправном сливном устройстве. И вместе с тем вторая я встала, вышла в коридор и направилась к лифту, потом проехала в тесной кабинке два этажа и вышла у себя в редакции. Всё потеряло значение, кроме места, куда я направлялась. Сердце билось всё быстрее, волнение нарастало. Я не выдержала и сорвалась на бег, расталкивая всех, кто попадался на пути. В груди словно сжималась тугая пружина, всё сильнее и сильнее, воздуха становилось всё меньше. Скорее!!!
Оглушительный хлопок. Взрыв? Я на секунду замерла, словно наткнувшись на звуковую волну, потом снова побежала.
Из нужного мне кабинета вышел Макс. Я наткнулась на него, а он, вместо того, чтоб уступить дорогу, схватил меня и прижал к себе.
- Пусти меня!- Я отбивалась, как кошка.- Пусти! Я должна войти!
- Не советовал бы это делать,- заявил Макс.
- Ты не понимаешь, я должна!..
Я изловчилась, оперлась на плечи Макса и, подтянувшись, пнула дверь ногами. Дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену, и я увидела сидящего за столом Антона. Его голова лежала на столешнице, и мне показалось...
- Нет!!!
Я рванулась в сторону с удесятерённой силой, ударилась о стену и упала. Я снова была в туалетной кабинке.
В голове всё смешалось. Я вскочила и бросилась к двери. И снова тот же маршрут, снова грохот сердцебиения в ушах и чувство нехватки воздуха, словно лёгкие не успевали выполнять свою работу. Я бежала, ни на кого не глядя. Знала, что всё это не может быть правдой, но безумно боялась ошибиться.
Вчера я позвонила Антону. Да, я позвонила ему, но не смогла предупредить, не знала, чего ему следовало опасаться. Я и сейчас не знала, только подозревала, но этого было достаточно. Я что - то видела: прошлое, будущее или сон - не важно. Я подумаю об этом потом, когда сердце вернёт себе правильный ритм. А сейчас требовалось бежать, чтоб...
Хлопок я услышала, едва выскочила из лифта. Он был таким громким, что отмёл все сомнения. Я замерла, застыла на месте, поняв, что опоздала. Мне показалось, что заплакала, хотя глаза оставались сухими. Дыхание с шумом вырывалось наружу. Я не могла заставить себя сделать несколько десятков шагов и войти в нужный кабинет, на это у меня не осталось сил.
Из кабинетов выглядывали сотрудники, тесной струйкой потянулись к месту событий. Всем было интересно, что случилось.
Я подошла к самой двери, и наткнулась на Макса. Он перегородил мне путь.
- Я бы не советовал туда заходить,- сказал он мягко.
- Я должна пройти,- ответила я.
Видимо, нечто в выражении моего лица или во взгляде, или в чём - то ещё, заставило его сделать шаг в сторону. Я открыла дверь и вошла.
Антон сидел за столом, его голова лежала на столешнице, повёрнутая набок, и из-под неё медленно растекалась лужица тёмной, как вишнёвый сироп, крови. На полу возле ножки стула лежал пистолет, и пальцы антоновой руки, свесившейся вниз, почти касались его рукояти.
Макс подошёл сзади и положил руку мне на плечо.
- Идём,- сказал он,- тебе здесь нечего делать.
Я медленно кивнула. Да, мне нечего здесь делать. Я уже опоздала.

Макс не понял, что произошло. Секунду назад всё было отлично, и вдруг Инга побледнела и, ничего не сказав, бросилась прочь из столовой. Несколько минут он ждал, что она вернётся, потом расплатился за завтрак и направился в редакцию.
Инга была для него сплошной загадкой. С одной стороны, её безусловный талант и неординарное видение мира, отражённое в снимках, заслуживали самого пристального внимания. С другой – её характер ставил Макса в тупик. Внезапные всплески эмоций, неожиданные, неоправданные поступки… Порой казалось, что она совсем не разбирается в жизни и не знает, чего хочет, а иногда – что знает слишком многое. Макс привык общаться с творческими людьми, с теми, кто был с ним на одной волне. Но Инга была иной: то становилась флегматична и рассудительна, то вдруг начинала фонтанировать эпатажем. И предсказать, как она поведёт себя в следующую секунду, было невозможно.
Редакция была наполнена шумом и беготнёй. Не удивительно: номер должен был выйти через несколько дней, а добрая половина материалов не соответствовала требованиям главного редактора. Макс знал, что его статью не зарежут: авторская рубрика давала свободу действия, – но всеобщая суматоха действовала как энерготоник.
У редакторского кабинета собралась кучка местных сплетниц, с жаром обсуждающих последние новости. Макс направился в их сторону с намерением разогнать по рабочим местам, и в этот момент…
В этот момент раздался выстрел.
Одна из девушек пронзительно вскрикнула. Её вопль тут же подхватили столь же нервные коллеги. В итоге несколько долгих секунд вопил весь офис.
Макс рыкнул на зачинщицу паники и бросился в кабинет, из-за двери которого донёсся выстрел.
В кресле лежал молодой парень. Его голова покоилась на столе, из чёрного отверстия в виске сочилась тёмная кровь. Одна рука была опущена и чуть покачивалась, пальцы едва не касались лежащего на полу револьвера.
Макс видел этого парня: утром редактор зарезал его статью, велев «сдать её в макулатуру, дабы из неё когда-нибудь вышли несколько рулонов качественной туалетной бумаги». Разумеется, его слова надо было воспринимать фигурально. Видимо, парень этого не понял…
В том, что парень умер, Макс не сомневался. Но всё равно пощупал пульс: его ожидаемо не было.
«Чёрт, можно было всё решить иначе!..»
Макс провёл рукой, закрыв парню глаза, и направился к выходу.
И, едва закрыл дверь, столкнулся с Ингой.
- Я бы не советовал туда заходить,- честно сказал Макс. Даже его потрясло зрелище простреленного виска. А что будет с девушкой, вообще невозможно предсказать.
Инга подняла на него горящие глаза: тот самый взгляд, говорящий о безграничном понимании происходящего. Макс отступил в сторону, словно загипнотизированный.
А когда она застыла в дверях, глядя на тело, положил руку ей на плечо:
- Идём, тебе здесь нечего делать.
Инга кивнула.

Антон сел в широкое кресло зама главного редактора, положил на стол перед собой револьвер.
Вчерашний разговор с Ингой снова и снова прокручивался в его голове.
«- Не кипятись,- говорила она спокойно, но твёрдо.- Мыслов со всеми переругивается. Даже я это уже поняла, хотя работаю без году неделю. Просто глубоко вздохни, пошли его мысленно ко всем чертям и, если очень хочется, можешь пнуть мой рабочий стол. Я не обижусь.
- Спасибо, но сейчас мне это не поможет. А вот если у тебя в кармане лежит хороший пистолет, я бы от него не отказался.
- Зачем?
- Пушу себе пулю в висок, чтоб долго не мучиться.
Инга покачала головой. Она считала Антона хорошим парнем, просто слегка неуравновешенным. И лесенка белых шрамов на запястьях только подтверждала её мнение.
- Это не выход.
- Тогда я пристрелю Мыслова. Это отличный выход.
- А пока ты ещё никого не пристрелил, иди работать. У тебя времени до вечера».
Антон не спал всю ночь, переписывал статью, шлифовал предложения, оттачивал фразы. Он не сомневался, что Мыслов хлопнет его по плечу и скажет своё сакраментальное: «Ну, парень! Мужик!»
На рассвете Антон отправил готовую статью на редакторский компьютер.
А на разборе полётов главный редактор Мыслов, исключительно вредный, исключительно несдержанный на язык профессионал своего дела, вынес вердикт: статье не быть. Вот тогда он в первый раз вспомнил короткую беседу с Ингой, и мысль о пуле в висок показалась очень привлекательной.
И вот теперь Антон сидел за столом и смотрел на револьвер. Ему не было страшно. Ему было жаль себя. И стыдно за свою бездарность. И хотелось спрятаться так, чтоб никто никогда не напомнил ему об утреннем позоре.
Антона никто не позорил, Мысолов разнёс половину присланных статей. Но Антон этого не заметил.
Он взял револьвер и взвесил на ладони.

В этот момент Инга сидела в кабинке туалета, прислонившись спиной к стене, и видела. Пробуждающийся дар Грёзы безошибочно вёл её к месту трагедии…

В этот момент Макс расплатился за завтрак и направился к лифту…

Антон провёл дулом по щеке. Подумал, что стоило бы написать прощальное письмо, и поморщился: банально. Нет, если прощаться, то только мысленно.
Прощай, мама.

В этот момент Инга выскочила из туалета в твёрдом намерении предотвратить трагедию…

В этот момент Макс вышел из лифта в холл редакции…

Антон приставил дуло к виску.

В этот момент Инга нервно хрустнула пальцами, наблюдая за сменой обозначающих этажи цифр…

В этот момент Макс подошёл к группе сплетниц…

Антон зажмурился и нажал на спусковой крючок.

Друг напротив друга – самурай в одних лишь просторных штанах хакама, и шестеро спартанцев. Пятеро коротко стриженных юношей не старше пятнадцати, босых, одетых лишь в грязные засаленные гиматии, сжимали в жилистых руках короткие увесистые мечи. Шестой, мужчина средних лет стоял чуть позади, ссутулившись под , некогда красным, а теперь вылинявшем, плащом. Нещадное солнце пропекало землю насквозь, превращая воздух в горячий, обезвоженный студень, но шестой спартанец кутался в тяжелые бурые складки, точно искал спасения от холода.
Самурай стоял чуть откинув назад торс. Взгляд ястребиных глаз спокоен, как спокойна гладь озера в тихий летний вечер. Неподвижный, смуглый, коренастый – ни дать ни взять камень, укоренившийся посреди поля.
Он не боялся: Дайсе на поясе, Бусидо в сердце и опыт, что приходит лишь с грузом прожитых лет, придавали ему уверенность в собственных силах. Каждый воин знает, что когда наступает пора умереть, то нужно быть готовым умереть с честью. А о смерти и чести, самурай знал не понаслышке.
Юные спартиаты вообще не задумывались о страхе смерти: Агогэ не учило их бояться. Их больше, они сильнее, и быстрее незнакомца, а главное, сегодня Криптия, сегодня их день. Под сальным рубищем, перекатывались стальные желваки мышц, молодая кровь бурлила от адреналина, требуя выплеска.
И чужак не заставил их долго ждать.
- Шидоу! – Самурай, чуть пригнувшись на широко расставленных и чуть согнутых ногах, медленно, точно нехотя, потянул катану из ножен. Спартиаты без звука рванулись вперед – лишь зашуршала под босыми ногами, иссохшая от жары, глина…

Цель Пути воина заключается в том, чтобы пройти его до конца. Он не привык останавливаться и не привык отступать, если того требовал Долг. А сейчас Долг требовал встать на дороге этих шестерых. Пятеро щенков его не волновали: уметь кусаться еще не значит укусить. Вот их сэнсей заслуживал отдельного внимания – под бесформенным мичиюки , прятался настоящий воин, представляющий реальную угрозу. «Возможно, именно ты окажешься тем, кто прервет мой Путь», – он медленно выдохнул, успокаивая сердцебиение, приводя тело и разум к гармонии. – «Но прежде чем сцепиться с волком, необходимо разобраться с волчатами».
Рука легла на рукоять Дайто. Казалось, меч задрожал, почувствовав прикосновение хозяина. Он видел, как напряглись юнцы, буравя его пятью парами глаз. «Сейчас»… - улыбнулся он. – «Сейчас».
- Начали! – Клинок тихо запел, выезжая из ножен. Пятеро напротив только этого и ждали – без звука рванулись навстречу - лишь зашуршала под босыми ногами, иссохшая от жары, глина…

Жара стоит невыносимая, но я лишь плотнее кутаюсь в плащ. Терпеть невзгоды – удел спартанца, а я, несмотря ни на что, все еще спартанец. Пускай многие презирают меня, пускай плюют вслед – мне все равно. Я был там, с Леонидом и остальными четырьмя тысячами, пока они отлеживались в безопасности, лаская чресла друг-друга. Не моя вина, что я не погиб рядом со своим царем, хоть я и сожалею о том каждую секунду. Люди лишь игрушки в руках богов, а те, иногда, жестоко шутят. Одна из таких шуток сейчас украшает левый бок. Поэтому, я лишь плотнее кутаюсь в плащ – никто не должен видеть мой позор.
Пятеро - последние из моей агелы, и это их последняя Криптия перед путешествием в храм Артемиды. Я знаю, это их праздник, но меня словно толкнуло изнутри: «иди». Возможно, это была тоска, но спартанец может тосковать только по родине да сладости битв, поэтому логики в подобном предположении, я не вижу. Но я все-таки пошел и, как оказалось, не напрасно.
Чужак не был похож ни на кого из виденных мною ранее - ни на афинян, ни на платейцев, ни даже на персов. Смуглокожий, безбородый, с узкими щелями глаз, кривым носом, с выбритыми на висках и завязанным в тугой узел, волосами – странствующий мим, позабывший снять маску. Даже два изогнутых клинка на поясе казались скорее пародией на настоящие мечи. Но внутренним чутьем, я понимал – передо мной стоит воин, противник более чем достойный и более чем опасный. Внезапно, во мне проснулась жалость к моим подопечным, к той участи что их ожидала и о которой они еще сами не подозревали. Спартанцу не пристало горевать, но тут я ничего не смог с собой поделать.
Чужак гортанно выкрикнул какую-то тарабарщину, но я все понял и без слов – солнце сверкнуло на вынимаемом из ножен лезвии. Последние пять из моей агелы тоже поняли чужака - без звука рванулись навстречу - лишь зашуршала под босыми ногами, иссохшая от жары, глина…

Домик в деревне.

Ребенок
Тимка с раскрытыми глазами водил головою из стороны в сторону. Все было ему интересно и любопытно. Посреди деревянной, пахнущей травами и печеньем хаты стояла громадная печь с черным от гари зевом. Казалось, оттуда вот-вот выпрыгнет черт и щипнет его за нос. А возле окна с затемненным стеклом стоял большой вытянутый стол с миской вкуснейших плюшек на столе. От одного их вида у Тимки потекла слюна и он начал переминаться с ноги на ногу, дожидаясь, когда же бабушка позовет его к столу.

Сосед
Только переступив порог, Егор заулыбался ему щербатой улыбкой.
-- А-а-а Тимур, здоров будь. Взял на руки, закружил по комнате. - Отца не видал? Нет? Ага, ну ладно. Тогда вот что, давай сыграем в прятки. Хорошо? Прячься, а я сосчитаю до десяти.
Как только малец выбежал из дому, стал обшаривать кладовую. «Трубы горели» еще с вечера, но жена-зараза не давала опохмелиться, сколько бы он не угрожал вдарить ее. А вдарить он мог очень сильно. Да только Олька к этому привыкла, стерва, и юркая была, не смотря на то, что напоминала свиноматку.
Наконец, выудил трехлитровый пузырь первача, откупорил пробку из черствого кочана кукурузы и приложился к горлу.
«Хор-р-рошо, твою-то бабушку». Горло обожгло и в носу засвербело, но он не обратил на это внимания. Олег поймет и простит. Кумовья же. Он ему обязательно вернет, честное слово вернет.

Любовница
Олег был нежным и любил слушать. Ольга всегда выкладывала ему все новости за то время, что его не было в деревне. Он покусывал за ушко, и Ольга глупо хихикала, уткнувшись в плечо любовника.
Их гнездышко на печи неудобное, маленькое и душное летом. Но в ее дом он ходить отказывался. Боялся, что Егор узнает о их шашнях. Зимой, дыша пьяным от мужева перегара воздухом, она представляла себе Олега, в доспехах и при коне.
«Моя княгиня» – так он ее называл. «Мой княже» – отзывалась она. К сожалению, она не из Рюриковичей, а из Дроздовых. Да и про княжну только от Олега узнала. Жизнь в глубинке не требовала обширных познаний в истории.

Бабушка
-- Нет, он в поле, будет поздно. – Я стояла на пороге и уперев руки в боки щурилась на Ольгу, нервно мявшую подол платья в руках. – Шла бы ты девка до хаты, чай муж скоро проспится, а еда сама не делается.
Она шмыгнула за калитку, только пятки сверкали. Ой, недобром это кончится. Куда Олег смотрит? Загубит девку не за что.
Окинула взглядом ухоженный сад и огород. После дождей земля стала рыхлой и на ней проклюнулись сорняки. Завтра с утра прополю, сколько смогу. Только бы опять сердце не прихватило.
-- Ба, а еще есть?
Егорка, весь в повидле и твороге, стоял позади и облизывался.
Я, всплеснула руками и давай вытирать ему круглое личико тряпкой. Внук, единственная отрада, приезжал только на три месяца и только летом. Откармливаю его, как поросенка на убой, и уезжает от меня пухленьким карапузиком. Олег после смерти жены холостяковал и кроме пельменей они с Егором ничего не ели. Поэтому приезжает ко мне Егорка худющим точно дед Василий, что никак не отдаст Богу душу, и приведением торчит на крыльце, пугая беззубой улыбкой прохожих.
Иногда думаю, что Ольге было бы лучше уйти от мужа к Олегу. У мальчика появилась бы мать. Уж у нее-то он точно поправится. Но не по-христиански это – мужа бросать. Хоть и бьет он ее…